Днями-ночами

Ночной Токио не так прекрасен, как о нём любят говорить. Тёмные улицы, для которых, по всей видимости, не хватает фонарей, странные, слишком яркие знаки и неоновые вывески. Громкие студенты и школьники, считающие, что лучше поздних прогулок могут быть лишь поздние прогулки с друзьями. Ширабу шёл, воткнув наушники в уши, и изо всех сил старался не обращать внимание на людей вокруг. Когда семпаи спрашивали его, зачем ему ехать на национальные, Кенджиро просто отвечал, что хочет посмотреть; он ещё не осознавал, насколько это будет нелепо — прийти сюда, проиграв в финале отборочных. Никто из команды не поддержал Ширабу, а из других школ знакомых у него никогда не было, поэтому сегодня, сидя в одиночестве на скамье болельщиков, он отчётливее чувствовал разочарование и досаду от проигрыша. Даже удивительные игроки и невероятные партии не помогали ему справиться с обидой. «Это мы должны были там стоять… Мы». Кенджиро никогда не считал себя одарённым игроком; играл, как мог, поддерживал команду всеми силами, но своими навыками не поражал никого — и всё равно хотел играть. Наверное, нет ни одного волейболиста, не желающего оставаться на площадке как можно дальше. Потому так тоскливо было возвращаться сейчас в свой номер. Ширабу осматривается, понимая, что идти ему осталось минут десять, не больше, и, помедлив секунду, разворачивается. Всё равно в отеле его ждут лишь серые стены. Дорога обратно, как будто назло, кажется приятнее. Людей, идущих в ту же сторону, оказалось как-то меньше, и вывески были повернуты так, что не отсвечивали в глаза, и даже шум проезжающих машин, шаги прохожих, их разговоры, посторонние скрипы и звуки стали как-то тише, приглушеннее… Выключив музыку и спрятав в карман наушники, Кенджиро на секунду прикрыл глаза и почти незаметно улыбнулся. Лёгкий ветер успокаивал разбушевавшиеся нервы, а последние строчки любимой песни до сих пор играли в его голове, — и это странным образом заставило взять себя в руки. Хочешь играть — играй; хочешь побеждать — старайся. Вроде бы простая истина, но только теперь Ширабу осознал её в полной мере. Возвращаться к стадиону не хотелось: всё же следующие дни он и так проведёт в нём или же рядом с ним. Так что, оказавшись на развилке, он на всякий случай включил навигатор и пошёл в неизвестную сторону. Внешне эта улица мало чем отличалась от всех остальных. То же слабое освещение, те же мигающие вдалеке вывески. Только людей здесь, кажется, не было совсем; и такое одиночество ощущалось настолько же притягательно, насколько и пугающе. Как бы ни хотелось снова надеть наушники, он лишь включил музыку, поставил громкость на минимум и положил телефон в нагрудный карман. Тихий голос певца, лиричные гитарные мотивы, — всё это почти незаметно нарушали чьи-то глухие шаги. Сперва Кенджиро не обращал на них внимание, считая своими, но потом, прислушавшись, внезапно остановился и развернулся. На улице было так же темно, но Ширабу всё равно увидел высокую фигуру, застывшую с занесённой для шага ногой. — О, это действительно ты! Голос, слишком громкий, такой, что, даже включи динамики на максимум, услышишь; звонкий — играй его обладатель в рок-группе, тарелки барабанщику и вовсе не понадобились бы. Такой неожиданный, что Кенджиро только и мог всматриваться в лицо парня напротив и пытаться понять, что он здесь делает. — А что слушаешь? — прислушавшись к незнакомой песне, спросил Котаро, сделав шаг вперёд. Ширабу машинально отходит на два назад. Бокуто замечает, останавливается и медленно отводит взгляд, хватаясь то за волосы, то за шею. — Ты же из Шираторизавы, да? — дождавшись легкого кивка, после чего заметно