NFWMB

Бунзо-сенсей никогда не входил в аудиторию и никогда не выходил - он либо был здесь, либо его не было. Какаши все еще пытался незаметно, по-мужски унять першение в горле, когда взглянул поверх книги и заметил в передней части помещения бесконечно высокого и невероятно лысого инструктора элитных джонинов, наводившего порядок на столе. Его угрюмые морщинки могли пристыдить студента, сидевшего на заднем ряду через две аудитории. Бунзо-сенсей был одет в свою привычную броню из кожи и ткани и серый китель, ниспадавший до колен. Какаши лениво прищурился и задумался, что же шаринган мог поведать ему об инструкторе, но сказать, что большинство друзей Бунзо были либо пенсионерами, либо мертвы, он мог и без невероятных способностей глаза. Он, скорее всего, был талантлив в хайку, в прошлом состоял в проблемных отношениях - имел как минимум одну гадюку-бывшую - и держал дома кошку, с которой уже давно привык разговаривать. Но это были лишь предположения Какаши. — Бунзо-сенсей всегда кажется таким напряженным, — протянул Обито. — Как думаешь, в чем он спит? Напяливает восемьсот ремней? — Наверное, просто обмазывается верблюжьим жиром, — ответил Какаши, перевернув страницу. — Фу, блин, — напарник выпрямился и провел рукой по столу так, будто хотел смахнуть его фразу. — Зачем было это говорить? — Знал, что тебе станет противно. — Вы оба ошибаетесь, — сказал джонин, сидевший перед ними. Какаши попытался вспомнить его имя, и на ум пришла ерунда, вроде Киго. Скорее всего, звали его совершенно иначе, но большинство людей либо из чрезмерной вежливости, либо из страха не решались поправлять Копирующего Ниндзя. — Бунзо-сенсей не спит. Я слышал, — Киго качнулся на стуле и заговорщицки зашептал. — Что из-за старого ранения он даже лежать не может. И, когда очень устает, просто прислоняется к стене и закрывает глаза. Обито захихикал. — Представьте, увидеть такое в темном переулке. — Нет, все наоборот, — сказал сосед Киго, худой, почти что тощий джонин, с по меньшей мере дюжиной железок на лице. — Ранение не позволяет ему стоять. Бунзо-сенсей прикован к постели - он посылает в академию астральную проекцию своего тела. Вот почему день ото дня он совсем не меняется. Какаши эта теория пришлась по душе; она объясняла, почему у их инструктора была такая идеальная лысина. — Я в это не верю, — фыркнул Киго. — Я слышал, — продолжал его сосед. — Душевное состояние Бунзо-сенсея настолько возвышенное, что когда он медитирует, то взлетает на три фута над землей! — Левитировать не сложно, — выпендрился Обито. — Добрый вечер, юный Учиха, — внезапно рядом, прямо в проходе у последнего ряда, раздался мрачный голос инструктора. Стул Обито моментально вернулся на четыре ножки, и он комично ухватился за край стола. Парочка впереди резко развернулась и начала громкое и неубедительное обсуждение того, что было на ужин в столовке. — Как тебе чай? — Пойдет, — соврал Обито. Бунзо-сенсей закрыл глаза и кивнул с терпением монаха, наставлявшего своего юного ученика. — Не только природа поддается влиянию смены времен года, но и тело. Очень важно уметь себя защитить. — Ага, — Обито скрестил на груди руки. — Мне кажется, вечером пойдет дождь. Он фыркнул. — На небе ни облачка. — И все же, — Бунзо-сенсей засунул руки в рукава. — Я бы хотел поговорить с тобой сегодня после лекции, если возможно. — Опять? Я бы с радостью, сенсей, но к нам должен зайти хозяин квартиры, чтобы... чтобы взглянуть на пауков! У нас завелись гигантские пауки-бокоходы... — Уже все, — Какаши пресек отмазки напарника. — Я разобрался с ними сегодня утром, забыл? С помощью твоей двери. — А, точно, — выдохнул Обито. Затем, суше: — Спасибо тебе. — Да не за что. Инструктор едва заметно кивнул, а затем возобновил уборку на столе, успев переместиться на двадцать пять футов вперед за промежуток времени, который