«Сынок, мы делаем это исключительно ради тебя и твоего будущего».
Чонгук щелкает колесиком зажигалки и затягивается сигаретой, стоя спиной к стене. Дым способен насыщать. Тяжелый никотин, смолы и та химическая бурда, о которой визжат на каждом канале, потому что курение вредит, курение убивает и вообще во всех бедах мира виновато чертово курение. Виновато не курение, а тотальный жизненный пиздец, который заставляет тянуться каждый раз за новой ядовитой палочкой, чтобы успокоиться, прийти в себя и вдох-выдох. Чонгук выдыхает дым через нос, чувствует, как он щекочет губы и сразу же их облизывает, желая избавиться даже от такого призрачного воздействия. Это — хреново. Чертовски хреново, и он не уверен даже в том, что вот это вот признание самому себе способно стать первым шагом к решению его проблемы. Его проблема все еще спит (по крайней мере, он на это надеется) в его постели, дышит размеренно и больше не впивается взглядом своих невозможно черных глаз. Сука. Он мало что помнит из прошлого вечера, память словно стерлась, оставаясь лишь лужей из размытых серых пятен. Но то, что он помнит, уж точно хуже абсолютного забвения. То, как он жался к своему соседу, подставлялся поцелуям и раздвигал бедра под ним… Он не какая-то сука! Он никогда не был в нижней позиции, никогда о ней не задумывался и вполне мог рожу начистить за подобное предложение. А под этим парнем он неожиданно скулил, лишь сначала посопротивлялся, будто ради галочки. Мразотно. Он снова затягивается, чувствуя, как дым наполняет легкие и вполне игнорирует очередной рвотный позыв и головокружение. Привык, если честно. Курево на голодный желудок еще никому и никогда не приносило удовольствия, разве только плаксам из твиттера. Чонгук хмыкает себе под нос и достает телефон из кармана штанов, уже почти шесть, до занятий полтора часа, а он со своим рюкзаком уже почти час курит, дожидаясь занятий. И да, возможно, это побег, но… ему ни капельки не стыдно. Он имел на него право, когда проснулся, то его сосед еще спал и даже не заметил того, как он покинул комнату… Тоже имел право в пять утра. — Эй, парень, не найдется лишней сигаретки! Чонгук поворачивает голову, замечая жилистого, подкачанного парня в одних лишь темных спортивных штанах и кроссовках, без верха, когда он сам в футболке и толстовке еле чувствует призраки тепла. У этого парня оливковая кожа и чуть рыжеватые волосы, а еще заразительная улыбка-ухмылка, которая заставляет и его криво усмехнуться. — Найдется, — Чонгук засовывает руку в карман черной толстовки и достает полупустую пачку красных Мальборо, в которой лежит и дешевая черная зажигалка из круглосуточного. Он отдает пачку парню, наблюдая за тем, как он прикуривает, а потом смачно затягивается и с явным наслаждением выдыхает дым в воздух. — Мальборо… Уже давно не курил их, перешел на Парламент, — парень тоже облокачивается на стену рядом и запрокидывает голову. — Ты же спортсмен, — Чонгук весело улыбается, кивая в сторону парня. — Я — красавчик! — он самодовольно смеется, а потом проводит рукой по своему подкачанному торсу. — А вообще я думал, что склею себе сегодня миленькую девочку или паренька с круглой задницей на ночку… Ты ведь не загоняешся по поводу этого? — Я сам такой, — Чонгук лениво отмахивается и морщится, отбрасывая окурок в кучу камней. Жаль, что все хорошее так быстро заканчивается… — Можно ли считать, что я тебя склеил? — парень ухмыляется и показательно облизывает губы. — Только если объездишь мой член, — Чонгук для большего эффекта толкается языком в щеку и они оба смеются, после чего жмут руки. — Чон Чонгук. — Чон Хосок. Ты здесь учишься, или тоже новенький? — Новенький. Вчера вечером только заехал, а ты один живешь? — младший легко отталкивается от стены и потягивается, шумно вдыхая свежий утренний воздух. Пахнет сыростью и немного пылью, прохладный слабый ветерок, который