***
Юра никогда не верил во что-то мистическое. Оно заканчивалось для него на подставной «Битве экстрасенсов» на ТНТ и вызовом барабашки в детском лагере лет пятнадцать назад. Парень не мог отрицать, что были в его жизни какие-то необъяснимые события, как пропажа вещей (и, естественно, нахождение их после в весьма странных местах), какие-то шорохи по ночам и странные образы, но это всё и всегда было объяснено игрой воображения. С ним у Музыченко с детства проблем не было. Как раз в этом самом детстве он всегда боялся монстров под кроватью, в шкафах и прочих тёмных уголках квартиры. Мама ему говорила с самых ранних лет, что никаких монстров, призраков не существует. Это всего лишь игры нашего разума, вера в бредовые истории и сказки для маленьких детей, чтобы напугать их. Ничего сверхъестественного на этом свете нет и никогда не было. Абсолютно всё в нашем мире объясняется с научной стороны или совпадением случайных факторов. Как говорится, только ловкость рук и никакого мошенничества. Только факты, никаких иллюзий. С убежденной маминой верой он жил целых двадцать четыре года. И именно поэтому он никак не мог найти рациональное объяснение тому, что же случилось в его квартире на Кировском этой страшной ночью. Юра нутром понимал, что это всё просто невозможно. Тогда как это всё могло произойти? Что это было? Неужели это тоже просто игра воображения? Видимо, проломанное насквозь окно, выбитая дверь и скрежет о стекло того, чего вообще не существует, имеет место быть в этом мире. Юра распахнул глаза. Перед ним был потолок в трещинах. Гримерка в «Лицедеях». Все эти трещинки он мог нарисовать по памяти, если кто-то попросит. Через открытые шторы в комнату падал солнечный свет. В Питере сегодня солнечно. Парень привстает на локтях и осматривается. Застеленный диван, вторая подушка рядом, энергетик на столе у зеркала. Варианта было два: либо этот самый страшный в его жизни сон закончился, и сейчас только воскресенье перед очередным концертом, либо всё, наоборот, только начинается. Рядом около второй подушки лежал телефон. В нем Юра распознает свой и тянется слабой рукой к кнопке разблокировки. К сожалению, второй вариант перевесил. Понедельник. 12:48. Музыченко откинулся на подушку и протер лицо, но бодрости этой никакой не дало. Он продолжал чувствовать себя разбитым и усталым. Чуть менее, конечно, чем ночью, но всё равно от идеала было далеко. Солнечный свет из окна дал ощущение спокойствия. В комнате даже дышалось легче. Но где-то в глубине, в районе сердца, повис как будто тяжкий груз. Висел и оттягивал перикард, резал что-то внутри, заставляя испытывать неприятные ощущения на таком ментальном уровне, что тот почти стал физическим. Скрипачу было паршиво. Оставалось надеяться, что эта стадия депрессии, полностью минуя «торг», в итоге как можно быстрее приведет к «принятию». Юра поднимается с кровати, перекатываясь на край слишком резко. Пустой желудок моментально отозвался грустным урчанием. Есть при этом не хотелось, организм требовал еду сам. Но парень не был уверен, пролезет ли ему кусок в горло после всего, что случилось. Удержаться на ногах удается почти сразу. Музыченко, полностью игнорируя урчащий живот, открывает энергетик. В тишине гримерки раздался характерный «ч-пок». Когда сладкая газированная жидкость оказалась в пересохшем рту, ком тошноты рефлекторно собрался в районе пищевода, но скрипач сумел его подавить. Пить хотелось сильнее, хоть он и знал, что энергетик на пустой желудок — ближайший путь к язве. В зеркале Юра увидел себя и поморщился. Выглядел он, мягко говоря, почти так же паршиво, как и чувствовал. Бледное лицо, мешки под глазами, полезшая щетина на скулах и спутанные волосы. Парень приглаживает их свободной рукой, пропуская пальцы сквозь пряди, и разминает плечи, делая очередной глоток «Ред булла». Окрылял он, конечно, только на словах. Музыченко вышел в коридор. Пусто и тихо. В целом, привычное состояние для театра в понедельник после концерта. В голову пришла