NFWMB

Как только солнце село, на Гусиной Ярмарке зажглись факелы. В далекие времена фермеры и торговцы со всей страны съезжались в столицу к середине осени, надеясь извлечь выгоду из золотой жилы, коей всегда являлся сбор урожая риса. Гусей в Конохе не водилось, во всей префектуре тоже; каждый год странных, шумных птиц привозили на продажу с севера, да в таких количествах, что жители деревни и окрестных поселков могли определить время года только по тысячам гусей, гоготавших на дорогах. Говорят, на птиц надевали кожаные пинетки, чтобы уберечь их лапки в долгом путешествии. Так праздник и получил название Гусиной Ярмарки. В последние годы похождения пернатых прекратились; ярмарка эволюционировала из рынка домашнего скота и овощей в шумные гуляния на всю ночь, куда стекались все обитатели города, местные и приезжие. Какаши не столько привлекали вычурные фестивали в честь урожая, сколько праздничные бои. Глава Департамента по Связям с Общественностью объявил боевые торжества Листа символом крепкого здоровья и хорошей физической подготовки. Монахи утверждали, что организованная драка являлась формой религиозного обряда. Какаши не знал, всерьез ли пьяный мордобой и вакханалия на таких мероприятиях радовали глаз богов, но конкретно ему это чертовски нравилось. Как и доброй части городской молодежи. До него доходили мнения, что турниры были тривиальным, зверским и безвкусным развлечением - и Какаши не отрицал, матчи по ботаоши, по сути, являлись массовыми драками с идиотской целью повалить столб противника наземь - но его конкурентная природа оправдывала эти мероприятия, называя их культовыми артефактами, избавляться от которых было бы глупо. Какой бы ни была причина, масштабные зрелища священного насилия проводились в городе каждый год со времен основания пяти наций шиноби. Следующие выходные как раз скрасит одно из таких представлений: фестиваль Тысячи Воинов, двухдневное событие, привлекавшее своей музыкой, хороводами, демонстрациями древних боевых искусств и выступлениями профессиональных театральных трупп, многие из которых посещали Коноху только раз в году, туристов и путешественников со всей страны. Лично Какаши любил его за арены с кендо, рукопашные турниры, матчи сумо и жестокие бои микоши. Ежегодно на фестивале Тысячи Воинов завоевывались сердца, друзья переживали предательства, и неизбежно проливалась кровь. Они с Анко гуляли по танцевальной зоне на окраине парка едва ли восемь минут, а флейты, колокольчики и ропот барабанов тайко уже начали надоедать. Обычно торговцы умели отличать шиноби от гражданских и по большей части им не докучали, однако менее внимательные торгаши ни в чем себя не сдерживали; продавцы останавливали по десятку людей за раз на рассеянных по парку дорожках и мостах - крича, топая и распевая свои слоганы так громко, что заглушали крики соседей. Сценки, красивые речевые обороты, магические трюки - чего они только не использовали для привлечения внимания к товару, разве что танцующих чертят себе на голову не сажали. Некоторые из этих шоуменов обладали настоящим талантом: мастерски вводили в заблуждение, напористо, но не теряя очарования, однако большинство было бестактными лжецами, не уважавшими личные границы. Стоило Анко покоситься на витрину с нефритовыми браслетами, как старая торговка тут же схватила ее за руку. Большая ошибка. Когда они оставили людную танцевальную зону позади, ближе к восточной окраине парка на дорожке воцарился покой. Прилавки расступились перед видом на мелассовые воды озера и колонну высоких деревьев гинкго, тянувшихся вдоль громоздких перил; по другую сторону светилось несколько игровых палаток, мужчина продавал еду на палочках - а затем дорога темнела и уступала место аккуратному садику, редкому лесу и тихому шахматному дворику. — Не считаешь, что перегнула палку? — лениво поинтересовался он. Анко оглянулась на далекую линию берега и небольшую суматоху, разбавившую всеобщее веселье; воркующая толпа стеклась к обиженной торговке украшениями. — Вообще-то, придурок, — сказала она, приподняв руку и накрыв ладонью плечо, словно припомнила старое ранение или удачный нокаут. — Трогать кого-то без их разрешения - то же насилие. Джиу-джитсу это простой акт самозащиты. В порче имущества я ни при чем, она же своей тушей туда упала. А стоять и ничего не делать я не собиралась. Справедливость сама по себе не вершится, Какаши. Справедливости надо добиваться. — Выкрутилась, — промычал он. — Но если ты все еще хочешь вступить в военную полицию, то с плохой репутации лучше не начинать. Анко хотела запротестовать, но вдруг ее плечи слегка поникли. — Да, ты прав. "А вдруг он...", подумал Какаши в воцарившейся тишине, "подверг насилию Обито своими касаниями?" То, что оба раза он спал и ничего не помнил, еще не значило, что его это не задело - черт. Внешне Какаши своей подавленности не показал, но закатил глаза к небу и взмолился о прощении. Он был ничем не лучше этих долбанных торгашей. — Знаешь, — задумчиво сказала Анко. — Генма