NFWMB

Ночь мрачно провалилась сквозь расщелины жилого массива. К моменту, когда Генма и его дружки ушли, снаружи лило, как из ведра. Мощные порывы ветра и воды обрушивались на основание многоэтажки, стекла дребезжали в кедровых рамах. Колокольчики и подвески периодически позвякивали, ударяясь о дверные косяки. У себя в комнате Обито все еще мог различить смутную мелодию, доносившуюся из парка - по ночам, во время бури, ее звук казался особенно призрачным. Дождь стекал по природным и искусственно созданным сливам, тянувшимся под дорогами от верхнего кольца до нижнего и сводившимся к Грин Лэйку. После шторма городские рабочие всегда прибывали на улицы с утра пораньше, чтобы смыть мусор и отходы, принесенные наводнением. Какаши считал, что вахтеру приходилось несладко, но все жители города знали: бригадам уборщиков доставалось куда сильнее. Многоэтажка, в которой они проживали, находилась на полпути по холмистой улочке, известной большинству, как ссаный переулок, ведь она служила ответвлением от популярного района, кишевшего барами и ночными клубами; те, кому такси было не по карману, тащились домой по улочке пешком. В верхней части квартала располагалось приземистое бетонное здание, имевшее дверь, окно и всего лишь одну комнату; этот заброшенный дом вобрал в себя все самое худшее, что только мог предложить город. Каждый день женщина в маске, с пластиковыми пакетами на ногах, держа в руках железный скребок, входила в этот домик и сантиметр за сантиметром счищала весь мусор, смывала мочу и грязь с заляпанных стен, а затем уезжала, затолкав все это в ржавую тележку, пристегнутую к ее велосипеду. К суматошному обеденному часу того же дня этот капкан с дерьмом в верхней части квартала оказывался заново забит раздутыми мусорными мешками и кучей отходов из местной кофейни, рыбных и фруктовых магазинов. Прохожие закидывали помои и свой личный мусор в окно, пока из-под двери не начинало течь. Запах был настолько отвратительным, что даже бродячие кошки не решались пить протухшую воду, сбегавшую вниз по улице. В дождливые ночи, как сегодня, можно было увязнуть в этой мерзкой жиже по щиколотки. Было забавно, как, находясь в состоянии относительного мира, город словно бы воевал с самим собой. Какое право имело общество на размножение, если оно до сих пор не научилось жить? Помойный домик в верхней части ссаного переулка заставил Обито задуматься о природе истинного мира. Обито не был нелюдимым - по крайней мере, раньше - но после двух часов травли баек, сплетен и общества парочки высококлассных пьянчуг Конохи, вдобавок к трехчасовой игре в карты с Эбису и Гаем прошлым вечером - Обито уже не знал, сможет ли и дальше придерживаться программы Какаши по агрессивному восполнению пробелов в своей социальной жизни. Он понимал, что сосед, скорее всего, считал это проявлением заботы, но ему надоели люди, у которых из-за комы о нем складывалось ошибочное впечатление. Они обращались с ним, как с наивным дурачком - ребенком, или аутсайдером, идущим далеко не в ногу со временем. Но, по правде говоря, Обито ощущал себя взрослее товарищей. И порой шумным компаниями он предпочитал одиночество. Где-то через час с начала дружеского визита одноклассников Обито отошел поссать и весьма многозначительно не вернулся. Вместо этого он решил проскользнуть к себе в комнату, поделать отжимания и порастягивать особенно болезненные, напряженные группы мышц. Он был так зажат, все тело саднило после черной площадки, он понимал, что не сможет завтра даже толком ходить, если не проведет хотя бы час в парилке - или не запишется на сеанс акупунктуры. Приниматься за дела по утрам с мышечным недомоганием по всему телу всегда было тяжело, а