врывается в этот небольшой закоулок приятно облизывает низ живота и щеки, от чего мурашки бегают на коже. Как только Хосок может гулять здесь без верха? Или это просто бег позволяет не ощущать холод настолько ярко? После сигарет воздух приятно холодит легкие, заставляет немного по-детски сморщить нос и улыбнуться. Проблемы словно растворяются в утреннем тумане, затягиваются сизой поволокой, как и черные глаза его соседа. Он так и не узнал его имя. Хотел хоть мельком посмотреть его на тетради, но вспомнил об этом, когда уже был на первом этаже в холле общежития. Возвращаться в комнату совсем не хотелось, а пачка в кармане грела сначала ладонь, а потом и легкие. Да и плевать на этого парня уже. Будь, что будет. — Ага, родители оплатили мне аж целую комнату, потому что я неадекватный и в общество меня без намордника лучше не пускать, — Хосок чуть кривит тонковатые губы и делает одну легкую затяжку, наслаждаясь вязким дымом. — Но толку с этого намордника, если когти никуда не делись, а короткого поводка так вообще нет. — Ты такой крутой… — Нет, я просто красавчик, — Хосок зарывается пальцами в свои мягкие волосы и легко их взбивает. На его лице снова цветет яркая улыбка, которая заставляет Чонгука улыбаться в ответ.***
— Слушай… — напротив него, за парту перед ним, чуть неловко садится невысокая миленькая девушка с длинными черными волосами и пухлыми губами, она оправляет подол своего слишком уж строгого черного платья и воровато оглядывается, наклоняясь ниже. — Ты ведь теперь живешь с Пак Чимином, да? — Я не совсем уверен в его имени… — Чонгук поджимает губы и прикусывает щеку изнутри, когда смотрит на девушку. — Он примерно моего роста, с серебристыми волосами? — Да… — она легко кивает и шумно выдыхает через нос. — Ты не подумай, я не какая-то там чудачка, просто понимаешь, тебе лучше попросить у коменданта новую комнату. Все соседи Чимина либо умирают, либо сходят с ума и уже потом умирают… Он просто… — Хваса, милая, что ты делаешь на моем месте? — девушка почти подпрыгивает на стуле от ужаса и заметно бледнеет, когда медленно оборачивается на голос. Чонгук поднимает голову на парня с глубоким бархатным голосом, сталкиваясь с янтарными глазами. Это Тэхен… Он узнал об этом на первом уроке химии, где его представили новому классу, а сам Ким выходил к доске. У него светлые отросшие волосы, которые он явно сам завивает по утрам, свободная белая рубашка и такие же черные брюки. Он смотрит на девчонку сверху вниз, а потом прогоняет одним лишь тихим «Прочь», чтобы занять свое место. Тэхен тоже странный. Говорит тихо, смотрит исподлобья и почти не улыбается, на уроках старательно пишет и задает разумные вопросы. Впрочем, если ты действительно учишься, то вопросы возникают. Чонгук же на первом уроке переписывался с Сокджином, рисовал в тетради и терял время, жалея, что позволил родителям выбирать предметы и преподавателей. Идеально — если это молодые люди. Хреново — если старики, которые с трудом разбираются в их новых учебниках по их, мать его, предмету! Чонгук стучит карандашом по плотной обложке своего блокнота. Сейчас должен быть английский, а он хоть и не особо заинтересован в нем сам, но заинтересован в том, чтобы свалить от родительской любви куда-то на соседний континент хотя бы на лет шесть. В жопу их любовь. Он морщит нос и подпирает голову рукою, посматривая на входящих учеников, пытается запомнить хотя бы лица. Но пока с него хватит и той девчонки, которая решила его предостеречь. Все соседи этого Чимина умирают… Ну, он, конечно, кажется не совсем адекватным, странноватым, но руководство школы и визгливые родители наверняка бы обратили свое внимание на смерти, все же деньги здесь платят немалые. Хотя, с другой стороны, он бы значительно облегчил свою жизнь в новой комнате. Он ничего не потеряет, если переедет, скорее даже приобретет. Мерный поток