бы ей мозги запудрил; убедил бы, что все ее украшения - подделка. Уничтожил бы бизнес. Выудил бы из рукава дешевый жадеит и показал бы торговке все недостатки, да и покупателям тоже. Я видела, как он проделывал это с продавцами чайников, резчиками по воску, даже с ребятами, которые торгуют прикольными тыквами - так сильно действовал им на нервы, что они шли у него на поводу. — Забавное зрелище. — Да, не то слово, — согласилась она, сведя брови на переносице. — Пока сам не становишься его жертвой. Они обогнули широкий ствол дзельквы, бывшей не меньше тридцати футов в высоту, и нырнули в чащу из красных ниточек, ниспадавших с ее раскинутых к небу ветвей. К концу каждой ниточки был привязан маленький свиток, содержавший в себе написанные от руки пожелания или мольбы на следующий сезон. В пагоде неподалеку медитировали монахи и путешественники, свечение в тенистой лесополосе. Дребезжащие ноты бамбуковой флейты проплывали над ее крышей, похожей на крылья летучей мыши. Какаши нравилось, как маленькие часовни словно бы лежали животом на земле. Не смотря на то, что он давно вырос из игр и шумных столпотворений, ему все еще нравилась атмосфера осенних фестивалей; нравились зловещие маски они, ухмылявшиеся из толпы, и тяжелые демонические свитки, свисавшие с деревьев и палаток - призраки на порогах и двухсот двадцати пудовые факелы, освещавшие извилистые тропинки парка. В праздниках Какаши любил как инь, так и янь: темную и солнечную стороны холма. Анко была на год младше всей их компании и все еще испытывала примитивное желание разглядывать в деталях каждый божий павильон и прилавок, прежде чем тщательно выбрать самый лучший леденец амэдзаику. В этом году популярной формой был Казегами, бог ветра. Анко с легкостью отгрызла голову величественному белому пони. — Как ты это ешь? — все это время он одним глазом наблюдал за ярмаркой и ее завсегдатаями, и уже считал, что видел всех насквозь. Большинство павильонов были явно предназначены для манипулирования детьми; торговцы пытались вас обобрать; почти все здесь были мошенниками. Даже мелкие торгаши, сидевшие на покрывалах, не столько хотели вам что-то продать, сколько украсть. — Это же сплошной сахар. Она облизала сироп на губах, с ресниц заструился свет факелов. — Ты знал, что изначально их делали в качестве подношений для богини солнца? Какаши сложил руки за шеей и прикинул время по тускнеющим небесам. — Поэтому ты заставила меня заплатить? Анко самодовольно улыбнулась. — Некоторые правила взаимоотношений полов, — заявила она, — вполне приемлемы. Он закатил глаза. — Поверить не могу, что ты встречалась с Генмой. Она пожала плечами. — Он был рядом, когда я нуждалась в нем. Что ж, это прозвучало чертовски романтично. Какаши не мог вообразить, чтобы специалист по ядам оказывал хоть кому-то поддержку - только если по приказу от начальства или за бесплатный обед. Именно Генма перехитрил сотрудников передового штаба Конохи, убедив их во время ежемесячных встреч предлагать действующим джонинам чай с пирожками вместо того, чтобы разбираться с журналом дежурств и просматривать отчеты с миссий. Его простое, обезоруживающее предложение увеличило посещаемость в два раза - но работа, во всяком случае, лучше делаться не стала. — В каком смысле? — Ну, если честно, — Анко приподняла своего обезглавленного пони, закрыла один глаз и через леденец, словно сахарную линзу, уставилась на красное свечение от бумажных фонариков, напичканных между деревьями по берегу. — Мы одновременно начали брать ночные смены. Порой, только он один и был рядом, когда я возвращалась в квартиру. Я заходила внутрь по утрам с мыслью: "так, все что мне нужно, это косяк, может, пять косяков", а он был тут как тут. Чертов дымоход. Спустя какое-то время это стало успокаивать, подарило некое ощущение надежности. — Все правда так и сложилось, — Какаши позабыл о вопросительной интонации, потому что ей не верил. — Все так и сложилось. — Пока не разложилось, — мрачно завершил он. — Что случилось? Ты ушла с ночных? — Нет, — Анко нахмурилась, а затем вспыхнула, замахав леденцом, будто клинком. — Мне надоело, что гаденыш ждал, будто я стану готовить ему ужин. Черт, да я только вернулась после того, как семьдесят часов месила грязь в Болотах, это ты мне должен прислуживать! Какаши согласно хмыкнул, пожалев, что поднял эту тему. Временами, если Анко начинало нести, то ее несло до победного. — Я не хочу заниматься с тобой сексом, — продолжала она очень громко. — Я хочу горячую ванную. — Хорошо, Анко, — пробормотал Какаши, поймав полуприкрытым глазом парочку удивленных взглядов. — Но может, успокоишься? Теперь все эти люди думают, что я эгоистичный партнер. — По-моему, Кей, так и есть, — заявила она, положив ладонь на бедро и взмахнув палочкой. — Но ты не переживай, все парни в твоем возрасте такие. У него в груди начала набухать ответная колкость, но он ее проглотил. Наверное, она была права. — Ой, — вдруг мягко произнесла Анко. — Извини. Соль на рану? — У меня нет ран, — будь