Кодло

Чонгук рвано выдыхает влажный воздух через губы, чувствуя, как дыхание это туманом оседает на коже, как вызывает мурашки и как сильно он плывет от него, как сильно размякает. Поцелуи ложатся на его ключицы и плечи, заставляют его запрокидывать голову, открывая больший доступ к телу. Он наслаждается этим, постанывает и шумно дышит, чувствуя, как мягкое тепло разливается у него где-то в груди, как оно согревает его изнутри и заставляет раскрываться только сильнее. — Чимин-а… — Чонгук, мой малыш… — Пак урчит ему куда-то в ключицу, целует, а потом легонько прикусывает кожу на шее, наслаждаясь сиплым стоном. — Пора просыпаться, уже десять. — Хен, ну ведь выходной сегодня, зачем ты меня разбудил? — голос у Чонгука спросонья хриплый, хоть щеки уже и затянулись легким розовым румянцем, он смотрит на Чимина в белой майке и с уже уложенными волосами и чуть приподнимает голову, осматриваясь. — Ты куда-то уходишь? Чимин только тихонько посмеивается, сползая с постели Чонгука, смотрит на него с легкой смешинкой и озорным блеском в глазах. — Я уже вернулся, — Пак идет к своей тумбочке и подхватывает плетеную корзину с клетчатой салфеткой на ней. — Я не шутил, когда предлагал выпить вина в субботу. — Так рано утром… Чонгук падает обратно на подушку с вымученным стоном, закрывает глаза и хнычет. Он надеялся сегодня поспать дольше. Он вчера вечером ушел к Хосоку под недовольное фырканье, выпил с хеном пива, закусывая охренеть какой вкусной пиццей из кафе неподалеку, поиграл в приставку и вернулся уже в четыре утра. Он надеялся, что сегодня он сможет все это отоспать, надеялся, что утро начнется где-то далеко за полдень и он сможет спокойно себе и дальше быть вялым овощем. У него не было планов на субботу. И он, честно говоря, даже не уверен в том, что Пак предлагал действительно выпить вина на выходных. — Ну Чонгук-и, считай, что это будет нашим первым свиданием, — Чимин очаровывающе улыбается ему и задорно подмигивает. — О, как раз вовремя! — младший тихонечко смеется и все же лениво поднимается со своей постели, потягивается, вдыхая воздух полной грудью. В комнате чуть свежо, форточка окна приоткрыта, позволяя свежему воздуху свободно проникать в небольшое помещение. — Оставь свой сарказм при себе, детка, я действительно хочу провести с тобою весь сегодняшний день, — Чимин подходит к нему ближе и со спины обнимает за талию, чуть приподнимается на носочках, чтобы обжигающе шептать прямо на ухо. — Не зря же я проснулся рано утром, чтобы съездить в нормальный маркет, прикупить немного еды и еще кое-чего. Пак мурлычет ему на ухо словно настоящий кот, поглаживает его теплую кожу своими мягкими прохладными ладонями. Старший наслаждается ленивой мягкостью Чонгука, его податливостью и изнеженнностью, теперь он уже привыкает касаться не каменного напряженного тела, целоваться без отвращения и ложиться в постель с мальчишкой, который чувствует к нему хоть отголоски симпатии. Чонгук стал мягче к нему, нежнее, несколько раз и сам лез целоваться, когда Пак читал или делал домашнюю работу. И Чимин просто не мог отказать своему мальчику в этой ласке. — Хорошо, дай мне собраться только, — Чонгук поворачивается к старшему и целует его в висок, вдыхая запах шампуня и одеколона с волос. — Мог бы, кстати, и предупредить вчера, — он чуть дует губы, отстраняясь и подходит к шкафу, вытаскивая большое полотенце. — Если бы ты не ускакал к своему дружку, то предупредил бы, — Чимин фыркает себе под нос и падает на свою кровать. — Кто-то ревнует и дуется? — младший слабо смеется, поглядывая на своего соседа, который только бурчит в ответ на вопрос. — Не стоит, я полностью твой… «Ведь это цена моего спокойствия».

