Кодло

— Вы только посмотрите на этого красавчика. Чимин обнимает его за талию со спины и влажно целует в шею, заглядывая в глаза Чонгуку через зеркало, которое перед ними стоит. Младший мягко ухмыляется, когда легко поглаживает его ладони своими пальцами и запрокидывает голову. Между ними ничего не изменилось за прошлые три дня, пока Чонгук валялся на больничном в их комнате. Они не стали ближе, они не стали говорить о себе то, что выходит за пределы школы, останавливаясь на уровне общих фраз и понятий. Они наконец-то стали просто соседями, обменялись номерами и социальными сетями, приняли (хотя явно только Чон принимал), что они будут жить вместе как минимум до конца семестра и им нужно сделать свои же жизни менее невыносимыми рядом друг с другом. Это кажется разумным, хорошим выходом для двоих, когда всех все устраивает. За исключением, конечно же, Хосока, которого Пак не переносит на дух и в первый раз, когда увидел его в их комнате, когда увидел его сидящим рядом с Чонгуком, чуть с ума не сошел. — Мне достался такой прекрасный мужчина… — ладони Чимина ползут под широковатую кофту парня, оглаживают подтянутый торс и опускаются ниже, чтобы провести по черному ремню черных джинс. — Не хочешь выпить вина в субботу, детка? — Хен, что на тебя нашло? — младший тихо смеется, чувствуя, как быстрые поцелуи покрывают его плечи, легко мурлычет, когда его целуют за ухом и прикрывает глаза. — Приступ романтики, нет? — парень низко мурчит ему куда-то в плечо после очередного поцелуя, а потом легко прикусывает кожу. — Наслаждайся, детка. Чимин легко поворачивает его лицом к себе, обвивает шею, притягивая к себе для теплого поцелуя и сладко стонет, когда ладони младшего укладываются на его поясницу и легонько поглаживают. Они сплетают языки, сминают губы и томно вздыхают, чувствуя, как внутри все разливается приятным теплым медом, как греется, и как кожа покрывается мурашками. Чонгук легко забирается под белоснежную футболку соседа ладонями, чувствует, как напрягается его крепкая, рельефная спина, оглаживает бока, чувствуя под кожей тонкие полоски ребер, а потом, словно в шутку, поглаживает торс, цепляя пальцами твердые бусины сосков. Чимин шипит в поцелуй и несдержанно толкается бедрами, сжимает бока Чонгука, кажется, до синяков, наслаждаясь упругой юной кожей. — Ай! — младший вскрикивает, хватаясь за голову, мычит, отступает на несколько шагов. Между ними не появилось ни огня, ни этой призрачной искры, но, что не может младшего не радовать, он нашел к Чимину своеобразный подход. Резкие приступы головной боли, которая, на самом деле, была лишь раз, но сильно напугала старшего, а Чонгука натолкнула на гениальную идею. Он стал покорным, правда! Он стал таким, каким Чимин хотел его сотворить и каким хотел видеть, ведь толку с его гонора нет. Ну нет толку в том, чтобы зарваться с Чимином, драться, кусаться, чтобы в итоге его все равно отымели и хорошо, если не убили. Уж лучше прикусить язык до крови, уж лучше отвечать на нередкий и практически всегда пошлый флирт, целовать самому хоть изредка, отплевываясь где-то внутри себя, и абсолютно никак не реагировать на переодически проскакивающие у Чимина вопросы о воспоминаниях, памяти и о том, что помогло бы вывести его на чистую воду. Пак чертов психолог, и самая лучшая стратегия общения с ним это милые кивки головой и задумчивые взгляды. Если цена его спокойствия — покорность, он готов ее платить. Чонгук садится на постель, наблюдая за тем, как суетится Чимин, как он шумно сглатывает и приносит ему бутылку с водой. И это даже хорошо, что он верит в эти боли, что боится их до дрожи, ведь это его, Чонгука, единственный способ выскользнуть из лап этого ужасного чудовища. Он виновато улыбается старшему и опускает взгляд в пол, как какая-то жеманная девчонка, хочет вмазать себе самому за это, но уж точно не хочет снова встречаться с теми глубокими глазами, полными черного угля и гипнотичных звезд. — Ты уверен, что тебе нужно завтра идти на занятия? — Пак садится рядом с ним и берет его за руку, смотрит чуть хмуро, будто теперь он может управлять Чонгуком даже с помощью обычного взгляда. — Да. Хен, у меня завтра только четыре урока, я думаю, что со мной ничего не случится, — младший легко улыбается ему, всеми силами пытаясь не проблеваться. — К тому же на двух первых мы будем вместе, а на третьем мы, вроде как, будем вместе с Тэхён-хеном, пока ты будешь на своем ужасном немецком, — Чонгук весело фыркает и укладывается на подушку, потягивается на мягкой постели, смотрит на Чимина, который явно хочет, сказать что-то, но закрывает рот и шумно выдыхает. «Ну и заткнись, сука тупая».

