***
— Чонгук? — Агась? — Мы еще долго здесь будем сидеть? — Пока еда не кончится. — Как-то это неправильно… — Еще скажи, что тебе не нравится, — Чонгук едко ухмыляется, когда проежается своей задницей по члену Чимина сильнее. Пак шипит и хватает его бедра, обтянутые пижамными штанами с такой силой, что младший стонет. У него и без того синяков полно. Пак расстарался еще на пикнике и продолжил экзекуцию, когда они ночью пришли в комнату. Чонгук соврёт, если скажет, что ему не понравилось. Если с ним не зарываться, то он становится очень даже хорошим любовником и особо проблем не доставляет. Ну, по крайней мере гипноза он уже давно не ощущал и, хоть и просыпается с желанием одиночества, уже помнит, что точно было вечером и не желает себе смерти. Чимин выиграл войну, а Чонгуку сейчас выгоднее проиграть и залечь на дно, у него еще работает инстинкт самосохранения и жизнь он свою любит больше, чем сомнительный, хоть и очень лестный, авторитет. — Ох, Гук-и, ты бы знал насколько мне приятно… — Чимин хитро щурится, наблюдая за младшим, сжимает его бедра и пусть… Глаза его холодные до сих пор не научились скрывать настоящее, скрывать эмоции и те переживания, что переполняют изнутри, рвутся из него, пробираясь через изогнутые ребра, и которые только кожа хоть немного сдерживает. Чонгук все еще смотрит на него если не с ненавистью, так с душащим холодом, смотрит цепко и взглядом этим хочет ранить. Хочет чтобы Чимин чувствовал себя ничтожеством, уродом… Наверняка будет обидно, когда малыш Гук-и узнает, что он гораздо хуже даже того образа, что разросся в его голове. — Ну и чего ты? — Чонгук проводит ладонью по его груди, касается твердых сосков и, не скрывая, наслаждается. Они любовники и в такой формулировке вынести это даже проще, чем в формулировке «соседи». Так проще, так создается хотя бы видимость нормального между ними, отношений не особо обязующих и не близких. Просто любовники… Просто двое, которые вместе коротают время и не особо беспокоятся друг о друге за пределами похоти и секса. Почти незнакомцы, между которыми искры летят от напряжения и до тупого огромная пропасть из неизвестности, которую они и не стремятся заполнить. Зачем? Чонгук смысла не видит, а Чимин не по своей воле даже рассказать не может… — Ну не знаю, может, потому что нас не могут найти и попеременно стучат то Тэхён, то Хосок? — Чимин смешливо улыбается поглаживая бедра младшего одними лишь пальцами, выводит на них замысловатые узоры и думает лишь о том как хорошо, что Чонгук не продолжил свое тупое сопротивление дальше, а покорился с судьбой и пока особо никаких дуростей не делает. Было бы очень обидно лишить себя такой мордашки… — Не думаю, что это что-то серьезное… — Чонгук смешно фыркает себе под нос, а потом давит ехидную ухмылочку. — Может сведем их вместе, чтобы им было веселее и они на прочность двери друг друга испытывали? Чимин же на его предложение только смеется, запрокинув голову, его кадык мерно двигается под кожей и младший держится изо всех сил, чтобы не укусить его, а потом долго зализывать рану. Чимин хорош собой, его кожа очень специфичная с приятным вкусом, если у кожи вообще может быть вкус, Чонгук наслаждается им. Наслаждается когда кусает, когда целует, когда вылизывает языком. Чонгук сходит с ума от его кожи, от горечи одеколона и легкой соли пота. Так бы и съел. — Детка, Тэхён не по мальчикам, вряд ли что-нибудь получится из нашего сводничества, хотя мне нравится ход твоих мыслей, — Чимин мурлычет, касаясь кончиками пальцев шеи парня, ведет ниже к ключицам, по груди, касается твердых сосков и чуть фыркает от судорожного вздоха — слишком чувствительный. Слишком чувствительный, слишком