боль в правой части туго его закручивала, затягивала в хаотичный клубок из резинок. Но, возьми он день отдыха, потом станет лишь тяжелее и болезненнее. Обито вслушивался в слащавую мелодию из парка, прорывавшуюся сквозь ливень, и какое-то время глядел на горшок с землей. Затем улегся на живот и принялся листать комикс, который стянул у Какаши с полки. Все-таки клеймо "фанатика порнушки" было таким же мелочным и неприятным, как "ходячий шрам" или "коматозник" для Обито; хотя крупица правды в нем была: его напарник в равной степени был как извращенцем, так и преданным читателем. Обито чтение никогда не завлекало. Будучи еще совсем ребенком, он обучался искусству, культуре и истории в районе Учих, и это утомляло его до смерти; ему совсем не доставало концентрации для расшифровки всех этих древних свитков и кривой писанины, а потому большую часть времени он глазел в окно - за что получал по пальцам. Но с комиксами все было иначе; язык в них не был таким архаичным и замысловатым, а картинки помогали лучше понимать сюжет. Как только он выяснил, что не все они были про сиськи, письки и дикие сексуальные позы, Обито стал регулярно шариться на полке соседа в поисках увлекательных историй - и чтение вдруг перестало быть такой мукой. Возможно, иногда он все же заглядывал в те, другие томики, любопытства ради. Но радужно-сахарные описания показались ему скучными, герои в них - фальшивыми, и, самое главное, он не нашел ничего, что помогло бы ему понять, как вести себя с другим парнем. Когда в узких коридорах их тесной квартирки стихли гул и смех, Обито отважился вылезти из укрытия. Но, уже на выходе, он вспомнил о пауке. Труп лежал ровно там, где его оставили, на пороге между коридором и спальней. Так как Какаши убил его со всем изяществом - быстрым хлопком двери, пока паук не сбежал - тело застыло, прилипнув к косяку на уровне глаз, раскинув изогнутые, остолбеневшие ножки. Он убивал их одного за одним, и теперь Обито натыкался на распятых тварей каждый день. Иногда он и вовсе забывал про них, пока не проходил так близко к косяку, что одна из лапок, случалось, задевала его по уху. Решалось это просто: нужно было лишь избавляться от тел, но по какой-то причине он не мог заставить себя это делать. Ужаснее всего было то, что пауки-бокоходы были совершенно безобидны. Они не кусались, не жалили и не вили гигантских отвратительных гнезд. Из них вышли бы идеальные квартиранты - они даже пожирали всех остальных, менее приятных квартирантов - не будь они такими, черт побери, страшными. Климат в столице был достаточно теплым, чтобы из более южных регионов страны туда заглядывала разнообразная живность, включая субтропические виды жуков и насекомых, которые обычно превосходили в размерах своих родственников с севера. Размером пауки-бокоходы были с кисть Обито, и когда передвигались по стенам спальни, то делали это шустро, бесшумно и бочком, чертовы уродцы. Большие, коричневые и волосатые - не дай бог такое будет глазеть на тебя в ночи. Уже много дней Обито изводил себя тренировками и работой но, доползши до дома, был вынужден лежать до утра без сна и наблюдать за тем, как новые соседи рыскают по комнате, лапая его вещи. Он совершил ошибку, пожаловавшись на ситуацию на прошлом семинаре, чем спровоцировал Генму на жуткие россказни о том, как по ночам пауки заползают людям в уши и рот и следят там своими паучьими половыми гормонами, привлекая пару - он сказал, что пауки съедают засохшую кожицу с губ; пауки откладывают у людей в порах микроскопические яйца, из которых потом вылупляются тысячи микроскопических паучков; пауки воруют сюрикены, угоняют байки и закладывают их. Обито чего уже только не думал про своих