мыслей прерывают равномерно цокающие шпильки черных туфель. Чонгук рассматривает ноги в классических черных брюках, которые все равно облегают аппетитные бедра и ягодицы молодой учительницы, скользит взглядом выше, где красивую грудь облегает белоснежная рубашка, а потом поднимает взгляд на лицо. Это европейка, ей не больше тридцати точно (Чонгук не специалист, если это касается европейцев), у нее пшеничные длинные волосы, пухлые губы и выраженные скулы. С такой учительницей уже можно учиться… Она осматривает класс чуть надменным взглядом, но улыбается мягко. — Я надеюсь, уже все успели познакомиться с нашим новым студентом. Для тебя, Чонгук, я представлюсь, — она расправляет плечи, выравнивая и без того ровную спину, балансирует на умопомрачительных шпильках и говорит на корейском вообще без акцента. — Меня зовут Урсула Лайтимор и я преподаватель английского языка и литературы, а еще, — она хмурит брови, и хоть тон ее никак не меняется, но ученики задерживают дыхание на этой ее паузе, — биологии у вашего отвратительного класса, от которого отказались уже все. — Мисс Лайтимор, но разве вы не говорили, что ваше истинное призвание это естественные науки? — Тэхен чуть ухмыляется, а Чонгук кожей и сам чувствует, как взгляд учительницы мечет в него такие молнии, что кости сводит, впрочем, это никак не влияет на ее холодно-милую улыбку. — Мистер Ким, мое призвание никаким образом не должно влиять на мой трудовой договор, хоть моя квалификация и позволяет это. Впрочем, это ненадолго. Все сегодня есть? — Пака еще нет, — их староста, худощавый низкий парень с ежиком черных волос, лениво что-то пишет в блокноте. — Тэхен, он будет вообще сегодня? — Будет, он сегодня на первом уроке просто к врачу ходил, — Ким хмуро кивает и аккуратно подхватывает телефон с парты. — Он написал, что через десять минут будет. — Хорошо. Английский проходит достаточно сносно, чтобы Чонгук признал его лучшим, по сравнению химией. Учительница хоть и строгая, но приятная, а Тэхен неожиданно гиперактивный и тупой, чувство такое, что он спрашивает ради того, чтобы хоть что-нибудь сказать и на него обратили внимание. Больше половины вопросов их учительница просто тактично игнорирует с вежливой улыбкой, видимо, все же это уже не первый раз и проблема исключительно Тэхена, а не всего класса. А вот Пака нет ни через десять минут, ни через час. Чонгук чуть нервно посматривает на дверь после каждого шороха за ее пределами, чувствует, как внутри него бушуют одновременно страх и любопытство. Он бы не хотел смотреть в глаза Чимину снова, не хотел бы чувствовать на себе сначала тяжесть взгляда, а потом уже и легкость в мышцах от абсолютной беспомощности. Он ненавидит такое состояние, ненавидит рычать от безысходности и собственной немощности, позволять кому-то управлять собою любым способом без явной на то причины. Он не кукла-марионетка, существо живое, хоть и не совсем благородное и сердобольное. Ним не нужно управлять, он сам способен с собою справиться. И когда наконец-то слышится звонок, Чимин заходит в класс. В темной рубашке и джинсах, с рюкзаком на плече и несколькими справками в руках. Он подходит к мисс Лайтимор, шепчет что-то на грани слышимости, а она лишь хмуро кивает, забирая из его рук бумаги. А еще Чонгук совсем упускает тот момент, когда в классе их остается трое: он, Чимин и Тэхен. — Стоять, — ладонь Чимина сжимает его плечо, а один лишь шипящий тон заставляет пугливо замереть на месте. — Тэхен, — он кивает Киму и тот запирает дверь, опираясь на стенку рядом с ней. Чонгук бывал в таких ситуациях в своей жизни, правда, он знает, что будет дальше и премьера вряд ли удалась. Только вот роль у него обычно была совсем другая. Обычно он в роли Чимина. Парень чуть морщит нос, смотрит на него пристально и Чон всеми силами отводит взгляд, лишь бы только в глаза не смотреть, лишь бы снова