***

Чонгук поправляет светлую джинсовку на плечах, когда вертится перед зеркалом. Он уже выбрал узкие темные джинсы, тонкую полосатую кофту, которая свободно сидит на нем и сейчас не может выбрать между курткой и джинсовкой. Да, он просто затягивает время и его не нужно осуждать. В конце концов не каждый может два часа слоняться туда-сюда, создавая вид торопливых сборов. И если Чимин сначала развлекал себя инстаграмом, то сейчас он, кажется, смотрит сериал. Чон надеется, что просмотр затянется, что ему не придется потом демонстрировать свое гладко выбритое тело Чимину, который потом наверняка будет отсвечивать своей идиотской ухмылочкой, мол, его мальчик готовился для него. Его мальчик просто не знал, чем себя еще занять, имея только бритву под руками. Чонгук дует губы, рассматривая себя, как девчонка, если у него получится стрепать ожиданием старшему нервы, то он будет очень даже рад. — Гук-и, — Чимин обнимает его за талию и притягивает к себе, чтобы чмокнуть в нос, — ты уже час, как красавчик, пошли на свидание, нам еще к озеру полчаса идти. — А мы не можем вызвать такси? Я оплачу… — Не ной, малыш, пешая прогулка не помешает твоим прокуренным легким, ровно как и день на свежем воздухе, не думаешь? — старший хитро щурится, рассматривая парня перед собою, задерживает взгляд на полных приоткрытых губах, которые тут же легко целует. — Ну чуть-чуть ты, может, и прав… — Чонгук показательно задумывается на несколько мгновений, а потом выпутывается из его объятий и подхватывает свой рюкзак, закидывая на плечо. — Ладно, пошли. Они выходят из комнаты, Чимин быстро закрывает дверь на ключ и бросает его в карман своей серебристой кожанки, пока Чонгук наблюдает за ним. Они идут по удивительно пустующим коридорам общежития и встречают на своем пути лишь двоих девчонок в спортивных костюмах и с не особо аккуратными прическами, которые тащат в руках пакеты из магазина. Видимо, и в полдень субботнего дня многим тяжело проснуться. Они выходят из корпуса и доходят до охранного пункта, чтобы показать ученические пропуска, и уже потом спокойно выйти за пределы школы. Чимин несет корзинку в руках, поглядывая на молчаливого Чонгука, который только смотрит себе под ноги и даже не пытается начать разговор. Оттягивает время и, несмотря на покладистость, просто говорить не хочет. Чимин давно его понял. Иногда он очень сильно себя выдает: морщит нос, отворачивает голову с отвращением и отталкивает его, будто в шутку, прикрываясь домашкой, которую он очень редко делает добросовестно. Чимин его хорошо понял. Чонгук просто то ли смирился, то ли затаился, и тут даже непонятно, что хуже. Чонгук просто свыкся с мыслью о том, что ничего не поменяется и нужно перетерпеть, как болезнь, как боль, чтобы не ковырять свои раны, чтобы не мучать себя еще больше, чтобы просто не усугубить. Чимин смотрит на мальчишку, рассматривает его чуть понурое лицо и хочет стереть с лица эту мрачность хотя бы страхом, если романтика не приводит его в восторг. — Чонгук-и, — старший берет его за руку, чувствуя, как парень дергается, и сжимает ладонь сильнее, — детка, почему ты такой серьезный? Я веду тебя на свидание, а не на каторгу, мы хорошо проведем время… Чимин подносит ладонь младшего к своим губам и мягко целует, наслаждаясь мягкостью и ароматом чужой кожи. Он буквально чувствует терпковатый запах Чонгука, то как напрягаются его мышцы и как он сам напрягается, ожидая, что будет дальше. — Я просто не выспался, — Чон пытается улыбнуться ему, всеми силами пытается, чтобы его улыбка не выглядела настолько ломанной, но получается, откровенно говоря, плохо. — Не бери в голову, хен, все нормально. — Да? Я просто надеюсь, что этот день