Кодло

— И где это мы пропадали? И кто это нас утащил в пучину блядства? — Хосок гаденько гогочет, прижимаясь спиной к холодной кирпичной стенке, вдыхает сигаретный дым и стреляет глазами слишком уж ядовито. — Ты так обеспокоен моим блядством, хен? Ты же знаешь, — Чонгук подходит к нему ближе, наклоняясь к уху, шепчет томным голоском, вдыхая запах одеколона с кожи, — я твой на веки. Старший же только хохочет еще сильнее, когда парень отстраняется от него и отходит на несколько шагов, достает пачку сигарет и вытаскивает одну вместе с зажигалкой. — Сам-то как? Чем занимался? Какая юбка утащила тебя в свою обитель? — Чонгук подкуривает сигарету и не без удовольствия затягивается чуть горьковатым дымом, который туманным серым пачкает его легкие, мешается с кислородом и немного оседает на кончике языка. — Ну не то что юбка… Но задница охуенная! — Хосок облизывает губы и прикрывает глаза, видимо, вспоминая эту самую задницу, а потом гаденько ухмыляется. — Но член все же лучше… — Решил побыть пассивом? Или вы универсальные солдаты? — Ну знаешь, малыш… В отношениях есть два пути: либо ты крутой альфач и ебешь, но тебе ебут мозги, либо ты милый пассив и мозги ебешь ты, — Хосок шумно выдыхает дым в воздух. — В этот раз хочу поебать мозг, тем более там такое для этого раздолье! Старший подмигивает, запрокидывает голову и выдыхает в воздух кольцами дым. Хоть они с Юнги и провели вместе только одно лишь воскресенье, этот день стоит того, чтобы говорить о нем с таким восторгом. Весь Юнги стоит того, чтобы восхищаться ним, вспоминать о нем, лаская себя, и Хосок более чем на тысячу процентов уверен, что попробовав его хотя бы один раз, о ком-то другом думать уже просто не сможешь. Пылкий, страстный… Он заставлял его громко стонать на кровати, выгибаться в спине и ломаться в оргазме. Юнги сжимал его бедра своими костлявыми ладонями, зацеловывал ключицы и вгрызался зубами в кожу. Юнги был жадным, подчинял его и брал так, как ему нравилось, хоть Хосок и думал сначала, что главным будет все же он. Мин разрушил его мысли. Не оставил камня на камне в сознании, заставил поплыть рассудок, когда в голове лишь красным неоном горело только имя мимолетного любовника. То, что он должен выстанывать. Чонгук только пожимает плечами от таких откровений. Чимин как-то умудрился трахнуть его подсознание вместе с активной позицией и, кажется, это на их отношения никак не повлияло. Как было, так и осталось ужасно. Хотя, справедливости ради, Чимин перестал посягать на его мозги и ведет себя сейчас слишком уж обходительно, целует по утрам и даже не каждый день сгорает от желания его отодрать. Милый парень… Если отбросить начало их подобия отношений. — Какие познания… Увлекся семейной психологией? — Чонгук гаденько ухмыляется, а после гневного взгляда и вовсе хохочет. — Да чего ты! Таким серьезным стал… Девчонки на тебя уже волком смотрят, раньше ты был более благосклонен к их юбкам. — Главное не юбка, а то, что под ней, — Хосок уверенно кивает и снова затягивается, что впрочем не оказывает никакого эффекта на младшего. — А под юбкой… — Чонгук намеренно делает паузу, выдыхая густое облако дыма, и ухмыляется, — член! — Ой, да пошел ты нахер! — парень весело хмыкает. — Хотя… Я думаю, что и тебя бы юбка никак не испортила с такими сочными бедрами! — Хосок хватает его за талию и грубо прижимает к себе. — Я бы тебя из кровати не выпускал, ты бы у меня сидеть не мог, трахал бы тебя и трахал… Чонгук натянуто улыбается и цепляет пальцами подбородок старшего, чтобы приблизить его лицо к своему и выдохнуть вместе с дымом: — В очередь, сладкий, желающих много… — Какого хера здесь происходит?! Чонгук отшатывается от парня, как от прокаженного, когда голос Чимина рычит за спиной и, по ощущениям, вырывает ему позвоночник. Во рту внезапно пересыхает, он сглатывает вязкий комок горькой слюны и боязливо поворачивает голову, чувствуя только как шею словно сковывает камнями. Позвонки хрустят (он надеется, что они не крошатся под чернючим взглядом), мышцы немеют и он с ужасом осознает, что у него дрожат губы от страха. — Я, блядь, спросил! — Пак взрывается от злости, сжимает кулаки и смотрит то на своего