***

— О, Чонгук, тебе уже лучше? — Урсула тепло улыбается, пытаясь проследить реакцию ученика, и остается довольной, когда он легко кивает ей со слабой улыбкой. — Да, спасибо за беспокойство, мисс Лайтимор. Он идет к своему месту, чувствуя спиною каждый тяжелый взгляд, который укладывается на его кожу, буравит спину и вскрывает без капли жалости позвоночник. Он садится на свое место, кивнув в знак приветствия Тэхёну, который, хоть и отсвечивает яркой улыбкой, но явно не ему, разглядывая их учителя, которая так старательно пишет на доске тему и таблицы под нею. Чимин сидит в соседнем ряду, ровно напротив Тэхёна, достает из рюкзака аккуратную тетрадь в плотной обложке и несколько ручек из бокового кармана. За то время, что они вместе живут, Чонгук успел понять, что, хоть Чимин и в большей мере не особо заботится о том куда кинуть рубашку или тетрадку, убирается на своей половине комнаты в большей мере из-за того, что уборщицы из общежития просто выкидывают все, что лежит не на своем месте, все его вещи остаются в нормальном состоянии. Он иногда даже удивляется, как Пак может со спокойной душой бросать на стол тетрать, неглядя, как он ест или пьет во время того, как пишет или перечитывает конспекты. Чонгук же… Все его тетради просто ужасны на вид, уголки загнуты, даже если он таскает их в папке, в обложках или вообще не достает лишний раз из чертовой тумбочки. Чонгук закусывает нижнюю губу, когда переписывает с доски очередное правило с примером, и даже закатывает глаза от очередного нелепого подката Тэхёна к Урсуле. Не удивительно, что она морозится, не бросаясь ни на смазливое личико, ни на дорогущие браслеты на его запястьях. Какую вообще девчонку можно склеить этим допотопным «эй, ангел, больно было падать с неба?» пусть и на английском языке?! Или это от отчаянья его мозги уже перестают хоть на капельку работать? — Какой у вас следующий урок? — Урсула переводит взгляд на тонкие часы, которые обвивают ее запястье и, подхватив свой толстый блокнот, пишет на доске домашнее задание. — Химия, но я бы с удовольствием отсидел еще на одном английском, — Тэхён мечтательно улыбается, даже не вслушиваясь в тихое хихиканье одноклассников. — Вот в этом и самая большая ваша проблема, Ким, вы сидите, а не учитесь. Она старается говорить спокойно и изо всех сил сдерживается, сжимая в руке красный маркер. Она бы уже могла, кажется, и шею этому мальчишке свернуть, и ноги переломать и скинуть с той чертовой смотровой башни, где любит пить чай, лишь бы только проводить спокойно уроки, не отвечать на тупые вопросы и не бороться с приступами контролированой агрессии, которая уже очень скоро грозится обзавестись приставкой «не» спереди. Но она все еще учитель. Существо бездушное и чуть роботизированное, она окончила педагогический университет, институт естественных наук и природоведения, улетела в Корею, надеясь продолжить исследовательскую деятельность, а в итоге попала в школу для всякого сброда, где вынуждена терпеть неумелые подкаты и тупые головы. У нее нет терпения. Она не любит ни одно живое существо, о чем и говорят ее дипломы. Тэхён же почему-то решил, что он может стать исключением… Оправдывал сначала тем, что они двое кораловые аспиды обыкновенные, должны держаться вместе, потом что-то плел о судьбе, а потом решил, что влюблен. Бесячая малолетка. Она почти плюется, дописывает домашнее задание и ровно в тот момент, когда она ставит точку, звенит звонок. Даже самые сонные ученики