ничего не испортит, — Чимин притягивает его к себе ближе и одной рукой обнимает за талию, чтобы поцеловать парня в уголок губ. — Чонгук-и, ни о чем сегодня не думай и тогда все будет хорошо. Манипуляции словами и тоном, как одни из самых эффективных, особенно если их подкрепить легким гипнозом. Пак не без удовольствия наблюдает за тем, как мальчишка сглатывает тихо комок слюны, чувствует, как каждая мышца его тела наливается бетоном, каменеет. Чимин научился управлять Чонгуком манипуляциями, практически не использовать гипноз. Чимин понял, что живые слова пугают парня сильнее, потому что им он уже не может сопротивляться, слышит их, думает о них, а дальше воображение дорисовывает. Воображение вообще одно из страшнейших оружий против человека. От него ты не избавишься, его не вылечишь и оно уж точно не позволит тебе спать по ночам. Воображение ужасает, рисует несуществующие образы в темноте и свете, заставляет дрожать от страха сутками напролет, не смыкая глаз даже для беспокойного сна. Воображение способно испугать даже больше, чем живая материя. — Ладно, не буду, — Чонгук хоть и пытается сделать вид, что расслаблен, но Чимин чувствует его напряжение под пальцами. Чимин чувствует, как мальчишка с собою справляется, пытается быть спокойным и расслабленным, не выдать себя. Он чувствует напряжение Чонгука полностью. Мальчишка словно натянутая струна — коснись сильнее и точно лопнет прямо под пальцами. Чимин чмокает его в нос и мило улыбается, беззаботно так и чуть игриво, чувствуя, как парень вздрагивает от этого короткого и мягкого поцелуя, как он и сам улыбается чуть легко, справляясь со своими эмоциями. Дальше идти становится немного легче, они тихо говорят между собою, делятся историями из жизни и легко смеются, вспоминая их. Постепенно напряжение словно растворяется в легком ветерке и совсем пропадает, оставляя между ними относительно добрую пустоту и беззаботность, где Чонгук, после порции легкого гипноза, снова теряет весь свой запал сопротивляться и портить этот день. Что поделать… Характер у него такой, ждет подвоха и, когда получает его, становится удивительно спокойным, мягким и даже чуточку покладистым. Чимин иногда даже поражается ему. При таком крутом нраве принимать судьбу с таким смирением, не сопротивляться ей и склонять голову, как должное. Это что-то похожее на инстинкт выживания, на отголосок надежды, что если сейчас перетерпеть, то дальше точно будет лучше. Впрочем, с ним это и сработало. С ним сработало притворство и продолжает на него работать, хоть он и знает, что никто ему не верит, что ни одна живая душа не воспринимает его перевоплощение в кроткого ягненка, как должное, никто не видит его в этой роли и уж точно никто не верит ему. Но, тем не менее, он себя не выдает и предъявить ему хоть что-нибудь просто невозможно. Чонгук отменный актер, хорошо держит маску и даже интригует в каком-то смысле. Чимин уже хочет сорвать его маску. Посмотреть что же на самом деле он чувствует, узнать, что он на самом деле думает и вообще кто он такой на самом деле. Чимин уверен, что оно того стоит. Увидеть Чонгука без прикрас, в истинном обличие и с настоящим лицом, настоящим взглядом и настоящими чувствами. Чимин уверен, что сам Чонгук однозначно стоит любого спектакля, стоит любой комедии и драмы, которую сам же и разворачивает, лишь бы только спастись самому. Лишь бы его собственная жизнь не превратилась в драму. Приходят они уже к достаточно большому озеру с чистым песчаным берегом и даже небольшим кусочком мягкой сочной травы между самим лесом и берегом. Чимин расстилает плед на траве и бросает еще один сложенный сверху, чтобы, если вдруг похолодает, им можно было укрыться. Чонгук