К большому списку того, что Юра ненавидит на этом свете, с недавних пор добавилось ожидание. Именно это слово лучше всего описывает последние дни парня. Он чёртов ждун, что ли? Сидеть на одном месте, выжидая погоды у моря, стало просто невероятной пыткой для Музыченко. И если четверг прошел в расслабленном состоянии, то пятница, начавшаяся просто отвратительно, явно не сулила ничего хорошего. И дело тут не только в ожидании.
Юра устал просыпаться от своих кошмаров. Он просто
за-е-бал-ся. Если была на свете таблетка, которая лишает человека снов, скрипач бы отдал за такую все свои деньги. Тот самый кошмар, беспокоящий его продолжительное время, вновь разбудил его посреди ночи, заставив распахнуть глаза в пустой квартире. Тёмной и тихой. И к этому Юра тоже привык. Он вообще много к чему привык в своей жизни. К своей квартире-студии, к одиночеству, зачастую припирающему к стенке в самый неудобный момент, к горькому алкоголю по вечерам. И к этому кошмару Музыченко тоже прикипел, хоть и всё равно просыпался от него с ужасом, засевшим где-то в глубине. Но ничего страшного. Скрипач сделает так, как обычно, — запрячет всё в себя туда, где самому будет не достать, а после забудет. До следующего кошмара. Настроение будет испорчено, конечно, безвозвратно. Но всегда можно сказать, что просто плохой сон замучил, а на деле пропихнуть его посильнее на задворки подсознания, лишь бы избавиться от негативных мыслей. И вот сегодняшний кошмар, который ну очень ярко отпечатался перед глазами, — всё тот же, с руками на горле, холодной водой и шепотом под ухом — как-то заставил скрипача побеспокоиться. Но ничего нового не произошло. Взять, скомкать, спрятать, забыть.
Привычка — вторая натура! Заталкивать негатив в себя поглубже — самая противная Юрина привычка. Ничего не может с этим поделать. Пожует-пожует, попереживает-попереживает, а потом спрячет куда подальше, лишь бы не вспоминать про это никогда больше.
Именно поэтому пятница прошла ну очень так себе. Слишком много всего навалилось. Музыченко и так не выспался, так еще и голову чем-то другим надо заполнять. Ужасно.
Сначала Юра попытался смириться с тем, что теперь им надо просто ждать. Сидеть на попе ровно и ждать, пока что-то, как сказала Соня, само их найдет. Аня обещала подумать, что можно сделать еще, к кому ткнуться, чтобы узнать, но скрипач почему-то сомневался, что получится. У них даже вариантов нет, что делать и куда лезть. Какой такой ближний? Да кто угодно. И что, теперь всех подозревать? Ну по-хорошему, конечно, да, но если существовать в постоянном подозрении, то даже интересно, что порвется первым — жопа или голова.
Затем в голову Музыченко пришла идея о том, что они ничего не делают со Смирнухой. Об этом скрипач подумал, сидя на репетиции сразу после обеденного перерыва. Девушка в театре все еще не появилась. Спрашивать у Мустаева лично Юра боялся, поэтому натравил Серговну, всё равно зная, какой будет ответ. Аня уже продолжительное время гостила у родителей даже в другом часовом поясе, на связь особо не выходила — говорила, что в больнице лежит. Юра не знал, врет девушка или нет, но если нет… Без сомнения, больница — почти что Сонин исход, вот только не летальный. Может, вопрос времени, конечно, но дела однозначно дрянь не только у них.
Настроение у Юры испортилось ближе к вечеру, когда к парню со своей обидой подкатил Вадик. Сначала скрипач тоже захотел обидеться, но потом понял, что друг был прав. Рулев достаточно мягко, но ясно намекнул ему на то, что Музыченко совсем слился с горизонтов. И ведь правда. С момента смерти Сони он вообще не подходил к нему. Не заходил ни разу. Хотя на той неделе, когда всё очень шатко показалось радужным и безопасным, с Вадиком Юра проводил половину свободного времени. И вот уже почти неделю совсем игнорирует его существование. И обиду друга скрипач прекрасно понимает. Но на неё ответить ничего не смог. А что он может сказать? Они и так вовлекли в это всё Кикира, который явно не хотел себе такого счастья. Не хватало вносить в их клуб шизофреников еще людей. Массовое помешательство ничем хорошим не заканчивается.
Юре стыдно настолько, что он всё-таки перебарывает себя и заходит к Вадику после репетиции. Паша всё равно, видимо, сегодня не планирует приезжать и развеивать скуку. Музыченко даже коротко задумывается о том, что раз медиума нет, то он найдет ему временную замену. Как-то погано. Но как есть!
С Вадиком они в итоге за пивом засиживаются до трех часов ночи за разговорами обо всем, как раньше, а после, естественно, ночуют прямо в театре. И наутро Юра просыпается просто в восхитительном расположении духа. Настолько, что он прям с утра выбирается в продуктовый за очередным пивком на субботний домашний вечер. Но всё равно прячет его от Анечки, когда собирается на репетицию. Девушка вообще вроде бы не в курсе того, что ночевал Музыченко в театре.
Суббота так и протекает — лениво и за последними репетициями. Юра умудряется даже задремать в кресле после обеда со скрипкой на коленях. Ничего больше на сегодня ему и не хотелось.
Паша появляется в театре только ближе к шести вечера, когда репетиция на сегодняшний день, на удивление, была практически закончена. Обычно они заканчивали намного позже,
но сегодня, видимо, был какой-то особенный день. Мустаев куда-то торопливо собирался и обещал всех распустить в семь или даже раньше. Репетиция должна была остаться под руководством Серговны. Но Даня не знал, что Аня, грозная с виду, совсем не мечтает о продолжении банкета.