потребовался Какаши, чтобы увернуться от вялого толчка Обито. Была ли то техника телесного мерцания? Пространственно-временное дзюцу? Астральная проекция? А может, Бунзо-сенсей просто двигался со скоростью ветра? Обито застонал и снова распластался по столу. Какаши улыбнулся под маской. — Маа, Обито. Не так уж все плохо. Возможно, он опять тебе что-нибудь даст. — Ага, очередной совет, — несчастно пробурчал он. — Как будто мне нужны чьи-то вшивые советы. — Дай Бунзо шанс. — Ахх! — снова протянул он. — Не говори так, Кей. Ты же знаешь, как я отношусь к ублюдку. — Я буду ждать снаружи со степлером, — пообещал он. — Кстати, больше всего меня в нем раздражают, — не унимался Обито, прищурено глядя перед собой. — Все эти кольца. У него по кольцу на каждом, блин, пальце. Кто вообще столько носит? Лекция была повторением по теории ренкей ниндзюцу. Какаши тут же расслабился. Они вдвоем, может, и не являлись олицетворением командной работы, но их ниндзюцу сочетались на удивление хорошо. Он знал теорию по ренкей от корки до корки; оставалась только практика - тренироваться и оттачивать навыки. — Если он включит проектор, то я все, — проворчал напарник. Погас свет, Бунзо-сенсей включил проектор, и Обито уронил голову на сложенные руки. Спустя минуту он уже тихо посапывал. К концу трехчасовой лекции Какаши добрался до поразительной концовки книги, набросал в голове письмо автору и убрал почти весь древесный мусор с правой стороны своего напарника. Время уже близилось к 19:00, и студенты начинали шевелиться; по всей аудитории желудки периодически перекликались урчанием; небеса выгорали до полумрака. Через полчаса закроется столовая, и всем, кто надеялся на дешевый ужин, придется раскошелиться или уйти домой голодными. Обито приоткрыл мутный глаз, стоило Какаши вновь дотронулся до грязи у него за ухом. — Уже конец? Он утвердительно хмыкнул и позволил оттолкнуть себя локтем, когда сосед выпрямился и потянулся. — Дашь потом переписать твой конспект? — зевнул он. — Эм, — Какаши взглянул на единственную вещь, которую конспектировал последние три часа. "Ича-Ича: Прогулка по доске". — Конечно. Обито прыснул. Какаши сдерживался так долго, как только мог, но на несколько секунд они все же начали трястись от хохота, как пара идиотов с последнего ряда. Тишина, висевшая над засыпавшими джонинами, разлетелась в дребезги от переполоха, вызванного окончанием занятия; студенты снова превратились в неуправляемых подростков, которые перепрыгивали через стулья, столы и друг друга, спеша к выходу. За считанные секунды этот поток сузился до струйки. — Я буду снаружи, — сообщил напарнику Какаши, складывая свои вещи, когда ушел их последний одноклассник. — А? — Обито потер глаз. — Дай Бунзо шанс, — напомнил он и выскользнул через заднюю дверь в знакомый коридор. В этот день занятие проходило в оружейном крыле Академии. Помещения здесь от потолка до пола были украшены репродукциями орудий войны: свитки, изображавшие эволюцию алебарды, моментальные снимки конохского куная с тремя лезвиями - даже макеты нагинаты на стендах под длинными стеклянными колпаками. Нагината - это древнее древковое оружие, которым владели нобуси - легендарные женщины-ниндзя прошлого Конохи. Какаши нравилось, что Страна Огня была отчасти заселена кочевыми отрядами женщин-ронинов; клан Хатаке являлся исключительно матриархальным, но, не смотря на свою длинную историю и относительную мощь, с тех пор ослабил приверженность к традициям. Он до сих пор помнил, как после смерти его матери отцу пришлось просить специальное разрешение у женщины-главы семьи, чтобы растить Какаши самому в городе. Он не навещал свой клан - ни физически, ни мысленно - уже много лет, но все еще глубоко восхищался женщинами. Однако соклановцы, скорее всего, залились бы горькими слезами, взглянув на его книжную полку. В любом