швыряет на него рюкзак и валится сам, нащупывая ладонью молнию небольшого кармана, где он хранит сигареты. — Гук-а, поешь сначала, потом покуришь, — старший даже не удивляется, наблюдая за младшим. Чон скорее пропустит завтрак, чем не выкурит с утра пораньше сигарету и это уже ни гипнозом, ни уговорами не искоренить. Принять, смириться, ну и, если есть особое желание, то будить самому, чтобы выхода не позавтракать не оставалось. — Да, мам, — Чонгук закатывает глаза и смешно морщит нос, сжимая в руке пачку красных мальборо. Он прикрывает глаза и шумно выдыхает, но тут же пораженной охает, когда старший садится верхом на его бедра и наклоняется почти к самому лицу. — Ты смотри, детка, я ведь и наказать могу. Как папочка, — и целует прямо в небольшой шрамик на щеке. — Да иди ты… Чонгук фыркает и отворачивается от парня, чувствует, как он встает с него и садится рядом. Начало их небольшой прогулки кажется довольно милым, Чимин почти не лезет и даже слушается его, копошится в корзинке, выкладывая все, пока Чонгук думает о сигарете между своих губ. Какая вообще разница до еды он покурит или после? Будто это имеет хоть какое-либо значение, все равно он поест рано или поздно, а сигарета так, приятное дополнение. — Ты что, даже бокалы купил? Младший даже немного приподнимается, когда видит в руке старшего две картонные упаковки. — Ну это же свидание, почему нет? — Чимин распаковывает бокалы и аккуратно выкладывает на плед, смотрит на то, как Чонгук поворачивается к нему боком и, подперев голову рукою наблюдает. — Разве ты бы не хотел сделать этот день особенным? — Хотел бы… Но я думал, что первое свидание у нас не будет на природе, — Чонгук на несколько мгновений задумывается, пока старший вытаскивает одноразовые пластиковые контейнеры из магазина. — Если честно, у меня никогда не было таких свиданий, я даже как-то не задумывался о таком варианте… — А куда ты обычно ходил? — Ну кино, кафе, клубы, пару раз в средней школе просто прогуливался в парке с девчонкой, но как-то мне не понравилось. Голуби, утки, сахарная вата — это не мое, — младший прикрывает глаза, но сразу же их распахивает, когда чувствует, как пальцы Чимина легонько подхватывают его подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть прямо в глаза. — Здесь нет голубей, уток и сахарную вату я тоже не люблю, поэтому это свидание можно считать уже на половину успешным. Тебе осталось только наслаждаться. Чимин наклоняется к нему и целует в губы, чувствует, как пальцы парня зарываются в его волосы, взбивают идеальную укладку и сжимают сильнее, притягивая к себе. Чимин подается ближе, углубляя поцелуй, поглаживает ладонью гладкую щеку и довольно урчит, когда чужая рука забирается под его майку и оглаживает крепкий пресс. Старший укладывает парня на плед и одним грубым рывком задирает его кофту. Он рассматривает темные бусины сосков на оливковой коже, облизывается прежде чем припасть к ним, обхватить губами, легко сжать зубами, наслаждаясь глухими стонами и пальцами, которые продолжают сжимать его волосы. — Хен, остановись… Подожди… Пожалуйста, хен… Чонгук кусает нижнюю губу, пытаясь справиться хотя бы с собою, пока Пак продолжает ласкать его грудь ртом, вылизывает его соски шершавым языком и сжимает бока ладонями так, что голова кружится. Он пытается справиться с этим всеми силами, но чем больше он пытается, тем сильнее в это впутывается, тем сильнее сгорает в чужих прикосновения и поцелуях. Это нечто особенное, нечто древнее и нечто, что берет начало от гнева, это — похоть. Всепоглощающая и убийственная, с терпким вкусом и сладостью на языке. Она растворяется в них и расстворяет, заставляет сминать под собою плед и