И Юра не удивляется, когда спустя минут пятнадцать после отъезда директора труппы девушка объявляет окончание репетиции на сегодня. И, кажется, свободному субботнему вечеру обрадовались почти все. У Музыченко на последующие несколько часов был собственный план — забрать пиво из гримерки и поехать домой, может, занять глаза за каким-нибудь фильмом на старом ноутбуке, лишь бы отключить голову. Настроение у парня было, на удивление, всё еще потрясающее почти весь день. Может, таковы реалии жизни, что за чёрной полосой всегда следует белая, но Юра был даже озадачен. Вчера ему хотелось рвать и метать, а сегодня он ходил с такой улыбкой, что даже Вадик несколько раз подходил и спрашивал, что у него такое произошло, пусть делится радостью. Но делиться было нечем — у скрипача было просто невероятное настроение. Может быть, его делает ожидание холодного пивка этим вечером, а может, не менее прекрасная погода за окном, хоть и морозная. Небо отливало голубизной ярче, чем «Центральная станция» в самом центре Питера. Хотя, если верить статистике, геев в нем становилось всё меньше и меньше.
Кстати о геях.
Юра заприметил, что они с Пашей существуют в строгом законе противоположностей. Чем Музыченко радостнее — тем более устало выглядит медиум. В зал он приплелся явно нехотя, таща в руках футляр с инструментом, сильно сгорбившись. И Юра моментально подумал о том, что вторая бутылочка пива пойдет совсем не себе любимому. И Личадеева даже звать никуда не надо было — поплелся он следом за другом без каких-либо просьб.
В гримерке было душно. Настолько, что Юра, как только в неё зашел, тут же направился к окну, чтобы приоткрыть его и впустить в помещение холод. Непонятно, с какой радости она успела так нагреться. То отопления нет, то фигарит так, что задыхаешься. И не знаешь даже, что в этой ситуации лучше.
Как только фрамуга со скрипом поддалась, скрипач закрепил её на половину держателя и повернулся к дивану. Его угол, ближайший к окну, уже занял Паша, прикорнув к мягкой поверхности. Инструмент привычно стоял под столом на своем законном месте. Несколько дней назад медиум забрал его, потому что ему надо было зачем-то принести аккордеон в институт. То ли просто показать, то ли выступить с чем-то. Юра особо не вникал, потому что друг не посвящал его так детально в свои планы. Но то, что тот чем-то озабочен, было видно и без увеличительного стекла. Жаль, что нет такого, которое бы сразу выдавало все мысли и переживания человека. Но это наверняка было бы нечестно. У каждого ведь есть то, чем он не хочет делиться даже с самыми близкими.
Как начать разговор, Музыченко опять не знал. Диалоги с Пашей почему-то всегда получались какими-то не такими… И начинались они тоже не с привычных «как дела?» или «как твое настроение?». Спрашивать о чем-то — ну такое. И Юра делает ход конем, поняв, что молча он стоит на одном месте у окна слишком долго.
— Пиво будешь? — спрашивает парень негромко и видит, как друг моментально отрывает голову от дивана. А потом медленно кивает, не меняясь в лице.
Бад, купленный по скидке в продуктовом недалеко от театра, был открыт почти что через минуту. А с первым глотком жить на этом свете стало еще лучше ну просто в разы. Само пиво было спрятано в шкафу и замотано в одеяло — так, чтобы Анечка его не нашла. Но Юра почему-то был уверен, что Анечка о нем прекрасно знала, хоть и молчала. И поэтому просто ждал, когда ведьма их накроет с головой. Никитина пока что на горизонте не появлялась, но она обещала зайти, как закончит с документами на какой-то очередной учёт.
Разговор у друзей по-прежнему не клеился. Паша молча пил пиво глоток за глотком, не отрывая взгляда от своего хмурого отражения, а Юра всё пытался найти повод заговорить. И потом вспомнил о той мысли, которая пришла ему вчера перед сном. Её скрипач осознал как-то не сразу. Спрашивать о ней в целом не особо хотелось, но видеть понурого друга, сидевшего в какой-то крайне неуютной позе, хотелось гораздо меньше.
— Слушай… — осторожно начал разговор Юра. Паша повернул к нему голову, наклонившись чуть вперед, а потом коротко поморщился, — я тут подумал вчера. И меня прям осенило, — медиум кивнул, показывая то, что он его слушает, — ты упомянул очень коротко тогда в среду, когда вернулся назад, — взгляд Личадеева, и так не особо теплый, стал еще более холодным, — Соню и Диму. То, что она его… Приворожила? Или что-то такое.
— Ну можно и так сказать, — медиум делает еще один глоток, наклоняясь к бутылке, и вновь морщит нос, — по её словам, это было одним из условий её договора с кем-то. Она делает это всё, кто-то неизвестный и безымянный дарит ей всё, что она захочет.
— И Диму подарили, — Юра задумчиво кивнул, а потом повернулся к зеркалу, глядя на своё задумчивое отражение, — а ничего, что у Вечеринина жена есть? — глаза у зеркального Паши моментально расширились, — я что-то совсем забыл про это… Вчера только вспомнил и охуел.
— Она еще и семью разрушила, — Личадеев удивленно помотал головой, — пиздец. Настолько он ей нравился…
— Что она решила сломать ему жизнь, — скрипач сделал сразу два глотка, — и появлением себя рядом, и своей же смертью. Не хило вышло, да? — Юра как-то разочарованно ухмыляется и вновь поворачивает голову к замершему другу, — жена его убивается, наверное. Он дома перестал появляться почти.
— И я уверен, что если это какой-то приговор, то он даже сделать ничего не сможет, — Паша вздыхает и прикладывает ко лбу прохладную бутылку, прикрывая глаза, — пизда какая-то. Избавляться от этого дерьма надо в корне. И то не факт, что это заставит Димку отпустить это от себя, — он снова мотает головой и делает глоток. А после откидывается за диван, тут же на секунду сжав зубы.
— Всё нормально? — спрашивает Юра после нескольких секунд молчания. На этот вопрос Паша всегда отвечал «да», но всё равно решается попробовать еще раз. Алкоголь совсем чуть-чуть уже ударил в голову — хотелось говорить-говорить-говорить и говорить без конца. От пива на голодный желудок опьянение не особо приходило, но язык развязывался со страшной силой, — ты морщишься постоянно, если двигаешься, — Паша морщится снова, но уже явно от того, что фраза друга ему не нравится.