случае, подумал он, они были очень далеко. Он был шиноби. Хатаке были фермерской общиной. Выращивая гусей и сахарный тростник, они вкалывали и умирали в той же грязи, в которой рождались. Старейшины жили вместе в целых поселениях со своими детьми, и детьми детей, и детьми детей детей. Их жизнь представляла собой долгий, предсказуемый цикл, втоптанный в землю, будто след от сапога. Какаши там было не место. Он был заблудшим сыном Белого Клыка. Он завел руку за спину и едва не вытащил танто из ножен, но вместо этого решил взять себя в руки. Он списывал чрезмерную эмоциональность на непогоду. Сезонные дожди в Конохе были знамениты тем, что прорывали шлюзы на дамбах. Недавно Какаши ощутил, как синяя масса воспоминаний хлынула в черепную коробку; он был от и до усеян дырами и хаотично пытался заткнуть течи, проливая кусочки души на землю и думая: "Как же так случилось?" и "Я теряю рассудок?" Он всегда считал себя с отцом единственными членами их персонального клана. В те времена он был слишком мал, чтобы извиняться за свои идиотские слова - теперь Какаши стал старше, но все еще стыдился признать ошибки прошлого. Сакумо был мертв. Теперь честь Хатаке лежала на нем. Что он вообще мог сделать, чтобы походить на Белого Клыка? Он был долбанным псом. Товарищеубийцей. Какаши уничтожил репутацию отца. — И что же теперь будет делать Копирующий Ниндзя... — внезапно раздался вкрадчивый голос. — Оказавшись привязанным за поводок к аудитории? Какаши напрягся. Рядом возник Генма, оценивающе глядя на стенд с нагинатой. — Бунзо опять шушукается с бу? Он хмыкнул. — Могло быть и хуже, — продолжил одноклассник; боковым зрением Какаши заметил, как он качнулся, переступив с ноги на ногу. — Как-то раз он позвал меня на шахматы в парке. Сказал, играть будем со ставками. Я поставил новые ботинки, а он мешок золота. Реальный мешок - типа, размером с сетку для стирки. Какаши ему не верил. — Партия длилась десять часов, — сказал Генма. — К концу за нами наблюдала половина пенсионеров со всего парка. У меня кофта насквозь пропотела - в жизни так над шахматами не напрягался. И Бунзо-сенсей все время парил кучу военной чепухи про эффективные репрессии, пропорциональность стремления и награды и искусство сокрытия дурных намерений - я бы без того слил игру, чтобы просто отдышаться... — Так ты проиграл? — угадал он. — Домой я снова шел босиком, — он пожал плечами. — Но не сказал бы, что проиграл - он угостил меня обедом. Какаши фыркнул. — Знаешь, — промычал жилистый джонин. — Тебя не очень-то легко рассмешить. — Да ты наблюдательный, — скорее он был на сто процентов не в настроении. — Я слышал... — начал он медленно. — Что ты скопировал более сотни техник в АНБУ. Если бы ты не ушел, то каким бы число было сегодня, как думаешь? Тысяча? Больше? Когда Какаши резко обернулся, он отшатнулся, и его голос легким эхом разлетелся по пустынным коридорам. — Меч тут присматриваешь, Каш? Обито-кун, как по мне, больше по кулакам. Хотя... кто знает? Может, он еще и кусается. — Чего тебе надо, Генма? Генма закатил глаза и сунул руки в карманы, отойдя на безопасное расстояние. В уголке его рта мелькнула улыбка. — Что за злобный тон, Хатаке? Я лишь хотел пригласить вас на ужин. Мы с Райдо и Эбису пойдем в "Машущего кота". Гай идет на вечернее занятие для ботанов, чтоб заработать лишние очки за тренировки, поэтому его не будет. "Танец дракона", кажется. Какая-то безумная хрень. — Ох, — Какаши сделал долгий бесшумный вдох, но это не помогло ему толком успокоиться, как обычно. — Не знаю. Может, мы и присоединимся. — В курсе, — промычал специалист по ядам с сомнением, раскачиваясь на носочках. — Я сегодня видел, как ворона села на сломанную ветку. — И? Генма улыбнулся своей кривой улыбкой. — Разве у фермеров это не пророчит три года несчастий? Обычно Какаши не особо обращал внимание на