Истинный для остроухого

Мрак внизу сгущался, чернильно фиолетовой синевой наполнял он пространство вокруг. — Надо забраться повыше, ваше высочество, сказал Ойльрих, стараясь скрыть тревогу в голосе. — Боишься темноты, эльф?! — насмешливо спросил его Этьен. И Ойльрих почувствовал злость. Злость от его отваги, граничащей с безрассудством. И он окончательно уверился, что дело здесь не только в любовных чарах, столь неумело наложенных на Этьена его младшим братом. Нет, не темноты он боялся, а того, что жило в этой темноте, того, что пряталось в этой темноте и ждало, когда смертный оступится и вверх тормашками полетит вниз. Того, что очень хотело закусить им на поздний ужин. Но эльф помнил о договоре с лесом и его обитателями. Любой из его народа может пройти здесь и даже провести чужака, но лишь в том случае, если не выболтает чужим местные тайны. Или… мгновенная смерть. Деревья и сами, наверняка не будут против закусить ими обоими. А ещё он узнал место из своего сна. И, видят боги и демоны, он очень не хотел, чтобы этот сон начал сбываться. Принц просто помешан на этой своей Дэйдре! И не только любовная магия братца в этом виновата! Боги и демоны просто смеются над ним! Но, конечно, ничего из этого, шальным вихрем мыслей пронёсшегося в его голове, Ойльрих не сказал вслух. Прекратив бессмысленные разговоры, эльф начал молча забираться всё выше. Здесь, ближе к вершинам, ветви деревьев были более тонкими, а потому — более шаткими. — Извини, эльф, если ненароком задел твою гордость, — Этьену всё же удалось поспеть за ним. — Если это так, можешь вызвать меня на дуэль. — Будьте осторожнее, ваше высочество, — только и ответил Ойльрих, — я не в праве сказать больше. Он немного побалансировал на шаткой пружинящей под ногами ветке и прыгнул вперед, на следующую, в свете Луны и звёзд, достаточно хорошо видимую. Здесь, сквозь листву и ветви можно было разглядеть тёмное небо, усеянное звёздами и даже почти полный золотой диск Луны. — Можешь вызвать меня на дуэль прямо здесь, Ойльрих, — и Этьен картинно развёл руками. И прыгнул. Ойльрих скорее почувствовал, чем увидел. А потом и услышал. Шум воздуха, шелест потревоженных веток, о которые Этьен ударялся при падении. Треклятый сон… Но ведь не мог же он позволить принцу свалиться в пасть голодного мрака?! Ойльрих сгруппировался и прыгнул вниз. Он прошептал несколько Слов Власти, чтобы ускорить своё падение. Холодный воздух засвистел в ушах. Ветви многовековых деревьев больно хлестали его. И опять… он скорее почувствовал, чем увидел, когда оказался рядом с принцем. Тепло его тела, живого, смертного, ещё такого молодого. Думать было некогда — мрак вокруг них сгущался подобно желе. Счёт пошёл на секунды. Без всякого почтения сграбастал он принца. И позволил эльфийской магии спасти их обоих. Он даже успел увидеть её, сиявшую во мраке золотым светом. И направил на ближайшую к ним, достаточно прочную ветвь. Ойльрих прошептал защитное заклятие и золотой свет стал ярче. Магия его народа не позволяла мраку, а точнее, тому, что скрывалось за ним подобраться ближе и вцепиться в них обоих, по капле высосать жизнь. Он почувствовал, что Этьен дрожит. Да и трудно было бы любому смертному не дрожать в таком месте, где всё вокруг жаждало уничтожить его. — Ты молодец, — прошептал Ойльрих, ещё придерживая принца, — только тихо. И сам понял бессмысленность своих слов: принц молчал, даже во время падения он не издал ни звука, очевидно, понял достаточно из его недосказанных