поддатливый, слишком мягкий и просто слишком. Вредный, грубый, неотесанный… Кто бы мог подумать, что из него получится такой послушный пассив, словно простыни и подушки вытягивают из него весь его гонор, успокаивают его и позволяют спрятать колючки и когти. И если сначала Чимин был даже немного разочарован, что не смог сломать его, уничтожить, сыграв на принципах, то сейчас он очень даже доволен, прижимая к себе Чонгука, целует его в висок, чувствуя, как трепетно он реагирует на такие поцелуи. И да Чон лучший в развязных поцелуях, в пошлых разговорах и откровенном блядстве. Он может целовать без любви, шептать без доли страсти и лезть в чужие штаны, будто ему действительно нравится. Он может все, вот только… Когда доходит до нежности, он совсем теряется, тянется к любой такой ласке и Чимин просто не может ему в этом отказывать, прижимая мальчишку к себе, целует кожу одними лишь губами и перебирает его волосы пальцами, пока тот не уснет. Чонгук нежностей сам не просит, но и никогда не отказывается от них, боязливо поддается ближе и сначала даже пугался до того, что все мышцы его напрягались и становились похожими на камни. — Чонгук-и, иди ко мне, просто полежим вместе, зайка. Чимин тянет к нему руки и укладывает парня на свою грудь, поглаживает лопатки и целует в макушку, наслаждаясь тихим мурчанием. Сердце Чонгука стучит в его кожу, теплота пробирается через поры и Чимин не без удовольствия прижимает его к себе, чувствуя, как сон медленно укутывает их двоих, позволяя наконец-то хоть немного забыться, но… Резкий стук в дверь заставляет Чонгука подпрыгнуть прямо на кровати, он схватывается и резко садится, а потом шипит, хватаясь за голову. Чимин приподнимается и легко укладывает парня обратно в постель, целуя в щеку. Скоро уйдет. Наверняка очередная проверка на явку и, Чимин, честно говоря, не хочет видеть ни Тэхёна, ни Хосока (особенно его!) Они снова укладываются, Чонгук мостится на его груди и мило причмокивает губами, утыкаясь в кожу носом, старший же просто обнимает его, поглаживая ладонью худой бок, закрывает глаза и уже готовится снова провалиться в сон. — Чимин, мой любимый донсен, — шипящий голос Юнги пробирает до костей, будто холодным языком по позвоночнику, и заставляет его крупно вздрогнуть, открыв глаза, — я бы очень хотел, чтобы ты все же открыл мне дверь, потому что если нет, то это с удовольствием сделает комендант. Дело срочное и касается твоего дорогого друга. Считаю до трех. Раз, два… — Блять, — Пак шипит от злости и вылезает из постели, игнорируя полностью Чонгука. Он щелкает замком и рывком открывает дверь, смотря на самодовольную рожу Юнги. Ну конечно… Было бы очень замечательно, если бы проблема действительно была серьезной, а не Мину просто надоело слушать нытье Тэхёна по Урсуле и он решил выкурить его очень радикальным и не очень приятным способом. — Хен… — На минутку, Мин-и, — Юнги слащаво улыбается и кивает младшему за спину, тот только фыркает и выходит в коридор, закрывая дверь. — Чего ты хочешь? — Тэхён в половинном обращении и практически не воспринимает никого, ты нужен, чтобы проверить помнит ли он тебя, — Юнги фыркает и складывает руки на груди, чувствуя, как к горлу подкатывает гадкий комок злости и обиды. Он был за них в ответе, он должен был приглядывать за ними двумя, а в итоге… Подорвал весь свой авторитет и перечеркнул все влюбленными мальцами, позволил им самим разобраться, а не привел в чувство определенными техниками гипноза. Чонгук должен уже кормить червей в могиле, Тэхён должен уже избавиться от зависимости к Урсуле, но к, большому сожалению, они погрязли в ненужных чувствах и никчемных эмоциях, перечеркивая абсолютно все в своих