Дора – Младшая сестра
мальчишки не сходят от меня с ума.я им как младшая сестра:
заварю всем чай и уложу всех спать…
Лаванда права. Эта мысль окончательно формируется и созревает в голове Гермионы Грейнджер в среду. Прямо посреди урока у их дорогого и любимого генерального инспектора. После того как целых три дня гриффиндорская староста старательно избегает любых столкновений с братьями Рона. Мерлин, да она столько сил тратит, чтобы ненароком не пересечься с кем-нибудь из них взглядом в Большом зале! Ест быстро и уходит в числе первых, окружая себя компанией Гарри, Рона и Джинни, чтобы просто не давать двум одинаковым Уизли повода к ней подойти и заговорить. До самого отбоя засиживается в библиотеке, предпочитая выполнять домашние задания там, а не в общей гостиной. И все оставшееся перед сном время проводит в их с Лавандой и Парвати спальне, лишь бы понапрасну не светиться перед оккупировавшими диван у камина старшекурсниками. А потом наступает среда. И, читая очередной параграф на уроке Амбридж, Гермиона вдруг осознает, как глупо она себя вела все эти дни. «Только не говори мне, что Рональд опять не заметил твоих стараний», – сказала Парвати прошлым вечером, наблюдая за тем, как нервно Лаванда расплетает волосы после возвращения из гостиной. Она выглядела просто волшебно. Даже Гермиона это отметила, когда подруга только собиралась спуститься вниз. «Ты же знаешь, Парвати, – ответила тогда Лаванда, – меня это не остановит. Рон не самый внимательный и сообразительный представитель противоположного пола, но я на него за это не обижаюсь. Вместо этого я просто вынесу урок из того, что произошло сегодня, и в следующий раз подготовлюсь лучше». И она права. Даже странно, что Гермионе потребовалось так много времени, чтобы это осмыслить и признать. Она была права, и когда говорила про Рона, и той субботней ночью, когда посоветовала Гермионе не относиться ко всему так серьезно. Вместо того чтобы обижаться на Фреда и избегать их с братом присутствия поблизости, ей следовало всего лишь вынести урок из случившегося. Фред поступил нехорошо, поцеловав ее. И все же это он поцеловал ее, а не наоборот. Он сам! А значит, никакой ее вины в этом нет. И причин осуждать себя у Гермионы тоже нет. Это Фред целовался с другой девчонкой за спиной у Кэти. И, раз его это не волнует, то и она не собирается из-за этого переживать. Фред сказал, что она плохо целуется. И вряд ли он сказал это лишь для того, чтобы ее задеть. Гермиона и сама знает, что в данном вопросе опыта у нее маловато. Мерлин и Моргана, да его вообще нет! Если не учитывать ту глупую неудавшуюся попытку поцеловать Виктора в прошлом году, она вообще целовалась первый раз! Ничего удивительного, что справилась она не очень. Но, как правильно сказал Уизли, это вполне поправимо. Он упомянул, что ей нужна практика. И снова правда. Вот только Гермиона не собирается искать того, кто будет учить ее целоваться. Есть ведь и другие способы. Аннабет как-то раз обмолвилась, что сама она тренировалась на персиках. И вот он, выход! Ей просто нужно сходить на кухню и раздобыть персиков или чего-то похожего. А Фред… Он еще удивится тому, как здорово она будет целоваться уже к концу недели. «Нет, – упорно мотает головой первокурсница, которой пришлось выслушать весь этот грандиозный план. – Нет. Ты ведь не собираешься ему это демонстрировать. Ты не посмеешь». И о, она еще как посмеет! Посмеет, слышишь, ты, маленькая зануда?! Фред сам это начал. Этот гадкий, нахальный Уизли! Он втянул ее во все это. И именно ему она докажет, как сильно он ошибался на ее счет. И сделает она это не потому, что хочет снова его поцеловать, и не потому что этот рыжий гад ей нравится, что совсем не так. А потому что не на ту напал, понятно?! Гермиона Джин Грейнджер не из тех, кто готов просто взять и принять плохую оценку. Пусть даже речь не об уроках. Да, именно так она и сделает. Решив это, Гермиона уже мысленно начинает праздновать свою победу. Сладостное предвкушение грядущего триумфа сметает последние остатки здравомыслия. Девочка-первокурсница вздыхает, собирает книги и тихонько покидает голову гриффиндорской старосты. Она в этом не участвует… *** Джордж всегда был уверен, что старина Фредди – один из самых гениальных волшебников, которых ему, Джорджу, когда-либо приходилось встречать. И это вовсе не потому, что они братья. До некоторых пор он действительно так думал. Несмотря на плохие оценки, Фред обладал таким багажом знаний, что многим даже и не снилось. Просто эти знания несколько не подходили под стандарты учебной программы. Но Фред был умен. У него всегда находились идеи, как выкрутиться из той или иной ситуации, даже когда самому Джорджу казалось, что все пропало. Это вызывало восхищение. Джордж никогда не отрицал того, что