проклята женская эмпатия. — О-кей, здоровяк, — усмехнулась она. — Я поняла. Но обращайся, если что. И не забудь про сегодняшний ужин. — А, точно. Где он, еще раз? Анко подняла язык к передним зубам и нарочито громко цокнула. — Южные ворота. Друг Асумы открывает свой помпезный ресторан; морепродукты в горшочках, помнишь? Мы будем есть за счет заведения. — А, точно, — снова сказал он. — Смотрю, ты оставил энтузиазм в других штанах, — она вдруг улыбнулась. — Или это нервы? Какаши пожал плечами. — Знаешь, — продолжила она невероятно нудным тоном. — Я как-то встретила Обито, когда была очень маленькой. Еще до Академии. Я тебе не рассказывала? Он хмыкнул. — Мне было не больше трех, — начала она, не обращая внимания на его апатию. — И я мало что понимала в окружающем мире, но, по-моему, хорошо понимала природу. Разбиралась в мелочах, всегда. И больше всего, я помню, мне нравился летний Грин Лэйк. Столько стрекоз! Было неясно, что послужило источником внезапной вспышки света - факел, или первобытное воспоминание куноичи. — Стрекозы, разбросанные по всему небу - маленькие чешуйчатые демоны! Мне это казалось самой чудесной вещью на свете. Я выслеживала их в высокой траве, словно одна из знаменитых бродячих охотниц. Я подкрадывалась к ним сзади и зажимала тонюсенькие крылышки между пальцев, прежде чем они успевали заметить. Потом я просто их поднимала куда-нибудь и отпускала; иногда они улетали, но бывало и оставались, смотрели на меня, а я смотрела на них - большие глаза, маленькие клыки, радужные чешуйки, никакого самолюбия, мешавшего... Какаши прочистил горло. — Эм, Анко... — Ладно-ладно, — она замахала свободной рукой, даже на него не глядя. — Ближе к делу. Боже мой. Добавишь пару красивых слов в рассказ, и мужчины тут же начинают думать, что у них отрастут сиськи. — Я просто подумал... — Хватит перебивать меня, а не то перестану рассказывать! Какаши убрал руки в карманы. Они свернули с внешней границы озера и заново вошли через восточные ворота. Заскучавший офицер из маленького отделения военной полиции у ворот запомнил их лица и махнул рукой, пропуская без проверки билетов. — Однажды туда пришел Обито, — продолжала Анко. — Я играла в дикой пампасной траве. До этого я видела его с группой, но он, наверное, отбился. Он поделился со мной апельсином. Я спросила, хорошо ли ему спалось. Он ответил, что ему приснился плохой сон. Затем я решила показать ему, как ловить стрекоз. Она улыбнулась, чуть грустно. — Получалось у него ужасно. Они постоянно улетали от него, пока он не расстроился так сильно, что придавил одну ладошкой, когда она присела на траву. Я закричала и ударила его - мне показалось, он ее убил. Но стрекоза выжила, правда одно из крылышек сломалось. Я все еще злилась, и сказала ему, что стрекозы умирают, если не могут летать, и этой будет очень грустно сидеть на земле, пока все ее друзья резвятся в небе. И потом я заметила: он плакал. Ему правда было жаль, представляешь? Он битый час пытался очень нежно поднять стрекозу с земли, а потом носил ее по парку весь остаток дня. Пока она не умерла, наверное. Не думаю, что его семье это понравилось. Какаши все равно посчитал, что эта история многое объясняла насчет Обито; он накрыл ладонью лицо и во второй раз поднял взгляд к небу, чувствуя дурацкую тягу к напарнику. — Ты должен знать, тебе повезло. — Мм? — Ну, Обито очень, — Анко подыскивала слово, — чувствительный. Какаши закачал головой. — Хватит, оставь его... — Это не оскорбление, — настояла она. — В этом-то твоя проблема. Ты считаешь, что если человек не держит все в себе, то он больной на голову; но чувствовать и выражать эти чувства - не слабость, и знаешь что, Какаши? Не каждую проблему можно решить травкой и завалив себя работой. Когда-нибудь тебе придется взять себя в руки и посмотреть проблеме в... — Как? — вспылил Какаши, пощупав макушку. — Какой проблеме? Я не понимаю. — Исходя из того, что ты мне рассказываешь, — медленно произнесла она, будто говорила с идиотом. — Похоже, он до сих пор испытывает противоречивые чувства насчет ваших... — Но почему? — Хватит меня перебивать! — рявкнула она. — Идиот... наверное, он переживает, что у тебя такие же противоречивые чувства! — В каком смысле? — он напряг плечи, расслабил их. Нервный жест. — Я люблю его. — Мне кажется, ты любишь тот факт, что ты ему нужен. Какаши покачал головой. На деле все было наоборот. — Хорошо, тогда будь честен, — потребовала куноичи. — Что тебе в нем нравится? — У него за ушами пахнет медом. Анко чуть не споткнулась, но, подпрыгнув, смогла устоять и захихикала. — О, боги. Только пес мог сказать такое. Какаши моргнул. Осознал, но больше не отреагировал. — Ладно, — она вздохнула. — Не буду тебя мучить. Но, как я уже сказала, Обито очень чувствительный. Для парня. Если ты что-то ему не договариваешь, он обязательно это почувствует. Отношения не строятся на чрезмерно агрессивной привязанности. — Чрезмерно агрессивной? — Какаши чуть не вскрикнул, когда почувствовал пинок. — Шлюхина ты