чувство юмора собеседника, но сегодня оно определенно гладило его против шерсти. — Разве тебе не надо идти? — Ладно тебе. Смотри, не сорвись с поводка, — сказал одноклассник и направился к выходу. Он небрежно помахал ему через плечо. — Я заскочу попозже; хочу больше узнать об этом "Пурпурном драконе". Приятным последствием бесед с таким мелким ничтожеством, как Генма, было то, что ты бесился из-за чепухи. И все По-настоящему Плохие Вещи, о которых думал ранее, оседали на дно, чтобы как-нибудь в будущем всплыть и ударить с новой силой. Ощущение чакры двоих человек сократилось до одного, и Какаши толкнул заднюю дверь. — Би...? Небеса тускнели, будто тлеющие огоньки, и на фоне огромных окон лекционной прорезался маленький силуэт напарника. Закат был слабым, угасающим, и Какаши заметил, что шел странный дождь, без единой тучки. По столам были разбросаны серые, тонкие, как иголки, тени. Обито скинул куртку; должно быть, она весь день причиняла ему дискомфорт. Зато Какаши ощутил укол, словно между ребер вонзился тонкий ножичек, потому он всегда считал: в это время суток Обито выглядел прекраснее всего. Темные волосы, заходящее солнце, оголенные плечи - угрюмый, под стать проклятому фону. — Йо, Генма и Райдо собираются в "Машущего кота"... — начал он, торопливо огибая последний стол на пути в противоположный конец помещения. Он остановился в паре шагов от Обито. — Ох, в чем дело? Его жуткий черный глаз был похож на месиво - опухшие веки, безразличие, бледно-розовые уголки. На поврежденной коже вокруг остался зыбкий след соли, будто он насухо вытирал слезы. — Эй, — ласково позвал Какаши, лишившись дара речи, и не в силах выстроить представление о том, как должна выглядеть поддержка. — Неужели все было так плохо? Дождь стучал по стеклу, собираясь в кучки и скатываясь по окнам извилистыми ручейками. Обито прислонился спиной к столу и покачал головой - скривил рот. Какаши улыбнулся, потому что только его напарник мог строить из себя крутого с заплаканным лицом. — Он довел тебя до слез? — поинтересовался Какаши, обняв себя за плечи и забравшись на стол, о который опирался. Вещи соседа - все то, с чем он этим утром вышел из квартиры - сложенными лежали у него за спиной, будто он полностью был готов уходить, но вдруг решил немного насладиться дождем. Какаши никогда не позволял себе таких слабостей; он должен был держать себя в руках, отстаивать репутацию отца, оправдывать собственную - быть Копирующим Ниндзя, хладнокровным Кеем, и все в этом духе. Но Обито был из тех людей, кто ловил момент за хвост, когда захочется, и Какаши это в нем восхищало. Наконец, сосед заговорил. Тихо, неторопливо. — Он сказал, у меня есть потенциал. — Черт, — выругался он. —Я-то надеялся, что появился повод на него наехать. Капли теперь забарабанили сильнее, и запах мокрой травы и листьев заполнил аудиторию. Какаши ощутил на языке тяжесть влаги, просочившейся через маску, и оценил температуру воздуха снаружи. — Мне нужно тебе кое-что рассказать, — вдруг начал Обито. — О том, когда я спал. Он осознал, что сел с незрячей стороны напарника, а этого, он знал наверняка, делать не следовало, но решил, что сейчас лучше не совершать резких движений. Когда-то Какаши считал себя мастером движений, но с Обито только и делал, что спотыкался. — Я не был... в сознании, — продолжил он. — Но и не в отключке. Я помню все эти... сны, что ли. О событиях, которые упустил. То, что ты рассказывал в автобусе? Про "остатки молока". Я, блин, это помню... помню тоннели, забитые трупами, помню ту тьму. Какаши нахмурился. — Но как...? — Однако больше всего я помню себя, — вымученно сказал он, пялясь на рыдающие окна. — С по меньшей мере шестьюстами трубками, торчащими из груди. — Ну... может быть, и шестьюстами. Обито выпучил глаза. — Да ну! — Какое-то время в тебе было много трубок, — признался