именно Фреду они обязаны тем, что имеют. Фред придумал открыть собственный магазин. Фред занимался разработкой всех новинок, в то время как Джордж предпочитал дорабатывать и совершенствовать уже имеющийся товар. Фред нашел способ, как им избежать наказания за незаконную торговлю и тестирование продукции на студентах, уломав подружку их младшего братца заключить с ними тайный договор, на который, Джордж был уверен, она ни при каких условиях не могла согласиться. Но она согласилась. И даже не сбежала после первого же занятия. И, хоть Джордж тоже во всем этом принимал участие, главная заслуга все равно лежала не на его плечах, а на плечах его близнеца. Фред знал, чего хочет, и добивался этого любыми путями. Его поразительное мышление не ограничивалось ничьими предрассудками. И все же временами Джордж искренне не понимал, как при всех своих талантах Фред умудрялся быть таким слепым болваном. Кэти Белл смущенно хихикает, когда его брат шепчет ей на ухо какую-то очередную романтическую чепуху, и Джордж едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. В гостиной факультета людно, а потому никто не замечает, как, бесшумно выскользнув из портрета, гриффиндорская староста незаметной тенью проплывает мимо и скрывается в башне. Никто, кроме Джорджа. Грейнджер в последнее время сама не своя. И это ничуть не удивительно, учитывая, что произошло между ней и стариной Фредом в Выручай-комнате несколькими днями ранее. А главное, самого Фреда это, кажется, абсолютно не беспокоит. Джордж этого не понимает. Для него абсолютно очевидно, что ситуация вышла из-под контроля. И, если в ближайшее время они ничего не предпримут, весь их план может полететь гиппогрифу под хвост. Но как донести эту мысль до близнеца – он не знает. Фред окрылен своими отношениями с Кэти. И это тоже неудивительно. Кэти прекрасна. Она красива, общительна, умеет правильно себя подать. Но Грейнджер… Вот уж кто стал для Джорджа открытием века, так это она. Оказывается, стоило лишь снять с нее эту старушечью одежду, научить краситься и преподать пару мастер-классов, как вести себя в присутствии парней, и вот тебе уже не лохматая зубрилка, а главная красавица курса. Да только ленивый не обратил на нее внимание! Даже среди семикурсников ее преображение не осталось незамеченным. Джордж сам слышал, как парочка пуффендуйцев шепталась о ней на совместном уроке Зельеварения. И кто же тот единственный идиот, который этого всего не замечает, спросите вы? Идиот, который вот-вот все испортит, если срочно не вынет башку из задницы! Признаться, Джордж был против затеи брата с поцелуями. Это звучало как очень плохая, провальная идея, он говорил, что Грейнджер не готова, но Фреда было не переубедить. Так что в какой-то момент Джордж подумал, что, возможно, все и выгорит. В конце концов, идею с покупкой белья он тоже не одобрял. Но ведь ничего плохого не произошло. На мгновение Джорджу показалось, что его близнец преследует какие-то свои цели, настаивая на том, что мисс Всезнайке пора бы научиться целоваться. Что Фред что-то осознал и теперь просто ищет повод проверить свою теорию относительно Грейнджер. Возможно, спроси он тогда: «Эй, Дред, приятель, а ты случаем не делаешь все это лишь ради того, чтобы засосаться с подружкой Ронни?» – всего этого можно было избежать. Но Джордж не спросил. Он поверил в то, что Фред знает, что делает. Теперь же ему абсолютно очевидно, что Фред не знает, что он делает. Фред понятия не имеет, что он делает! Отсюда и все их проблемы. Прямо сейчас, сидя на диване с запрокинутой головой и позволяя Кэти Белл копошиться в его рыжих, таких же, как и у самого Джорджа, волосах в попытке сделать какую-то прическу, его близнец даже не помнит, как четыре дня назад он самозабвенно целовался в Выручай-комнате с другой девчонкой. С очень красивой, отважной, умной девчонкой, которая подходит ему намного больше, чем сотни таких вот Кэти, и которую он, конечно же, знатно обидел своим поступком и последующим разносом по поводу того, что она не умеет целоваться. Но это еще не самое большое его зло. Наибольшим злом Джордж считает то, что Фред абсолютно не чувствует себя виноватым. И это его не просто напрягает, а почти пугает. В какой момент для них стало нормальным целоваться с двумя девчонками одновременно? Неужели его брат настолько увлекся этими играми в профессоров по соблазнению, что уже не отдает отчета, как все реально? Или он, когда целуется, слишком крепко закрывает глаза, раз даже не ощущает разницы между партнершами? – Сдается мне, Дред, нам пора, – вдоволь налюбовавшись на то, как его брат, пользуясь тем, что Кэти в процессе своих парикмахерских манипуляций нависла над его лицом, без малейших зазрений совести разглядывает ее грудь в вырезе рубашки, Джордж решает прекратить сие