дочь! — Видишь? — его спутница цокнула, покачала головой и подняла к ушам ладони, будто доказала что-то, в чем сомневались все остальные, но хвастаться не хотела. — Тебе следует над этим поработать. Стоит тебе почувствовать себя неуверенно, как ты переходишь на личности и избегаешь настоящей проблемы. Стратегия превосходная, если ты хочешь выплеснуть излишки энергии и избежать важного разговора, но не уверена, что именно это сейчас нужно Обито. — Анко, — он сделал паузу, вдохнул, успокоился. — Я могу дать ему все, что ему нужно. — Ох, — снова произнесла она и разразилась хохотом. — Ладно, хорошо... хватит на сегодня советов. Хорошее лекарство всегда горчит, знаешь ли. Остаток вечера буду тебя только поддерживать. — Спасибо, — буркнул он. — Хотелось бы в это верить. — Веселей! — вскрикнула она, подчеркнув требование острым тычком ему в ребра. — Блин. Не хотела так нагружать твою голову. Извини. О, гляди-ка... Анко вдруг уволокла его с главной дорожки, протащив через густую занавеску из болтавшихся свитков. Инстинкт ниндзя подвел Какаши, и он неприятно ударился о свисавшее полотно с изображением куная с тремя лезвиями. Внутри палатка была длинной и тесной, посреди стояла перегородка. Справа располагался метательный комплекс. Какаши застонал. Анко схватила его обеими руками за веревочки на капюшоне и потащила к столу у входа. — Тебе понравится... — Анко. Я уже не ребенок. — Не правда. — Мы шиноби... — Они знают. Поставят нам специальную мишень. Правда додзюцу запрещены, так что глаз не открывай. Гражданские метали грубо обработанные деревянные ножи в перекинутые через сток сена мишени из брезента, с нарисованными на них яблочками. Брезент был явно слишком плотным, чтобы кто-то столь неопытный мог его проткнуть, однако дураки все равно стояли в очереди. — Здесь Асума выиграл свой первый набор кастетов. Ничего такие были. На другой половине палатки находился прилавок, и Какаши пришлось признать, что работа по металлу на некоторых ножах выглядела достойно, несмотря на то, что деревяшки, которые бросали посетители, были все равно что щепками. Когда они вошли, мужчина, сидевший за прилавком, строгал. Увидев их, он прокрутил складной нож тремя пальцами и улыбнулся; с одной стороны у него отсутствовали все зубы. — Что?! — вскрикнула Анко у стола с расценками и системой очков. Мужчина, стоявший между ней и метательным комплексом, был сложен, как Скала Хокаге. В складках на голове у него пряталась татуировка. — Сорок кул за попытку? Это же в два раза дороже, чем в прошлом году! — А вы поглядите на призы, — сказал мужчина. Его хриплый голос напоминал булькание в раковине. — Они намного лучше прошлогодних, и мы раздаем их почти задаром. Верно же, Ачими? Строгавший мужчина с другой стороны палатки обнажил зубы в улыбке и качнул головой. — Ачими-сан был шеф-поваром у великого главаря якудза в префектуре Боукан, — произнес мужчина с татуировкой. — Во всем мире знали, что он делал самые вкусные суши в стране, используя самые лучшие ножи; пока однажды он не забыл подать закуску. — Главарь отослал его, — продолжил он, ухмыляясь им через стол. — Только прежде отрезал язык одним из тех лучших ножей. "В пизду этих ребят", подумал Какаши. — Угу, — промычал мужчина. — Кому, как не ему разбираться в хороших клинках. Верно говорю, Ачими? — Ладно, нам все равно, — сообщила ему Анко. — Я бы хотела купить один раунд, только мы разделим броски. Что Какаши нравилось в Анко больше всего, так это то, как она могла вести себя вздорно, но все равно проявляла воспитанность. А еще, она помнила времена до появления в ней самолюбия - вещи, отделявшей ее и мир от этого ужасающего мы. Торговца это не смутило, и он взял у куноичи деньги. Как только гражданские закончили, задняя часть палатки опустилась, и длина комплекса увеличилась в два раза; в дальнем конце зияло тусклое окно в вечернее небо, накладывая на поле высокой болотной травы неяркий свет. Внутрь зашли несколько помощников, выкатив здоровые диски на утрамбованную землю и опилки. На них были белые бумажные маски с одним единственным поперечным мазком кисти снизу. В суматохе туда-сюда сновали куры. На лицевой стороне дисков из зернистой древесины были нарисованы яблочки, задники же были сделаны из некоего металла. Какаши догадался, чем они занимались, когда разглядел расписанные вручную печати, прикрепленные к задникам. Всего дисков было пять, от сорока до одиннадцати дюймов в диаметре. Наконец, на площадку зашла девчонка, на ней так же были перчатки и маска, однако выглядела она помладше остальных сотрудников. Она забралась на самый верхний тюк сена и присела посередине. — Что-то новенькое, — пробурчала Анко, проследив взглядом за деревянными мишенями. — Не беспокойтесь насчет Саё, — проклокотал торговец с татуировкой. — Она может увернуться даже от пули с неба! За прилавком в дальней части палатки улыбнулся и качнул головой Ачими. Девушка положила ногу на ногу и сделала странный жест, выставив одну ладонь перед собой, а другую - позади. Помощники