стонать друг другу в губы. Похоть проходит в их телах электричеством, обдает жаром и вряд ли вообще может хоть с чем-нибудь сравниться. Чонгук чувствует, как горит в ней, как краснеет от температуры его кожа, как наливаются кровью засосы на его теле. — Хен, остановись. — Чонгук-и, что такое? Тебе что-то не нравится? — Чимин поднимает на него свой черный взгляд, впивается остро, заставляя дрожать всем телом, словно пугливого зверька. — Кажется, кто-то обещал меня накормить, — младший чуть щурится, когда между ними повисает неловкое молчание, но быстро расслабляется, когда Пак начинает смеяться. — Мой малыш… Тебе хоть пить можно? Меня не посадят за то, что я целуюсь с такими маленькими мальчиками? — Ну за то, что ты их трахаешь ведь пока не посадили, — Чон ухмыляется, осматривая открытые контейнеры на пледе и тянется к маленьким круассанам, краем глаза замечая, как старший вытаскивает бутылку и небольшой штопор. Чимин открывает вино и разливает его по бокалам, отдавая один Чонгуку. Он наблюдает за младшим не без улыбки, смотрит, как он переворачивается на живот и тянется к контейнеру с клубникой, надув губы. И куда его наглость с ехидством подевались? Растерял свою бед бой энергию и теперь хлопает своими оленьими глазками, как маленький малыш, поедая ягодки? Идиотизм. Чимин говорит какой-то безгранично тупой тост, наблюдая за тем, как Чонгук крохотными глотками пьет вино и откровенно залипает на равномерных движениях кадыка. Куколка. Еще бы только не скрывался за ненужными масками и ужасным притворством, учился управлять одновременно и гонором и страхами, привыкать к сути Чимина и подаваться ему без страха, открывать в равных долях и разум, и тело. А дальше не страшно. Потом можно и Паку говорить правду смело, не скрывать ни клыков, ни чешуи, разве только не подпускать в запале. — Чонгук-и, ложись мне на бедро, я покормлю тебя. Младший откладывает в сторону пустой бокал и хитро щурится рассматривая его с легкой ехидностью и смешинками. — Боюсь представить чем… — Малиной, зайка, разве ты против? Чимин хлопает по своему бедру ладонью и младший то ли разморенный окружившим их спокойствием, то ли уже после бокала красного вина просто не видит ничего плохого в этом. Он покорно ложится на упругое бедро, обтянутое черной джинсой и прикрывает глаза, надеясь где-то в глубине, что Пак действительно ничего не учудит и за его милой улыбкой сегодня не скрывается ничего плохого. — Открой рот. Чонгук слушается и довольно урчит, когда крупная малина оказывается у него во рту. А вообще это очень приятно, когда тебя кормят с рук. Младший покорно открывает рот, обхватывает ягоды губами и довольно улыбается, наслаждаясь, и даже тихо стонет, когда прохладные подушечки пальцев ненароком задевают его губы. — Кое-кто возбудился, — Чимин мурчит, кончиками пальцев оглаживает шею парня и не без удовольствия наблюдает за тем, как он немного выгибается в спине. — Ну… у меня игривое настроение, — Чонгук тихонько смеется и вздрагивает, когда пальцы старшего снова сжимают его подбородок, заставляя поднять голову. — Да? Я не против поиграть… Чон плывет от его будоражащего тона, чувствует, как каждая клеточка тела реагирует на голос и покорно раскрывает рот, когда пальцы Чимина давят на его губы. Он принимает их, прикрывает глаза и облизывает языком, наслаждаясь мягкостью кожи, стонет только когда старший сгибает их, чтобы надавить на язык, или выскальзывает изо рта, чтобы провести по губам. Он чувствует, как внизу живота горит огнем, с которым он уже не может справиться, только подстраивается покорно, выгибается в спине и постанывает. — Блять, детка… — Чимин шумно выдыхает, вытаскивая свои пальцы из рта парня и быстро