безобразие. – Дела сами себя не сделают, если ты понимаешь, о чем я. Несмотря на попытку Джорджа все свести в шутку, Фред выглядит довольно раздраженным из-за того, что его отвлекли. Однако раздражение его быстро проходит, стоит их взглядам пересечься. Джордж прав. У них куча дел. Необходимо срочно выяснить, какого черта после изменения цветовой кодировки кровоостанавливающих конфет с малиновой на синюю те вообще перестали останавливать кровотечение и теперь лишь перекрашивают льющуюся из носа кровь в синий цвет. Забавно, конечно, но не практично. – Ты, как всегда, прав, мой дорогой Фордж. – Опять собираетесь нарушать школьные правила? – подозрительно щурится Анджелина, когда близнецы дружно поднимаются с насиженных мест и уверенно разворачиваются к выходу. Ага, не тут-то было. – Как вы могли такое подумать, мадам? – переглянувшись с братом, Джордж в притворном изумлении округляет глаза. Словно ее вопрос обидел его в самых трепетных чувствах. – Никто так не радеет за соблюдение школьных правил, как мы двое, – поддерживает его маленький спектакль Фред, после чего они под неодобрительным взглядом все той же Анджелины покидают гостиную. – Клянусь, временами твоя девушка напоминает мне Грейнджер, – без задней мысли Фред подмигивает, первым скрываясь в темноте коридора. Джорджу тем временем остается лишь максимально небрежно пожать плечами и двинуться за ним: – Зато твоя девушка и Грейнджер – это абсолютно разные люди. Конечно, он не рассчитывает на то, что Фредди различит скрытый подтекст в его высказывании. Так и выходит. Но попытаться все же стоило… – Тебе не кажется, что Грейнджер на нас обижена? – спустя пару часов, закрывшись в пустом классе, темнота которого нарушается лишь их склоненными над списками ингредиентов палочками, Джордж словно невзначай снова пытается завести разговор о птичках. Точнее об одной конкретной птичке, обида которой может вылиться для них в не самые хорошие последствия. – Не начинай, – как и ожидалось, Фред лишь смешно морщит нос и упорно продолжает напрягать глаза, изучая плоды их долгой кропотливой работы в поисках затесавшейся где-то ошибки. – Мы это уже проходили. Подуется и перестанет. Когда поймет, что все, что мы делаем, мы делаем для нее и ее пользы. – А по-моему, в этот раз мы слегка перестарались, – гнет свою линию Джордж, замечая, как в движениях, в мимике, с которой его братец склоняется над пергаментом, вдруг прослеживается нервозность. Да ладно, Фредди, неужто ты все же не такой сухарь, каким пытаешься казаться? – Она уже несколько дней настойчиво нас игнорирует. И я ее понимаю. Мало того, что ты украл ее первый поцелуй, так ты же еще и раскритиковал его в пух и прах. Не каждая девчонка такое вытерпит. – Это не был ее первый поцелуй, – явно не желая и дальше участвовать в неприятном разговоре, Фред дергает уголками губ так, точно пытается стряхнуть с них вину за произошедшее. – Ты же был там. Ты слышал, как она сама сказала, что уже целовалась с Крамом. А вот это уже похоже на ревность. С той лишь поправкой, что Джорджу ни в коем случае нельзя намекать на нечто подобное. Вероятнее всего, его близнец сам еще не понял, что сказал и как откровенно спалился своим высказыванием. Так что любое давление на него сейчас может обернуться тем, что Джорджа либо пошлют, причем далеко и надолго, либо второе. Более вероятное. Фред не примет правды и попытается доказать брату, что тот ошибается, чем наломает еще больше дров. А они и так ими уже с головой завалены, впору еще одну Нору строй. – И ты ей поверил? – но и промолчать Джордж, конечно же, не может. Фред ведь умный. Да еще и знает его, Джорджа, лучше, чем свои пять пальцев. Он заподозрит неладное. К сожалению, избегая одного неудачного исхода, Джордж ненароком натыкается на другой. – Слушай, чего ты от меня хочешь? – абсолютно внезапно Фред вскидывает голову, и в глазах его читается раздражение. – Чтобы я сказал, что жалею о том, что сделал? – Да, было бы неплохо, – не успевает Джордж затормозить едва сформулировавшуюся в его голове шутку, из-за чего начинает казаться, словно он вовсе не сочувствует Фреду, а лишь издевается. И, видимо, так старина Фредди все это и расценивает. Прекрасно, теперь они ссорятся из-за Грейнджер! – Тогда спешу тебя огорчить, Форджи, я ни капельки не жалею о своем поступке. И вообще, – как же неаккуратно, как небрежно он отбрасывает от себя исписанный пергамент. Будто это не величайшее их детище, а какая-то безделушка. – Вы оба должны быть мне благодарны. Ты – за то что я взял на себя всю грязную работу, хотя жребий целоваться с нашей Всезнайкой выпал именно тебе. А Грейнджер – за то что хоть кто-то отважился ее поцеловать, поскольку ни один из предыдущих ее кавалеров так и не рискнул это сделать. С этими словами Фред резко