жизнях. Они провалились, да, но под его чутким руководством. — Блять! — Чимин рычит и почти бьет кулаком в стену от злости, вовремя сдерживает себя, чтобы не создать еще больше проблем. — Что случилось? Почему он… Сука! — Остынь, Мин-и, остынь, — Юнги едко ухмыляется, а потом только смеется над сконфуженным Паком. — Насколько я понял, они с Урсулой поссорились и Тэхён не сдержал свое очарование, — старший воровато осматривается и цокает языком. — Впрочем, это приватный разговор, этого никто не должен знать. — Я понимаю… — Чимин шумно выдыхает, зарываясь пальцами в свои волосы, и опускает голову. — Дай мне пять минут, я приду к нему. — Ладно. Чимин скрывается за дверью комнаты, а Юнги только шумно выдыхает. Тяжело. Все навалилось слишком внезапно: сначала кто-то продемонстрировал свое присутствие, убив крупного парня, чтобы потом залечь на дно, Чимин потерял голову с мальчишкой, а Тэхён сошел с ума, перечеркивая абсолютно все. Юнги должен был контролировать это, это его долг наставлять и держать младших в узде, находясь рядом с ними. А он провалил все и подставил Урсулу, забываясь в мелких проблемах и бедах. Больно. Физически болит спина и шея и, кажется, единственное, что способно его сейчас исцелить — хороший удар по голове. Смерть все исцелит. — О, хен, привет! — Хосок машет ему рукой с другого конца коридора, сжимая в руке баночку колы. Юнги натянуто улыбается и кивает головою. Между ними ничего не поменялось после того случая, хоть это и произошло позавчера. Им была нужна такая разрядка и Мин даже рад, что Чон теперь не бегает за ним шнурком, взывая к любви и высоким чувствам. Их нет! Не к чему взывать, не о чем говорить, они так и остались посторонними, хоть и забылись друг в друге. Юнги понимает это, Хосок понимает это и они в этом понимании счастливы. Счастливы от того, что все началось и закончилось в закрытой комнате, а потом ничего между ними не изменилось. Хосок такой же прилипчивый и громкий, Юнги все так же это не нравится (должно ли?). — Хен, че такой печальный? — Чон широко улыбается, а потом вредно стреляет глазами, как, кажется, только он может. — Решил перейти на новый уровень мрачности? Это твои пятьдесят оттенков? — и гогочет мразотно так и громко. — Браво, Сок-а, молодец, старайся и дальше, может, когда-то получится пошутить смешно, — Юнги закатывает глаза и идет к нему ближе. — Что-то ты сегодня совсем не в духе, — Хосок легко фыркает, опираясь спиной о стенку. — Не хочешь пива выпить вечером? — Нет, может через пару дней, не то у меня состояние да и времени нет особо… — Жаль… — Хосок дует губы, а потом снова улыбается. — Ладно, хен, еще успеем, мне тоже пора. Они прощаются и расходятся. Юнги идет к Тэхёну в комнату и надеется, что Урсула все же сумела привести его в чувство гипнозом и им не придется разбираться еще и с этим. Несдержанный ребенок… Как всегда сначала надумал, потом натворил и, ко всему прочему, еще и вытворил. Знал, что все закончится плохо, знал, что Урсула пошлет его вместе с его же ревностью, но все равно решил покачать права и состроить из себя невинного ребенка. Тупица! Непроходимый идиот, которому стоило бы все же поучиться манерам и правилам обращения с девушками. Сам себя подвел, сам себя довел и, в конечном итоге, сам виноват и остался. Урсула только зря рыдает, винит себя и с ума сходит от мальчишки, который покрылся чешуей, смотрит стеклянными глазами и высовывает длинный раздвоеный язык изо рта. Она не виновата… Не она не может сдержать эмоции, не она потакает всем своим комплексам, и уж точно не она разбила человеческую голову, подставляя их всех в этой чертовой школе. Тэхёну следовало бы научиться справляться с этим, игнорировать