мысль о том, что кошмар еще не кончился — и с Земли были стёрты абсолютно все, но когда Юра направился вперед, то понял, что он ошибся. С лестницы раздались чьи-то голоса, в которых артист узнал актеров из труппы. Сейчас наверняка был перерыв между репетициями, и поэтому шанс встретить кого-то был очень велик. Но Юра хотел видеть только Аню. Даже не «хотел». Он просто обязан был её найти и узнать абсолютно все подробности. Парень, в целом, был уже почти уверен в том, что он сможет воспринять это всё адекватно. Шок, отрицание и гнев прошли, оставив за собой пожирающую пустоту внутри. Когда Юра сделал еще несколько глотков, дверь, ведущая из коридора к туалетам, распахнулась. Оттуда показался Вадим, судя по лицу, пребывающий в восхитительном расположении духа. Заметив друга, он улыбнулся и махнул рукой, подходя ближе. А Музыченко впервые за долгое время вспомнил то чувство, когда ты не хочешь разговаривать абсолютно ни с кем. — Братан, ты как? — спросил Рулев сочувственно, хлопая застывшего друга по плечу, — Серговна сказала, что ты малясь захворал. Выглядишь не очень. — Да-а-а, — да уж, Вадик, даже непонятно, с чего начать, — башка трещит ужасно, спать хочется. Может, давление, — Юра выдавил из себя улыбку, приложив холодную банку ко лбу, — кстати, об этом. Ты Анечку не видел? — Видел. Была в репетиционном, сейчас, скорее всего, поесть пошла, — тот оглянулся, — так что ищи её у себя, — Музыченко на это только кивнул, — а с энергетосами завязывай! Не увлекайся, — гример хлопнул его по плечу еще раз, — не слезешь потом, только с ними себя человеком чувствовать будешь. На этой нерадостной ноте, пробормотав «Поправляйся», Вадим последовал далее по коридору, видимо, в костюмерную. Юра тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Сейчас он был благодарен судьбе за то, что ближайшая его роль исполнится только через пару недель. Репетиции вот-вот стартанут, но до их начала есть время склеить себя. То, что не склеилось до настоящего момента. Добравшись до кабинета завхоза, парень замер, а потом, мысленно досчитав до пяти, осторожно постучал костяшкой об дверь прямо под табличкой. Раздалось негромкое «войдите», не совсем отчетливое — видимо, Аня действительно обедала. Юра потянул ручку двери вниз, а потом осторожно зашел внутрь. Почти что закрался. Девушка сидела за столом у окна напротив двери и подкреплялась чем-то из контейнера. Еда была явно заказанной. Кабинет завхоза выглядел так, как он может выглядеть в любой организации мира. Маленький и светлый, напоминающий офисное пространство. Несколько забитых до отказа шкафов друг напротив друга, тумбочка с документацией и полки с книгами. Календарик на стене. Разметка была перетянута на сегодняшний день. Телефон не соврал — действительно понедельник. — Доброе утро, — пробормотал Юра, захлопывая за собой дверь. Анечка отложила еду в сторону и повернулась к нему на стуле. Выглядела она так же, как и ночью, — собранные волосы, заколотые сверху, просторное тёмное платье с накинутым пиджаком — ничего не изменилось. — Доброе, — она улыбнулась и кивнула на стул по другую сторону стола, мол, присаживайся, — как чувствуешь себя? — Сначала показалось, что ужасно, — Музыченко осторожно присел, сделав еще глоток. Желудок, видимо, захлебнувшись кислотой, перестал подавать признаки жизни, — но уже лучше. Прихожу в себя потихоньку, — на это Никитина кивнула и отвела взгляд, забрасывая ногу на ногу, — слушай… Я ради чего пришел… — девушка даже не дернулась, — извини меня. Я… Я очень глупо себя повел, — Серговна удивленно расширила глаза и вновь посмотрела на… Друга? Любовника? — даже не то что глупо. Слабо. Просто слабо. Не так, как надо было. Я поджал хвост и инфантильно ушел в себя, когда мог без психов разрешить всё сразу. — Не вини себя, — она улыбнулась так ласково, что у оттаявшего Музыченко и мысли не возникло, что она его в чем-то винит, — тебя можно понять. Это всё, — Аня помрачнела, — было не без причины. Твой шок ясен. Поэтому можно сказать, что