поднимается из-за парты и, бросив все, над чем они работали, уверенно направляется к выходу из класса. – Эй, ты куда? – еще не до конца осознав, что произошло, Джордж оборачивается и пытается его окликнуть, однако последующий ответ близнеца четко дает понять, что искать ошибку в составе леденцов с этого момента Джорджу придется в одиночестве. – Подальше от тебя и твоих необоснованных обвинений! Да уж. Вот и поговорили. Десять баллов Гриффиндору за взаимопонимание в коллективе. И еще пять за обходительность… *** Вышагивая в сторону башни, Фред не особо заботится о том, чтобы вести себя тихо. В нем кипит обида, отчего шаги эхом разносятся по темным коридорам замка, а с портретов то и дело шикают на нарушителя спокойствия. – Вы что, ненормальный? На дворе ночь! – Ну так нацепи обратно свой шлем и спи, – огрызается Фред на какого-то рыцаря, решившего его пристыдить. Пожалуй, поймай его в таком настроении Амбридж, Уизли и ей бы высказал пару ласковых. Или поделился бы с ней своей теорией о том, что ее страсть к пыткам учеников – результат сильнейшего недотраха. Однако сегодня удача, кажется, на его стороне. Несмотря на шум, который он производит, очередной коридор встречает его тишиной и безопасностью. Они с Джорджем поругались… Подумать только! А главное из-за чего? Из-за Грейнджер! Из-за долбанной Грейнджер и того, что Фред, видите ли, как-то неправильно с ней поступил! Мерлиновы кальсоны, да с чего Джордж вообще за нее так беспокоится? Неужто запал на эту выскочку? Разумеется, в глубине души Фред понимает, что думать так о собственном брате и гриффиндорской старосте, которая с некоторых пор и для него самого стала значить чуть больше, чем просто подружка Рона, – некрасиво. Это же все равно что поливать грязью малышку Джиннз. Но сейчас он слишком раздражен, чтобы беспокоиться о корректности собственных мыслей. Он сделал то, что должно было сделать. Он не виноват, что великий праведник Джордж не в силах этого понять. Если они и дальше хотят безнаказанно вести в школе свой бизнес, Грейнджер должна быть заинтересована в сохранении их уговора. А у них не так много идей, которые можно было бы преподнести девчонке в качестве очередного урока соблазнения. Вряд ли ей будет интересно, если они начнут объяснять ей одно и то же по кругу. Это же Грейнджер! Она любой новый материал усваивает быстрее, чем Рон мамины пироги поглощает! Джордж может говорить что угодно, но Фред поступил правильно. Он выиграл им время. Теперь Грейнджер придется искать того, с кем она будет тренировать свои навыки поцелуев, а это точно займет не день и не два. Она избирательна, и это им на руку. Вдобавок, если уж вдруг ей каким-то образом удастся управиться быстрее, Фред в любой момент может снова раскритиковать ее свежеприобретенные умения и отправить набираться опыта дальше. Например, с этим придурком Маклаггеном, который в последнее время с нее глаз не сводит. «Признайся, тебя просто задело то, что она отказалась от тебя в качестве личного тренера». Шальная, абсолютно неуместная мысль влетает в распаленную обидой голову, но так и не успевает найти себе там места. Фред замирает и не верит собственным глазам. Бесшумно выскользнув из тайного прохода всего-то в нескольких метрах от близнеца, причина его беспокойства собственной персоной явно не замечает, что в коридоре она находится не одна, а потому, укутавшись в мантию и что-то старательно пряча под ее полами, направляется в ту же сторону, что и он сам. Учитывая разницу в длине их ног, догнать ее труда не составляет. – Эй, Грейнджер, – понизив голос до шепота, Фред даже не задумывается над тем, что делает, когда нависает над ее макушкой. А стоило бы. Потому что, не ожидавшая его появления девчонка сдавленно взвизгивает, а после резко разворачивается, врезаясь в его живот чем-то твердым. Смачный шлепок и стук шарообразных предметов, раскатившихся по полу в разные стороны, намекают на то, что в целости и сохранности свою секретную ношу она уже точно не увидит. – Фредерик Гидеон Уизли! – без тени сомнения в том, что это именно он, а не его близнец, Грейнджер яростно шипит. – Какого гиппогрифа ты здесь забыл в такой час?! Это забавно. Нет, правда забавно. Она отчитывает его, хотя сама виновата ничуть не меньше. – Могу задать тебе тот же вопрос, – хитро прищурившись, Фред расплывается в своей излюбленной ухмылке и уже хочет опустить взгляд, чтобы узнать наконец, что же такого понадобилось мисс Всезнайке на кухне, когда за поворотом раздаются шаги и до отвращения знакомый смех. – Малфой, – быстрее него сообразив, что к чему, Грейнджер мгновенно хватает Фреда за руку и затаскивает за собой темную арку. – Эй, аккуратнее, – фыркает средневековая барышня с портрета, раму которого они задевают. – Простите, – тут же спешит извиниться