— Да всё в порядке, — он неуютно ведет плечами, — спина только болит. Аккордеон перетаскал, наверное, — медиум слегка прогибается в пояснице, видимо, имея желание как-то размяться, но тут же морщит нос и возвращается в исходное положение. Инструмент у парня был действительно нелегкий. Юра даже не особо представлял, каково это — постоянно таскать его в руках. Да и даже когда он просто висит на лямке, спина, скорее всего, всё равно страдает. Сверху к этому можно прибавить тяжелый набитый рюкзак — помимо личных вещей там была еще и униформа любого студента театрального института — чёрные штаны с майкой. В последние дни Паша на отработках пропадал регулярно, постоянно таская это всё за собой. Поэтому ничего удивительного в нарывающей спине не было, — бывает, — добавил Паша спустя еще секунд десять, вновь поднеся бутылку к губам.
— Может, тебе разминаться как-то? — в таких вещах Музыченко не был силён. Проблем со здоровьем у него было достаточно в самых разных областях, но у ортопеда он всегда получал диагноз «здоров аки бык», — или к врачу походить, — звучит бредово. Времени даже на работу практически нет, а тут еще здоровьем заниматься.
— Было бы круто, — признает поражение Паша и кивает, — давно думаю сходить куда-нибудь, хоть на лечебный массаж. Потому что болит иногда ужасно, — он делает еще один глоток пива и аккуратно приподнимает бутылку, чтобы посмотреть, сколько там осталось. Ровно половина, — моя давняя мечта прям, еще со школьных времен.
— Ну я могу тебе спину размять, если хочешь. Может, поможет, — как-то неуверенно предлагает Юра. Наверное, это в нём говорит полбутылочки пивка. В массаже Музыченко был совершенно не силён. Но он и не врач. А просто спину пожамкать может каждый, мозгов особо для этого не надо. Паша скашивает на него вопросительный взгляд и суживает глаза.
— А ты знаешь, чем меня можно подкупить, — говорит ему медиум, слегка приподняв уголки губ, — хочу, — и делает сразу несколько глотков, запрокинув бутылку над головой.
— Бля, я не умею, если честно, — Юра тоже улыбается, но сдавать уже поздно. Он предложил сам, видя, как друг постоянно морщится, — так что прошу не ругаться, если тебе станет хуже.
— Как может стать хуже от того, что тебя трогают за спину? — Паша вскидывает глаза к потолку — настроение у него подскочило ну просто моментально. Медиум поворачивается корпусом к Музыченко, который теперь уже как-то не был уверен, что он сделает всё нормально, — что мне делать?
— Не знаю, — честно признается Юра, а потом пьет пиво, даже не считая глотки. Через секунд десять он отстраняется от бутылки, увидев, что в ней осталось не так много, и вновь смотрит на замершего медиума. Вот! Вот теперь уже можно пытаться делать массаж! — ляг, наверное, — скрипач осматривает его с головы до ног, — сидя не очень удобно будет ни тебе, ни мне, — Личадеев коротко кивает и протягивает руку для его бутылки. Парень кивает и отдает остатки своего пива другу, видя, как тот уже укладывается на диван. Тут же встал еще один вопрос — как разместиться самому Юре? Паша, хоть и кривовато, подтягивает ноги на диван к себе и ложится косо, скрутившись в тазе, этим самым давая Музыченко сесть около него на диване, а не на сами ноги. И на этом спасибо! А то в другом случае эта ситуация выглядела бы слишком неправильно.
Юра тяжело вздыхает и подсаживается ближе, заметив, что Паша аккуратно ставит бутылки на пол около себя. С чего начать? Тоже хороший вопрос. С несколькими глотками алкоголя он стал чуточку посмелее, но как дело дошло до своей вполне логичной развязки, парень впал в ступор. Ему самому массаж последний раз делали в детском садике, он мало что помнит из того. Но воспоминания, их остатки, были роскошными!
Музыченко делает глубокий вдох и осторожно опускает руки чуть ниже лопаток друга, слегка сжав тело сквозь материал толстовки. Паша выжидающе повернул голову, чуть насмешливо наблюдая за другом, и Юре стало еще более неуютно.
— А где болит конкретно? — скрипач неуверенно провел по всей длине спины и замер у поясницы. Друг шмыгнул носом и отвернул голову.
— Да везде, — ответил он как-то глухо, еще теснее прижавшись к спинке дивана, — просто мышцы болят, наверное. Ноет от шеи до задницы, — Юра ему кивнул и чуть сжал руками место под ребрами, но понял, что опять ухватил больше толстовки, чем кожи.
— Мне не очень удобно тебя просить, — Музыченко грустно вздыхает и убирает руки. Паша тут же поворачивается вновь, привстав на локте, — но можешь, пожалуйста, либо снять, либо приподнять толстовку? — друг по-хищному суживает глаза, смотря прямо на Юру. И парень тут же примирительно вскидывает руки, — это добровольно! Если тебя что-то смущает и тебе будет спокойнее, я вообще могу ничего тебе не делать, — Личадеев смотрит еще несколько секунд, как-то странно и изучающе, а потом все-таки приподнимается сильнее и стягивает с себя толстовку совсем. Элемент одежды он тут же укладывает себе под подбородок, опускаясь на диван всем корпусом, — так наверняка будет легче. Спасибо, — Юра его благодарит и сам придвигается чуть ближе. На плечах с задней стороны он замечает несколько татуировок. Совсем минималистично — две на левом, две на правом. С левого плеча одним глазом — ох уж эта сила ракурса — на парня смотрит кошачья морда, и Юре вновь становится как-то неуютно. А потом он замирает. На светлой коже на пояснице, практически у пояса на джинсах, с правого бока он замечает громаднейший синяк неправильной формы, наливающийся насыщенным фиолетовым цветом, расплывающийся в сине-желтые края. А на левом боку, к своему ужасу, Музыченко замечает еще более страшную вещь. Отпечаток ладони нежно-розового цвета, напоминающий ожог, который длинными и тонкими пальцами тянется к рёбрам друга, — что это такое? — сипло спрашивает Юра, опешив от увиденной картины. Он не мог выбрать то, что напугало его сильнее. Паша вновь приподнимается на локте с тяжким вздохом.