начинают активно просыпаться и собирать вещи. Урсула краем глаза наблюдает за Чонгуком, который прячет тетрадь и ручку в рюкзак. Чимин подходит к нему, говорит что-то Тэхёну, но Ким подрывается с места и летит к ней с тетрадью и блокнотом (как обычно с тупым вопросом). Она смотрит за тем, как Чон реагирует на соседа и довольно улыбается, замечая, что отношения между ними стали значительно лучше: Чонгук не ехидничает, не спорит и шутит, как со старым другом. Видимо, они недооценили Чимина, его силу и власть, видимо, он все-таки способный, если после такого провала смог добиться таких блестящих результатов в одурении человеческого разума. Так и должно быть. Люди должны знать свое место. — Мисс Лайтимор, я бы хотел как-то больше углубиться в язык Шекспира, не могли бы вы посоветовать мне достойную книгу или автора на английском… — Шекспир, Тэхён. Она ненавидит Шекспира, парень это знает и заметно тушуется под строгим взглядом учительницы. Урсула складывает блокноты ровной стопкой в углу стола и поправляет аккуратный пенал рядом с ними в ожидании следующего класса, ждет, когда Ким наконец-то оставит ее и пойдет заниматься своими делами. — Мисс Лайтимор, ну будьте ко мне хоть чуточку добрее, — Тэхён щурит глаза, всеми силами пытая сохранить свою озорную улыбку, но снова натыкается лишь на холодную стену и непрошибаемый отчужденный взгляд. — Ким Тэхён, я отношусь ко всем одинаково, никакого особого отношения. Вы можете быть свободны. — Но… — Не опаздывайте на химию, у вас слишком строгий преподаватель для таких оплошностей. Парень набирает в рот побольше воздуха, но только шумно сглатывает, не решаясь говорить ничего из того, что хотел. Пусть. Пусть будет так, но он не сдастся так просто, не отступит. Он может и молод, но все еще мужчина, который готов бороться за свою девушку, женщину, за общее счастье. Он закидывает на плечо черный рюкзак и, сухо прощаясь, уходит. Он еще ей докажет, что не так прост и что достоин ее. Хочется пойти и выкурить сигарету, вдохнуть холодный дым в легкие, успокоить дыхание и бурлящую кровь, но Урсула права, Мён-сонбенним действительно не жалует ни опоздавших, ни курящих и хорошо если только перед классом отчитает, а ведь может и к директору отправить за разрешением и тогда… Тэхён фыркает и морщит нос, когда заходит в кабинет. На столах расставлены пробирки и реактивы, а на доске большими буквами написано «Качественный анализ!» — самый простой вид занятий, когда вам просто выдают пронумерованные бланки, пробирку с чем-то и оставляют наедине с собой исследовать какую-то хрень, а может и воду из-под крана. На этот раз Чимин садится за Чонгуком. Вот уж… И что на него нашло? В один момент он начал трястись над человеком, бегать вокруг него покорной собачонкой, исполняя любые его капризы. Да, он действительно заткнул его, внушив, что малыш Гук-и слетел с лестницы, потому что испугался бежавшего навстречу Юнги, но стал для мальчишки услужливым пажом за так. Даже крови его не пьет! Другим не разрешает тоже и единственное, что они могут делать — терпеливо ждать, когда же Пак наконец-то остынет и даст им напиться живительной крови, чтобы востановить силы. Впрочем, увлечения Чимина всегда быстро затухали. Он вспыхивает, как спичка, страстью, но так же быстро сгорает в ней, теряя всякий интерес и даже плюется циничными комментариями, допивая очередного любовника. Счет уже пошел на дни, совсем скоро и Чонгук станет героем печальной статистики Даунфорда.