намеков. Ойльрих опять подумал о сне. Сейчас, наяву, их падение было другим, а значит… Он прижался спиной к стволу дерева и сквозь толстую эльфийскую куртку почувствовал грубую шершавую кору. Он услышал шумное, сбивчивое духание Этьена. И прежде, чем Ойльрих успел предугадать дальнейшее развитие событий, Этьен… неуклюже пошевелился и едва снова не полетел вниз. И Ойльрих, уже ни о чём не думая, вновь грубо вцепился в него. Казалось, то, что жило в темноте, пыталось утащить принца. Ойльрих крепко сжал его и… в очередной раз почувствовал сквозь одежду тепло его тела. Такого близкого и такого желанного. Треклятый сон сбывался, и он ничего не мог с этим сделать. Упругие мышцы… ему так хотелось огладить их и… немного примять. Но он замер, не позволяя своим запретным желаниям взять верх. Этьен уже сделал выбор, его смертное сердце несвободно. Принц вздрогнул, но не сопротивлялся и не отталкивал его. И да, его поведение так легко объяснялось здравым смыслом — отсюда можно было запросто свалиться, и в объятья, куда страшнее, чем объятья эльфа. Ойльрих чувствовал жаркое сбивчивое дыхание на своей коже. Он вгляделся в лицо принца. Благодаря способностям своего народа, он мог четко разглядеть его здесь. Правильные, красивые черты, чуть приоткрытый рот, растрёпанные светлые волосы. Как же хотел Ойльрих накрутить на палец блестящую шелковую прядь. Даже сейчас, в беспорядке, давно не знавшие душистого мыльного раствора и гребня, они выглядели прекрасными. Ойльрих взглянул в широко раскрытые глаза разного цвета и понял, что пропал. Ойльрих крепко обнял принца одной рукой, а другой вцепился в кору. Треклятый сон! К демонам! Он целовал Этьена в горячие, сухие губы, такие сладкие и такие желанные. Этьен замер в его объятьях. Не противился, но и не поощрял. Увы, на этот раз проснуться у Ойльриха не получилось. Он прервал поцелуй, но отпустил принца, только, когда удостоверился, что он сможет удержаться на ветке. Этьен молчал, лишь смотрел на него злющими глазами и демонстративно утёр губы тыльной стороной ладони. — Нужно вернуться наверх, — тихо сказал Ойльрих и начал взбираться на дерево, не оглядываясь на принца. Ойльрих слышал его дыхание, слышал каждое движение, а потому точно знал — Этьен следует за ним. Злится, но не отстаёт. Ойльрих усмехнулся, пожалуй, принц за такое вызовет его на дуэль. Впрочем, почему бы и нет?! Ойльрих полез быстрее. Внизу заворчал Этьен. — Не вздумай свалиться мне на голову, эльф! И Ойльрих почти спросил, почти произнёс дерзко вслух: «А то что?!» Но вместо этого, с утрированной вежливостью, он ответил: — Ну что вы, ваше высочество! Разве могу я проявить такое неслыханное непочтение?! Этьен внизу выругался и сам едва не свалился. Ойльрих с трудом сдержал смех. А на губах огнём горел поцелуй… Он запретил себе думать о поцелуях и о жарком, упругом теле принца. И ещё о том, что им предстояло провести здесь ночь… Вдвоём. Ближе к вершинам лунный свет стал ярче, а темнота — снова только темнотой. — Остановимся здесь, — сказал Ойльрих как ни в чём ни бывало, а в глазах плясали искорки демонского веселья. — Надо передохнуть. Из заплечной сумки он достал сухие ягоды, собранные в этих местах и пропитанные колдовскими заклятиями. Горсть отсыпал на ладонь хмурого принца. Ягоду запили родниковой водой, которая ещё оставалась во фляге Ойльриха. — Теперь деревья будут считать нас за своих, — сообщил эльф принцу, улыбаясь, — но недолго. Завтра нам надо обязательно убраться отсюда. И он опять едва не