Гермиона. – Не выдавайте нас, пожалуйста. – Влюбленные голубки? – явно заинтригованная, обитательница картины томно вздыхает. – Цена моего молчания – ваша будущая дочь, названная в мою честь. – По рукам, – не имея иного выбора, Фред дает добро прежде, чем Грейнджер успевает еще что-то ответить. А затем уже сам заталкивает гриффиндорскую старосту еще глубже в арку. Твердый предмет в ее руках снова упирается ему под ребра. Выяснить, что же это такое, пока возможным не представляется. – Видели бы вы ее лицо! – тем временем смех Малфоя становится громче, а значит, направляется он именно сюда. – Не сдавай меня, Драко, пожалуйста… Вот же тупоголовое создание. Надеюсь, профессор Амбридж отыграется на ней по полной. Притаившись в своем укрытии, Фред стискивает челюсти и надеется лишь на то, что говорит этот змееныш не о Джинни. И не о Кэти. И не об Анджелине. Хотя ни та, ни другая, ни третья, разумеется, не стали бы унижаться и умолять Драко не доносить о них Жабе. Эта мысль немного успокаивает. Придя к такому выводу, Фред впервые за минуту, что они прячутся в арке, опускает глаза на свою подругу по несчастью. И снова зря. Едва гриффиндорская староста попадает в его поле зрения, на Уизли накатывает волна умиления. Испуганная, с растрепавшимися и теперь торчащими в разные стороны волосами, без капли косметики на лице и в абсолютно несексуальной, больше похожей на мальчишечью пижаме, виднеющейся из-под мантии, старая добрая Грейнджер упорно избегает смотреть на него в ответ и отчаянно сжимает в руках не что иное как тарелку. Самую обыкновенную тарелку, Снегг бы ее побрал! – Заткнись, – видимо, почувствовав на себе его заинтригованный взгляд, девчонка произносит одними губами. Губами, которые даже не раскрылись ему навстречу, когда он, Фред, целовал их несколькими днями ранее в Выручай-комнате. И вновь мысль ускользает прежде, чем Уизли успевает ее обдумать. – Вот черт! – выплевывает Драко, поскальзываясь на чем-то буквально в метре от того места, где прячутся наши герои. – Это еще что за хрень? Откуда здесь… Персики? Смущенная донельзя, Грейнджер щурится, и щеки ее вспыхивают так ярко, что даже во мраке арки Фред ощущает исходящий от них жар. Голубые глаза загораются и блестят любопытством. Губы невольно растягиваются в довольной улыбке. Значит, персики… Пять баллов Гриффиндору за находчивость. Вот только каким бы интригующим ни было данное открытие, прямо сейчас оно может обернуться для них наказанием у Амбридж. Если, конечно, Малфой не кретин и ему хватит мозгов заглянуть в единственное укрытие, находящееся поблизости. – Вас разве не учили, сэр, что выражаться в присутствии дамы – признак крайне дурного тона? Фред даже не сразу понимает, кто конкретно это говорит, пока их с Грейнджер покровительница не издает все тот же томный вздох, что и пару минут назад. – Ты… – мгновенно Малфой реагирует, начиная угрожать – вы только подумайте! – портрету. – Кого ты видела? Кто это был? Отвечай! От абсурдности ситуации Фреду хочется рассмеяться в голос, но он сдерживается и лишь продолжает сверлить сжавшуюся в углу Грейнджер красноречивым взглядом, отчего та напрягается еще сильнее. Конечно, они ведь сейчас так близко друг к другу, что, если она повернет голову, то непременно уткнется носом ему в грудь. – Вот только не нужно кричать, – тем временем дама с портрета продолжает разыгрывать свой маленький спектакль. – Здесь была пара. Но они уже ушли. Минут за пять до вашего появления. – Куда они пошли? – не сдается Малфой, решивший, видимо, довести бедняжку. – Кажется… Туда, – следует за его вопросом очередная порция вранья. – Да, они определенно пошли в ту сторону. – Не припомню, чтобы ты любила персики, – воспользовавшись моментом, Фред все-таки не сдерживается и подкалывает старосту, за что та нарочно наступает ему на ногу, вынуждая шумно выдохнуть через нос. Плевать. Оно того стоило. А потом все заканчивается. Пуф! Подождав, когда шаги Жабьей дружины стихнут, Грейнджер ловко выскальзывает из арки и продолжает свой путь в сторону башни, в то время как сам Фред задерживается у портрета, спасшего их задницы: – Могу я узнать ваше имя, мадам? – почтительно он кланяется, обращаясь к барышне. И тут же жалеет о том, что спросил: – Брунгильда Антуанетта Вартеламьера Августа Вирджиния Джиневьера Лукреция Фон-Шлейзенберг Третья, – на одном дыхании перечисляет их спасительница, не обращая внимания на то, как с каждым словом брови ее собеседника ползут все выше и выше, постепенно приближаясь к рыжей челке. – Пожалуй, вернусь завтра с пером и пергаментом, – решив, что лучше в данном случае отшутиться, Фред обещает, а затем, попятившись, разворачивается и спешит нагнать уже успевшую дойти до ближайшего поворота Грейнджер. – Я не собираюсь это обсуждать, – не дав ему ничего