отступили, и все пять дисков закачались на своих кромках; затем, словно по собственной воле, они начали вращаться. — Саё присоединилась к нам только летом, — гордо заявил торговец. — Подобрали ее в Огненной Яме, ага? Какаши подозревал, что девчонка была бродячей - не отступницей, просто ее чакра не принадлежала ни к одной из стран. В последнее время таких становилось все больше, однако их все равно считали бездельниками, не имевшими ни обязанностей, ни верности кому-либо; недисциплинированными и даже опасными. Коноха была одним из немногих мест во всем мире шиноби, где таких личностей не задерживали немедля. Огненной Ямой считалось мифологическое место, куда отправляли в изгнание. Разрисованные мишени какое-то время вяло кружились на земле, выписывая переплетающиеся дуги по утрамбованной грязи с опилками, словно колеса пьяной телеги. Медленно диски набрали скорость и в одночасье взмыли в воздух, накренившись и подняв ворох золотистой пыли. Они поднялись примерно до уровня глаз - некоторые на расстоянии пяти-десяти ярдов, другие же зависли в самом конце узкой палатки, лениво покачиваясь, словно были подвешены на длинных эластичных лентах. Какаши проследил за их движением и за движениями девушки. Без шарингана он не мог понять, просто ли она держала их на нитях, как кукловод, использовала какое-то сложное пространственно-временное дзюцу, или же это было нечто, чего он еще никогда не встречал. Какаши нравилось думать, что в мире еще были тайны, некие необъяснимые вещи. В любом случае, игра вызвала у него интерес, и он предложил Анко пойти первой. — У вас три попытки, — сказал торговец. — Попадание в яблочко на большой мишени дает вам десять очков, на маленькой - пятьдесят. Раз уж нам всем известно, какие одаренные ребятки живут в этих краях, то попадание за пределы центра только потешит ваше самолюбие, больше ничего. Справедливо же? — он причудливо хохотнул. — Только не говорите, что придется бросать те ужасные деревянные кунаи, — застонала Анко. — Мне жаль, мисс, — ухмыльнулся он; в его серых щелистых зубах не проскользнуло и тени сожаления. — Но таковы правила. — Да вы издеваетесь, мишени же из металла! — На лицевой стороне три с половиной дюйма чистой липы. Добротной, мягкой. Идеальной для резьбы, — мужчина с татуировкой тяжело опустился на табурет и положил локоть на стол. — Серебренная обшивка нужна только для трюков. Серебро - отличный проводник, знаете ли, — он подмигнул. "А", подумал Какаши. Электромагнетизм. Он снова оглядел площадку с парящими дисками. С шаринганом он, скорее всего, смог бы определить толщину и глубину электрического поля девчонки. О функции печатей он мог только догадываться - изоляторами они были или радиоприемниками, направлявшими ее чакру. Может, даже батареями. — Дороговатые материалы, — промычал он. — Для кучки странствующих циркачей. — Эй, — старый пройдоха развел руками. — Разве ж мы похожи на циркачей? Мы артисты, да ремесленники. Люди из города в город за нами бегают ради диковинок из металла, разве не правду я говорю? Анко подобрала один из грубо вытесанных деревянных ножей. Она перекинула клинок с костяшек в ладонь, прокрутила разок и задержала на подушечках двух пальцев. Он был тяжелым у рукояти. — За диковинками из дерева, уверяю, точно никто не бегает. Ачими разразился звуком, похожим не то на смех, не то на хрип. Раздался стук, за ним шарканье - мужчина вышел из-за прилавка и начал медленно приближаться. Осанка его была, точно бонсай. Когда он, наконец, прибыл на площадку, то протянул Анко нож, который только-только закончил строгать. — Ты прав, Ачими, — прогрохотал мужчина с татуировкой. — Первые наши шиноби за весь день. Должно быть интересно. Анко взяла клинок. Какаши заметил, как она старалась не нахмуриться. На ручке осталась веточка с листком. — Благодарю, Ачими-сан, — любезно сказала она. Ачими улыбнулся своей полупустой улыбкой. — Для приза с того стола нужно набрать пятьдесят очков, — сказал высоченный мужчина, махнув в сторону впечатляющего набора отстойных складных ножей и заколок для волос, рассеянных по витрине. Дешманские костяные ручки и обшарпанный жадеит. — Сотню для вещичек с крутящейся стойки, и сто пятьдесят, если хотите что-то с той стороны, — он указал на торговую половину палатки. — Уж постарайтесь. Только предупреждаю: наша девочка бывает азартна. Какаши бросил взгляд на сено, сложенное в центре площадки. Беспризорница источала скуку, лежа на спине на самом высоком тюке и болтая ногой. Маска ее была красной, с длинным носом и впечатляющей черной сросшейся бровью. Изображение тэнгу - духа ворона и воина-жреца. — Ничего страшного, — Анко улыбнулась, бросила метательный нож к другим на стол и переплела пальцы, вытягивая их вперед, пока не хрустнула костяшками. — Пусть хоть на небо эти штуки закинет, без ниндзя побрякушки я отсюда не уйду. Какаши закатил глаза, но улыбнулся. В ней бурлил азарт, и у него тоже начинала закипать кровь. Анко никогда его не говнила за участие в праздничных поединках - она