Кодло

— Да, я буду говорить, — хрипит Хосок, понимая, что это уже конец. Юнги хмуро смотрит на него несколько секунд, а потом еще раз хорошенько бьет затылком о стену. Он отпускает его горло, позволяя резко осесть на пол, отходит на несколько шагов и пристально наблюдает за любовником. Волны злости поднимаются в нем, шипят и клокочут, он смотрит на Хосока со всем презрением, на которое только может быть способен, со всей ненавистью на которую может быть способен влюбленный. У него внутри кипит яд, горит агрессия и мигает красная лампочка, у него внутри настоящий пожар и ярость тихая-тихая, глубокая-глубокая. Мрачная-мрачная. У Юнги на теле переливается черная чешуя, мышцы напряжены под кожей, а клыки немного выглядывают изо рта. Если будет нужно — он Хосока убьет. Не пожалеет, не примет, не признает даже знакомым, убьет, как врага, и покончит с этим одним только разом. Если будет нужно — обескровит его сам и сам его сожжет. — Я весь во внимании, Хоби, — Мин хмыкает себе под нос, складывая руки на груди, наблюдает только за тем, как Хосок встает на дрожащие от испуга и головной боли ноги. — А ты жесток, хен… — Чон легко ухмыляется и опускает голову. — Само зло в костях и плоти! — Юнги рычит и снова делает уверенный шаг в его сторону. — Либо говори, либо сдохни! Хосок шумно сглатывает и нервно облизывает губы, обводит взглядом комнату, но все так же не находит ни единой идеи и ни единого шанса на побег. Хосок смотрит на своего любовника, на его обнаженное худощавое тело, покрытое черной чешуей, на взгляд, который мечет молнии и когти, которые готовы вспороть его горло в любую секунду, за любое слово и даже за молчание. Юнги — опасный хищник и игры с хищниками никогда не заканчивались ничем, кроме убийства. Особенно, если говорить о таких, как Хосок. Чон кусает губы, пытаясь подобрать слова, ищет правильные фразы в голове и надеется только на то, что Юнги не сожрет его раньше времени и даже позволит общаться. И речь даже не об их приватных встречах за закрытой дверью, не об их ночах и поцелуях, которые уже так привычно делить на двоих, так привычно в них тонуть и упиваться ими, как самым сладким вином. Хотя бы просто рядом, хотя бы знакомыми, хотя бы в пьянящем бреду целоваться, а потом снова становиться чужими. — Я… Я — ласка… — Ласка? — Юнги насмешливо хмыкает и, кажется, даже немного расслабляется. Если их предположения о мангусте еще и вызывали у него легкие опасения, как два природных врага могут опасаться друг друга, ласка… всего лишь ласка — миленькое и маленькое создание, хоть и очень вредное, а иногда и, для своих размеров, не в меру агрессивное. Хосок же только кидает гневный взгляд в его сторону, хоть и понимает, что его вид может только мышей да ящериц регулярно запугивать. Куда ему до сраной кобры! — Ласка, — Чон цокает языком и стискивает зубы, сдерживает ругательство, чтобы точно не сдохнуть за свой длинный язык без кости. — И что же ты, мой нежный зверь, делаешь здесь? — чешуя пропадает с кожи Юнги и ощущается это как натуральный плевок в душу. Сука! — О, не поверишь! — Хосок фыркает. — Учусь. Юнги видит как слабо расширяется зрачок Чона и облизывает губы. И хоть ласки — милые крошки, которые не имеют абсолютно никакой стойкости к змеиному яду, у этих крошек есть зубы, ловкость и плохо контролируемая агрессия. Что стоит милой крошке проломить череп змее? — Хоби, — Мин шумно выдыхает и цокает языком, — не будь таким вредным, тем более ты знатно всколохнул Даунфорд. Пацана зачем убил? — Он смешно бежал, — Хосок кровожадно ухмыляется, прищурившись, чуть склоняет голову, а потом смотрит прямо в глаза любовнику. — Он был достаточно вкусной и достаточно легкой добычей, я даже взял себе потом немного мяса, но вижу и вы не погнушились поиздеваться над мертвым телом. — Это не мы! — Ну конечно-конечно, — Чон насмешливо фыркает. — Хвасу я не добил, мне помешал какой-то придурок, который искал какую-то срань! Не сказать, что я расстроен, но я хотел тогда чего-нибудь свеженького… — Неудивительно для ласки… — Слыш, гад ползучий, я могу и тебя освежевать, если будет нужно! — Хосок сжимает руки в кулаки и Юнги видит как на его руках проступает буровато-коричневый мех, как ровные ногти превращаются в острые заостренные когти и сам чувствует непередаваемый азарт. Мин резко подступает к нему почти вплотную и хмыкает прямо в обнаженную шею. — Я ведь могу обвиться вокруг тебя и задушить. — Да что ты? — ладони Чона сжимают его бока и он грубо притягивает его к себе наклоняясь к уху. — И как же ты собрался душить, если, обвившись, будешь стонать подо мной? Юнги поднимает голову, чтобы заглянуть в его глаза, они сталкиваются взглядами и оба понимают — никак.