сказать, она несется в сторону башни так, что Уизли едва за ней поспевает. Ее волосы развеваются, щеки все еще пылают, а пальцы до побеления костяшек сжимают пустую тарелку. И поэтому он делает то, что он делает. Хватает эту излишне горделивую заучку за руку и одним рывком прижимает к себе, вовлекая во второй в ее жизни взрослый поцелуй. Как и в прошлый раз, поначалу Грейнджер изо всех сил упирается и сжимает рот. Тарелка впивается Фреду куда-то в область желудка, норовя выдавить наружу остатки ужина, но он не останавливается. Он продолжает целовать ее, пока Грейнджер наконец не расслабляется и не размыкает губы, отдавая всю себя во власть победителя. Это странно, но в том, как доверчиво она закрывает глаза, в том, как неумело, коряво реагирует ее рот на его ласки, Фред видит столько очарования, что на мгновение он и сам едва не теряется. Грейнджер, эта маленькая заноза в их с Джорджем мягких местах, заставляет его почувствовать себя так легко, так радостно и беззаботно, словно ему снова тринадцать, и он впервые обыграл Чарли в квиддич на заднем дворе летней Норы. А затем он отстраняется, и это чувство пропадает. Как будто его и не было. И никакого волшебства. Только испуганная подружка Рона, взирающая на него своими широко распахнутыми оленьими глазами. – Иногда, Грейнджер, достаточно просто попросить, – спрятав руки в карманы, он выпрямляется и небрежно пожимает плечами. «Обращайся», – говорит его поза. И в эту секунду она наконец обреченно вздыхает и устало качает головой. Смирилась. Будь по-твоему, Фред Уизли. – И ты будешь целовать меня всякий раз, как мне потребуется… Практика? – разумеется, она была бы не собой, если бы не помянула ему это слово. Фред же не был бы собой, если бы не подмигнул ей, прежде чем с видом победителя обогнуть гриффиндорскую старосту и как ни в чем не бывало продолжить свой прерванный путь к портрету Полной Дамы: – Конечно, Грейнджер. Мы ведь друзья. А друзья должны друг другу помогать… *** На следующее утро Гермиона просыпается чуть позже обычного и еще несколько минут сидит в кровати, анализируя то, что вчера произошло. Она снова целовалась с Фредом Уизли. И ей снова понравилось. А главное, ей за это ни капельки не стыдно. «У него ведь есть девушка!» – стонет и плачет где-то на задворках оскорбленная первокурсница, любительница справедливости, вот только… К сожалению, уходя вчера из мыслей своей взрослой версии, она совсем забыла закрыть за собой дверь. И Гермиона сделала это за нее, заперев замок изнутри. Так что теперь этой маленькой зануде остается лишь бессильно колотить кулачками по дубовому косяку и тщетно пытаться докричаться до той, что устала слушать ее постоянные нравоучения. «Да что же ты творишь?! Как же ты теперь собираешься смотреть Кэти в глаза, когда ты уже два раза целовалась с ее парнем?!» Кэти… Такое красивое имя. Такое приятное, благозвучное, совсем не то что у нее. И все же кто такая эта Кэти? Почему Гермиона должна за нее беспокоиться? Почему вообще она должна всегда и за всех беспокоиться? Кто взвалил на ее плечи эту обязанность?! Она целовалась с Фредом Уизли… Внезапно живот заполняется бабочками от одной лишь этой мысли, вынуждая гриффиндорку смущенно улыбнуться. Да, она это сделала. Она целовалась с Фредом Уизли. С этим рыжим Уизли – королем розыгрышей и главным нарушителем всех существующих школьных правил. И он сказал, что она может целовать его, когда захочет. Потому что они друзья. А друзья должны помогать друг другу. И он прав. Прав, слышите?! В этом нет абсолютно ничего зазорного. И упрекать себя, корить себя, презирать себя за это она не должна. Ведь что такое поцелуй? Соприкосновение двух тел и обмен слюной. С таким же успехом они с Фредом могли бы пожать друг другу руки, а затем попить из одной и этой же чашки. И, вероятно, такое уже случалось, учитывая как часто прошлым летом Рон, вместо того чтобы действительно мыть посуду, просто ставил использованные стаканы на полку с чистыми. Фред прав. И Лаванда права. Вместо того чтобы изводить себя, Гермионе пора перестать относиться ко всему, что вокруг происходит, с такой серьезностью, к какой она себя приучила. Не обижаться на Фреда, а принять предложенную помощь и успешно усвоить еще один их с братом урок. Чтобы в дальнейшем использовать полученные навыки по назначению. Тем более Фред ей ничуть не противен. Наоборот, она рада, что именно он решил взяться за ее обучение, а не Джордж или кто-то еще. «Это потому что ты на него запала, глупая! Но так нельзя! Это неправильно! Гермиона Джин Грейнджер не целуется по всяким темным углам с чужими парнями! Она не такая!» Поправка: она была не такая. А теперь такая. Потому что хоть иногда, хоть изредка она имеет право делать то, чего хочет она сама, а не то, чего хотят и ждут от нее