***

— Ты, блядь, не морочь мне голову, Пак Чимин, — Юнги зло рычит, сжимая сигарету между пальцев, смотрит зло, нахмурив брови, и, кажется, в любой момент готов и сам на него накинуться. — Ты либо сам его сожри, либо со всеми делись, но так ведь не бывает, чтобы меченый человек был жив так долго! — Без твоих наставлений разберусь, хен, — Чимин зло цокает языком и выбрасывает окурок в мусорный бак. Эта волна всеобщего пламенного недовольства накрыла его ровно сегодня и ровно в тот момент, когда они встретились на обеденном перерыве, чтобы покурить и обсудить дело более важное, чем просто меченый живой человек. В конце концов, кто-то левый проломил ученику череп и оставил в школьном парке, скорее всего, чтобы показать свое присутствие, свою силу и насмешку над остальными. Но еще одна проблема в том, что больше он никак не показывается и вообще, все тихо, мирно и спокойно, даже Чонгук уже не строит из себя черти что! Но нет, мы будем обсуждать личные дела Пак Чимина, потому что сами ленимся удушить сносного человека и напиться этой чертовой крови! До дрожи бесят… — А я вижу, что не разберешься… — А у тебя, сколько я себя помню, со зрением, проблемы, — Чимин ухмыляется, замечая бегущего к ним Тэхёна с кофе и бумажным пакетом с булочками. — Сил моих нет… — Мин вымучено стонет, забирая свой американо с молоком с бумажной подставки. — Тэхён, ну хоть ты скажи своему дружку, что он уже слишком заигрался с Чонгуком и ему стоит кончать пацана. — Тэхён никогда меня не… — Чимин, Юнги прав, — Ким хмуро смотрит на него, отдавая кофе в руки, замечает и растерянность, и возмущение в чужих глазах, но упорно его игнорирует. У него тоже есть собственное мнение, он тоже считает, что Чимин тянет, и он не собирается его жалеть только из-за статуса лучшего друга. — В кого ты превратился рядом с ним? Гадко смотреть! Собака цепная! — Зато он не следит за нами и не пытается вывести на чистую воду, потому что прекрасно он все помнит, Юнги-хен, — Чимин надменно ухмыляется и отпивает немного кофе из стаканчика, смотрит чуть свысока на шокированного Мина и хмыкает. — Да, и ты не всесилен, представляешь? И ты не можешь себе подчинить его… А я вынужден отдуваться за всех, прислуживать ему, как собака и сцепливать зубы каждый раз, когда он мне врет о приступах головной боли. — Кончай его и отдуваться не придется! — Тэхён фыркает и ухмыляется, а когда встречается с обескураженным взглядом хена, то и вовсе изо всех сил сдерживается, чтобы не рассмеяться. — Да, вот так вот просто. Нет человека — нет проблемы, как обычно, Чимин. Но нет, в этот раз ты делаешь так, чтобы он просто не лез в наши дела, чтобы ходил себе, жил себе и горя не знал… Это вообще что? — Тэхён, если я сказал, что его никто трогать не будет, то никто его трогать не будет, не смотря на твой бурный словесный поток. А если хочешь крови, то сам найди себе человека и испей, окрути его, задури голову, или проломи череп… — Сука, заткнись! Ким хватает друга за грудки и предупреждающе рычит. Кофе падает на плитки брусчатки, оставляя на ней темные грязные пятна, расхлебывается, заставляя Юнги брезгливо сморщится и отойти от них. Такое между ними случается редко, они редко ссорятся, предпочитая вместе дружить только против самого Мина, который давит их старшинством и авторитетом. Они ссорятся редко и, наверное, впервые из-за человека, готовые в любой момент подушить друг друга. Хотя Чимин тоже виноват, буквально обвинил Тэхёна в обмане, не имея никаких улик ни за, ни против этой теории. Просто Ким вспыльчивый, один раз такое было, хоть и труп был обескровлен, а Урсула позавчера