сама шагала по лицам, чтобы добраться до верхушки столба. И Какаши ей восхищался; восхищался ее беспощадностью, граничившей с жестокостью, уживавшейся с врожденной добротой, той, какая вдруг расцветала там, где не надо, и ее хотелось затоптать. У Минато-сенсея складывалось похожее впечатление о нем. — Прости, Каш, — сказала она, неотрывно глядя на площадку с парившими мишенями. — Придется тебе платить за себя самому. Я больше не хочу делить попытки. Она выбрала три деревянных ножа из кучи и перемахнула через стол, словно паркурщица. Импульс от ее движения перекинулся на набор дешевых призов: некоторые из ножей перевернулись; стоявшая рядом подставка слегка покачнулась со звоном. — Где мне встать? Ачими обогнул угол стола и уселся на табуретку напротив здоровяка с татуировкой. Он качнул изувеченной головой. — Да где хочешь, мисси, — ответил торговец с ухмылкой, похожей на расселину в земле. — Тут ты сама себе хозяйка. — Отлично, — едва слышимо произнесла Анко. Она повернулась к столу спиной и припала к земле, держа ножи между пальцами острыми концами наружу, два в одной руке, один в другой, и в следующую же секунду сорвалась с места. Какаши следил за ней во взлетевшем снопе опилок. Палатка была не особо высокой, футов десять-пятнадцать, но стоило Анко подпрыгнуть, как парившие мишени пришли в неистовство; они кружили вокруг куноичи, не выходя за пределы тесной палатки, всегда лицевой стороной внутрь, проворные, на удивление. Без сомнений, она целилась в маленькие диски, за большим количеством очков, а потому здоровые мишени, издевательски поддаваясь, подкрадывались к ней ближе. Первый бросок Анко поразил второй по меньшинству диск прямо в яблочко - как и Какаши, она предположила, что деревянная поверхность истончалась ближе к центру, и метнула клинок под углом, чтобы он поглубже вошел в круг. Следующий бросок был нацелен на пятую мишень, но задел край самой большой, медленной, и сильно отклонился от курса. Анко стала лавировать между дисков с удвоенной скоростью, осторожно и высоко перепрыгивая через их массу, изучая схему, по которой они были расставлены. Она всегда приземлялась в тени парившего диска и тут же обратно подрывалась в воздух; для неопытного глаза куноичи была едва ли проблеском где-то над головой. Девчонка на сене едва ли шевелилась, заметил Какаши. Только ее нога покачивалась, как маятник. Маска уперлась в небо, словно тэнгу решил понаблюдать за облаками. Анко перемахивала с места на место, пока третий бросок, казалось, оттягивать уже было нельзя. Для приза ей не хватало лишь десяти очков, но она была слишком горда, чтобы охотиться за большим диском. Маленькие же мишени притаились позади, более быстрые и трусливые. Анко подпрыгнула - она снова целилась в четвертый, и снова жирная мишень встала на пути; она зажала последний нож между зубами и ухватилась за второй диск, перелетела через него, оттолкнулась от третьего и буквально пырнула четвертый, ровно в серединку, рядышком со своим первым удачным броском. Анко повисла на маленькой мишени, держась одной рукой и улыбаясь ослепительной, самодовольной улыбкой, видной с расстояния девяти ярдов. Диск недовольно завертелся, и она приземлилась обратно в опилки. Ее встретил ураган кудахтавших куриц. — Неплохое представление, — отметил торговец. Анко трусцой вернулась обратно, перекувыркнулась через стол. От радостного возбуждения у нее порозовели щеки. — Было даже весело. Как я и думала, дешево и нечестно. — Эй! — Древесина в серединках такая тонкая, что метать приходится под невозможными углами, — она всплеснула руками. — Или вгонять нож вручную, как я. В пятую мишень попасть вообще нереально. Но хотя бы сотку очков набрать ты сможешь, Кей. Я знаю, что сможешь. — Ну что, пойдешь? — спросила она, когда он не ответил в следующую же секунду. — Давай! Тебе понравится, и мне очков на приз получше наскребешь. Вот если бы Гай был здесь, то он бы точно... — Ладно, — сказал Какаши. Он как раз сегодня провернул сделку. Большая часть выручки покоилась в секретном уголке его ботинка, но он всегда хранил при себе еще пятьдесят кулов в более доступном месте. Только минус леденец на палочке Анко. И билеты. — У меня только тридцатка, — вдруг понял он. Анко закатила глаза и впечатал в стол монету в десять кул. — На. Мы квиты. — Хорошо, — промычал он и выбрал себе три клинка. Анко уже разглядывала дешманские складные ножи, прикидывая себе приз, когда он обогнул ее и перебрался на ту сторону стола. Тень от первого броска Какаши была заблокирована, срезана или как-то иначе перенаправлена другими четырьмя вращавшимися дисками, однако его физическое воплощение врезалось ровнехонько по центру самой маленькой мишени. До него донеслось улюлюканье Анко и булькающий смех торговца, но он уже готовился к следующему броску. Девчонка в маске перестала болтать ногой. Однако он запомнил ритм, и когда на него полетел второй диск, гранью вперед, словно бы атакуя, он уклонился и спрятался в тени проплывавшего мимо четвертого. — Эй! — закричала