нам просто повезло, и отделались мы малой кровью, — скрипач всегда был эмоционален, сколько себя помнил. Может, девушка действительно была права, — так что не грузи себя. — Постараюсь, — кивнул ей парень и допил энергетик. Баночка полетела в мусорку, стоящую около стола, — даже курить не хочется. Так странно, — Юра прижался к спинке стула и тяжело вздохнул. Начать разговор об этом непросто. — Спрашивай всё что захочешь. Я попробую ответить на все твои вопросы, — сказала так, будто разрешает. И, наверное, в очередной раз была права. Как и всегда. — Хорошо, — согласился тот, — это всё правда? Ну… Всё это. То, что случилось. То, что Паша мне сказал, — куда, кстати, делся Личадеев, тоже хороший вопрос. — Смотря что именно. — То, что он медиум, — Юра почти что выдавил из себя эти слова. Так странно и необычно они для него звучали. Так ново. — Да. — А ты… Ты тоже? Ну… Из этих, — парень смутился. — Да, — у неё было такое спокойное лицо, что сомнений в правдивости не возникало. — Класс, — скрипач вздохнул в очередной раз, — спрашивать, почему ты мне не рассказала раньше, будет глупо, — Серговна молча согласилась, — ты тоже медиум? — Нет, — она облокотилась на стол, подкатившись ближе, — я ведьма. Разница между нами есть, и она достаточно принципиальная, — Аня улыбнулась, — для нас. Вот только этого Юре для полного счастья не хватало. Он оперся виском на выставленную руку и некоторое время, не больше минуты, смотрел на переплет книги с цифрой «27» на книжной полке открытого шкафа за спиной девушки. — По вам, ребята, плачет редакция «Битвы экстрасенсов», — Музыченко кисло улыбнулся, — если бы не было этих ночных событий, я бы точно вызвал вам кого-нибудь в белых халатах, — Серговна улыбнулась тоже, но более весело, а потом откатилась к кофе-машине на тумбочке. Делать его Юре из-за выпитого только что энергетика она не рискнула, поэтому достала из ящика только одну чашку, — это пиздец. Ну правда, — парень убрал руку от лица, — Ладно. Допустим. Что это было? — он стал серьезнее, — что было в квартире? Почему именно я? — Я не знаю, — честно ответила Никитина, повернув к нему голову. Машина зашумела, и почти тут же по кабинету расплылся запах чёрного кофе, — я правда не знаю. У меня есть только догадки на этот счет, — тихий вздох. Её рука потянулась к сахарнице, — с самого момента прихода к нам Пашки я почувствовала, что он тоже в курсе всего. Всех событий. Он пришел сюда именно за этим, сомнений не было. Он тоже всё чувствовал и понимал, что дело здесь нечисто. Это очень явно ощущалось, что он «свой». Но подойти к нему я так и не смогла. И он ко мне — тоже. Я ввязываться в это всё до последнего не хотела. Клялась, что завязала со всем этим безобразием. Но — увы. Мы вели одну и ту же борьбу за разными стенами, никак не могли сойтись. Так что сегодняшней ночи можно сказать спасибо, что свела нас наконец, — Анечка вытащила кружку и опустила туда чайную ложку, — мы оба пытались как-то распутать всё, что происходит. Не получалось. После смерти Игоря всё будто затихло. Спряталось обратно по норам. — При чем здесь Игорь? — Юра тут же вскинул голову, услышав имя друга. Остальную часть он проигнорировал, — как он… — И не только он. Алевтина Геннадьевна, — Аня поставила кофе на стол и прикатилась ближе, загнув палец, — Костя, — второй, — Архипов, — третий, — и ты, — четвертый. Она подняла глаза на Музыченко, у которого уже привычное чувство ужаса сжалось возле сердца, — ты должен был стать четвертым. Но не стал. Это, конечно, не очень, — Никитина вздохнула и взяла кружку в руку, — потому что на этом ничего не кончилось. Сказать Паше «спасибо» или придушить — не знаю. Ты определенно должен был умереть. — Но не умер, — закончил за неё скрипач и вскинул брови, — н-да. Дела. — Я рада, что ты воспринимаешь это не так, как ночью, — она улыбнулась, — прогресс заметен. — Я пока что просто перевариваю всю свалившуюся на меня информацию, — он хмыкнул. За дверью раздались голоса. Кажется, кто-то из труппы