не стать тряпичной куклой и не подчиняться желаниям этого парня. — Чонгук-и, — это что-то с мятной жвачкой и табаком, его дыхание и насмешливый тон словно острыми коготками по спине. Чонгук напрягается и шумно сглатывает, сжимает руки в кулаки, боясь в любую секунду потерять чертову связь с чертовой реальностью, — мы так вчера и не познакомились, малыш, а сегодня уже утром ты убежал. Это никуда не годится… Чимин растягивает слова, говорит монотонно и голосом этим он действительно способен гипнотизировать. Чонгук чувствует, как немного слабеют мышцы, как кружится голова и всеми силами пытается держаться в сознании. Он прикусывает кончик языка и его собственная кровь действительно приводит в чувство. Кислород снова бьет в голову, наполняет кровь и мышцы, проясняет рассудок и возвращает часть его силы. Кровь отвлекает его от голоса, который уже не стучит набатом в висках, а отзывается лишь где-то на периферии. Кровь позволяет ему чувствовать себя собой, чувствовать свои силы и разум, не затянутый серыми лужами. — Мне нужно перед тобой отчитываться за каждый шаг? — Чонгук говорит достаточно спокойно и легко убирает чужую руку со своего плеча. Он видит легкий интерес в глазах Чимина, они с Тэхеном переглядываются, а потом сам Пак усмехается. — Просто я был удивлен, когда не увидел тебя ни рядом, ни в комнате, ни в ванной, все же время раннее… — Не стоит беспокоиться, я постараюсь переехать в ближайшее время, чтобы не доставлять тебе проблем своими утренними прогулками, — Чонгук легко усмехается и подхватывает свой рюкзак с парты, закидывая на плечо, смотрит с легкой насмешкой, замечая уже неприкрытую злость на чужом лице. — А теперь прошу меня простить, вынужден удалиться. Он кланяется и опускает взгляд в пол, а потом поднимает голову и почти смеется в лицо. Он не какой-то там простак, чтобы каждая шваль зажимала его по углам и пыталась подстроить под свои правила. Он еще никому не позволял опускать себя, обращаться, как с уличной девкой и требовать отчет о каждом шаге. Чонгук обходит Чимина, окидывает его насмешливым взглядом и выходит из класса, впрочем, ни Тэхен, ни Пак не мешают ему. Он шумно выдыхает, зарываясь пальцами в волосы, и достает из кармана телефон, сбрасывая звонок, когда на него накидывается кто-то со спины. — О, мелкий, ты уже с урока тоже, тогда пошли в кафетерий, — Хосок в темно-зеленом спортивном костюме и массивных фирменных кроссовках широко улыбается и дружелюбно хлопает его по плечу, утаскивая к лестнице. А Чонгук лишь пытается игнорировать прожигающий взгляд черных глаз.***
— То есть какой-то мальчишка может противостоять тебе? — Юнги тихо смеется, прикрывая рот ладонью, а когда Тэхен слишком уж задумчиво кивает, то и вовсе ржет в голос, привлекая внимание окружающих. — Да уж… Черная мамба внезапно превратилась в жалкого ужика. — Закройся! — Чимин зло шипит и швыряет палочки на тарелку, шумно втягивает носом воздух, пытаясь игнорировать очередной приступ гнева, чувствует, как клыки во рту заметно выдвигаются вперед и благо весь свой яд он еще сегодня утром сдал. — Чонгук… Он противится, противостоит, и хоть вчера вечером все было, как обычно, сегодня утром его не было, а днем он даже никак не реагировал. Тэхен тоже не смог воздействовать на него. — Вы оба жалкие, — Юнги высокомерно осматривает их, легко поправляет пальцами угольно-черную челку и хмыкает себе под нос, замечая, как младшие зло переглядываются. — Я говорил вам, что вы должны развивать себя, свою подавляющую ауру и научиться обращаться с ядом. Вы должны чаще обращаться, чтобы не очеловечиваться, а вы только ищете куда бы член всунуть… — Йа, хен! — Тэхен возмущенно бьет раскрытыми ладонями по столу и зло смотрит на Мина. — Этого никогда не происходило! Ни один человек не может противостоять змеям, сам же должен знать! — Не совсем, — Юнги чуть хмурится и отпивает немного кофе