любовника, то на Хосока, который только поднимает ладони, мол, ничего такого. — Пошел прочь! Старший Чон кивает и не спешит задерживаться рядом со взрывоопасной парочкой, справедливо полагая, что любые его слова могут напороться на кулаки. Они остаются вдвоем, за корпусом общежития, и у Чонгука даже дыхание перехватывает от чужой ярости, которая струится, сочится и проникает в воздух с каждым обжигающим выдохом. Чимин на взводе. Кажется, в любую секунду он может просто уничтожить его. По-настоящему уничтожить. Чонгук шумно сглатывает и опускает голову. Чужие шаги эхом отдаются в черепной коробке и он в любую секунду готов упасть на колени и закричать во весь голос. Он напротив него. В ничтожном шаге, смотрит, пронизывая острым взглядом и выдает его только чуть неровное дыхание, которое он всеми силами пытается выровнять. — Чонгук, — будто острыми когтями по коже, — что только что сейчас было? — Ничего такого… — парень дрожит и только рассеянно хлопает глазами, надеясь, что сосед все же сдержит свою злость. — Это просто шутки, мы… — Шутки?! Это ты со всей очередью на свой зад так шутишь? Или только с некоторыми? — Чимин… — Пошли в комнату, я не собираюсь здесь обсуждать это, — он фыркает, складывая руки на груди. — То, что происходит в постели, за пределы постели не выходит. Чон только хмуро кивает и с опущенной головой разворачивается. Чимин ему этого с рук не спустит. О нет, только не он! В голове роятся мысли, пока спину буравит тяжелый взгляд. Они идут в комнату молча и это наверняка лучше, чем любого рода разговоры, он вполне может договориться еще раз. Чимина вряд ли впечатлят его оправдания, вряд ли он смягчится, особенно если учитывать, что Хосока он не переваривает ни в каком виде. Чимин сожрет его в любом случае и, кажется, оправдания и объяснения только раззадорят его аппетит. Пак буквально за шкирку втаскивает его в комнату, как только дверь открывается, видимо, терпение дало трещину. Он швыряет Чонгука на свою кровать, смотрит разъяренно, возвышаясь. Чон только шумно сглатывает, боясь отвести глаза от чернющего взгляда, которого уже давно не видел, который слишком давно не врывался в его голову, останавливая кровь. Во рту пересыхает. — Чимин… Чужая ладонь сдавливает горло, Чонгук шипит, но сопротивляться не решается. Пусть перебесится сразу, пусть это быстрее кончится. — Мой милый, драгоценный зайчик, — слишком слащавый тон для человека, который готов задушить тебя в эту секунду, — не хочешь мне рассказать, почему это Хосок оказался в очереди на тебя? — Это не серьезно, клянусь! — Чонгук облизывает губы от нервозности. — Мы просто дурачились, дошло до слова, я бы не стал так поступать… К тому же у него тоже кто-то есть. — Такие шутки я считаю неуместными для парня в отношениях. Тон холоден. Чон дрожит, чувствуя пальцы на шее и чуть прикрывает глаза. Отношения… Скорее что-то очень на них похожее, дрянь, которая отравляет его жизнь и, кажется, очень веселит Чимина. Тешит самолюбие, помогает утолить похоть без лишних усилий и позволяет экспериментировать с гипнозом. Чонгук пытался выпытать об этом, вывести на разговор, но всегда это заканчивалось лишь смешинками и легкими отработанными шутками. Кем бы ни был Пак, он мастер в этом. Чонгук чувствует, как начинают неметь мышцы, кости становятся свинцовыми и, хоть голова не туманится, он все равно слишком хорошо знаком с этим чувством. Чувством, когда черные глаза пронизывают тебя насквозь острыми иглами, когда они вспарывают кожу и заставляют только пугливо дрожать, ожидая, что будет дальше. В этот раз все по-другому. Чимин зол, но контролирует себя, как никогда раньше, смотрит в его глаза со всей своей тихой яростью и сжимает до боли горло. Чонгук же даже пальцем пошевелить не может, чувствует, как в висках больно пульсирует и только облизывает от нервозности пересохшие вмиг губы. Было бы очень хорошо, если бы Чимин хоть не задушил его, было бы очень хорошо не умереть прямо в его постели в этой проклятой комнате, где его страдания начались и, кажется, не собираются кончаться. — Хотя, наверное, ты действительно прав… — Код красный! Кажется, его сегодня точно убьют. — Я так мало времени уделял