другие. Как сказала Лаванда, когда ей стукнет двадцать пять, она будет вспоминать обо всем, что происходит с ней сейчас, с улыбкой. Значит, надо сделать так, чтобы ей было что вспомнить. Вряд ли кто-то с улыбкой вспоминает о том, как в свои шестнадцать корпел над учебниками. Да кто вообще о таком вспоминает? «Ты будешь жалеть. Ты возненавидишь себя за то, что сделала, если в срочном порядке не прекратишь так себя вести! Это все Фред и Джордж… Это они виноваты, они тебя надоумили! Глупые, гадкие мальчишки! Ты должна пойти и расторгнуть с ними договор немедленно, слышишь?!» Вот только Гермиона не слышит. Ничего она не слышит. Потому что впервые в жизни ей так приятно и легко. Впервые в жизни груз ответственности за всех и всяк свалился с ее плеч. Она свободна. И вольна делать все, что ей заблагорассудится. В пределах разумного, конечно. Взрывать кабинет их горячо любимого генерального инспектора она не собирается. Она целовалась с Фредом Уизли… И она поцелуется с ним еще. Например, сегодня вечером. Ей ведь нужна практика. «Влюбленная идиотка! Да как тебе самой от себя не противно?! Что бы сказали тебе родители, узнай они, чем ты здесь занимаешься, вместо того чтобы учиться и зарабатывать отличные оценки?!» – Кажется, у кого-то сегодня хорошее настроение? – выйдя из ванной комнаты, Лаванда прерывает размышления Гермионы едва ли не на самом интересном моменте. – На твоем месте я бы поспешила принять водные процедуры, пока Парвати не проснулась. – Мне так нравится с тобой дружить, Лаванда, – неожиданно даже для самой себя Гермиона выдыхает, и улыбка ее становится шире. Мерлин и Моргана, как же приятно ей было это сказать! В ответ Лаванда, конечно же, косится на нее недоверчиво. Но ничего страшного. Она привыкнет, ведь теперь Гермиона такая. Открытая, не боящаяся говорить и делать то, что ей хочется. – Если у тебя закончился консилер и ты хочешь воспользоваться моим, могла бы просто попросить. А не признаваться мне в любви спозаранку. Только вот Гермиона ее уже не слушает. Она вылезает из кровати и, как и сказала Браун, спешит в ванную, пока ту не заняла уже начавшая ворочаться под одеялом Парвати. – Гермиона, – за мгновение до того, как дверь за ней закроется, ее окликают, заставляя притормозить в проеме и обернуться. – Мне тоже… И на этом их короткий обмен любезностями заканчивается. Быстро почистив зубы, Гермиона уже по сложившейся традиции приводит свои волосы и лицо в порядок. Замазывает очередной прыщик на лице, выравнивает тон кожи, подчеркивает губы и ресницы. А потом в ход идет новое белье, школьная форма и – вы только представьте! – чулки. Те самые, которые прислала ей Аннабет и которые она пока так ни разу и не надевала. – Доброе утро, – спустившись в общую гостиную, Гермиона первым же делом находит своих мальчишек сидящими на диване и, перегнувшись через спинку, тянется к Гарри, чтобы поправить его торчащую в разные стороны челку. – Как спалось? – Нормально, – ворчит Рон, первым поднимаясь с пригретого места. – Еще бы кое-кто не орал полночи… Его слова заставляют гриффиндорку нахмуриться и гораздо нежнее, чем планировалось изначально, провести по волосам друга. Ему опять снились кошмары. Ему опять снился Седрик. – Ох, не наклонялась бы ты так, Гермиона, – внезапно откуда-то сзади ее упрекают. И этим кем-то оказывается не кто иной как Джордж Уизли. – Ах ты, – соскользнув с подлокотника кресла, в котором они вдвоем сидели, Анджелина возмущенно выдыхает, – конопатый извращенец! Так вот куда ты смотришь! – Эй, – встав вслед за ней, Джордж пытается взять свою девушку за руку, но ему не позволяют. Вместо этого Джонсон гордо отворачивается и направляется к портрету, оставляя Уизли стоять посреди комнаты в одиночестве. – Между прочим, если бы ты меня дослушала, женщина, то ты бы услышала, как я бы сказал, что не у всех здесь девушки, любовь к которым не позволяет им засматриваться на ноги других девчонок. Но ты не дослушала, а я теперь еще и конопатый извращенец! Последнюю фразу Джорджу приходится выкрикнуть ей вдогонку, после чего он и сам покидает гостиную. Гермиона же тем временем снова оборачивается к друзьям и, заметив замешательство на их лицах, обреченно вздыхает: – Нам тоже пора. Нас ждут великие дела. А потом происходит странное. Переглянувшись с мальчишками, Гермиона им хитро подмигивает, прежде чем отвернуться и уверенно зашагать к дверному проему. – С каких это пор Гермиона начала подмигивать? – сбитый с толку, Рон шепотом интересуется у Гарри, пока они следуют за подругой в направлении кабинета Заклинаний. – Должно быть, у Фреда с Джорджем научилась, – туманно Избранный пожимает плечами. Ах, если бы Гермиона только это слышала! Если бы знала, что ее друг давно уже обо всем догадался! – Ну да, – однако Рон не находит в его словах