из стаканчика, смотрит на младших и шумно выдыхает, вот же бестолочи… — Змеям могут противостоять некоторые птицы, млекопитающие, в том числе и люди, вопрос в страхе, инстинктах. Может, твой новый сосед тоже оборотень, или походы в серпентарий для него обычное дело и змей он не боится. — Если бы он был оборотнем, то мы бы точно почувствовали, не думаешь? — Чимин гневно смотрит в сторону Юнги и снова переводит взгляд на Чонгука, который сидит за столом еще с одним новеньким в компании нескольких девчонок. Он хотел бы его удушить. Сжать ладонями шею и безразлично наблюдать за тем, как он умирает, как жизнь покидает его, а мышцы дрожат от недостатка кислорода. В его голове тоже недостаток кислорода, если он решился противостоять ему, если решился идти против его ауры. Он наблюдает за тем, как парень смеется, как запрокидывает голову, обнажая шею, которую еще ночью целовал Чимин, ласкал поцелуями и легкими укусами, царапал клыками и наслаждался сиплыми стонами. Чон разводил под ним бедра, обнимал, прижимал к себе и сжимал его бока своими теплыми ладонями. Мелкий чертёнок… Чимин надеялся продолжить утром, насладиться жаром чужой кожи и оставить несколько своих засосов на молочной груди и выразительный укус на шее. Но когда он проснулся, то никого рядом не увидел. А теперь этот мелкий выродок говорит, что съедет от него и оставит без сладкого, смотрит насмешливо, от чего клыки сами удлиняются, а раздвоенный язык так и норовит скользнуть между губ наружу. В такие моменты он завидует Юнги. Королевская кобра с замашками настоящего айсберга… Он постоянно спокоен, держит себя в руках и дышит так спокойно, размеренно и поверхностно, что иногда кажется, будто и не дышит вообще. Юнги невозможно вывести из себя. Юнги невозможно хоть как-то пошатнуть. Юнги вытренировал себя, довел до безупречности спокойствие, чтобы использовать для влияния лишь взгляд, голос и свое присутствие, его клыки никогда не выдвигаются сами по себе, а язык всегда остается во рту. Юнги для них — эталон, если бы они его еще слушали… — А что с другим новеньким? Это тот парень, который сидит рядом с Чонгуком? — Тэхен кивает в сторону стола, останавливается на парне, который что-то шепчет на ухо девчонке рядом. Милая девочка краснеет и опускает взгляд в стол, отвечает что-то тихо и придвигается ближе, когда на ее талии оказывается рука парня. — Это Хосок, — Юнги лениво отмахивается и тянется к своему стакану с кофе, — его интересует лишь тик-ток, инстаграм и он сам… Я даже не думаю, что нужно использовать гипноз, достаточно будет в нужный момент сказать «много лайков», — он морщит нос и отпивает немного теплого напитка. — Все настолько плохо? — Тэхен чуть ухмыляется, подпирая ладонью голову. — Он публикует новые сторис каждые десять-пятнадцать минут. Это не плохо, это — ужасно, — Юнги ухмыляется и облизывает губы, чтобы вновь стать безэмоциональным. — Даю ему неделю. — Две, — Тэхен фыркает и легко растрепывает пальцами свои волосы. — Чимин, твоя ставка. — Я его сломаю. Пак впивается тяжелым взглядом в Чонгука, разглядывает его, останавливаясь на крепкой шее и облизывает губы. Вызов принят.***
Ну, главная проблема в том, что найти коменданта их общежития оказалось не таким уж простым занятием. Старшеклассница с вахты вообще сказала, что ему следовало бы попробовать прижиться со своим нынешним соседом, к тому же вместе они провели лишь ночь и вряд ли успели нормально познакомиться. Впрочем, и доказать этому бронепоезду, что они этой ночью стали достаточно близки тоже вряд ли бы получилось. Но Чонгук был упрямым ослом еще с самого детства, поэтому вытащил из девушки все, что она знала о коменданте, о его местонахождении и даже номер телефона, хоть он и не был до конца уверен в его правильности. В конце концов Чоны не сдаются, и это единственная жизненная установка, за которую он действительно благодарен