восьминогих гостей. Они не пытались наладить контакт, а потому вся эта подозрительность, страх и недоверие только нарастали, смешавшись, в конечном итоге, в необъятное напряжение. А потом Какаши прибил паука дверью. Сначала он вздохнул с облегчением. Но, искореженный смертью, паук стал казаться невероятно маленьким, и Обито вдруг осознал, что все та жуть, сгустившаяся между ними, была лишь плодом его воображения, придавшего смысл бессмысленному; пусть это и значило, что он сам себе выдумал врага, расправился с ним и нарек это правосудием. Теперь каждый раз, когда он миновал труп на дверном косяке, хладнокровное убийство не давало ему покоя. Обито думал о смертоносной ладони Какаши на своей шее, о собственных руках, сомкнувшихся на неожиданно узких боках товарища, и от этого до сих пор бросало в жар - однако над метаморфозой, произошедшей с его отношением к пауку-бокоходу, еще нужно было поразмыслить. Какаши был прав, подумал он. Я и впрямь шизанутый. Обито небрежно просунул босые ноги в сандалии, вышел в тесный коридор и завернул на кухню, намереваясь поставить чайник. Коридор составлял основную часть планировки их квартиры. На его западном конце располагалась входная дверь, а на восточном - маленький застекленный балкон, выходящий на парк Грин Лэйк. Обито мог пересечь расстояние от двери до балкона в тринадцать шагов. В шесть, если торопился. Длина всей дорожки не позволяла даже по базе тайдзюцу пройтись, что уж говорить о динамичных ката. Коридор разделял общую зону на две части: с одной стороны была довольно неровная комната с низким, скошенным потолком; с другой находилась кухня, представлявшая из себя скорее угол с раковиной и холодильником, нежели полноценное помещение. Кривую половину они превратили в гостиную, дополнив ее безбожно жестким диваном, тяжелым столом из чистого дуба и парой маленьких деревянных табуреток. Кедровые стропила рассеивали свет из узкого ряда окон, расположившихся аккурат на стене под кособоким потолком; Какаши приходилось чуть пригибаться, чтобы не задеть их, когда он усаживался. Оказавшись на кухне, Обито обнаружил, что воду совсем недавно вскипятили, поэтому отыскал чистую кружку и полез за своими гречневыми запасами. Пока готовил чай, он начал поиски соседа и тут же краем глаза обнаружил его - сидевшим в центре дивана на той половине. На низком столике перед ним стояли три пустых стакана, поднос для скручивания табака, кухонные весы и набитый травкой пластиковый пакет, напоминавший желто-зеленый воздушный шар. Обычно Какаши убирался сразу после ухода гостей - особенно, если дело касалось наркоторговли - и по виду он, вроде бы, даже пытался, но особо далеко не продвинулся. — Тебе надо бы побольше общаться с людьми, — сказал он, сгорбившись так, словно отчитывал стол. Еще чего, подумал Обито. То, что он не хотел проводить вечер за выкуриванием десяти ярдов рисовой бумаги с парочкой шутов вроде Генмы и Райдо, еще не делало его отщепенцем. — Я просто хочу, чтобы ты с ними поладил. Если вдруг что случится. Случится - повторил про себя Обито - с чем? С кем? — Например? С ним, дошло до него секундой позже. Какаши хотел, чтобы у него были друзья, на случай, если он прикупит ферму во время их следующей вылазки за стену. Волна страха прокатилась с яичек до желудка и осела на основании его языка. Обито сгреб в руки чай, содрогнувшись от неприязни, вызванной этой мыслью. Он больше не сказал ни слова, потому что каждый раз, когда он был в чем-то твердо убежден, а Какаши - наоборот, начиналась ссора. — Например... — промычал сосед в той манере, в какой он обычно начинал вешать лапшу на уши или указывать на очевидные вещи. Вот только проблема - Обито не мог отличить