***

— Слушай… А давай попробуем, — Чонгук смотрит на Чимина с легким любопытством и чуть склоняет голову на бок, когда тот отрывается от чтения заумного немецкого талмуда. — Ты о чем? — Пак зарывается пальцами в его заметно отросшие волосы и легко массирует кожу головы, наслаждаясь легким мурчанием. — Ну, ты говорил, что твой яд действует, как легкий афродизиак… — парень отводит взгляд в сторону и немного опускает голову, пытаясь скрыть смущение. По правде говоря, особо ничего между ними не изменилось… Они все так же живут в одной комнате и спят в одной постели, все так же общаются и не упоминают никоим образом статус Чимина, хоть и прошло уже чуть больше трех суток. Они живут своей обычной жизнью и оба правда надеются, что смогут это принять и смириться с этим, что у них получится не вспоминать об этом и что они смогут остаться обычной парой. Они не говорят о Чимине, как об оборотне — Чонгуку легче переносить без этого, а сам Пак не против облегчить его переживания и хоть немного сгладить все то, что сам и возвел между ними, когда они только познакомились. Никому это не было нужно… До этого самого момента. Чимин откладывает книгу в сторону и легко улыбается, подтягивая любимого немного выше к себе, чтобы поцеловать в лоб. Чонгук просит что-то у него слишком редко, чтобы пренебрегать этим или насмехаться, каждый раз смущается и неловко отворачивается голову, пытаясь скрыть стыд. В обычной жизни он просить не привык… В обычной жизни он часто не в меру наглый и даже осадить его не всегда получается, Чонгук приходит и берет то, что хочет взять, отнимает то, что ему нужно и даже раньше он относился так ко всем своим партнерам. Та же Хваса пострадала из-за этого, при чем пострадала даже больше, чем от своей наивности. Сейчас он словно пробует себя в новой роли, пробует получить то, что хочет, просьбами и Чимин соврёт, если скажет, что это его не умиляет. — Помнишь, я уже кусал тебя? Не боишься? — Чимин перебирает его мягкие пряди и поглаживает напряженные лопатки, когда чувствует, как на секунду сбивается дыхание парня. — Нет, — Чонгук дует губы. — Я хочу попробовать… — Мой милый зайка, — Пак совсем легко улыбается и цепляет пальцами подбородок Чона, поднимая его голову, — если ты хочешь, то мы попробуем. Чимин укладывает парня спиной на постель, а сам садится на его бедра, наклоняется к нему и мягко целует в губы, чувствуя, как он немного напрягается, как крупные ладони забираются под его серую кофту и оглаживают худые бока. Чимин стонет прямо в поцелуй, прикрывает глаза и не без наслаждения прижимается ягодицами к его твердеющему члену, трется о него и еле сдерживается от грязного комментария, когда он просто распахивает губы и мокро стонет. Вкусный, чувственный и гибкий — Чимин любит доводить его в постели, любит его оргазмы и сам теряет голову, когда он кончает. Чимин любит Чонгука всего и без остатка, любит целовать его, любит обнимать и особенно любит трахать, наслаждаться пошлыми стонами и горячим телом, которое пьет без остатка, которое ласкает и которое дарит ему в ответ любви даже больше, чем он заслуживает. Чимин отрывается от его губ, целует линию челюсти и припадает к чувствительной шее, вылизывает ее шершавым языком и ухмыляется, когда младший запрокидывает голову, подставляясь ласкам. — Хен… — Чонгук рвано выдыхает и поддается тазом выше. Член больно упирается в ширинку узких джинсов, он чувствует чужую