постепенно возвращался в репетиционный, — ты хочешь сказать, что все эти смерти — дело рук чего-то одного? — Анечка кивнула, — и то, что пришло за мной, — тоже? — снова, — и вы не знаете, что это может быть, — в очередной раз. — Предположения есть. Возможно, — Никитина вложила одну руку в другую, — но я предлагаю нам с тобой дождаться Пашу и обсудить это вместе, чтобы потом не пересказывать друг другу это всё по триста раз. — Давай, — Музыченко проследил за тем, как девушка сделала глоток кофе, — а кстати, где наш местный Антон Городецкий? — Он… — она кинула взгляд на настенные часы. Половина второго, — в универе, где ему еще быть. Скоро приедет, часа через полтора. — Ясно, — только и кивает Юра. Ну да. У него же пары. Студент, блять. Кто он вообще такой, что делает — много-много разных вопросов было у него в голове. И по поводу Ани тоже. Как только все уляжется, растянувшись вдоль спинного мозга, то парень обязательно их задаст. Но не сейчас. Музыченко затих, пытаясь еще раз прокрутить в голове весь диалог, который только что между ними произошел. Было непросто. Вера, его скептицизм сегодня пошатнулись и, судя по всему, сейчас разбились окончательно. Серговна, ничего не спрашивая, придвинула к нему контейнер с остатком обеда. Паста какая-то с соусом. Скрипач пытался вслушаться в ощущения в животе, но тот молчал — возможно, умер окончательно — а потом всё-таки протянул руку за предложенным перекусом.***
Пашу в универе, видимо, задержали. Конкретно так задержали. Солнце уже почти закатилось за горизонт, когда Анечка наконец объявила, что аккордеонист скоро будет. Юра вымученно выдохнул, перекатываясь на другой бок. День в ожидании третьего в этой чёрной истории прошел максимально лениво. Музыченко перебрался из кабинета завхоза назад в гримерку. Диван с утра он так и не собрал. Всё равно спать он останется здесь, к чему эти лишние телодвижения. Почти всё свободное время он провел либо на нем, либо на улице за сигаретой-другой. Ну, и по традиции, выпить кофе у Вадика в костюмерной, потрещать за жизнь и пообсуждать херню — день без этого не день. Кикир сегодня не появлялся — в его дизайн-услугах никто особо не нуждался, поэтому Мустаев дал ему отгул до среды, и Юра ему даже завидовал. Артисту от скуки переделать удалось абсолютно всё. У него наконец дошли руки протереть зеркало и все горизонтальные поверхности от пыли, несколько раз отрепетировать партию скрипки, не вставая с дивана, подъесть запасы еды абсолютно всех присутствующих и, как раз почти к приезду Личадеева, до конца осознать всё случившееся. Страшно Музыченко уже не было. По крайней мере, не так сильно. Или он просто затолкал это чувство подальше, как привык это делать. Здесь, в театре, он чувствовал себя намного безопаснее. Никакой темноты и тишины — отовсюду постоянно лились какие-то звуки — то ли разговоры, то ли инструменты. Спать он, конечно, будет с включенным светом, если Серговна по шее не даст. Так что жизнь, кажется, почти налаживалась. Паша появился в его гримерке тогда, когда Юра, развалившись на диване, в очередной раз за этот день водил смычком по струнам, чем изрядно бесил работающую и пьющую кофе у окна Анечку. Солнце уже село, и единственным источником света в комнате была потолочная лампа. Личадеев, когда забрел в гримерку, плотно закрыл за собой дверь, повернув замок, и поприветствовал всех усталым кивком. Да уж, выглядел пацан паршивенько. На первый взгляд, даже хуже, чем утренний Музыченко в отражении. И куртка на нём была Юрина. Она была ему велика и от этого пузырем собиралась в области пояса, но хуже от этого аккордеонист не выглядел. От небрежного хвоста не осталось и следа — уже засаленные волосы были заправлены за уши и, конечно же, из-за длины постоянно оттуда вылетали. Шляпы не наблюдалось, как и желто-рыжих очков. Паша молча стянул с себя куртку, перекладывая рюкзак в другую руку, а потом свалил её на стойку с вешалками. Рюкзак был откинут к столу, а сам парень с довольным вздохом приземлился у