— А, — говорит он тут же, заметив, куда смотрит друг, — синяк — это я просто приложился о ручку дверную, а вот то, что слева, — загадка. Сам хотел бы знать.
— Оно болит? — негромко спрашивает Юра и протягивает пальцы к отпечатку. Но всё равно нажимает на него раньше, чем поступает ответ. Но Личадеев реагирует ровно, даже никак не поморщившись, — пиздец. От чего это могло остаться? — тот жмет плечами, — это после того, как ты спускался в эту поеботу? — и кивает, — а нам ты почему не сказал? — Музыченко моментально нахмурился. Это не пустяк. И о таких вещах нельзя умалчивать.
— Да я только в четверг вечером заметил, — Паша пытается выкрутиться. Сначала он вовсе хотел соврать, что увидел сегодня, но вспомнил, как скрипач относится ко лжи, — я не думаю, что это опасно. Просто след как след. Пройдет, — медиум вновь укладывается на диван животом, уложив рядом и руку, намекая на то, что разбор следов на его теле подождет еще немного времени.
— Если ты сегодня же не расскажешь Ане, я расскажу сам, — предупреждает Юра и сжимает пальцами лопатки медиума, с силой надавливая на спину. В его руках бывали только скрипка и женщины, а они требуют к себе особого и бережного отношения. Тут же, скорее всего, нужно приложить немного больше, чем обычно.
— Рассказывай ей всё, что захочешь… — бормочет Паша негромко на выдохе и утыкается лицом в руку, сложенную рядом. Музыченко только улыбается, видя, как парень под ним почти что растекается.
— Я тебя только потрогал, а ты уже всё, — Юра довольно расплывается в улыбке еще шире, а после, надавив, проскальзывает ладонями по спине от синяка до шеи. Медиум под ним сдавленно выдыхает в толстовку и прогибается в пояснице, — я смотрю, спина у тебя и правда болит…
— Да пиздец, — негромко отвечает Паша глухо. Музыченко кивает сам себе, устраиваясь поудобнее, и вновь надавливает на спину друга, проведя руками от шеи до ребер. Как только он опустился до боков, парень, не выдержав, хихикает и сминает кожу под ребрами, — я не толстый, я энергозапасливый, если что! — Паша поворачивает голову другой щекой вниз, улыбаясь, а Юра смеется, вновь смяв бока друга.
— Я так и подумал! — скрипач улыбается и ведет руками выше, сжимая в пальцах выступающие лопатки. Медиум вновь тихонько выдыхает и выгибается обратно. Юра сдавливает чуть сильнее, захватывая больше кожи, и видит, как на коже плеч друга появляются мурашки. А после совсем убирает руки от спины, слыша разочарованный вдох, — ты слышал, что я не мастер, так что… — скрипач улыбается. От выпитого пива где-то в грудной клетке растекается тепло, нанося этим удары прямо в голову. Парень наклоняется чуть сильнее и приставляет оба пальца по разные стороны от позвоночника, а после ведет ими вниз, — рельсы-рельсы…
— Умоляю, нет, это запрещенный приём!
— Шпалы-шпалы, — Юра проводит вдоль почти каждого доступного позвонка. Это единственное, что он помнит из азов массажа. Наверняка Паше этого будет мало, но начать можно и с этого, — едет поезд запоздалый…
— Я клянусь, это выше моих сил, — просит Личадеев, приподнимая голову от толстовки, и смеется, прогибаясь в спине так, что скрипачу приходится наклониться еще ниже, — ты меня сейчас защипаешь, не надо!
— Может, и защипаю, — соглашается Юра легко и решает прекратить такого рода экзекуцию. Если с массажем не пошло дело, то тогда хотя бы плечи разомнет. На это особо ловкости не надо. Скрипач подсаживается еще ближе и с силой надавливает другу на надплечье, сминая кожу руками, чувствуя подушечками пальцев ключицы в толще мышц. Кожа у Паши какая-то мягкая, но при этом толстая, — вот так заебись?
— Вот так заебись, — повторяет Паша под его руками и ощутимо расслабляется вновь, подставляя плечи под пальцы, — клянусь, бля, ты меня сейчас можешь просить обо всем. Я на все согласен буду, — медиум укладывается на толстовку другой щекой, задирая голову выше, а Юра лишь смеется, сильнее разминая болящие мышцы, а затем переходит на участок пониже. И сминает в пальцах кожу около позвоночника.
— Прям всё-всё? — Музыченко улыбается, видя, как друг превращается в кусок топлёного масла — даже голос все тише и тише становится, а дыхание — всё чаще, — уверен?
— Хоть полцарства проси, — пытается кивнуть тот, но выходит слабо, — да хоть целое.
— Луну хочу себе, — тут же заявляет скрипач, не выпуская спину из пальцев. На ней уже стали появляться красноватые следы от рук — так сильно он пытается массировать кожу и мышцы под ней, — без звёзд. Просто яркую луну. И бутылку виски. Литр.
— Да хоть Юпитер с полторашкой коньяка, — шипит Личадеев — Юра сжал слишком сильно, потянув мягкую кожу на себя, — а можно понежнее?
— Понежнее тебе Мустаев будет делать, — огрызается Музыченко и слышит, как тот цокает, — а у меня нельзя! Я так работаю!
— Тебя сократят, обещаю, — сдавленно хнычет Паша в толстовку и прогибается в спине настолько, насколько это вообще возможно, — я нажалуюсь вышестоящим инстанциям.
— У меня нет начальства, — довольно шепчет скрипач, слыша, как медиум вновь хрипит, но всё-таки смягчает напор. Надавив и проведя по всей спине от поясницы к шее, Юра отсаживается чуть дальше и растирает место прямо под ребрами, чувствуя, какой горячей становится кожа от трения его рук. На это Личадеев уже ничего не отвечает, лишь дышит как-то странно, почти даже храпит, и Юра вновь видит на плечах едва заметную гусиную кожу, после возвращаясь касаниями к лопаточной области.