как-то так очень заумно намекнула, что ему стоит быть более сдержанным, если он хочет жить среди людей, а не в пустыне. — Оба успокойтесь, — Юнги открывает пакет с булочками, который чудом спас, отобрав перед ссорой у младшего, медленно достает одну с черникой и откусывает небольшой кусочек. — Тэхён, мы сначала думаем, а потом нападаем, Чимин, ты поаккуратнее в выражениях, а то мы вполне можем решить, что от того ты и такой спокойный. Я вас позвал, потому что есть один интересный факт: кто-то срезал кусок бедра у мертвого пацана. Уже после смерти срезал. — Падальщики? — Чимин хмыкает себе под нос и брезгливо кривится. — Я думал, этих недоразумений нет в нашей школе. — Как видишь, ты ошибся, они, ну или на крайний случай оно, точно здесь есть, — Юнги фыркает себе под нос, окидывая младших взглядом, пьет кофе и размышляет о том, что обед нужно сегодня закончить сигареткой. — А вот тут выплывает и вторая наша проблема: дирекция ни нам, ни Урсуле ничего не скажет, да и опозоримся мы, если прямо спросим, все же нужно держать марку. Змеи знают все и обо всех. — А если пробраться в кабинет директора и разузнать? — Тэхён шумно выдыхает, вытаскивая из кармана рюкзака пачку сигарет. — Все же можно обратиться и тогда никто не заметит. — Можно, но я не думаю, что такие документы лежат на видном месте, — Чимин чуть хмурится, припоминая, что в кабинете стоит здоровый такой сейф, к которому вряд ли имеет доступ даже секретарь. — Тем более, может, они оборотни и у них высокая температура тела… — Да, Чимин-и, давай облапаем всю школу в поисках трупоеда, — Юнги весело фыркает, представляя себе картину, где они втроем лапают учеников, записывая в блокнот каждого, а потом, как Урсула выносит им мозги… — Девчонок можно даже дважды, — Тэхён задумчиво цокает языком, но сладкие фантазии быстро разбиваются о тяжелую оплеуху от Мина. — Бестолочь! — Юнги зло шипит, хоть и быстро успокаивается. — Но зерно разумного здесь есть, нужно просто составить список предполагаемых убийц, судя по удару, он был выше мертвого и значительно сильнее, все же проломить голову не так легко… — Хен, а не слишком ли сложно? — Чимин чуть морщит нос, рассматривая носки черных туфель, думает, хмурясь. — Все же у нас около трех сотен учеников, проще уже лапать. — Да, ты прав, нужно срочно что-то придумать… — О, Юни-хен! Юнги в ту же секунду дергается всем телом, будто его, как минимум, поразил электрический ток. Он обреченно смотрит куда-то перед собою, мечтая, чтобы этот голос, да и его обладатель тоже, в этот же момент пропали полностью из его жизни. Но не все мечты способны стать реальностью, даже такие, казалось бы, маленькие. Маленькие мечты растворяются в этом чудовищном потоке из таких же крошек, теряются в общей блеклой стайке и просто не доходят до пункта назначения. Чон Хосок в светлых джинсах, черной толстовке и в своих огромных (естественно) кроссовках несется к ним, держа за руку Чонгука, который, кажется, присоединяться к ним не особо хочет. Юнги окидывает его взглядом — обычный, без каких-либо изюминок и цепляющих деталей, лишь один из многих других… И чем он только зацепил Чимина? Неужели ему уже настолько лень искать хоть кого-нибудь поинтересней? Мин еле заметно фыркает себе под нос и ухмыляется, даже не пытается вслушаться в словесный поток Хосока. — Эй, Юни-хен, одолжи любимому донсену сигаретку, — Хосок хватает его за плечи и орет своим мразотным голосом прямо на ухо, заставляет скривиться и зажмуриться, как будто кислый лимон внезапно оказался у него во рту. — Чон Хосок, курение вредит здоровью, — Юнги ухмыляется и достает из