одно от другого. — Если бы когда-нибудь мне пришлось инициировать ку и свергнуть правительство - или, скажем, выпотрошить его изнутри - то они бы стали именно той командой, с которой я бы на это пошел. Обито переварил, фыркнул и обогнул стол, намереваясь занять свое место. Он сбросил сандалии и сел лицом к соседу, прислонившись левым боком к спинке дивана и небрежно скрестив перед собой ноги. Он отхлебнул чаю, обжег нахрен весь язык и опустил кружку, недовольно на нее уставившись. Да боже, какая из них команда? Генма и Райдо, Анко и та девчонка из третьей команды... — И Дронго тоже? Я вообще только сегодня узнал, что он свалил со своей точки на сто шестнадцатой. И кто только носит шорты в такую погоду? — Ты носишь шорты в такую погоду, Обито, — сказал он, не поднимая головы. Обито вспыхнул. У него, конечно, были веские медицинские основания, чтобы пренебрегать одеждой - но ни лицемерия, ни волосатых голеней они не покрывали. Внезапно Какаши вздохнул, отлип от стола и откинулся на спинку отвратительно жесткого дивана. Он потер глаза и начал сползать вниз, пока его длиннющие ноги едва ли не сложились на полу пополам. — Я слишком обдолбан для этого. — Ну завтра уберешься, — предложил Обито. Ему не хотелось отвечать так ядовито, но он все никак не мог перестать думать о своем новообретенном неумении заводить друзей и сильно расстраивался оттого, что на ум не приходило ни единого приятного представления о будущем, в котором не будет Какаши. Ему надо было завести друганов, срочно. Обито поднес кружку к губам и сделал еще глоток. Горячее не причиняет такой сильной боли, если ты уже обжегся. Пока он был занят, Какаши протянул руку и снял кое-что с его футболки: обломок ветки, от которого Обито не смог избавиться, когда поспешно отряхивался от пыли. Сосед бросил веточку ему в лицо и посмеялся над тем, как он не смог блокировать ее с занятыми горячим чаем руками. Говнюк, подумал он, зашипев, ведь дымящаяся жидкость выплеснулась на пальцы. Он снял перчатки час назад, и хоть пламенем кисти не обдало, но они слегка онемели. — Ты не мылся, — весело упрекнул Какаши. — Ненавижу мыться! — отмахнулся он, вытирая руку о футболку. — О? — его брови взметнулись, густое выточенное серебро. — Почему? У Обито раздулись ноздри - ему стало очень неприятно, потому что объяснить он не мог. — Вода стремно действует на шрамы. — О, — повторил Какаши. Затем, медленно: — Я могу чем-нибудь помочь? В это время он коснулся костяшками его правой лодыжки и провел вверх до колена. У напарника была довольно странная манера предлагать помощь, но при этом смотреть на него так, будто он снова хотел в него вцепиться. Волосы на ногах Обито встали дыбом. — Вообще-то... кое-что ты сделать можешь, — он встал, схватился сзади за футболку, затем, помедлив, сделал глубокий вдох, успокаиваясь. Какаши зашевелился, уперся кончиками пальцев в край столика с таким видом, будто его вечер начинал набирать обороты. На сей внезапный интерес Обито закатил глаза, стянул футболку и развернулся. — Тут, на спине. Он услышал резкий вдох, звук, с которым настроение напарника рухнуло ниже плинтуса. — Обито, — сказал он. — Да ты издеваешься? Кровь закипела у него в жилах от ярости, граничащей со стыдом, и он уже запустил локти обратно в футболку. — Если собираешься злиться, то и без твоей помощи обойдусь. — Нет, я не... — Какаши вскочил с дивана и схватил его за запястье. Он вырвал у него из рук вонючую футболку и бросил на пол. — Я не злюсь. Просто... Голос его звучал гневно. — Ты просидел на семинаре три часа с такой дырой? — Да она не глубокая... — Тут все так сильно вымазано в сосновой смоле и грязищи, что я даже не учуял ее, — Какаши рвал и метал. Он