наклоняется к нему, чтобы впиться в губы сочным поцелуем. Чуть неловко Чонгук разворачивается и поднимается, неразрывая поцелуй, садится на бедра старшего и громко стонет, когда чужая ладонь сжимает его член через плотную ткань. Чимин снова валит его на плед, гулко рычит, закидывая одну ногу парня на себя, и сходит с ума от чужих ладоней, которые оглаживают его грудь. Чонгук чувствительный сегодня и старший сходит с ума от этого, растегивая брюки и опуская их вместе с бельем слишком резко. Его ладонь ложится на твердый член и легко сжимает, от чего парень шипит и несдержанно толкается в чужой кулак. Слишком капризно. Чимин прикусывает его нижнюю губу и легко оттягивает прежде, чем оторваться от младшего. — Кое-кто утром так старательно готовился… — не без удовольствия Пак проводит пальцами по гладкому лобку. — И он заслуживает награды. — Черт, заткнись! — Я рад, что ты такого высокого мнения обо мне. Чимин тихо смеется, отрывая руку от его промежности и тянется к внутреннему карману куртки, чтобы достать небольшой тюбик смазки и несколько презервативов. — Ты тоже во всеоружии, я вижу… — Я старательно готовился. Старший откручивается крышку лубриканта и быстро выдавливает гель на пальцы, приставляет их к анусу парня и входит сразу двумя. Чонгук примет его точно, всегда принимал, хоть и шипел и отчаянно пытался оттолкнуть. Даже сейчас он только морщит нос, терпит и даже сам насаживается, чувствуя, как охлаждающая смазка чуть притупляет боль. — Двигайся, — нечто действительно пошлое и мокрое, нечто возбуждающее… То, что заставляет Чимина низко зарычать, а Чонгука развести колени скорее инстинктивно, чем осознанно. Старший растягивает Чона, припадает к его раскрытым губам, чтобы ловить ртом похабные стоны, чтобы чувствовать, как чужие пальцы сжимают его волосы, как короткие ногти впиваются в его поясницу, пуская под кожей электрический ток. Чимин плывет от такого податливого Чонгука, тонет в его теле и томных поцелуях, словно лучшего в жизни не видел и не пробовал. Пак опускается с поцелуями на шею и готов с ума сойти от того, как естественный запах кожи Чонгука мешается с хвойным гелем для душа и чуть грузным одеколоном. Кончиком языка он ведет по чувствительной жилке на шее и еле сдерживает себя от укуса, когда чувствует пульсацию в ней. Когда его зубы и кровь мальчишки разделяет лишь тонкая кожа и стенка сосуда. — Чимин-а, я готов… — Чонгук выгибается в спине, когда чувствует, как смазка в анусе хлюпает от каждого движения старшего, как мышцы пульсируют внутри, сжимаются, желая почувствовать наполненность и тяжесть чужого члена внутри. — Да, детка, сейчас. Пак оставляет смазанный поцелуй на острой ключице младшего, смотрит несколько мгновений на его кожу, а потом тянется к ленте презервативов, чтобы оторвать один и наспех раскатать по члену. Потому что чертов Чон Чонгук обхватывает свой твердый член ладонью и начинает бессовестно дрочить, сжимает свою плоть, стонет от удовольствия и кусает нижнюю губу. — Похотливая сучка… — Чимин рычит и резко переворачивает парня на живот, чтобы приподнять его бедра. Он рассматривает его блестящий растянутый анус не без удовольствия, наслаждается дрожью в чужом теле, когда касается пальцами аппетитных ягодиц. — Блять… Я тебя сейчас сам выдеру… Чонгук зажмуривается, утыкаясь носом в изгиб локтя, чувствует, как чужие пальцы пропадают с кожи и дрожит от возбуждения еще сильнее. — Ты смотри какой грязный ротик… Уверен стонет он просто бесподобно. Чимин мурлычет чуть насмешливо, приставляя головку члена к растянутому анусу и входит в парня одним глубоким толчком, наслаждается тягучим стоном и жаркими мышцами, которые мягко обволакивают его плоть. Пальцами