засмеялся, когда принц резко покраснел. — Когда выйдем отсюда… — начал он и замолчал, — если выйдем отсюда… — Да, ваше высочество? — невинно спросил Ойльрих. — Когда выйдем отсюда, вызову тебя на дуэль, эльф, — тихо сказал Этьен. — Как вам будет угодно, ваше высочество, — согласился Ойльрих, — жаль, что у вас не получится дуэлировать со мной здесь. Он широко улыбнулся, а принц покраснел ещё сильнее, но ничего не ответил. Некоторое время они молчали и для Ойльриха это не было просто праздным молчанием — он вслушивался в звуки леса. Шепот листвы, взмахи крыльев птиц, едва уловимые шорохи. Маленькие зверушки внизу куда-то спешили по своим зверушачьим делам. — Вам обязательно надо выспаться, ваше высочество, — из усталых лес очень быстро вытягивает жизненные силы. — Спать… на ветках?! — Этьен искренне изумился, настолько сильно, что даже забыл о том, что всё ещё злится на нахального эльфа. -Необязательно, — Ойльрих улыбнулся и снял с шеи цепочку с кулоном. Крошечный камешек золотистого света, казалось, светился изнутри. Ойльрих снял его с тонкой серебряной цепочки, которую снова надел на шею. Растёр камешек в ладонях. Свет стал ярче и мгновением позже на руках его повисла тонкая золотистая паутинка. Ловким движением Ойльрих подбросил её в воздух. Паутинка увеличилась в размерах и зацепилась за две, находящиеся достаточно далеко друг от друга ветки. Получилось некое подобие гамака. — Эльфийская магия очень надёжная, ваше высочество, — заверил он Этьена, с сомнением взиравшего на паутинку. — Располагайтесь и постарайтесь хорошенько выспаться, — Ойльрих очень старался сохранить серьёзность. — А ты, эльф, полагаю, будешь спать на ветвях? — с сомнением спросил Этьен. — Мне не привыкать, — заверил его Ойльрих, — и потому шансов упасть у меня значительно меньше. Он помолчал и добавил: — Если только сами деревья не помогут. И мне они захотят помочь намного меньше, чем вам, ваше высочество. — Мне ни к чему твоё снисхождение, эльф, — ответил ему принц, гордо и холодно, — и потому спать на ветвях буду я. И Ойльрих мог бы возразить, мог бы укорить его в глупости, но только улыбнулся в ответ и полез спать в магический гамак. Паутинка сомкнулась вокруг него, внутри было тепло и уютно, а главное — спокойно. Эльф принёс с собой частичку своего родного мира сюда, в этот чужой и враждебный. Сквозь сон он слышал, как ворочается принц, пытаясь поудобнее примоститься на самых крупных ветках. Ойльрих понимал, что единственный шанс для него не свалиться — бодрствовать всю ночь. Но раз уж именно таков выбор благородного дурака, зачем препятствовать? Ойльрих проснулся резко, когда уже светало. Он услышал ругательства и шорох листвы. Паутинка, подвластная воле эльфа, зашевелилась и раскрылась так, чтобы Ойльрих мог сесть на ней. Ойльрих даже не засмеялся — он проснулся как раз вовремя. Задремавший принц, вопреки всем своим прежним усилиям, всё-таки свалился. И уж больно смешно был подброшен нижними ветками, да так ловко, что взлетел туда… откуда только что упал. Его высочество выругался, да так, как совсем не подобает особам королевской крови. А ветка, на которой он совсем недавно пытался заснуть, зашевелилась, да и схватила его за щиколотку правой ноги, благодаря чему Этьен не свалился вновь. — Ваше высочество, — сказал, улыбаясь Ойльрих, — я плохо думал о деревьях: они почему-то решили нам помогать. — Прекрати злорадствовать, эльф, — буркнул в ответ Этьен, не глядя в его сторону. — Ваше высочество, — Ойльрих постарался говорить