его спутница. — Она что, пытается его вырубить? Группа поддержки - это всегда приятно, даже в лице громкой, отвлекающей Анко. Основой боевого стиля Какаши было точное вычисление движений противника; он видел их насквозь так хорошо, что мог двигаться с ними в унисон, опережать даже, если хотел - и шаринган тут был совсем ни при чем. Он углядел просвет, выходящий на боязливую пятую мишень, словно бы на одно ничтожное мгновение наступил полный покой, одно сокращение сердца, и электрический импульс заставил его подскочить. Второй бросок Какаши вонзился рядом с первым; яблочко было настолько маленьким, что его полностью заслонили два косых клинка. Третий туда затолкать было бы просто невозможно. Последний его нож казался чуть более сбалансированным. Из ручки торчал листок. Девчонка-ворон вскочила на ноги, вскинула руки, и Какаши ощутил пульсацию поля, мишени теперь не просто вращались вокруг него, будто блюдца; они со свистом носились над головой, переворачиваясь друг через друга, не как послушные игрушки, а как кучка невозможных, непредсказуемых инструментов или оскорбленных проигравших, не знавших, когда пора остановиться. Он сделал вид, будто целится в четвертый диск, но вместо этого шлепнул по заднику третьего, когда тот пролетал мимо. Его ладонь коснулась металла под печатью, и он послал в него сгусток чакры. Электроны в пластах серебра свободно танцевали в потоке электричества. К счастью, Какаши кое-что смыслил в электричестве, будучи владельцем данной стихии; ему было известно о свойстве серебра хорошо проводить ток; так же ему было известно несколько способов увеличить сопротивляемость даже в проводниках. Пытаться протолкнуть электроток через материал с высокой сопротивляемостью равнялось попыткам продуть забитую трубу; если бы у него получилось сбить ток девчонки своим, предположил Какаши, да так, чтобы перегреть металл или испортить ей частоту, то он бы смог задержать диски и сделать бросок. Какаши опустился на один из тюков сена посреди площадки и выждал очередную паузу между колебаниями электрического поля. Когда тэнгу наконец его заметила, он сделал свой прыжок. Магнитное поле, возникавшее благодаря течению тока через проводник, всегда существовало перпендикулярно электрическому; создавалось впечатление, будто мишени свободно вращались за счет собственной искусственно созданной гравитации, однако они подчинялись предсказуемым правилам. Какаши взмыл в воздух, избегая удара по коленной чашечке несшимся, словно комета, диском. Пятая мишень глупо болталась по периметру. Когда стало очевидно, что он снова целился в нее, построение дисков изменилось, и они перешли в атаку. Какаши перехватил один, обездвижил его вспышкой электричества в ладони и уложил на землю; затем перекатился и снова встал на ноги, не сводя глаз с пятой мишени. — Это бесполезно! — взвыла Анко. Два диска закружились в его направлении, и Какаши перестал дурачиться; он придавил ступней первый, угостил локтем второй и отправил обоих отдыхать в опилки, к их товарищу. Четвертый он схватил обеими руками, когда тот прокладывал путь к его лицу. Но вместо того, чтобы сбросить к остальным, он отправил его обратно по площадке, словно фрисби, и тот врезался в металлический задник скрывавшейся пятой мишени. Он спрятал последний клинок в тени диска, и, когда маленькая мишень в очередной раз прокружилась, уже медленнее, на место в яблочке посягнул и третий нож, вонзившийся в рукоять первого. Анко радостно завопила, девушка в маске молчала, а Какаши спрыгнул на землю, чувствуя покалывание на коже; было и правда весело, несмотря на явное мошенничество. Он уже возвращался к столу с призами, как вдруг у него на затылке зашевелились волосы и он пригнулся; одна из тяжелых металлических мишеней пронеслась мимо и шлепнулась в стороне - электрическое поле исчезло. — Ты...! — зарычала Анко. Какаши не дал спутнице перелезть через стол обратно на площадку. Она пригрозила девчонке кулаком. — Получи сначала протектор, паршивая бродяжка! — Анко, — сказал он спокойно. Она все еще гневно смотрела на площадку, однако прекратила попытки нырнуть туда. Поднеся два пальца к глазам, она ткнула ими в направлении помощницы в маске. — У тебя глаз-алмаз, парниша, — произнес торговец. Он скрестил руки на широкой груди. — В чем твой секрет? Какаши обогнул стол. — Я, э-э, целюсь в середину. Анко от души рассмеялась. — Класс, — похвалила она. — Очередной превосходный урок от Какаши-сенсея. — Никогда больше так меня не называй, — он был по горло сыт этими суффиксами, всеми, без исключений. Ачими по-прежнему слегка покачивал головой, когда поднялся с табуретки и повел их в торговую часть палатки. Сцепив руки на затылке, Какаши следил за Анко, пока она крутилась у витрины с уникальным оружием бродячих артистов. Много чего там выглядело декоративным, однако она обратила внимание на некоторые экземпляры с новым видом рукояти, на набор бронебойных сюррикенов и ассортимент тонких кевларовых ножен для потайных клинков. Она никак не могла