расслабившись, парень продолжает. — Я видел ваш матч с Карасуно. Смотрел я, правда, больше на Шоё, но и вы хорошо играли. С каждым словом Котаро, будто сам того не замечая, подходит ближе. Он не раскидывает руки, не жестикулирует слишком активно, но всё равно даже самый минимум его движений отдаётся у привыкшего к спокойствию Кенджиро рябью в глазах. — Спасибо, — холодно и тихо отвечает Ширабу, и, как бы ему ни хотелось отойти или отвернуться, он стоит и пристально смотрит на развеселившегося игрока — чёрта с два он струсит перед ним. А тот всё подходит и подходит, и Кенджиро действительно чувствует, как его ноги подрагивают и всё тело буквально просит сорваться с места, но упрямо стоит, не двигаясь и с каждой секундой всё больше убеждаясь, что Бокуто не имеет понятия о личном пространстве. Десять сантиметров разницы в росте никогда не казались ему слишком серьёзными, но сейчас, на расстоянии меньше метра, улыбающийся парень то ли из-за причёски, то ли из-за стройной фигуры выглядит слишком высоким. В момент, когда побег только начал казаться Ширабу заманчивой перспективой, его схватили за руку и вынудили посмотреть глаза в глаза. — Ты же классный сеттер, чего ты так хлипко играешь? Кенджиро совершенно не тактильный человек, сложно переносит вынужденные прикосновения и уж тем более не любит дотрагиваться до незнакомцев, поэтому он ведёт плечом, пытаясь скинуть руку, и начинает говорить, но оказывается перебит: — У тебя же и команда сильная, и ты хорош, но вообще не рискуешь. У вас в команде один только ненормальный, этот, рыжеволосый. — Тендо-сан, — подсказывает Ширабу и снова пытается выдернуть плечо из чужого захвата. Бокуто отнимает руку; но лишь для того, чтобы быстро скользнуть к чужой ладони и крепко переплести свои пальцы с его. Ширабу вскрикивает от неожиданности, видимо, слишком тихо, потому что на это не обращают внимание, и уже собирается с силами, чтобы высказать всё, что он думает, этому человеку прямо в лицо, как… — Вот серьёзно, за вами даже смотреть неинтересно, — снова оказывается перебит. — Прыгаете и бьёте, бьёте и прыгаете. Финты не делаете, одной силой берёте. Я всё понимаю, Ушивака в команде, блоки хорошие, зачем что-то ещё? Но вам самим что, совсем не скучно? Котаро тянет его за руку и смотрит одновременно и ошарашенно, и умоляюще. Кенджиро вырывается, жалея, что не умеет делать устрашающее лицо, потому что словами он явно ничего не добьётся — Бокуто его просто не слышит. — Ты что, никогда не чувствовал удовлетворение, неожиданно сделав скидку? Или вообще ты когда-нибудь бил? Просто представь, такое удивление, такая неожиданность, что связка забьёт с удара. Тебе что, не хочется почувствовать всё это? Кидаешь одному асу и думаешь, что это твой максимум. В который раз Ширабу понимает, насколько громко говорит его новый знакомый. Его голос, кажется, раздаётся на всю улицу, полностью перекрывает их далеко не тихие шаги и всё ещё играющую в телефоне музыку. Кенджиро останавливается, свободной рукой отцепляет чужую ладонь со своей и отходит на пару шагов назад. Бокуто на секунду замирает, прерывая свой рассказ, слегка поворачивается и смотрит смущённо, будто его тело живёт само по себе, а он только и узнал, что делал последние несколько минут. А потом снова поворачивается к нему спиной и кричит: — Ну пойдём, пойдём со мной! — Куда, Бокуто-сан? Делать наигранно незаинтересованное лицо у Ширабу никогда не получалось, поэтому сейчас он про себя радуется, что Котаро не может его видеть. Зачем спрашивать, если Кенджиро всё равно за ним пойдёт? Национальные вымотали, и тот факт, что их команда даже не прошла, больше всего. Пару недель