Какаши. — Отказали легкие, кости с одной стороны были полностью переломаны. Почему ты раньше ничего не рассказывал? Обито скрестил руки и пожал плечами. — Я подумал, тебе станет не по себе. Я был заперт в жутком кинотеатре снов - и, видимо, наблюдал за твоей жизнью через свой глаз, дружище. Она стремная. Ну, не прям вся жизнь, а, знаешь, ее напряженные моменты. Он помолчал. Затем: — Я помню Рин, в конце концов. Вокруг Какаши начала сгущаться печаль. Внезапно Обито встрепенулся. Он услышал громкий всхлип, и его парализовало с головы до пят, когда друг начал плакать. — Ааа, — прошипел Обито, уперев ладони в глаза. — Сволочь! Все те несколько раз, что он видел его слезы, Какаши делал глупости. Однажды это произошло, пока они дрались в квартире; Обито упал на пол, закрыл руками глаза и затрясся - и Какаши нахуй оттуда телепортировался. Ему стало стыдно еще до того, как он успел сложить все печати, но это его не остановило. Как и в другой раз, когда он обнаружил его плачущим под подоконником у этого дурацкого горшка с грязью и снова сбежал, - после ощутив грязью уже себя. Напарник вздрогнул, издав очередной задушенный всхлип, и сорвал красный пластырь, закрывавший его левый глаз. Слезная железа на слепой стороне до сих пор неплохо функционировала. — Прости, — извинился он, но прозвучало это, как ругательство. — Можешь поплакать, — промычал Какаши, и слышать из собственных уст разрешение, которое себе он едва ли давал, было непривычно. — Это глупо. Он пятьдесят раз тянул руку, но так его и не коснулся. — В день, когда ты очнулся, — начал он медленно. — Я сказал командующему, что отказываюсь ото всех миссий, отпросился с учебы - затем пришел домой и разрыдался. Напарник шмыгнул носом, икнул и отнял ладони от глаз. — Нет, — сказал он напряженным, полным слез голосом. — Правду тебе говорю, — не отступал Какаши. — Не то чтобы расплакался даже. Взорвался фонтанчиком. Как Майто Гай, когда трещит о силе юности. Обито поддался слабой полуулыбке и вяло усмехнулся. Он покачал головой, будто ему не поверил. — А потом я начал думать о силе юности, — продолжил Какаши. — И решил, что он прав, знаешь ли - это чудо, дар судьбы - и от этого разревелся еще сильнее. Когда он опустил руки, Какаши принялся действовать. Медленнее, чем в тайцзи, он протянул руку к ключицам Обито, сомкнул ее на затылке и прижал его бок к своей груди. Его, наверное, нужно было обнять еще много сраных недель назад, но Какаши все уповал на иллюзии, что сосед как-нибудь сам разберется. Однако он не мог смотреть, как во второй раз его любимый человек поддавался печали. Эта мысль задела его за живое сильнее, чем что-либо и когда-либо, и, находясь в таком неловком стояче-сидящем положении, Какаши покрепче сжал хватку, уткнулся лбом ему в висок, пытаясь перелить свою любовь, и обронил идиотское, бесполезное: "все в порядке". В какой-то момент напарник расслабился. Он повернулся, и Какаши почувствовал щекой его переносицу. Примерно на этом этапе, подумалось ему, он обычно говорил какую-нибудь глупость и все портил. — Какаши? — прошептал Обито. — Ты не дышишь. Он не ответил. — Кей? — позвал он снова. — Что ты делаешь? — Жду. — Чего? Он чувствовал ебучее дыхание напарника у себя на губах, и хотел выпутаться из маски, хотел просто чуть-чуть наклонить голову или сказать что-нибудь совершенно отвратительное, но он впал в ступор. Он зашел так далеко и впал в ступор. Уголком глаза он видел, как взгляд Обито блуждал по его лицу; застыл на поврежденном глазе, а затем опустился ниже. Если ему снова чудилось всякое, то он начинал наслаждаться этим все больше и больше; Какаши мог поклясться, губы напарника немного приблизились к его. Сердцебиение набрало обороты, он выждал ровно тот промежуток времени, за который напарник вполне мог бы отпрянуть и заявить, что этого никогда не было - но он не