эрекцию, а еще предвкушает, как в его горло вонзятся острые змеиные клыки и загонят яд под кожу. Предвкушает как живой монстр заставит его кончить в своей же постели. У Чонгука мурашки бегут по коже, он укладывает ладони на крепкие бедра старшего и стонет слишком громко и тягуче-сладко, когда острые клыки царапают его кожу и задевают вздутые вены. Перед глазами цветные круги, а во рту внезапно пересыхает, дрожащими руками Чон тянется к промежности любовника и совсем легко сжимает его твердый член, поглаживает через плотную ткань. Хотя он бы не отказался хорошенько вылизать его своим языком. — Да, Гук-и, молодец, — Чимин шепчет прямо в воспаленную кожу, обдает своим горячим дыханием и целует мокро прямо в жилку, чувствуя как парень под ним крупно вздрагивает. — Приподнимись. Чонгук послушно привстает на локтях и позволяет снять с себя футболку, укладывается на мягкое покрывало и тянет к себе старшего, чтобы поцеловать, зарываясь пальцами в серебристые волосы. Кажется, ему и афродизиаки не нужны. Кажется, он заводится и без особых веществ рядом с Паком, когда поддается его рукам, его поцелуям и его языку, который сводит с ума даже сильнее, чем гипноз, который заставляет его скулить и выгибать каждый раз спину. Они целуются… Чонгук забирается руками под кофту, чтобы провести ногтями по пояснице, чтобы погладить спину, а потом опуститься на грудь по изогнутым ребрам и коснуться чувствительных сосков. Чимин шипит прямо в поцелуй, когда Чон задевает сережку в одном, отрывается от губ и стаскивает с себя кофту, демонстрируя идеальное тело. — Малыш, ты меня так распаляешь, — Пак снова наклоняется к его шее, легко придерживая ладонью его голову запрокинутой. — Хочу уже увидеть как вкусно ты кончаешь, как пачкаешь себя своей спермой, как ты безвольно падаешь на постель после этого. — Хен, пожалуйста… — Чонгук всхлипывает и еще раз толкается тазом вверх, чувствует рычание Чимина на коже, а потом и совсем легкий укус, который пачкает его шею легким жаром. Чон томно стонет и совсем расслабляется, когда чувствует, как поцелуи опускаются по его груди ниже, как полные губы касаются его сосков и как острый кончик языка очерчивает линию вдоль живота, останавливаясь лишь у пояса джинсов. Мокрый поцелуй ложиться прямо на член младшего через грубую ткань брюк, он глухо стонет и запрокидывает голову, зажмуривлись. Медленно, будто в насмешку, Чимин расстегивает его ремень, потом ширинку, а потом совсем легко тянет джинсы вместе с бельем, снимает, отбрасывая на пол, обнажает колом стоящий член, который уже во всю сочится смазкой. — Хен… — Перевернись и встань на колени, малыш. Чонгук хнычет, но послушно исполняет указания, утыкается лбом в подушку и крупно вздрагивает когда язык касается его бедра. Длинный, острый, раздвоеный язык! У него дрожат бедра. Ладони Чимина легко сжимают их, держат, пока он вылизывает их, касается воспаленной кожи и постепенно поднимается выше, к упругим ягодицам. Чон закусывает нижнюю губу и совсем жалко скулит, сжимает руки в кулаки и поджимает пальцы на ногах. Его кожа пышет жаром, предэякулят сочится с головки и уже несколько вязких капель сорвались прямо на покрывало. Он хочет в себе член. Хочет, чтобы Пак рычал, когда трахает его, чтобы сжимал его ягодицы и легко шлепал по них, нашептывая о том, какая же он грязная шлюха, как он хорошо его принимает и как он на самом деле любит распирать его изнутри своим