яд и душащую злость, выдыхать горячим паром или холодным сигаретным дымом, как и все делают. Ему следует научиться это контролировать, справляться с этим и жить с достаточной холодностью, хоть душу и рвет на части, внутри задыхаешься от пожарищ и до боли хочется просто закричать. Ему следовало бы это сделать раньше, теперь же это не имеет никакого смысла… Теперь он просто подставил всех, включая себя, оступился в самый ответственный момент и, когда это дойдет до его родителей, они просто его уничтожат. Кимы не допустят, чтобы об их семье говорили, не допустят позора, не допустят даже собственного сына, если он хоть немного пошатнет их оледеневший образ, сделает уязвимыми в глазах других. Теперь им нужно молиться…***
— И я просто… Мне просто… Я хотела… А он… И все! Урсула в очередной раз заливается слезами, размазывая косметику по лицу, Юнги от напряжения массирует переносицу, Чимин только хмуро кивает, смотрят на поехавшего крышей друга, а Тэхён лишь слепо гипнотизирует одну точку в своей же картине. — И чего он так?.. — Чимин садится рядом с Кимом и пытается прикоснуться к его руке, но останавливается, когда слышит предупреждающее шипение. — Это я виновата! — Урсула громко всхлипывает, стирая слезы, и шумно шмыгает носом. — Нужно было сказать ему… — Да, и он бы проломил голову тебе, — Юнги фыркает, поглядывая косо на парня, и только недовольно цокает языком. — Ты не виновата, что этот лоб до сих пор не научился себя сдерживать, ты не виновата, что он малейшую истерику раздувает до размеров дирижабля, ему стоит научиться быть взрослым, — он шумно сглатывает, окатывая леденящим душу взглядом Чимина и только тогда продолжает дальше. — Кванджу. Спецшкола, где его быстро приведут в чувство одни только ученики, даже без системы. — Хен, но не слишком ли это? — Чимин обеспокоенно смотрит на Мина, который, кажется, совсем никак не реагирует на младшего, смотрит с презрением на Тэхёна, буравит настолько тяжелым взглядом, что и Паку становится неуютно. — В Кванджу же только полные отморозки учатся… А пыточные наказания… Мне кажется, это уже крайность. — Эффективная крайность! — Юнги самодовольно хмыкает и ухмыляется, смотрит на Кима с неподдельным презрением и борется разве только со стойким желанием просто свернуть ему шею. Он их подставил! Он их подвел! Другие бы обстоятельства, он бы без великодушного позволения этих двоих свернул ему голову, уничтожил бы его, оставив в том же парке, рядом с тем же хладным трупом. Тэхёна не следует жалеть, он не стоит и капельки жалости, его стоит наказать за провинность, за чудовищную ошибку, которая могла стоить им не только спокойствия. — Не ссорьтесь, пожалуйста, — Урсула наконец-то шумно выдыхает и снова выравнивает спину, справляясь со своими эмоциями, хоть дрожащие пальцы и выдают ее полностью. — Я попытаюсь привести его в чувство, я знаю технику и он реагирует на меня относительно адекватно… — Ты не обязана… — Но он не выдержит других мастеров, он слишком легко поддается, сознание слишком пластичное, — девушка закусывает нижнюю губу и опускает голову. — Я никогда не встречала еще таких змей. Хищник с сознанием мыши, им слишком легко завладеть и управлять. На смотровой башне я не прилагала слишком много сил, поэтому не думала, что это так сильно на нем скажется. Я хочу попробовать вывести его, не думаю, что это займет слишком много времени. — Ладно, — Юнги хмуро кивает, — но будь осторожна, он может напасть или проявлять агрессию. — Все будет хорошо! Если что, я обязательно остановлю это! Урсула лучисто улыбается, демонстрируя всю свою уверенность. На деле же она уверенна лишь в том, что секрет этот не выйдет за пределы комнаты и их четверых.