выпустил запястье Обито и пинком заставил один из табуретов проскользить по деревянному полу. — Сядь, — затем отшвырнул еще один в сторону безо всякой причины. — А я уже понадеялся на стриптиз. Он прошествовал на кухню. Ноги у Какаши были безумно красивые. Худощавый юнец из детских воспоминаний Обито превратился в поджарого подростка, и, честное слово, наблюдать за этим пугалом было одно удовольствие. Как обычно, сосед выбрал идеальное время для ублюдничества, но Обито все равно послушно опустился на табурет; все-таки он действительно просидел три чертовых часа на семинаре с горящей полосой от древесной коры посреди спины. Рана была поверхностной, полная хрень для шиноби - настоящий же геморрой вызывала смола, присохшая к разорванной коже, словно гадкий бурый клей. Он уже чувствовал, как оттуда заново начинала сочиться лимфа, стоило сорвать запекшуюся корку вместе с футболкой. Так будет подтекать и чесаться, наверное, еще несколько недель; он с этим покорно смирился. Тренировка на черной площадке с голым торсом, в результате которой он проехался задом вплоть до синей зоны, безусловно, не входила в число моментов, которыми Обито мог бы гордиться. Судя по всему, ему оставалось лишь встретить свое наказание с достоинством. Какаши вернулся с полными руками всякой всячины и все еще на иголках. Он бросил на пол железный котелок, тряпку и бутылку с остатками растительного масла, которое досталось им вместе с квартирой. Обито уперся локтями в колени и проследил за тем, как он вернулся на кухню и снял электрический чайник с подставки. Похоже, перед ним вот-вот должна была развернуться сцена изощренной пытки. — Будет херово, — сообщил напарник и, проходя мимо, больно щелкнул Обито по уху. Говнюк. Какаши подцепил ногой свободный табурет, подтянул к себе и уселся у него за спиной - все одним движением. Обито услышал, как вода заструилась в котелок. Первое прикосновение тряпки к коже, не то теплое, не то горячее, ощутилось стальной мочалкой на поврежденной плоти; Обито прикусил ошпаренный язык, когда вязкий комок смолы оторвался со спины вместе с парой волосков. — Если будешь дерьмово к себе относиться, то и окружающие будут считать тебя дерьмом, — заявил Копирующий Ниндзя. — Иди в жопу. Какаши цокнул. — Не понимаю... как дереву удалось тебя так сильно отделать? Обито содрогнулся - рану покинула очередная порция щебенчатой грязи. — Не знаю, — ответил он, чувствуя себя слишком паршиво, чтобы защищаться. — Я упал. Наверное, в глазах потемнело, пока спускался по канату. — Но... есть же страховочный трос, — его голос заметно надломился. Тряпка плюхнулась в котелок. — Пристегнуться к ремню - дело двух секунд... не говори, что ты просто схватился за долбанную ручку? — Сказал же, у меня в глазах потемнело, — огрызнулся Обито. — Это случайно вышло. Никто не пользуется тросами, они для чайников. Я же первоклассный... — Идиот, — поправил он, выжав тряпку и продолжив свое занятие; от нее еще исходил пар. — Ты не чувствуешь меры; если ты устал и понимаешь, что по канату не спустишься, то не надо по нему, черт возьми, спускаться. Именно из-за такой херни тебя и схватят за жопу на миссии. У тебя дерьмовые баллы, потому что всю свою энергию ты тратишь на пафосные техники, вместо того чтобы сделать упор на свои сильные стороны. Жизнь шиноби - это тебе не какой-то ебучий танцевальный баттл, это тест на выживание, и ты его заваливаешь! Обито скрючился, сильнее пригнувшись к коленям, и постарался не думать обо всех тех, кто не прошел этот тест. — Наверное, — пробурчал он. — Зачем ты это делаешь? Почему ты так стремишься быть впереди планеты всей? — Не впереди... я хочу всех догнать. Прошла минута немого диалога между