— Если я умру… Точнее, когда я умру… — хрипло бормочет Паша, — и после смерти мне разрешат проживать один день раз за разом… Выберу этот не задумываясь, — он сдавленно стонет в толстовку и распластывается еще сильнее, расслабляясь совсем. Юра довольно кивает и несколько раз проводит по всей длине спины более нежно, не оттягивая и так красноватую кожу лишний раз, — а можно повыше, пожалуйста? — тихонько просит он, дернув плечами, и Музыченко более грубо вдавливает ладони в место под шеей. А после проводит кулаками по коже по направлению к рукам, а потом спускается ниже, вновь возвращаясь к рёбрам. И в его голову приходит идея. Кажется, разнежился Личадеев уже достаточно.
— А ты щекотки боишься, Пашка? — спрашивает скрипач ехидно, расплываясь в улыбке, и ему ответом тут же служит невероятное громкое «нет». Конечно, не боится!
— Умоляю, не щекочи! Нет! Не щекочи! — Паша начинает дергаться, извиваясь, и Юра едва успевает прижать его руками к дивану за лопатки, видя, как сильно друг около него брыкается.
— Сейчас посмотрим! — коварно отвечает Музыченко, похихикивая, и подводит руки к рёбрам, чувствуя, что тот начинает сопротивляться сильнее. И слышит «нет» сквозь сдавленный хохот. Скрипач уже даже начинает щекотать друга, но тот брыкается, и это затрудняет задачу. От своего личного ада хохочущего Пашу спасает скрипнувшая дверь. Звук раздался в залитой смехом комнате так неожиданно, что Юра даже пугается. И не успевает даже прикинуть, кто к ним мог зайти. Вариантов ну просто море. От кого-то знакомого до любого человека из труппы, услышавшего подозрительные звуки из чужой гримерки. Но оказывается всё намного лучше. Музыченко, обернувшись и замерев, замечает застывшую в дверях Серговну. И что было в её взгляде — понять сложно. Она сначала мельком обвела взглядом Юру, затем скользнула по обнаженной спине Паши, который уже успел перевернуться на бок, и только потом уже заметила полупустые бутылки от пива на полу. Девушка хмыкнула.
— Юрочка, когда я говорила, что тебе на Паше пора жениться за двойное спасение твоей задницы, имела я в виду не совсем это! — Анечка, посмеиваясь, подошла к дивану и выложила на стол телефон из кармана. Личадеев, судя по покрасневшим ушам, даже пристыженный, уткнулся лицом в свою же мягкую толстовку. И Юра понял, что сейчас будет самый идеальный момент, чтобы немножко поиграть в стукача.
— Ты, прежде чем строить теории заговора и обвинять нас в ложном и беспричинном мужеложстве, посмотри лучше, что Паша от нас скрыл! — Музыченко тут же натягивает на лицо недовольную маску и силой опускает друга на живот. Тот и не особо сопротивляется — даже голову от толстовки не поднимает, — смотри!
Девушка, всё еще ехидно улыбаясь, наклоняется к Личадееву. И улыбка моментально слетает с её лица. Она опускает палец к пояснице, сначала медленно и почти не касаясь обвела опухший синяк, а после положила руку на след от странной и явно нечеловеческой ладони.
— Это что? — спрашивает она негромко, обращаясь к Паше.
— У меня такой же вопрос, — медиум устало вздыхает и поворачивает голову к друзьям, насколько у него это получается в силу анатомии шеи, — это появилось после моего невероятного путешествия, — Аня кивнула, кажется, и так догадавшись, — нет, не болит. Совсем. Никто меня вроде бы за это место в том мире и не трогал. Откуда — не знаю. Заметил я в четверг вечером. Не сказал, потому что подумал, что это нормально, — Личадеев тут явно привирал, и Юра прекрасно это заметил, — никак не беспокоит — ну я и решил, что так надо, — ведьма на его фразу молчала еще несколько секунд, а потом пальцем начала аккуратно обводить след по контуру, — ай-яй, чего делаешь! — Паша дернулся, зашипев, и попытался уйти от касания. Но зажат он был в бедрах между Музыченко и диваном. Никуда не деться, — больно! — Юра тоже дергается от его тона. Аня палец тут же убирает.
— Возвращаться тебе надо было нормально, — негромко произносит Никитина без каких-либо обиняков, — вот и осталось у тебя на память вот это вот добро. Которое совсем не добро на самом деле, — она вздыхает и складывает руки на груди. Юра смотрит то на неё, то на парня, лежащего на диване.
— Мне что-то угрожает? — прямо спрашивает Личадеев, выставив локти по обе стороны от тела. Кажется, заволновался.
— Думаю, что нет, — девушка мотает головой, — ты бы уже это почувствовал. Еще в четверг, скорее всего. Так что раз цел — то целым и дальше будешь. Но избавиться от этого всё равно надо, — Анечка молчит, а потом вновь смотрит на медиума, — а почему ты задаешь это вопрос? Про угрозу?
— Не знаю, — Паша жмет плечами, а Юра пытается проследить за эмоциями на его лице. Глаз вроде бы не прячет, от вопроса не уходит, — мало ли что. Надо быть во всеоружии.
— Тоже верно, — отвечает ему Аня после недолгого молчания, а потом вновь задумывается, — что-то мне подсказывает, что синяк ты и не думаешь мазать, — медиум даже не успевает ничего возразить, — в аптечке у меня было что-то от ушибов. Сейчас посмотрю и принесу. Никуда не расходимся! — она обвела их обоих взглядом, а после коротко посмотрела на бутылки у дивана.
— А со следом что делать? — задает вопрос Музыченко, и Паша смотрит на него как-то удивленно. Как будто скрипачу и правда это важнее, — это здорово, что всё вроде бы хорошо, но избавляться надо как-то.
— Ага, — просто кивает Никитина и отходит на шаг, забирая телефон со стола, — поищу что-то по возможности, как снять с тебя эту гадость. Сегодня вечером начну, — говорит девушка на прощание и выходит в коридор. Паша лишь тоскливо вздыхает и вновь падает лицом в толстовку.