отпрянул, момент схлопнулся, и Какаши, наконец, склонил голову, намереваясь ответить с более решительным напором. И тогда-то Обито отстранился. Какаши подавил разочарование, чувствуя себя так, будто собрался с духом для полного погружения, но вода оказалась ему по лишь щиколотки - и уронил руку. От утраты у него едва ли не кружилась голова, поэтому он не сразу заметил, как сосед развернулся спиной к окнам и прямо к нему - лицом. Он ощутил теплое прикосновение на шее, оно сработало, как рычаг, и он избавил подбородок от маски. Обито смотрел. Воздух потрескивал на коже Какаши. В этот раз у него не возникло никаких проблем с тем, чтобы проследить направление чужого взгляда, и он постарался не радоваться победе слишком уж явно; однако заплаканная перчатка Обито лежала на маске на его шее, а глаз был нацелен на губы, когда он подался вперед, застыв в нерешительности - но Какаши не собирался размазывать сопли. Быстрым движением он зажал между зубов край его губы, а затем прильнул ко рту так, что у Обито не оставалось никаких других вариантов, кроме как признать, что они поцеловались. Раз. Второй. Или еще целую кучу раз, подумал Какаши, положив ладонь ему на затылок. Перехватив покрепче, он притянул его ближе, затем попытался отвлечь, сменив угол, пока вплетал пальцы в короткие волосы. — Эй, не... — Обито начал отталкивать его. — Тяни... волосы! Какаши держал его крепко и, воспользовавшись тем, что он раскрыл рот, прижался своим, промычав нечто невразумительное в ответ. — Кей... — воспротивился он, вцепившись в ткань его маски и тем самым отпихнув. — Постой. — Виноват, прости, — пропыхтел Какаши, стараясь унять дыхание, и отстранился на расстояние выдоха. — Слишком быстро? Напарник ослабил хватку, изумительно покраснев. — Нет, просто... как давно ты хотел на меня наброситься? Он закатил глаза и снова уткнулся носом в друга, мимолетно коснувшись кончиком языка уголка его рта. — Давненько. — Что... с каких пор! — Хм, — он потерся губами о шрамы на щеке Обито. — Со времен Академии, наверное. — Что?! — снова воскликнул он. — Но ты же... только и делал, что швырялся в меня комками бумаги! Именно потому, что он так умилительно старался изо всех сил, с нежностью подумал Какаши, он не мог не. — Именно, — сказал он вслух. — Почему я, по-твоему, так настойчиво это делал? Он не засмеялся, не возмутился и не фыркнул, как ожидал Какаши; Обито просто затих. Он опустил взгляд, но затем вернул его на прежнее место, высматривая что-то в его лице. Какаши откинулся назад. — Эм, — начал Обито. — Я рад, что угодил под тот камень. Брови Какаши поползли вверх. — Би... — Правда, — заверил он. — Если бы не это, я, мм... не думаю, что мы смогли бы так сблизиться. И я не про, хм, обнимашки сейчас говорю - даже дружили бы вряд ли. Я был так... зациклен... на Рин. Я любил ее. Ей никогда не нужно было ничего доказывать; я и так все видел, перед собой. Я знал, что она была не такой, как все. Но я также знал, что это было не взаимно. — Я наклеил на тебя ярлычок идеального солдата, — продолжал он, опустив взгляд. — Даже не задумывался, почему ты так сильно выводил меня из себя. Мне не нравились твоя бешеная одаренность и уродское поведение, это уж точно. Но больше всего, наверное, мне хотелось увидеть, что тебе не все равно. Хоть на что-то. Какаши медленно выдохнул через нос. Ему нужно было утихомирить блядское сердцебиение. Он чувствовал себя немного разбитым, но это было заслужено. — Я больше не хочу думать о том, как все могло бы быть, — Обито встряхнул головой, словно там засел посторонний голос. — Мне плевать на то, как все обернулось в итоге. Было чуть ли не хуже. Могло быть намного хуже. А мы теперь - лучше. Лучше, как шиноби. Может, и как люди лучше. Какаши вспомнил, как страдал от эмоционального истощения, от потрясения за потрясением - и хуже всего из того