раной Обито и жесткой тряпкой. Затем кусок ткани плюхнулся обратно в котелок, и он ощутил порыв воздуха между лопаток. Вокруг талии обвилась рука, и запястье Какаши легло ему на бедро. — Придурок, — вздохнул он. Заключенный между коленями напарника, Обито закрыл ладонями глаза и на несколько вдохов ощутил себя бесповоротно окруженным. Затем Какаши отстранился, выжал тряпку и продолжил вычищать кровь, лимфу и густые древесные выделения с его кожи. Вскоре он разрезал давящую тишину очередным резким вздохом. — Ладно, послушай. Не пойми меня неправильно - но ты бешеный. Ты выходишь на ринг, и людям становится страшно. Они думают, что лишатся руки или, там, еще чего-нибудь. Обито фыркнул. — Я серьезно, — сказал он. — За твоими эмоциями скрывается нечеловеческая сила, чувак. Я завидую. Ты не то чтобы дофига чего делаешь, но остающаяся после тебя разруха внушает ужас. Вдруг Обито почувствовал, как сосед протянул руку и прошелся тупыми ногтями по волосам у него за ухом, словно он был собакой какой-нибудь. Он стряхнул его. — Я в прошлом месяце три сотни кулов выручил, просто делая ставки на размах порчи имущества на твоих матчах. — Всего-то? — проворчал он, подумав, что если Какаши решил вешать ему лапшу на уши, то мог бы придумать число и повнушительнее, чем три рё. Этого не хватало даже на треть их арендной платы. — Ну, обычно больше выходит, но я же не думал, что ты с катушек слетишь в бою против Яхаги. Изначально я всегда ставлю пятьдесят ка на двадцать минут, десять деревьев... — Десять деревьев? Это еще что значит? — озадаченно перебил его Обито. Лишь в половине случаев Бунзо устраивал спарринги в лесу, а его бой с Яхаги проходил у подземного озера. Ему это запомнилось, потому что после матча озера там больше не было. — Это такая мера стоимости - одно дерево обходится городу в десять рё, — объяснил Какаши. Тряпка произвольно скользнула по всей ширине спины Обито. — Стандартно на твой матч приходится десять с половиной деревьев. У всех остальных три или четыре. Но бой с Яхаги продлился всего четырнадцать минут - и надо было тебе пробивать дыру в подземном шельфе? — Мне надоели ее дебильные водяные дзюцу! — произнес Обито. — Яхаги меня выбесила... я просто хотел, чтобы она уже отстала. — Мы не представляли, как высчитать, во сколько бы обошелся ремонт грунтовой основы, — спокойно продолжил Какаши. — И надо было ли перенаправлять водные каналы, чтобы они заново заполнили отверстие в пещере, так что... банк отдали тому, кто предложил самую высокую цену. Генма унес домой приличное состояние - вот почему он повел нас есть сома в тот день. Тебе не показалось это странным? Обито еще сильнее припал к коленям. История о ставках, вообще-то, нисколько его не успокоила - особенно ему не понравилось, что деньги с матчей греб Генма, а затем еще замасливал его вкуснейшим запеченным сомом, будто бы Обито был инвестицией, которая требовала страховки - но стоило признать, что неловкая похвала ему льстила. Он не знал, можно ли было счесть "бешеный" за комплимент, но из уст Какаши это звучало именно так. — Уверен, он как-то подтасовал карты, — промычал Копирующий Ниндзя. — Яхаги что-нибудь тебе говорила, пыталась вывести из себя? — Нет, — Обито попытался припомнить. — Ну, да. Но здесь все честно. Провокация - тоже одна из техник ниндзя. — Пожалуй, — сказал он. Какаши ненадолго прекратил ввергать его в мучительную боль, и тряпка повисла у него на плечах, где не было никакой раны. — С каких пор ты стал таким понимающим? — Тц, — фыркнул Обито. — Чего ты так к этому прицепился? — Наверное, мне просто не нравится, когда люди тебе докучают. Обито обернулся взглянуть на напарника, но именно в этот момент Какаши решил