зеркала напротив Юры. — Тяжко, — первое, что он пробормотал, вытаскивая из приоткрытого рюкзака почти пустую бутылку воды и сигареты, — есть что-то, что я пропустил? — Ну, я ввела Юру в курс дела, — Аня отложила от себя папку с бумагой и подсела поближе к ребятам, поставив на стол кружку с недопитым кофе. Аккордеонист понимающе кивнул, а Музыченко проследил за прядками волос, выпавших из-за уха. Личадеев машинально заправил их обратно, — и рассказала самый минимум. Кто мы, что мы делаем и как у нас дела. — Дела у нас хуево, — резюмировал Паша, доливая себе в рот остатки воды. Бутылка была закончена, — это всё, что я могу сказать на сегодняшний день. — Как ты умудрился прогнать… Это? — Юра запнулся и отложил от себя скрипку. Вести непринужденный разговор с Пашей ему было сложно. Общались они слишком мало, а сейчас тот как бы спас ему жизнь. Кажется, до слома стены неловкости между ними должно пройти немного времени и пару личных разговоров, — то, что было в квартире. И что это было вообще? — Я не знаю, — неудивительно, что Личадеев повторил слова Серговны. Девушка сделала глоток кофе и посмотрела на отражающуюся спину аккордеониста в зеркале. Всё та же тёмная рубашка. Этот день начался еще вчера и закончиться он никак не может, — что это такое — чёрт его знает. Я могу предположить, что это какой-то дух. С места особо мы не сдвигаемся, конечно, но, когда я ехал к тебе, я взял с собой крепкий алкоголь именно поэтому. Он отгоняет как раз и призраков, и полтергейстов, и всякую похожую дичь. — Но ты не знал, что это? — тот мотнул головой, — а если бы не угадал? — Мы бы здесь вдвоем с тобой не сидели, — Паша сказал это достаточно спокойно и даже не расстроенно, но настроение у Юры всё равно подпортилось, — мне повезло, я угадал. Выплюнув в это нечто арак, мне удалось спугнуть его. Не изгнать. И, к сожалению, разозлить. Просто припугнуть и временно отправить в пешее эротическое. — Временно, — подтвердила Никитина, вставая со стула. Она подошла к окну, выглядывая на улицу, а потом повернулась к нему спиной, опираясь руками на подоконник, — к сожалению, только временно. Когда и за кем оно вернется — вопрос времени. — Ужасно, — Музыченко помотал головой. Он потихоньку укладывал у себя это всё в черепушке, но ложилось оно со скрежетом. И нет, не с таким, какой раздался сегодня в два часа ночи с его кухни, — просто отвратительно. — Не спорю, — рассеянно ответил аккордеонист и взял в руку пачку сигарет. Не открыл, а просто сжал, будто это принесло ему успокоение, — я и сказал, что дела у нас хуево. Кто это — мы не знаем. Что делать — тоже. Откуда оно пришло, и как загнать это назад — еще интереснее. — Ты его видел? — спрашивает Аня, не отходя от окна, — я у тебя так и не спросила. — Конечно, — Личадеев кивнул и поморщился, как от зубной боли, — но видел я такое явно впервые. Духи, конечно, бывают разные, но такие… — он отвел взгляд от Юры, — огромное. Вытянутое. Необъятное. Границ у него не было. Все тело — как пластилин, играться он с собой может, как ему удобно. Нужны пальцы — пожалуйста, длинная рука с не менее длинными пальцами, — вот их Музыченко, к сожалению, помнил очень хорошо, — не пролезает в щель — тоже пожалуйста. У него нет формы, — Паша застыл взглядом в одной точке, а затем с силой сжал мочку уха, на которой висела серёжка, — оно пришло из темноты, с ней же и ушло. — Когда умер Игорь, в туалете не было ни одного тёмного угла, — Никитина мотает головой, — спасения на свету не найти. Приходит оно не только из мрака. — Это только всё ухудшает, — Паша трет лоб рукой, будто у него болит голова, и закидывает ногу на ногу, — ты ничего не видел? — Только пальцы. Остальное чувствовал и слышал, — Юра понял, что вопрос адресовался именно ему. — Ничего нового, — со стороны окна раздался тяжелый вздох. Да уж. Не самые радужные перспективы у них вырисовываются. Скрипач пожевал губами и уселся на диване, подперев стенку спиной. Он, стараясь не дрожать, воспроизвел в голове всё — от начала и до конца. И