***
Вечер Паши проходит максимально размеренно. Проходил до какого-то определенного момента. Парень неторопливо пошел домой пешком, успев с перерывами выкурить три сигареты, чтобы потом не вставать ночью. Как только глазу показался уже родной за эти почти два года район, Паша свернул к «Магниту» недалеко от метро. После пива в гримерке у Юры ему выпить что-то еще захотелось со страшной силой. Из самых приятных новостей на грядущую ночь были почти рассосавшиеся проблемы со спиной. Синяк благодаря мази Анечки болел намного меньше, приятно отдавая холодом под тремя слоями одежды, а само неприятное чувство в мышцах спины значительно убавилось. Вечер обещал быть ну просто замечательным — так думал Личадеев, стоя на кассе продуктового. Набор у него почти геройский — три дешёвых пива, пачка сигарет вместе с обещанием курить меньше и средняя по цене бутылка водки. Зачем — медиум не знал, но догадывался. Пить он её не собирался от слова совсем. На выпить у него — пиво, а водка — для защиты. Паша не исключал того, что что-то однозначно не так. Делиться он с остальными этим не хотел. Он полез в загробный мир сам, и сам, видимо, теперь расплачивается за это. И верно! Теперь это только его проблема, разбираться с ней будет сам — так думал Личадеев, заходя в родную квартиру. Время детское, еще даже девяти вечера нет, но свет был уже потушен. Нина Павловна спала. Кажется, ей завтра утром уже надо ехать на вокзал. Или аэропорт. Или куда-то еще. Паша включает свет в прихожей и закрывает дверь на замок, опуская пакет на пол. Не скучал. Холодная и одинокая квартира, ставшая ему домом. Паша привык. Восторг в чистом виде!
Медиум устало снимает с себя пальто, тоскливо вздыхает и наблюдает, как на пороге комнаты сожительницы, дверь в которую приоткрыта, сидит Муха. Он смотрит на Личадеева каким-то совсем не кошачьим взглядом, который выражает искреннее недовольство. К этому Паша уже тоже привык. Кот отказывался воспринимать привычного хозяина как что-то существующее и шарахался от любого его движения. И это то, что расстраивает сейчас больше всего.
Вечер, уже почти ночь, продолжается очень размеренно. Паша ставит свое пиво на тумбочку около кровати и прячет водку в шкаф на всякий случай. Сожительница вроде бы не рылась в его вещах, а больше мест для хранения алкоголя нет. Для неё медиум из вредных привычек имеет только курение. Никакими хмельными напитками он не промышляет. И с призраками тоже не общается. Примерный пай-мальчик, студент театрального, холостой и приличный. Почти что квартирант-мечта.
Прежде, чем продолжать алкогольную трапезу, надо бы что-то поесть. Личадеев ел последний раз часов десять назад, желудок требует чего-то очень отчаянно. Парень, вздыхая, закрывает дверь в свою комнату и проходит на кухню. Тяжело вспомнить, есть ли что-то в холодильнике, но наверняка есть. Может быть, Нина Павловна даже оставила что-то. Так и оказывается. Паша себе на радость обнаруживает на столе под салфеточкой тарелку с дюжиной оладий. Они уже остыли, но всё равно чертовски вкусные — медиум в этом не сомневается. Парень ставит еду в микроволновку и выбрасывает салфетку в мусорку. И тут же морщится. Видимо, старушка хотела вынести мусор завтра вместе с собой (боже, нет!), поэтому оставила полный пакет, завязанный сверху, рядом с еще пока наполняющимся ведром. Ну уж нет. Паша равнодушно относится к бардаку, пока он его не выбесит окончательно, но с таким он мириться не может. И он есть собрался вообще-то, а вот такое под носом с невероятным ароматом точно собьет весь аппетит.
Медиум вздыхает и достает переполненный пакет, одергивая на себе толстовку. Будь его воля — ходил бы по дому голым. Вот только вряд ли Нина Павловна обрадуется такой картине, поэтому приходилось держать себя в руках. Да и холодно в квартире было просто жутко — так, что Паша даже спал регулярно в кофте с толстовкой и единственных вязаных носках, греющих ноги не так, как десяток его соратников в нижнем ящике шкафа.
Медиум вышвыривается в тёмную парадную и дает себе несколько секунд на размышление. Лампочка на этаже не горит — света вообще не наблюдается через дыру в лестницах. Квартира у него — прямо напротив входной двери в парадную. Выйти на улицу прямо в тапочках или подняться на этаж повыше? Какой сложный вопрос. Паша думает еще несколько секунд, а потом всё-таки поднимается на второй этаж. Бежать до мусорных баков слишком далеко. Можно было оставить пакет в урне прямо около парадной, но как-то это некультурно. Личадеев не был особо культурным, но хотя бы пытался на него походить, чтобы за своего приняли.
Парень выкидывает пакет в мусоропровод и оглядывается. На втором этаже света тоже не было. Он пробивался откуда-то выше, кажется, с пролета пятого или шестого. Паша хлопает себя по карманам в поисках пачки сигарет — раз уже все равно вышел, — но ничего не обнаруживает и собирается спуститься вниз. Как замирает, услышав неоднозначный звук этажом выше. Что-то прошелестело, как будто по полу протащили скомканный лист бумаги. Паша хмурится и поднимает голову, делая несколько шагов к лестнице наверх, пытаясь рассмотреть кого-то. Но там никого нет. Лишь полумрак, нарушаемый светом фонарей через пыльные окна парадной. Медиум стоит еще несколько секунд, замерев, а потом чувствует, как мочка уха нагревается от серёжки — еще не болезненно, но достаточно ощутимо. Личадеев шумно сглатывает слюну, ежась от холода, и медленно, не дыша, начинает спускаться вниз, стараясь не издавать больше ни звука. Он думает, что
там что-то есть. Шуршание повторилось, когда Паша пришлепал на площадку своего этажа. Только теперь оно уже было дольше и отчетливее — стало ближе. Ухо зажгло сильнее, и медиум почти прыжком преодолел расстояние до квартиры. Он прижался к двери спиной, шумно вдыхая воздух носом. Глаза привыкли к полумраку. Он видел очертания парадной и даже входную дверь с красным огоньком около. Тишина. И она вновь нарушилась, но уже не шуршанием, а каким-то скрежетом. То ли когтей, то ли ногтей по бетону ступенек, ведущих на второй этаж с третьего. Как будто там действительно что-то есть — затаилось в темноте и тихо шепчется с тишиной о чем-то своем, о мёртвом. Может, пыль, смешавшаяся с прохладой? Тогда почему кольцо в ухе нагревается так нетипично и совсем понемногу, а не сразу опаляет жаром кожу?