членом, чувствовать, как тугие стенки обволакивают его или, как мокро хлюпает смазка от того, что он уже хорошо растянут. Слюна из приоткрытого рта пачкает его губы, а потом и подушку. Чонгук высовывает язык, чтобы облизаться, но громко стонет от того, как тонкий язык Чимина входит в его анус. Перед глазами плывут цветные круги от каждого аккуратного движения, старший вылизывает его своим длинным языком, а у него от ощущений срывает крышу, тянет внизу живота и до боли уже просто хочется, чтобы трахнули. Чтобы нагнули, как дешевую блядь, схватили за волосы и просто вколачивались в тело. Чтобы Чимин просто брал его сзади пока он бы не потерял сознание от оргазмов. Чонгук кусает нижнюю губу и снова стонет, когда язык сменяют густо смазанные два пальца, когда они входят в него и просто трахают. Чимин разводит их на манер ножниц, сгибает аккуратно или просто входит, наблюдая за тем, как дрожит любимый, как он подставляется и насаживается сам, умоляя о большем. Еще… Смазанное, пошлое и с легкой примесью яда. Чонгука накрыло так, как не накрывало никого и Чимин хочет чтобы он кончил несколько раз, чтобы ревел от удовольствия и наслаждался сексом так, как, кажется, никогда не позволял себе наслаждаться. Чимин хочет Чонгука доводить до пика, хочет видеть его поплывший взгляд и легкий румянец на щеках. Чимин хочет Чонгука до последнего кусочка и до последней капельки. Чимин до Чонгука жадный и это уже никак не лечится. — Хен… — младший плаксиво стонет и кончает прямо на покрывало, пачкает себе только немного грудь и живот. Он еле сдерживается, чтобы не свалиться, чтобы дрожащие колени удержали его и не разъехались в разные стороны. Он еле удерживает себя, чтобы просто не лечь самому, когда чувствует, как Чимин легонько шлепает его по бедру, на миг приводя в сознание, и выдавливает на его анус смазку из тюбика. Чуть холодную, маслянистую и густую, она касается его горячей кожи, создавая невообразимые контрасты, гасит температуру, а потом и сама нагревается, стекает по его внутренней стороне бедер грузными каплями. Слишком жарко… Хоть он и обнажен полностью, хоть кожа его голая, на висках и шее проступает испарина каплями. Чонгук судорожно выдыхает, чуть ерзает и не может сдержать протяжного стона, когда Пак входит в него одним плавным толчком. — Чи… мин… — младший скулит и сжимает пальцами покрывало, кусает нижнюю губу и сильно зажмуривается, чувствуя внутри только поступательные и ритмичные фрикции. — Да, малыш? — Чимин наклоняется к его уху, упираясь ладонью в постель. — Тебе нравится чувствовать хена внутри? Нравится как мой член входит в твое горячее тело? Чонгук же только кивает головой быстро-быстро и сам насаживается на член старшего, поддается его толчкам. Внизу живота ощущается приятная тяжесть, Чонгук раскрывает губы и шумно выдыхает с каждым глубоким толчком воздух из легких, потому что внутри уже, кажется, и вовсе нет места. Чимин заполняет его полностью, заполняет до краев и трахает настолько вкусно, что голова идет кругом, что дрожат бедра и совсем уже не держат в той позе, которую старший хочет видеть. У Чонгука плывет сознание, тяжелеют веки и одно лишь дыхание не становится ровным, не становится плавным и никак не ритмичным. У Чонгука мышцы то каменные, то ватные и одно лишь желание остается стабильным, горит в нем огоньком и разогревает кровь и кожу, плавит их и заставляет его самого плавиться в крепких руках