его осенило. — Блять, а что с квартирой? — он осматривает стоящих вокруг людей. Эта мысль пришла к нему слишком поздно, — что с дверью? С замком? Оно там всё так и лежит, да? — Было бы глупо оставить всё на своих местах, — Паша грустно улыбается и вертит в руке пачку сигарет, — там порядок. — Мы позвонили в жилищник района. Сначала они не брали трубку несколько часов, — Аня усмехнулась, — неудивительно. Работали они только с восьми утра. Разбудили мы, конечно, немного жестковато, но нам удалось уговорить их, так скажем, подъехать к семи утра. Я тут же повезла тебя сюда, как они согласились, а Пашка остался там караулить сварщиков и сталеваров, мать их. — И ты там сидел до семи утра? — шокировано спрашивает Юра, раскрыв глаза. То есть вместо сна и отдыха парень просто торчал в его квартире почти что до рассвета, чтобы дождаться несчастных, непонятно каким образом разбуженных гастарбайтеров, чтобы те приварили дверь на место? — Ну да, — кивнул Личадеев, почесав затылок, — они еще возились там, блин, почти час, хренью маялись, я думал, что в универ не успею. Но хорошо то, как говорится, что хорошо кончается. — Сколько я тебе должен? — спрашивает Музыченко, припоминая, где его кошелек, — за уговор их приехать, за работу, за дверь? — Нисколько, — Паша искренне улыбается, пряча взгляд, — я её сломал — мне и чинить. А в остальном — сочтемся, — он подмигнул артисту, подбирая под себя одну ногу. Юра открыл рот, чтобы что-то сказать — он уже готовил в голове тираду, но так и не сделал этого. Внутри все сжалось от благодарности этому парню. На Пашу прямо сейчас он посмотрел совсем по-другому. — Спасибо. Большое, — бормочет скрипач, неуютно поведя плечами, — мне неудобно, честно… — С окном пока не разобрались. Заказать надо, — ну, стекло пока что заткнуто плотной шторой. Может, прокатит, — И на двери замок больше не рабочий. Но это не проблема, — произнес Личадеев, ничего не отвечая на благодарность, а потом забрал кружку у Никитиной. Сделав у неё глоток, он поморщился, — ненавижу чёрный кофе! — То есть в квартиру может попасть абсолютно любой, если дернет за ручку? — Юра проследил за тем, как кружка вернулась на место. Все ценные вещи он оттуда забрал, красть нечего. Арендодатель не планирует нагрянуть в ближайшие пару недель, поэтому с окном они разберутся чуть попозже. — Не сможет, — Серговна придвинула кружку с остатком кофе к себе, — заговоренный замок на двери, пусть и сломанный, открыть можно только ключом, — она посмотрела на скрипача, а тот рефлекторно взглянул на её руку, помня ночь. Пластырь на её пальце присутствовал, — а ключ? — В квартире, — убито ответил Юра. Неудобно получилось. Если б знал — прихватил. Но ночью было как-то не до этого. Да и вообще неудобная ситуация какая-то выходит. Из-за его истерик пострадали все. Все не спали ночь, чахли над его квартирой, проворачивая немыслимые манипуляции с замками и петлями, а он — самое главное — всё это время беспечно спал в гримерке. Класс. — Тоже не проблема, — ведьма пожала плечами, — заговор как накладывается, так и снимается. Как надумаешь посещение — предупреди меня, — она улыбнулась, посмотрев на Пашу, — медиуму я заговоры больше не доверяю. — Я просто был не настроен, — отмахнулся пацан, сжав в пальцах и так мятую пачку. Сигареты внутри переживали явно не лучшие свои времена, — не собрался. Я торопился и спешил, вот и не вышло. — А если бы не поторопился, мы бы не чинили дверь. — Если бы я не поторопился, вскрывать эту дверь и смысла не было бы. Юра бы просто умер, — мрачно завершил спор Паша, отведя взгляд, — мне дороже жизнь человека, чем какой-то кусок дерева, — аргументов на это у Серговны не нашлось. Она кивнула, признавая его правоту, а скрипач, до этого момента стрелявший взглядом от оппонента к оппоненту, решился задать вопрос, который его мучает. Говорили же — задавай всё что хочешь. Вот он и будет. — А в чем отличие ведьмы от медиума? Почему это не одно и то же? — Юра чувствует себя неуютно, когда на него обращаются