Ответ на этот вопрос Паша не находит. Он находит в полумраке только дверную ручку, готовясь податься вперед и надавить на неё в любой момент. Парень уже уверен на все сто, что он тут не один. Темнота, вытянувшись, обрела форму — во мраке её распознать было сложно, но Личадеев знал, что это оно. Темнота недвижима. А контуры
этого он очень четко видит. Нечто, лениво потянувшись, царапнуло длинными тёмными пальцами по шершавой ступеньке и, продолжая прятаться во мраке, медленно поползло вниз, едва слышно клокоча, почти шурша. У Паши сердце удар пропускает от страха, который накрыл его с головой. Каждое колыхание тени сопровождалось противным шелестом, и двигался он прямо по курсу к медиуму. Что-то незваное, оперевшись на длинные костлявые руки, почти что стекало, как густое варево, по ступенькам. Парень, от ужаса замерший на месте, уже видел, что нечто выглянуло из-за лестничного марша наверх и смотрело прямо на него. В квартире медиум оказывается в ту же секунду. Захлопывает дверь, поворачивает все замки и включает в коридоре свет, пытаясь прогнать тьму. Тихо. Как будто и не было ничего. О страхе напоминают только стучащее сердце и ватные ноги, которых Паша даже не чувствовал. Муха, выгнув спину и ощетинившись, застыл у приоткрытой двери в комнату сожительницы. Медиум тяжело дышит, пытаясь заставить сердце так сильно не стучать. В груди печет, а в висках пульсирует кровь. Ну уж нет, в глазок он смотреть не будет. За тяжелой дверью он даже не чувствует присутствия чего-то за ней. И ухо вроде бы жечь перестало. Личадеев шумно втягивает в себя воздух, когда не дышать стало ну просто невозможно, и залетает в ванную. Щеки у отражения красные, как спелые яблоки, а глаза шальные, бегающие. Паша включает ледяную воду и подставляет под неё руки, чтобы умыться. Кажется, стало полегче. Может, ему просто показалось? Блять, да не бывает таких «показалось»… Какой же пиздец. У него нет сил даже сглотнуть горькую слюну, наполнившую рот от страха. Медиум просто умывается и закрывает кран, продолжая смотреть на себя в зеркало, — изображение чуть дергалось из-за стука сердца в ушах. Вместе с закрывающимся краном Паша слышит треск, который раздается прямо из коридора. И сердце пропускает удар вновь, кажется, даже два. Медиум сначала даже смотреть не хочет. А когда всё-таки, не чувствуя ног, выглядывает в коридор, то ему хочется завыть в голос. Света в коридоре, естественно, не было. Но это не помешало Паше в полумраке из-за лучей с кухни увидеть, что дверь в парадную открыта нараспашку, радушно впуская в квартиру холод и сумрак. И, кажется, уже впустив кое-что еще. Личадеева как будто вынуло из горячего и душного омута, который до этого растекался по лёгким липким ужасом. Он даже не понял, что произошло, — реакция оказалась быстрее. Свет в коридоре был включен в ту же секунду, а входная дверь — захлопнута. Парень вновь поворачивает все замки и озирается, втягивая в себя воздух. Что ему, блять, делать? Он и так почти не спал прошлой ночью, постоянно просыпаясь от страха, накатывающего волнами к его телу. Не ложиться снова и ждать, пока это нечто придет к нему за какими-то своими целями? От страха он всё равно не уснет. Не сможет. Надо включить свет везде, где только можно, а потом закрыться у себя в комнате, держа бутылку водки на подхвате. Хвост Мухи трусливо показался из-за щели между полом и дверью в комнату сожительницы. От сквозняка она захлопнулась, но Нина Павловна, кажется, не проснулась. И это даже хорошо. Меньше свидетелей.
Паша игнорирует стук, который он слышит откуда-то из-за стены, и влетает к себе в комнату, тут же захлопывая за собой дверь. Включает в комнате свет и лезет в шкаф всё еще дрожащими руками, чувствуя, как эта самая дрожь растекается по всему телу.
Может, надо нажраться?
***
Медиум-хуедиум, 22:58
Бра
Юоа
Бра блять
ЮРА
Юра, 23:02
оооооо говорящим с призраками салам))) ты пьяный? после пива решил догнаться?
Медиум-хуедиум, 23:03,
а так заметно?
Юра, 23:04
ну даже не знаю, как тебе сказать)) вообще ты меня расстраиваешь блин. я тоже хочу, а уже не продают. даже там, где продают, почему-то продавать перестали…
Медиум-хуедиум, 23:06
как дла?
Юра, 23:07
Дла мои восхитительно! У тебя я так понимаю тоже)) какой повод для выпивки?
Медиум-хуедиум, 23:10
ну так вечер субботв) я отключилебаный т9, писать легче стало, советую
Юра, 23:11
Завтра у нас выступление. ты уверен, что будешь в нужном состоянии? что ты пил вообще?..
Медиум-хуедиум, 23:14
пиво и водку)))) я в норме, честное пионерское
Юра, 23:16
пионер из тебя такой себе, ты в курсе?) советую сесть поближе к толчку сразу чтоб далеко не бежать
Медиум-хуедиум, 23:19
пьная помятая пионервожатая)), а вообще я когда напивасюь у меня привчка писать кому-то. одногруппники меня уже заблокировали и одинты остался)),
а у толчка я уже посидел, всё хорошо спасибл за беспокойство))
Юра, 23:22
твою привычку я заметил уже… может, тебе поспать лучше? ты завтра жалеть будешь об этом, тоже в курсе, да?
Медиум-хуедиум, 23:23
в кусре! я живу моментом!
Юра 23:25
ну смотри сам)) спать я тебя не уложу походу, поэтому давай поговорим что ли… как твоя спина?
Медиум-хуедиум, 23:26
да всё на месте вроде бы
Юра, 23:26
хахаха дурак)) легче не стало, болит еще?