тебе в последнее время, разрываясь между тобой и Тэхёном. Рука перемещается с шеи на подбородок, большой палец грубо проходится по нижней губе и Чонгук с ужасом осознает, что возбужденно скулит. Не из-за гипноза. Чимин только ухмыляется. Кажется, его жемчужные зубы и вовсе сверкают, когда он, не глядя, упирается коленом между его уже разведенных бедер, нависает над ним. Судорожный выдох ловят пухлые губы, старший целует его нежно, но до того мокро, что коленки сами дрожат и очень хочется уже раздеться. Жарко. В комнате, внутри него, под пальцами Чимина, где дышит настоящее пламя. Чонгук стонет в поцелуй, приоткрывая рот, он получает лишь легких укус и пальцы, которые только сильнее сдавливают подбородок. Ну да, как же без игр… Ладонь снова перемещается на его горло и немного сжимает, заставляет его громко простонать и безвольно прикрыть глаза. Ему нравится. Чимин слишком опытен в таких забавах, чтобы доставлять удовольствие одними поцелуями, чтобы довести его до оргазма одним только шепотом и чтобы держать на грани между реальностью и гипнотичным трансом. — Разденешься для меня? — Пак спрашивает, будто не знает ответа, а Чонгук только сильнее дрожит, чувствуя пропажу чужих рук со своего тела. Он наспех стаскивает с себя черную худи и джинсы с бельем, отбрасывая в сторону, как ненужный мусор. Чимин садится на постель и хлопает по бедру ладонью, приглашая к себе, ухмыляется совсем легко. Чонгук охотно поддается, садится, сжимая бедрами его талию, и стонет, когда Чимин снова хватает его за шею, притягивает к себе, чтобы насмешливо чмокнуть в уголок губ и накрыть второй ладонью член. — Милый мальчик. Бедра Чона напрягаются и слабо дрожат, он запрокидывает голову, когда сознание плывет от чужих крепких пальцев на шее, когда голова легко кружится, а от самодовольной ухмылки Чимина тянет внизу живота. Быть может, это гипноз? Очередная уловка, которая превратила его в безвольную куклу? Или его личная воля, которая водит его на грани сумасшествия? Цветные круги плывут перед глазами. Чонгук стонет и судорожно глотает ртом воздух, когда член грубо сжимают. Чимин же продолжает ухмыляться, держит его своими ладонями, когда младший только хватается пальцами за его плечи, чтобы хоть так остаться в реальности. Ладонь с члена перемещается на живот, оглаживает твердый пресс, поднимаясь на крепкую грудь. Чимин касается сосков подушечками пальцев, сдавливая чужое горло, наслаждается глухим стоном. Он поддается чуть ближе, рассматривает натянутую кожу на ключицах и шумно выдыхает на нее через нос. Чонгука пробивает крупная дрожь, он выгибается в спине, подставляясь дыханию и чужому языку, который касается его натянутых жил на шее, скользит по венам, чтобы с поцелуем замереть на плече. Хорошо. Острые зубы царапают ключицу, а рука возвращается снова на налитый член, грубо растирая смазку по чувствительной головке. Чонгук разводит бедра чуть шире и судорожно выдыхает от легкого смешка. Хочется надеяться, что Чимин не оставит его сегодня без разрядки. Но старший, кажется, и не думает об этом, надрачивает ему, выцеловывая грудь. — Хен… — Мой маленький Гук-и такой чувствительный… Видимо, я действительно не уделял ему внимания. Мой драгоценный малыш, мой вкусный малыш… Зубы Чимина впиваются в плечо, ровно в то же место, где и остался след от его старого укуса. Младший шипит, сжимая своими пальцами его плечи, выгибается в спине и пытается жар всеми силами игнорировать. Кровь пачкает его кожу алыми разводами, отпечатывается на губах Чимина и смотрится на них скорее возбуждающе, чем уродливо. Чонгук шумно сглатывает и прикрывает глаза. В голове все плывет от пронзившей боли и легкого удушья, от того, как чужая ладонь ласкает его член, сжимая. — Хен, я сейчас точно… — Кончишь, — выдыхает прямо в губы, прежде, чем накрыть своими и зарычать, пуская вибрацию по телу любовника. Чонгук крупно вздрагивает и, зажмурившись, стонет. Его сперма выталкивается в кулак Чимина и, когда ладонь пропадает из горла, он и вовсе валится на старшего, обнимая его за плечи. Пак гладит его лопатки, вслушиваясь в дыхание, зарывается пальцами в темные волосы и аккуратно целует скулу. Вот и поговорили.