выбрать между парой серебряных ножей-бабочек и грозным тактическим ножом с напылением поверх черного лезвия. Какаши видел, что товары были добротные, но ему не особо что-то было нужно. — Выбирай, что хочешь, — сказал он. — Серьезно? — она просияла. Затем посерьезнела. — Нет, думаю, ты должен выбрать. Ты очень постарался, чтобы победить. — Это было просто. Анко закатила глаза. — Ты уверен? — настаивала она. — Разве Обито не хочет себе новый нож? Какаши опустил руки, побледнел. — Нет. Он... больше кулаками работает. — Глупости какие, — заявила Анко. — Любому шиноби понравится хороший нож. Мне на праздники их тоннами посылают. Слышала, что гражданские дарят друг другу носки. Какаши прижался спиной к прилавку и принялся ждать. Спустя какое-то время он повернулся к витрине, перебирая серповидные стружки, оставшиеся от последней работы Ачими. Он глянул за стойку. Старик ему улыбнулся. Какаши неловко сглотнул. Пришли новые посетители, и работники начали поправлять тюки с сеном и выгонять куриц с площадки. Он услышал, как торговец снова завел свою шарманку про хорошие ножи и обалденные металлические диковинки... Под стеклом витрины блеснуло серебро. Помимо хорошей электропроводности серебро так же имело самую высокую светоотражаемость среди всех остальных элементов, из-за чего частенько было прохладным наощупь. — В древние времена люди лечили болезни металлами, — раздался хриплый, даже заржавевший голос, похожий на скрип бревен или старого железного колокола. Весьма неожиданно для кого-то столь хрупкого телосложения. На площадке это было трудно заметить, однако рост девчонки тэнгу , наверное, позволял ей уложить подбородок на прилавок. — Они верили, что металлы попали на Землю с других небесных тел. Железо с Марса, медь с Венеры. Серебро с Луны. Ачими раскрыл рот, словно хотел что-то сказать, и девчонка-ворон обернулась к нему, затем снова взглянула через прилавок. Ее глаза были, словно черные провалы. — Когда на кожу ложится золото или медь, электрический ток с металла передается телу. В случае с серебром все происходит наоборот: кожа отдает ток металлу. По идее, оно приводит все остальные элементы в организме к равновесию, успокаивает нервы и очищает кровь. Люди носят серебро, чтобы... Девчонка резко замолчала, и длинный нос маски снова метнулся к торговцу. — Но ему не нужна новая кожа, Ачими. Тэнгу опять развернулась, раздраженно фыркнув. — Ладно. Как хочешь. Ачими говорит, серебро хорошо утоляет боль, помогает при исцелении и формировании костей и кожи, что бы это ни значило. Выбирай скорее и уходи уже. — Ты нахалка, — хмыкнул Какаши. Он смахнул остаток опилок с поверхности витрины и взглянул на товары. На этот раз там было не только оружие, но оно все еще входило в категорию "ниндзя побрякушек", как их окрестила Анко. — А ты жулик, — прогремела Саё. — Ты изменил направление моего поля! — Маа. И это ты зовешь меня жуликом, — тихо произнес он. — Техника у тебя хорошая, но вот исполнение подкачало. Акустика была отличная, но ритм сделал твои действия предсказуемыми; ты оставила мне здоровую брешь. Три бреши. Девчонка-ворон резко стукнула клювом, и Какаши заметил, что она очень злилась. — Не здоровую! — возразила она. — Научись лучше понимать свою стихию, — посоветовал он. — И тогда будешь не так уязвима для контратаки. — Какаши-сенсей! — вскрикнула Анко, закончив свое пристальное изучение товаров в палатке. — Ты прямо нарасхват сегодня. — О, — продолжила она, навалившись ему на плечо и ткнув пальцем в стекло, не дав ему ответить. — Мне очень нравится эта. Ты же ее собирался купить? — Ээ... Ачими уже открыл заднюю дверцу, отодвинул и вытащил стенд. Это была простая цепочка, но звенья были гладкими, соблазнительно блестели, и Какаши взвесил ее двумя пальцами. — Мы нашли ее на затонувшем корабле в новолуние, — сказала девчонка за прилавком. — Он затонул у берегов Ибараки, в приливно-отливной зоне, так и не добравшись до Тумана. — Вы ее нашли? — удивилась Анко. — Какая удача, просто взять и наткнуться на такое сокровище. Длинный нос маски задрался вверх. — Ачими попросил меня так сказать! — прогремела она. — Мы не мародеры. И вообще, зачем ему серебро, если у него и так всего дофига? — она повернулась к Какаши и выплюнула: — Оно вообще тебе не идет! — Не переживай, дикарка. Он не для себя, — сказала Анко. После этих слов девчонка внимательно вгляделась в кольцо переплетенных петелек. Затем: — Это же мужское ожерелье. Эта ее самодовольная улыбка. — Каждому нужна опора в чьем-то лице. Какаши сунул цепочку в карман, ее холод растянулся по внешней стороне бедра. Он кивнул немому мужчине, и Ачими снова улыбнулся, обнажив дыру с левой стороны. — Ууу, — протянула Анко, когда они направились к выходу из палатки. — Это он должен дарить тебе дорогие подарки за все, что ты для него делаешь. — Ты шлюхина дочь, — буркнул он. Она от души рассмеялась. На выходе из аттракциона исполинский торговец предложил Анко охапку осенних цветов. "Цветы для дамы", сказал он своим жутким голосом.