Медиум-хуедиум, 23:28
ты ебаный гарри шпоттер, у меня всё почти прошло))) как ты это сделал? руки у тебя пздц
Юра, 23:28
ловкость рук и никакого мошенничества) честное пионерское!
Медиум-хуедиум, 23:30
так мы с тобой в одном отряде получется?
Юра, 23:31
ну получается, что так)) хотя я бы хотел быть вожатым. пиздюков гонять хочу))
Медиум-хуедиум, 23:32
а пиздюки хотят чтобы их гоняли?
Юра, 23:34
хахаххах ну их никто спрашивать не будет))) под жопу пинком и пошли в весёлые старты рубиться
Медиум-хуедиум, 23:35
не хотел я быть твоим подчиненным))) все соки из меня высосешь
Юра, 23:35
фи, как пошло!
Медиум-хуедиум, 23:37
ну чем богаты)))) не опошляй не пошлое
прости братан мне правда стыдно что я так накидался… из меня чернуха щас попрет какая-то. прости пожалуйста еще раз
Юра, 23:38
Да че ты, забей) все хорошо. с появлением тебя в моей скучной жизни, я вообще пить перестал, а до тебя я каждые выходные накидывался в слюни. или даже чаще))
Медиум-хуедиум, 23:40
интересно, что будет если мы нажремся вместе? чёрные дыры рассссосутся или рухнет китайская стеа?
Юра, 23:41
за них не ручаюсь, но пиздюлин от Ани после нам точно прилетит)) ты ей не пиши ничего, главное, а то она тебе по шее даст за пьянку. не поддерживает она алкоголизм
Медиум-хуедиум, 23:43
надеюсь она меня заблокировала))
бля я лежу у толчка и икаю как фазан какой-то
Юра, 23:43
хахахха какой фазан, ты супер-цыпленок)) цыпленок цыпа был такой, помнишь?
Медиум-хуедиум, 23:44
супер цвплынок… пицца такая есть я помню))
Юра, 23:45
бля, ты та еще пицца) сука, мне кажется, что ты алкогольные флюиды даже через переписку излучаешь. я какой-то поддатый стал
Медиум-худеиум, 23:47
ахахаххахаха я пицца с грибами и ветчной))) вкусно до пизды, прямо классика.правда меня сейчас выблюет, если я продолжу думать о ней…
а ты какая?
Юры, 23:49
вопросы о главном… наверное, я четыре сыра)) от неё иногда воротит, но она очень необычная и запоминающаяся
Медиум-хуедиум, 23:51
ты даже не представляшеь как ты идеально подобрал пиццу под тебя))) я бы её даже съел целиком, но не щас. мне надо отойти щас
Юра, 23:52
не надо меня есть, я еще нужен этому миру ахаххах., но кусочек можно, я разрешаю)
а почему ты ветчина и грибы?
ты живой?
Паш? я щас звонить буду тебе, если ты мне в течение десяти минут не ответишь
Медиум-хуедиум 0:12
да здесь я блять… не звони, мною итак заинтерепсовалась бабуля моя
это классика)) её либо не любят совсем либо едят только её., но она настолько класстческая, что обычно на неё даже не смотрят
бля что-то мне пням нехорошо
Юра, 0:13
ну еще бы бля хорошо было… ты там поблюй еще, если есть чем, полегчать должно
Медиум-хуедиум, 0:15
так я пью и ссаразу блюю))) у меня безотходное праоизводство своё
бляль мне так стыдно прости прожалуйста
пойдк воздухом поадышу
Юра, 0:16
блять ты же не на улицу собрался, долбоеб? хватить пить алкашку, попей воды. ты не встанешь завтра, у тебя обезвоживание мощнейшее будет
Медиум-хуедиум, 0:18
всё я пришел)) я на бклоне
блять баклоне
балконе сука
Юра, 0:19
ты не выпади оттуда блять! уйди с холода, попей водички, ложись спать
Медиум-хуедиум, 0:22
та я выпадал уже))) у мння певрй этаж)) я так гулять хожу иногда))
чё ты возишься со мной. щас покурю м спать пойду что-то меня вобще оубит
я пицца с ананасаи ебаная такая же меркзая
утром я пожалею об этоуй хуйне прости
Юра, 0:23
заебал извиняться блять. что-то тебя совсем развезло, братан… иди отдыхай реально.
пицца с ананасами на любителя, если что))
Медиум-хуеддум, 0:25
я к чему яэто всё
бля Юаора это пиздец. ты не подумай то не белка пришла, но я чумтувствую чт оя не один в квартире
я хотел вокдой защищаться, а в итегео выпил все
Юра, 0:26
бля
может ты реально просто перепил? ты вообще в нули походу. мне в таком состоянии тоже много, что мерещится
Медиум-хуедиум, 0:28
я чутввую это это пизделц
я не муогу спать даже здеьс
хотя может ты иправ, мне просто кажется
я себя накручиваю наверное
допился бляыть
Юра, 0:30
блять… давай мы поговорим утром. ты протрезвеешь и обсудим всё по-нормальному, ты мне всё расскажешь, Аню позовем. ты в безопасности, ты сам знаешь. тебя ничего не тронет, даже если тебе не мерещится
пожалуйста, Паш…
Медиум-хуедиум 0:34
договорились завтра
я мпать. в таком состоянии я точно усну акнонецто
Юра мене правда очень стыдно… я такуой хуйни тебе наплелв
Юра, 0:36
я тебя сейчас блять заблокирую нахуй!!! быстро в кровать и спать
Медиум-хуедиум, 0:37
прости только не ругайся я больнше не буду извнияться
я в кровати всё хорошо
Юра, 0:39
всё. быстро спать! готовься — завтра утром тебе будет очень хуёво. и не только из-за алкоголя
Медиум-хуедиум, 0:42
да мне уже…
пиздец даже кот смо мной не спит ((ушел отмння совсем
Юра, 0:43
иди спать, пьянь.
блять Паш, я волнуюсь,
а хотя я тебе даже немного завидую. Но только из-за выпитого. В следующий раз пьем вместе)))
Медиум-хуедиум, 6:17
всё хорошо,
но я бросаю