взять тряпку и пригнулся, схватив чайник. Он добавил в котелок горячей воды. Сейчас... хорошо. Но еще парой часов ранее Обито считал, что одной из причин, по которым Какаши все время ходил за ним по пятам, была неуместная вина из-за глупого героизма, повергшего его в кому на целых три года. Какаши был из тех людей, которые никогда не извинялись за содеянное, но это не значило, что прощения он не искал - а потому чувство вины было вполне логичным объяснением. Но еще одной причиной, подумал Обито, могло послужить то, что Какаши приказали за ним следить. Многое изменилось в его напарнике после Моста Каннаби, но одна вещь осталась прежней: он до сих пор четко следовал приказам. Когда Обито очнулся, он во всем видел подвох. Особенно в дружбе, предложенной давним соперником, тогда, на поле - в тот самый день, когда Штаб поднасрал ему, и Обито ушел лишь после того, как нанес ущерба на десять с половиной деревьев сраному административному зданию, в котором они прятались. Статуи и фонтаны внутри помещения все равно казались ему неуместными. У Обито не было ничего, когда Какаши появился и заговорил с ним. Больше всего на свете ему нужна была постель, чертова еда или просто хоть что-нибудь знакомое. А так как его эмоциональное состояние тогда держалось на соплях - завоевать его доверие кучкой обещаний, неуклюжими комплиментами и милыми родинками было проще простого. После этого все пошло как по маслу; Обито снова давали миссии, последствия от его вероломного нападения на штаб Конохи были минимальными, и даже АНБУ перестали таскаться за ним хвостиком. Твою ж мать, если хорошенько об этом подумать, то ясное дело, там творилась какая-то муть - и его сосед буквально находился в самом ее эпицентре. До него донесся уставший голос Какаши. — Би, иногда мне кажется... что я до сих пор жду твоего пробуждения. И третий вариант, все думал Обито: его напарник говорил правду; он просто пытался помочь - и он, вообще-то, даже этого хотел. — Почему тебе всегда нужно тренироваться в одиночку? — кусок ткани снова оказался у него на спине, в этот раз перемоченный, и вниз по позвоночнику потекла теплая струйка. Какаши перекрыл ее подушечкой большого пальца и вытер. — Почему ты никогда не рассказываешь о том, что тебя гложет? — А почему бы тебе не отвалить и не предоставить мне хоть немного личного пространства? — огрызнулся Обито. Имея при себе три разные теории, он совсем не знал, соответственно какой следует себя вести. Наверное, это было безумием. Они снова погрузились в молчание, и, пока напарник колдовал над его раной, Обито сидел в своем омерзительном лицемерии, чувствуя, словно бы посреди груди образовалась гигантская дыра. Большую часть времени он ее даже не замечал, но, когда Какаши был рядом, она отзывалась болью. Напоминала, что теперь от него осталась лишь половина того, кем он был раньше. Ему не очень-то удавалось придерживаться своего подхода к совместному существованию и зализыванию ран, аля "ты занимаешься своими делами, а я своими", когда Какаши все время крутился рядом - его пугало это хладнокровие в некоторых ситуациях, но он горестно осознавал, что нуждался в нем. — Прости, — процедил он сквозь зубы, и стиснул кулаки, лежавшие на ногах. — Ты мне нужен, правда. Может быть... ему стоило только спросить, и все бы разрешилось. Какаши рассказал бы правду. Но. Если он все же был двойным агентом подпольного подразделения АНБУ, которому поручили вести за ним слежку, и в то же время пытался залезть к нему в штаны... это расхерачило бы Обито весь мир. А ведь он только начал заново его отстраивать, отстраивать из ничего. — Все в порядке? — Ага. Так неубедительно он еще никогда не врал.

Продолжение следует...