ничего подозрительного. – Они же в последнее время часто с нами общаются, да? – Да, Рон. И Гарри кивает. Потому что это по-прежнему не его дело. А еще потому что Гермиона из них троих самая умная. И она точно знает, что делает. Чем бы ни занималась она с близнецами, у нее все под контролем. Волноваться не о чем… Но волноваться есть о чем. Еще как есть о чем! Потому что у Гермионы не все под контролем. Ей до старого доброго контроля как до луны. И Гарри бы знал об этом, если бы тем же вечером, измотанный бессонницей и кошмарами, не ушел в спальню раньше остальных. Гарри знал бы об этом, если бы видел, как все студенты расходятся по своим кроватям, и лишь одна гриффиндорская староста, вернувшись с дежурства, засиживается в кресле допоздна. В волнительном и трепетном ожидании того, с кем у нее назначена практика. И кто об этом пока еще даже не догадывается. Страницы перелистываются без особого интереса. Убедив себя, что читает, Гермиона то и дело поглядывает на вход в гостиную факультета и отчаянно пытается придумать, как ей начать этот нелегкий разговор. Как сказать Фреду, что ей нужен… Очередной урок. Подходящие слова никак не желают подбираться. Позволив себе снова засомневаться в правильности своих действий, Гермиона с разочарованным вздохом закрывает учебник и уже почти встает из кресла, чтобы пойти спать, когда в проеме за портретом раздаются тихий смех и торопливые шаги, после чего братья Рона, увлеченно о чем-то споря, входят в гостиную. Одного взгляда на Фреда, на то, как он поначалу застывает в проходе, а затем, явно сдерживая улыбку, прячет длинные руки в карманы школьных форменных брюк, оказывается достаточно, чтобы понять, что ему не нужны никакие слова. Он и так знает, почему она сидит здесь и преданно ждет их с Джорджем возвращения. И Джорджу, кстати, тоже не нужны слова. Он смотрит на старосту, потом переводит вопросительный взгляд на своего близнеца, а потом, словно за каких-то несколько секунд научившись читать мысли, просто поднимает руки в только-не-втягивайте-меня-в-ваши-дела жесте: – Я вас понял, уже ухожу. Гермиона прячет глаза и смущенно кусает губы, дожидаясь, пока его шаги на лестнице стихнут. Фред по-прежнему не шевелится, с присущим ему любопытством разглядывая девчонку, которая оказалась гораздо отважнее, чем он предполагал. – Дай угадаю, Грейнджер, ты хочешь что-то у меня попросить. И Гермиона просто кивает… Они делают это посреди лестницы, ведущей к мужским спальням. Должно быть, Фред боится, что Кэти или еще кто-то из женской половины факультета может их застукать, тогда как Гермиона ничего не боится. Она свободная и бесстрашная как никогда прежде. – Неплохо, Грейнджер. Ты быстро учишься, – заговорщически подмигивает Уизли, когда они заканчивают, и гриффиндорка едва ли не сияет, окрыленная его похвалой. Потому что она старалась. В этот раз она действительно старалась. И она продолжает стараться, когда на следующий день сама – Мерлин м Моргана, сама! –подкидывает старшему из близнецов записку, а затем они встречаются в туалете Плаксы Миртл за пять минут до отбоя: – Если ты тоже меня обнимешь, будет гораздо удобнее, Грейнджер. И в субботу, когда они снова задерживаются в Выручай-комнате после собрания: – Попробуй использовать язык. Он ведь тебе не только для того, чтобы скучные параграфы пересказывать, дан. Но все портит воскресенье. То злосчастное воскресенье, когда Гермиона ловит Уизли в коридоре после отбоя во время одиночного обхода и уже по привычке тянется к нему за очередной практикой, но ее останавливают: – Прости, Грейнджер, не сегодня. Разбуженный отказом, мозг гриффиндорской старосты мгновенно активируется и начинает подмечать детали, которые изначально Гермиона упустила из виду. От Фреда пахнет даже приятнее, чем обычно, и он здесь явно один. Джорджа поблизости не наблюдается, но они не ссорились. Они просто не успели бы поссориться, учитывая, что двадцать минут назад, прежде чем отправиться на обход, Гермиона видела близнецов в гостиной, и вдвоем они что-то весело обсуждали. Заметив ее смятение, Фред поджимает губы и выдавливает из себя виноватую улыбку. Что он сейчас скажет, становится очевидным за секунду до того, как Уизли вновь открывает рот: – У нас с Кэти сегодня планы. Не могу же я заявиться к ней на свидание после того, как целовался с тобой. Это откровение так больно бьет под дых, что Гермиона просто молча стоит и смотрит, как Фред, по привычке подмигнув ей на прощание, быстро удаляется в противоположном от гриффиндорской башни направлении. Она не ревнует Фреда Уизли. Она даже не влюблена во Фреда Уизли! Не могла же она… Мерлин и Моргана, храните ее душу…но почему же ты выбираешь их – кукол без души,
что не хотят любви?
но когда внутри сердечко заболит,ты снова позвонишь,
снова мне звонишь…