***

Урсула шумно выдыхает перед дверью и заходит, щелкая замком. Тэхён, каким бы паинькой ни был последние три дня, остается все тем же Ким Тэхёном. Возможности сбежать ему никто не подарит. Нет, они уже не первый раз набивают себе шишки с выходками Тэхёна, не первый раз он рвет людей и просчиталась она сама, когда решила придушить его гипнозом, подавить волю и немного припугнуть. Перестаралась. Теперь Тэхён пугает ее одним лишь видом, одним лишь взглядом и удлиненными клыками, которые постоянно разрывают его нижнюю губу. Урсула смотрит на него несколько долгих мгновений, а потом идет к стулу, который стоит напротив кровати. Парень хмуро следит за ней, рассматривает стройные ноги в плотных колготках, фигуру в платье-чулке и теряется в волнистых блестящих волосах. Она садится напротив него, закидывая ногу на ногу, ставит сумку рядом и впивается таким взглядом, что во рту пересыхает. Тэхён еле сдерживает себя. — Ты подставил нас, малыш… — она шумно выдыхает и опускает голову. — Я надеялась, что после стольких раз ты смог вырасти, но в итоге ты перекинулся в половинную форму и теперь доставляешь мне еще больше проблем. Урсула поднимает взгляд, сталкивается с тэхёновым и буквально кожей чувствует его легкий мандраж. Парень не смеет пошевелиться, смотрит в глаза и глубоко дышит. Один лишь раздвоеный язык скользит меж губ, касается воздуха, будто пробует запах Урсулы, и прячется обратно в рот. Он все еще признает лишь ее, все еще способен воспринимать только ее, оставаясь один на один, он все еще голоден. Урсула знает, чего он хочет, как ему хочется впиться клыками в ее кожу и распробовать кровь, как проявление силы, власти и первобытных заигрываний. Но пока он послушный, она может не волноваться. Вздрагивает она спустя полчаса, когда Тэхён поднимается с постели и неспешно идет к ней. Урсула сидит спокойно, нужно сначала посмотреть, что он будет делать, посмотреть, как он себя поведет, и не вызывать у него лишний раз желание охотиться. В таком состоянии он вполне может и ластиться, тереться о нее, шипеть и касаться языком кожи. Сейчас он связывается с реальностью по-своему и просто глупо требовать чего-нибудь другого. — Урсула, — имя срывается с губ шипением, когда холодные пальцы касаются ее плеча через тонкую ткань черного платья. Она смотрит на них искоса, все так же молчит и ждет продолжения. Она знает, что в этот раз он уже не ограничится. — Урсула, какая же ты сегодня красивая… Тэхён утыкается носом в ее волосы, вдыхая легкий запах шампуня и духов. Тяжелый, сложный аромат, который серебристой пылью оседает на коже и выдержанным красным вином на губах. Он укладывает свои широкие ладони на ее плечи и легко сжимает, будто хочет хоть так отрезать ей пути отступления, вдыхает запах ее волос и прикрывает глаза от тех сладких картинок, где она на это отвечает с не меньшим трепетом. — Осмысленная речь? Похвально, — Урсула только кивает головою, чувствуя, как чужие руки напрягаются — не страшно. Он может бредить сейчас, говорить, что взбредет в голову и даже шипеть — нормально, он не в том состоянии сейчас, чтобы осознавать хоть что-то, сознание отключилось и балом правят лишь инстинкты. — Не с тобой, — Тэхён выдыхает ей в макушку. — С тобой я себя не осознаю, я теряю рассудок только глядя на тебя, Урсула. Я бы хотел, чтобы ты рядом со мной тоже чувствовала нечто подобное… Гипноз? Хоть и не в себе, но очень старается, похвально. Только его потуги, к сожалению, основаны лишь на страсти и инстинктах. Он змей, видит рядом с собою такую же пригодную змею и не видит абсолютно ничего плохого в том, чтобы продолжить свой род. Если бы она была моложе, то, быть может, на нее это даже подействовало бы… — Тэхён! Она злобно шипит, когда парень хватает ткань ее платья на плече, намереваясь разорвать, останавливает его, заставляет только замереть, а потом опустится на колени рядом с собою. Ким тянет ее ладонь к себе, целует пальцы одними лишь губами, проводит по ним длинным языком, а потом резко хватает рукав и задирает выше, обнажая запястье. — Ты что себе позволяешь?! — она резко переводит на него взгляд, но сразу же опускает голову, когда Тэхён гулко шипит. Чертовы инстинкты… Он прижимается губами к ее запястью, чувствуя стук пульса, вдыхает запах с кожи и проводит по ней языком, чувствуя слабую дрожь в теле Урсулы. Тэхён целует ее запястье, выводит узоры вен языком, вводя ее в особый транс. Клыки царапают ощутимо, но Урсула даже не вскрикивает, когда они впиваются в ее кожу. Она могла справиться с Тэхёном-мальчишкой, перед Тэхёном-зверем она, кажется, сама пала.