как можно серьёзнее, но не больно-то у него получалось. — Вам придётся занять моё место, видят боги, в следующий раз деревья могут не быть столь великодушны и, — он выразительно посмотрел вниз, — для кого-то вы станете очень вкусным завтраком. — А ты, эльф, благородно уйдёшь спать на эту ветвь? — возмутился Этьен. — Ну уж нет! — Вы, ваше высочество, не хотите позволить мне быть благородным? — невинно спросил Ойльрих. Ветка под Этьеном спружинила и подкинула его прямо в импровизированный гамак из паутинки. — Ну вот и отлично, ваше высочество, — Ойльрих поспешно отодвинулся от принца, — а я пойду. Деревья зашумели листвой, и эльф замер, прислушиваясь. — Похоже, они хотят, чтобы мы оба остались здесь, ваше высочество, - сказал он. — Что ж, если ради совершения подвига… мне придётся провести одну ночь… рядом с тобой, эльф, — Этьен замолчал, смутившись. — Очевидно, у нас обоих нет выбора, — подытожил Ойльрих. А затем они долго ворочались в гамаке-паутинке. Наконец, им удалось улечься, повернувшись друг к другу спинами. От смущенья, Этьен густо покраснел и радовался, что Ойльрих не успел этого разглядеть, ведь ещё не рассвело. Впрочем, он забыл о ночном зрении эльфов. Ольрих открыл глаза. Всё вокруг было прежним и другим одновременно. Деревья светились изумрудным сиянием, а в воздухе порхали крошечные золотые светлячки. Ойльрих, неоднократно бывавший в Древнем Лесу ни разу не встречал здесь светляков. Он вздохнул и едва не закашлялся. Воздух, который больше не ощущался столь холодным, был наполнен ароматом весенних цветов. Рядом с ним пошевелился принц. И только теперь Ойльрих с ужасом понял, что они оба… абсолютно обнажены. — Этьен, — почему-то сейчас ему не показалось непочтительным назвать принца просто по имени, — это… — он хотел сказать «чья-то злая шутка», но слова так и не были произнесены. Ойльрих замолчал, опьяневший от восторга. Этьен, худощавый, упругий, невероятно тёплый, как и большинство смертных, был рядом с ним. И одежда больше не являлась преградой, и Этьен больше не говорил о своей ненаглядной Дэйдре. Он вообще ничего не говорил. А Ойльрих, даже без помощи своего сверх чувствительного эльфийского слуха, отчетливо слышал его бешенное сердцебиение. Ойльрих снова зашевелился и… обнял принца, неловко и неуверенно. Но сопротивления не последовало и тогда он крепко сжал в объятиях смертного красавца. Голова кружилась от аромата цветов, и Ойльрих окончательно забылся и… снова позволил себе немыслимое — впиться в губы принца в жадном, грубом поцелуе, жаждуще ворваться в его рот горячим языком. Он на мгновение приостановился, удивлённый — принц ответил на его поцелуй столь же грубо и жестко. Всё тело ломило от одуряющего, сумасшедшего желания. Он почувствовал руки принца на своих плечах и разжал объятья. Запретные прикосновения, ласки, огненно сладкие, но немного неуверенные. Поцелуи… Голодные, жадные, до саднящих губ, до удушья. А затем… мир вокруг сделался серым — волшебство рассеивалось. Они ошалело замерли, прижимаясь друг к другу. — Я тоже видел тот сон, эльф, — шепнул ему на ухо Этьен. И Ойльрих снова открыл глаза. Они оба всё так же находились в плотно сомкнутой магической паутинке. Но лес стал прежним: мрачным, с древней холодной тьмой, прятавшейся у узловатых корней вековых деревьев. Всё вокруг было подёрнуто предрассветной, молочно-серой дымкой. Ойльрих пошевелился. Он с радостью обнаружил, что на этот раз проснулись они полностью одетыми и… спинами друг к другу, как и засыпали.