кармана пачку, чтобы отдать младшему. Лишь бы только отстал! — О да, я очень вредный мальчик, — Хосок закусывает нижнюю губу и стреляет своими чудесными глазками, от чего Юнги фыркает, а Чонгук смеется. — Хен, давай без твоего гейского шарма хотя бы сегодня. Чон-младший вытаскивает сигарету из пустой пачки, выкидывает ее в мусорник и подкуривает, щелкая колесиком зажигалки. Он буквально кожей чувствует прожигающий взгляд Чимина, колючие иголки, которые впиваются ему в спину и затылок, они буквально приказывают ему сутулиться, выворачивают позвоночник, наклоняют шею. Чонгук чувствует, как мышцы не выдерживают, как они уже сами по себе подчиняются черному взгляду, но… Он неожиданно выдерживает. Сухожилья напрягаются до такой степени, что, кажется, могут в любой момент лопнуть, но они выдерживают, держат его спину прямо и не позволяют безвольной куклой опустить голову. Этот бой он тоже выиграл, как жаль… Чонгук сдерживает саркастичную ухмылочку, выдыхая в воздух сигаретный дым. — Ты куришь? Голова болеть не будет? — Чимин показательно обнимает его за талию и укладывает голову на плечо, чувствует, как буквально на мгновение сбился ровный ритм дыхания и почти ухмыляется. — Не думаю… — Чонгук шумно выдыхает, а потом слабо улыбается. — А если и так, то ты меня вылечишь, Пак Чимин. — И этот малыш еще что-то говорит мне о гейском шарме, — Хосок хохочет, хватая младшего за руку и притягивает к себе, жмется ближе, утыкаясь носом в теплую молочную шею. — Я бы тоже мог лечить такого чудесного малыша. — Но ты его не лечишь, ты только мешаешь, — Чимин усмехается, когда смотрит на них двоих. Это стиль поведения такой, у Хосока так точно. Гиперактивный, несдержанный и даже близко неосмысленный. Пак рассматривает двоих Чонов, переводит взгляд на слишком уж задумчивого Тэхёна, который только молчит с приходом этих двоих, и тут уже непонятно: то ли ляпнуть что-нибудь лишнее не хочет, то ли вообще с людьми общаться брезгует. Такое тоже бывает. — Ой, таблетками каждый дурак вылечит, а я зато принес бургеров, тушеного мяса и наваристого бульона, — Чон самодовольно ухмыляется, вздергивая кверху нос, казалось бы, в шутку. — Вот знаешь, как Гук-и любит мясные блюда, мне иногда кажется, что он способен есть просто сырое мясо! — Уже без пяти, пора на урок. Тэхён шумно выдыхает, когда прячет телефон в свой рюкзак. Еще пара слов и точно будет перепалка, еще немного и Чимин с Хосоком просто раздерут друг друга в клочья ради… ради жалкого человеческого мальчишки. Мерзость. Жалкий подножный корм, но корм способный думать, а потому и жить с ним приходится в примерно равных условиях. Остается лишь надеяться, что это лишь временное помутнение рассудка у Чимина и совсем скоро он вернется.

***

Тэхён выходит из душа поздно вечером в пижаме, растирает волосы полотенцем и уже даже вытаскивает фен из тумбочки, чтобы нормально их высушить. Он живет один в комнате, не любит сосуществовать вообще с кем-либо, предпочитая только самого себя в качестве соседа. Он живет один, потому что хочет жить своей жизнью, не хочет объяснять и оправдываться, не хочет никого терпеть и слушать недовольные подвывания своего соседа. В конце концов, это никак не мешает ему обращаться в змея, когда он пожелает, не опасаясь, что его за столь интимным занятием кто-нибудь заметит. Сонный Тэхён уже собирается быстро высушить волосы и лечь спать до полуночи, а не как обычно, когда на его телефон приходит сообщение. Змеюка Юнги: «Мне кажется, что в убийстве пацана может быть замешан Чонгук». 23:34 «Я надеюсь, что у тебя хватит мозгов не говорить Чимину об этом». 23:34