приемным родителям. Чоны не сдаются! И он не собирался отступать от того, чтобы поменяться с кем-нибудь комнатами или просто переехать в новую. Он готов жить с кем угодно, терпеть любых нерях, особенно если учитывать то, что раз в три дня старательные горничные выдраивали общежитие, включая жилые комнаты, с хлором, чтобы уберечь учеников от всякого рода зараз. И это радовало его брезгливость, как ничто другое в этом месте. Он выкурил сигарету прежде, чем позвонить коменданту и действительно удивился, когда понял, что номер правильный. Монотонный мужской голос, изредка слишком тихий и неразборчивый, заверил его, что он сейчас же направится в свой кабинет, где и должен быть все время, и проверит нет ли где свободного места для него. Чонгук лишь вымученно улыбнулся и согласился в надежде, что этот ад с Чимином закончится сегодня уже к пяти вечера. Он сидит на лавочке под общежитием, рассматривая окрестности и лишь ухмылялся, наблюдая за тем, как Хосок обхаживает девчонку, чтобы уже ночью затащить ее в постель. Бедняжка… Она наверняка мечтает о любви, учитывая все те сладкие трели, которые ей уже за обедом распевал Хосок, но если она готова верить первому встречному, то это уже исключительно ее проблемы. Некоторым людям все же стоит быть более переборчивыми. — Вы Чон Чонгук? — низковатый полный мужчина чуть наклоняется к нему, позволяя парню рассмотреть даже несколько крошечных родинок у самого носа. — Да… — Я так и понял, что вы меня ждете. Прошу за мной. Он заметно смягчается и выпрямляется, на его лице появляется добродушная улыбка, которая позволяет Чону даже подумать, что все не настолько плохо в этой школе. Все же Чимин скорее исключение из правила, чем оно само. Один из небольшой кучки отморозков, которые держат школу в страхе только из-за того, что слепо уверены, что им ничего не будет за любую их оплошность. Он сам был из такой кучки, поэтому точно знает это. Его все и всегда жалели, потому что он был сиротой, а его опекуны были сказочно богаты и инвестировали в школу такие суммы, что Чонгук уверен в том, что психолог для него и курс терапии обошлись бы гораздо дешевле. Впрочем, это тоже был их выбор. Они были старше, а Чонгуку в то время было абсолютно точно похуй. Они заходят в небольшой кабинет с одним лишь столом, двумя стульями и небольшим диванчиком в углу. Комендант садится на свое место и двигает мышкой на черном простом коврике. Экран загорается, системник чуть жужжит от старости и грязи, хотя можно было бы и в это злачное место определить хотя бы легкий ноутбук, обслуживание которого не требует особых усилий. Мужчина щелкает мышкой, открывая документы, задумчиво рассматривает ряды текста и даже нечто отдаленно похожее на график, пока Чонгук ждет номер своей новой комнаты. Чимин был в ярости сегодня днем, он кожей чувствовал его душащий взгляд и волны негатива, которые расходились по классу, отталкивались от стен или оставались на них уродливым мазутом. Чимин был готов уничтожить его прямо на месте, он хотел уничтожить его прямо на месте, и вряд ли его остановили какие-то идеи морали. Скорее всего, он предпочел просто дождаться вечера, дождаться того момента, когда они останутся вдвоем в одной комнате, чтобы не стеснять себя ни преподавателями, ни другими учениками. Чонгук просто надеется, что до этого момента сумеет съехать. И не то чтобы он боялся, просто не хочется ему, чтобы еще в первую неделю его сердобольные родители сидели в кабинете директора, качали головами и смотрели на него с укором и разочарованием. Все же будет обидно, если они перейдут к мерам более радикальным, чем смена школ, не очень хочется лишаться своих деньжат, дружков и пьяных гулянок. Он — не идеальный сын, что поделаешь, так уж приключилось, что он не вырос благодарным молчаливым сироткой. Но они позволили ему стать таким, ахали и охали перед своими друзьями и