любовника. Чимин сжимает его бедра, поглаживает ягодицы и не отказывает себе в удовольствии оставить несколько смачных шлепков на них. Чимин входит в него и особенно гулко рычит, когда парень легко сжимает его в себе, сжимает его член и, кажется, совсем плывет от действия яда. Чимин трахает его и наслаждается тем насколько же Чонгук становится слабым и безвольным после одного оргазма, насколько сильно его кроет в предвкушении второго. Чимин трахает его и иногда укладывается на его крепкую спину, чтобы нашептать очередную грязь на ушко. — Гук-и кончит для своего хена второй раз? Гуки-и будет хорошим мальчиком для своего хена? Чонгук протяжно стонет, утыкаясь носом в подушку, разводит чуть шире бедра и дышит слишком уж судорожно. Почти плачет. Чимин ухмыляется его реакции, целует плечо, а потом обхватывает его твердый член ладонью, надрачивая. — Хен… — Неужели ты думал, что я оставлю своего маленького зайку без сладенького? — Пак почти мурлычет в его кожу и снова легко царапает клыками, не двигается в нем, но двигается на его члене рукою. — Мой маленький Гук-и должен доверять хену… Тогда маленький Гук-и будет особенно бурно кончать. И Чонгук кончает почти с криком, скулит жалко, когда подушечка чужого большого пальца грубо проходится по его налитой кровью головке и его сперма выталкивается прямо в ладонь Пака, пачкает ее. А старший просто отстраняется от него с легкой ухмылкой, выскальзывает из растраханного мокрого ануса, зарывается второй ладонью во взбитые волосы парня и легонько тянет, заставляя смотреть на себя. — Хен… Чонгук облизывает губы, хочет поддаться чуть выше и потереться своими ягодицами о стоячий член любовника, но так и цепенеет, когда Чимин начинает вылизывать свою ладонь с нескрываемой ухмылкой. Широко мажет языком, скользит ним меж пальцев и особенно издевается, когда погружает их в рот, посасывает, вылизывает, втягивает щеки, а потом вытаскивает с пошлым причмокиванием. И смотрит исключительно в глаза. — Хен, можно я?.. Пальцы выскальзывает из его волос и он садится на колени уже перед Паком. Чонгук целует его тазовые косточки, легко прикусывает их, вылизывает языком гладкий лобок и стаскивает с члена презерватив, чтобы в полной мере ощутить своего хена на вкус. Чонгук легко дует на темную головку, прижимается к ней своими полными губами, а потом просто берет в рот. Тяжелый, вздутый и горячий… Чонгук стонет от ощущения члена в своем рту, довольно щурит глаза и сосет его, втягивая щеки. Чонгук вылизывает его твердую плоть языком, слюна и смазка пачкают его губы и подбородок, пачкают кожу Чимина, который только глухо постанывает, перебирая пальцами его волосы, поглаживает легко шею и плечи. Чонгук сосет его член, проталкивает за щеку и особенно вылизывает головку кончиком языка, толкается в уретру, а потом снова обхватывает одними лишь губами, посасывая. — Гук-и… Черт… Чимин шипит, когда кончает ему прямо в рот, кончает прямо на язык и с наслаждением стонет, когда чувствует, как Чон втягивает щеки чуть сильнее, будто хочет вытянуть из него остатки спермы. Все до последней капли. Чонгук пьяно хихикает, отстраняясь от него, упирается в постель ладонями и показывает абсолютно чистый язык. Чимин легко гладит его по щеке и наклоняется ниже, чтобы сладко поцеловать. — Ну, малыш, что скажешь? — Пак мурлычет ему прямо в губы, а потом заглядывает в глаза, сталкиваясь с мутным, поплывшим взглядом. — Я хочу еще…