две пары неодобрительных взглядов, — мне интересно. — Ну… — Никитина закусила губу, — если можно так вообще сказать, ведьма выше медиума на «ранг», — она показала кавычки пальцами левой руки, вторую не отрывая от подоконника, — немного иной формат работы. Это сложно объяснить. Ведьма — неважно, мужчина или женщина — это тот, кто способен изменять реальность в той или иной мере. Это происходит, по сути, взаймы. За счет кого-то или чего-то иного, наследственных умений или вообще внешних источников. За всё это нужно платить. И, чисто теоретически, медиума можно «прокачать» до статуса ведьмы. — Плюсы медиумов — платить мне фактически не за что, — Личадеев довольно улыбается, и Юра, не выдерживая, улыбается ему в ответ, — почти. Все такие люди несут какое-то бремя, но на мне оно меньше. Если обобщить — я никто, — Никитина прыснула от смеха, закатив глаза, — я не способен изменять реальность ни силой, ни сознанием. Словно листик на ветру, — он крутанул в руке пачку сигарет. От воздействия она дернулась, но в руку вернулась, — медиумы расшатываются от внешних действий и людей. Я понимаю, что звучит это сложно, разница всё еще не ясна, — Паша увидел взгляд Музыченко, — если я попаду на нужную частоту, то я очень даже способен к экстрасенсорному восприятию и какому-то воздействию на реальность в меньшей степени. Короче, я — просто оболочка. Проводник. Суфлер. Связь между нашим и потусторонним миром. Изгоняющий призраков. Входящий с этим всем говном в контакт. — Этого мне не дано, — улыбнулась Никитина, и Юра услышал в её голосе облегчение, — именно поэтому я не согласна, что никакого бремени нет. Я могу защищаться от внешнего воздействия каким-то «щитом». Медиум же рассчитывает только на себя. В комнате стало тихо. Юра просто молча кивнул на это всё. Слов у него особо не было. Он получил ответ на свой вопрос, и теперь предстояла самая сложная часть — осознание. Отвечать им «Клёво» как-то не очень, поэтому парень просто выбирает молчание. — У нас есть тактика-галактика? — наконец нарушает тишину аккордеонист. Пачка сигарет ударилась об поверхность стола, — что предпримем? — Время позднее. А мы с тобой не спали уже сутки, — Серговна поворачивается к окну, и Музыченко опять становится стыдно за всё произошедшее, — голова чугунная, идей никаких. На текущий момент я предлагаю разойтись по домам. Насколько это возможно, конечно, в нашей ситуации. А на завтра… Во-первых, — она сложила руки на груди. Это было видно через отражение на окне, — начинать активно работать. Если оно вернулось снова, то надо напасть на след, пока не поздно. Во-вторых, не отлынивать от репетиций. Завтра к одиннадцати. Мистика мистикой, а театр у нас по расписанию. — И не собирались! — отвечает Личадеев с самым честным взглядом и трет сонные глаза. Пацан был одним из тех, у кого был слегка сбит график репетиций. Институт мешал посещать их полноценно. — В квартире больше никаких следов? — Анечка оставляет его слова без ответа, а Паша мотает головой, — Хуево. Тогда пока остановимся на твоей версии, что это какое-то необъяснимое науке существо. Дух, если он среагировал на алкоголь. Надо выяснить причину прихода к каждому и перерыть книги по фольклору и мифологии. Все книги и сайты. Бежать и ловить его бесполезно. Мы не «Охотники за привидениями», — девушка вздыхает, а потом разворачивается к ребятам, — если мы теперь работаем все вместе, как бы странно это ни звучало, надо объединять усилия. Юр, — скрипач смотрит на неё, — ты с нами? Музыченко шумно сглотнул и опустил взгляд. Сейчас есть два варианта развития пути. И они не нравятся ему оба, если честно. В каждом есть и плохое, и хорошее. Ему страшно ввязываться в это, но оставить всё просто так… — Думаю, что да, — наконец он кивнул, — я не уверен в этом всём, конечно, просто дико. Но бросить всё вот так, зная, что вы этим занимаетесь, я не могу. Уже не смогу, — Юра услышал одобрительный шмыг Паши. Не смотрел на него, но знал, что тот опять улыбается, — так какой у нас план?