старший сжимает его ягодицы, начиная двигаться в разгоряченном теле, насаживает на себя, вслушиваясь в глухой скулеж. Чонгук прячет лицо в изгибе локтя, хотя пылающие алым уши выдают его полностью. Он все еще не привык к пассивной роли. Где-то слишком напористый, где-то слишком деревянный… Он совсем не понимает, что должен делать, сам же привык просто валить того, кто нравится и трахать, кусать на грани с болью и целовать, прокусывая изнеженные губы. Чонгук никогда даже не думал, что в один прекрасный момент насаживать на член будут его, будут трахать, как нравиться, и кусать с той силой, с какой посчитают нужным. Чимин перевернул его жизнь. Вытряс из него все, что можно вытрясти, а потом просто напичкал тем, что для него удобно, воспитал его для себя и перекроил под себя, сделал послушным мальчиком, уничтожая гипнозом и манипуляциями. Чимин — ублюдок, но только после того, как ты это принимаешь, как должное, и окончательно опускаешь руки, все внезапно становится хорошо. Будто прежде, чем полюбить, его нужно всем сердцем возненавидеть. Чимин трахает его относительно нежно, даже заботливо, целует за ухом и сам стонет, когда Чонгук поддается назад, насаживаясь, попадает в ритм и сходит с ума от поглощающего его тело кайфа. Не так уж и погано быть нижним… Да, иногда очень лень мучаться с растяжкой, готовить себя, но зато почти всегда можно получить хороший римминг или минет. Чимин его балует ласками в последнее время и, наверное, ему все же грех жаловаться, нужно только наслаждаться. — Чонгук-и, черт, я сейчас кончу… Дыхание старшего становится рваным, а толчки более резкими. Чон стонет и скулит, когда пальцы сильнее сжимают его ягодицы, оставляя яркие пятна, которые уже завтра наверняка превратятся в густые налитые синяки. Чимин наваливается на него после очередного сильного толчка, прикусывает шею и рычит куда-то в кожу, пуская по ней мурашки. Чонгук чувствует, как внутри него пульсирует чужой член и сам громко стонет. — Хен… Младший скулит, когда Пак выходит из него, и легко вскрикивает, когда его переворачивают на спину. Чимин смотрит на него своим черным хищным взглядов, его зрачки расширены, а глаза блестят слишком уж возбужденно, когда он облизывает свои пухлые губы. Старший опускается к его члену, обхватывая темную влажную головку своими невозможными губами, опускается на него, сжимая плотным кольцом у самого основания и заставляет крупно дрожать и сильно зажмуриваться. Язык Чимина обводит его ствол, давит на каждую вздутую венку, а потом и толкается в узкую уретру. Чонгук скулит, чувствуя, как чужой язык ласкает головку его члена, как чужие губы сжимают ее, и с рыком кончает прямо в рот старшему, поддаваясь бедрами вверх. Чимин глотает все слишком послушно, а потом открывает рот и показывает абсолютно чистый язык, словно в насмешку. — Детка, ты само совершенство… Такой чертовски вкусный… Чонгук чувствует, как его щеки снова наливаются румянцем. Когда-то он и сам любил подразнить такими фразами любовниц или любовников, хоть и про себя посмеивался над слишком бурной реакцией. Подумаешь, слова… Но сейчас и сам отчаянно краснеет, отводит взгляд в сторону и легко вздрагивает, когда Чимин тянется к его рюкзаку и вытаскивает пачку влажных салфеток, чтобы завернуть в одну из них использованный презерватив. — Мог бы и лишний пакетик взять, чтобы выкинуть, — Чонгук говорит чуть блекло, приподнимает бедра, натягивая джинсы на себя и снова тянется к пачке сигарет. — Ну кто же знал, что ты согласишься так быстро… Я думал, что мы хоть что-то успеем доесть, а не вот так вот сразу. Чимин задумчиво кивает головою и шипит от боли, когда тяжелая ладонь младшего прилетает ему прямо на голое бедро.