давали ему ровно столько денег, сколько требовали его аппетиты, гладили по головке и «Чонгук-и просто связался не с той компанией, он обязательно остепенится». Он сам был плохой компанией для большинства своих знакомых. — К сожалению, свободных мест в мужском крыле на данный момент нет, — мужчина чуть хмурится и качает головой, а Чонгук лишь пораженно выдыхает. Это, блядь, ужасно! Полнейший провал и хуже уже точно быть не может. Пак же его закопает в той комнате, вкатает в пол между третьим и вторым этажом, будто и не существовало его никогда, такой настырной мухи. — Может, все же можно поставить дополнительное спальное место где-то, я не переборчив… — Я понимаю вас, но большинство родителей этих детей несколько… истеричны, они платят большие деньги, подбирая им соседей, поэтому я не могу ничего сделать, — он снова щелкает мышкой, закрывая все эти графики и таблицы, а потом чуть хмурит брови, поворачиваясь к парню. — Послушай, я не должен это говорить тебе, но твои родители ясно дали мне понять, кого они хотят видеть твоим соседом. Чимин — не сахарный мальчик, в большей мере хреновый, но с ним можно ужиться. Просто не выходи с ним на конфликт, кивай молча и делай, как считаешь нужным, он отстанет. — Хорошо, я вас понял, спасибо. Чонгук кивает и уходит из кабинета, а потом и из общаги, чтобы снова закурить. Сука! От дыма легче не становится, тяжелый никотин в этот раз давит на легкие и на виски, заставляет его чуть нервно расхаживать за каким-то сараем. Чонгук делает глубокие затяжки, выдыхает сизые комки дыма в воздух, пытаясь придумать хоть какой-нибудь более-менее сносный вариант сосуществования с Чимином, ну или возможного переезда. Хотя, если его родители так хотели… Он рычит от злости и своей слабости, швыряет окурок прямо в каменную стену и футболит камешек. Элитные выблядки элитных выродков… Даже соседей в комнату подбирают, чтобы никто из слоя ниже никак не попал к их ангелочку, не втерся в доверие и не тянул потом с их семьи деньги. Почему бы им просто не забить на все это? Почему бы просто не пропускать мимо себя? Все равно таким, как сам Чонгук, уже ни черта не поможет… Он морщит нос и шумно выдыхает, чувствуя, как виски разрывает от боли. Пора ему уже возвращаться… Он заходит в комнату, надеясь, что его соседа все еще нет, но сразу же шумно сглатывает, замечая того лежащим на кровати в одних лишь черных джинсах. Чимин лениво потягивается, заметив его, и откладывает телефон в сторону, наблюдает с хитрым прищуром. — И как переезд? — он ехидно ухмыляется, наблюдая за младшим, который лишь скидывает рюкзак на кровать и шумно выдыхает. — Чонгук-и, скажи мне, куда ходить в гости… — К твоему счастью, ходить никуда не придется, — Чонгук приторно улыбается и подходит к шкафу, доставая от туда черный спортивный костюм. — Я догадывался, Чонгук-и, — он поднимается с кровати и подходит к нему ближе, видит, что парень не отступается и уже не скрывает довольной улыбки. — Все же, было бы очень обидно, если бы такую куколку попытались у меня забрать… Его прохладная рука пробирается под футболку и ложится на поясницу, Чонгук смотрит на его самодовольную рожу и еле сдерживается, чтобы не вломить ему промеж глаз. Чимин агрессивно не настроен, а вот его чрезмерно игривое настроение заметно сразу же, и оно — очень хреновое объяснение, если он все же ударит его. — Да, киска, чрезмерно обидно, — Чонгук морщит нос, ненавязчиво уходя от навязчивого прикосновения. Ухмыляется только слишком уж едко, выдавая себя. — Ага… Жаль, что ты так хочешь меня свергнуть, а не примкнуть. — Я не послушная собачонка. — Да, ты гордый зайка. Чимин снова ухмыляется и подходит к нему ближе, обнимает за талию со спины. Чонгук шумно выдыхает, хочет сказать что-нибудь мерзкое в ответ, но когда плечо немеет от укуса, он понимает, что снова проебался. Никогда ни к кому не поворачивайся спиной.