тренировки не складывались: третьегодки не всегда приходили, слишком занятые и измученные поступлением, младшие (читай: Гошики) не всегда выкладывались на полную, если рядом не было более сильных игроков (читай: Ушиджимы). И что сказать? Ширабу всё-таки соскучился по волейболу, а рядом с таким игроком даже сильнее чувствовалась причастность к этому виду спорта. Так что сейчас, неуверенно ступая за асом, Кенджиро всё равно считал, что поступает правильно. Осталось только написать кому-нибудь: «В случае чего винить Бокуто Котаро». И хоть Ширабу не собирается серьёзно это делать, он всё равно тянется к телефону — выключить музыку, которая, по всей видимости, уже пошла по второму кругу. — Не, верни! У тебя классный вкус, — парень сразу разворачивается, начинает странно махать руками, а на его лице отражается вселенская обида и досада. — Мне последняя, кстати, очень понравилась. Кенджиро долго не думает и просто заново её включает, наблюдая за тем, как оживляется Бокуто. Сперва он кивает, чуть-чуть настраивается на песню, а потом начинает пританцовывать и тихо подпевать солисту, иногда оборачиваясь назад. И тогда Ширабу видит улыбку, такую широкую, что даже странную, будто ненастоящую, потому что таких весёлых и счастливых людей на свете просто не бывает. Видит глаза, про которые никак, кроме избитых клише, не сказать — настолько живые и горящие. Он отступает на пару шагов назад и отводит взгляд, немного нервно вертя в руках телефон. В этот момент Кенджиро осознаёт, насколько удивительный человек стоит перед ним. Конечно, он видел игру аса из топ-5; он видел и эту улыбку, и такое счастливо-расслабленное лицо после очередного забитого мяча. Но раньше он думал, что этот человек — простой волейбольный фанатик, оттого и такой радостный бегает на площадке. Оказывается, он любит не только игру. Он любит всё на свете. — Я делаю всё, что в моих силах, — поёт Бокуто, переступая с ноги на ногу и запрокидывая голову. — Со всей душой. Неужели ты не знаешь, что никто не идеален? * Ширабу не замечает, что засматривается на блондина — просто следить за ним оказывается слишком интересно. Ощущение такое же, как когда любуешься красивой зверушкой в зоопарке. Только в разы приятнее. Потому что в движениях Бокуто ни капли скованности или стеснения. Он просто танцует легко, немного смешно, но именно так, как люди танцуют в одиночестве, когда эмоций слишком много и хочется выплеснуть их хоть чуть-чуть. Потому что у Бокуто совершенно нет слуха, но Кенджиро всё равно нравится его слушать. — Тебя, кстати, напоминает. — Ширабу даже не заметил момент, когда песня сменилась на новую, и немного смутился, поняв, что его засекли за подглядыванием. — Вы ничего обо мне не знаете, Бокуто-сан. — Парень улыбается немного и отводит взгляд, всё так же нервно перебирая в руках телефон. — Вот сейчас и узнаю, — громко и слишком, по мнению Кенджиро, радостно отвечает Котаро; и Ширабу замечает боковым зрением, как тот на секунду протягивает ему руку, но потом сразу осекается и встаёт почти по стойке смирно — руки по швам, спина прямая. Парень оглядывается и понимает, что его привели на открытую волейбольную площадку. Бокуто держит в руках неизвестно откуда взятый мяч, и стоит всё так же прямо, и чего-то ждёт. — У вас же завтра игра, а сейчас. — Кенджиро снова тянется к телефону. — Уже два ночи. Вы с ума сошли? Котаро смеётся и, запустив руку в волосы, отвечает: — Я же сова — успею ещё отоспаться. Побросаешь мне? Ширабу смотрит на площадку впереди, на тусклый свет еле работающих фонарей, и освещающий, кажется, только одну фигуру, стоящую в паре шагов от него. Смотрит и делает шаг вперёд. — Побросаю.