были не друзья, которых он лишился, а тот, кто даже не был ему другом и мог им никогда не стать. Бывали дни, когда ему требовалась нечеловеческая сила воли, чтобы просто переставлять ноги. Он сражался, забыв о сердце, медитировал, отбросив дух. Он пялился на этот долбанный камень и хотел добавить туда свое имя. Какаши протянул обе руки и снова увлек своего живого, дышавшего, дурно пахнувшего напарника в объятие. — Я скучал по тебе, Би, — наконец, признался он. — Каждый день, что ты спал. Обито фыркнул. — Знаю, Дуракаши. Поверить не могу, что ты три года сидел со мной и глазел на эти мерзкие трубки. Должно быть, было хреново. — Хреново, — усмехнулся Какаши, и внезапно ему самому захотелось расплакаться. — Очень, очень хреново. — Мм, — Обито придвинулся ближе, оказавшись у него между коленей, и сначала Какаши не придал этому значения, но потом не мог думать ни о чем, кроме этого. — Можно я еще раз попробую тебя поцеловать? Он кивнул, уронил руку на колени, а вторую положил ему на шею. — Только открой рот, — посоветовал он. — И сними эти долбанные перчатки. Обито его проигнорировал, подался вперед и робко сомкнул губы под левым уголком его рта. Так нежно, что Какаши едва не вздохнул от умиления; на мгновение он даже задумался, не был ли напарник влюблен в него, или хотя бы начинал влюбляться - затем наклонил голову, соединил их губы, и мысли Какаши затопило нахлынувшей теплотой. У него дрогнули веки, руки сомкнулись на его боках - намеренно, на сей раз, обжигающе горячие. Температура застигла его врасплох, и он удивленно охнул. Обито проглотил этот стон и приник с новой силой. Какаши уже почти привык и был готов наслаждаться лучшим моментом своей жизни, когда, совершенно случайно, просканировал комнату и ощутил постороннюю чакру. — Генма! — прошипел он, резко повернув голову. — Хах, — прохрипел голос одноклассника. — Не хотел мешать. Просто забыл свой, э, сюрикен... ветряного... — он налетел на стул, и тот загремел по полу. — Демона. Обито утер рот тыльной стороной ладони, раздраженно глядя в дальний конец аудитории. Какаши служил неким щитом, закрывавшим напарника от специалиста по ядам, но понимал, что вряд ли было такой уж загадкой, кто стоял у него между ног. Генма завершил свое жалкое оправдание и продолжил в том же сбивчивом, шутливом тоне. — Значит, на ужин я могу не надеяться? — Он пригласил тебя на ужин? — пробормотал Обито, уставившись на Какаши так, словно все это время у него был запасной план в виде их одноклассника; он поспешил это опровергнуть. — Нет... Генма закивал с того конца аудитории. — Пригласил-пригласил. Обито прищурился. — Он пригласил нас обоих. — Вы ведь идете в комплекте, — добавил специалист по ядам. Какаши повернулся к нему с раздражением. — Ты тут закончил? — Почти, — Генма выудил здоровый обруч со сложенными лезвиями с полки под одним из столов. — Еще увидимся, ребят, — сказал он, закинув оружие на плечо тупым концом, и поплелся к двери, через которую вошел, насвистывая веселую мелодию. Спустя какое-то время, Обито нарушил тишину. — Этот тип вечно объявляется там, где его совсем не ждут. — Из него бы вышел прекрасный охранник, — хмыкнул Какаши. — Ага, или чекист, — пробурчал Обито. — Ни минуты покоя в этом дебильном мире ниндзя. Вообще-то, они тут уже минут десять, подумал Какаши, но не стал нарываться. — Это хотя бы Генма. Ему никто не поверит. — Меня это не волнует, — фыркнул Обито. — И что он подразумевал под "еще увидимся"? — Он зайдет к нам позже, — вспомнил Какаши. — За травкой. — Ыаа, — простонал он с излишним драматизмом. — Ненавижу, когда он зовет тебя "Каш". Это тупо. Какаши подумал, что они могли бы стать неплохими друзьями, не будь Обито так мрачно настроен. Вмешательство одноклассника помогло ему остыть, и он начал постепенно отходить от эмоциональной мясорубки последних десяти минут. Он оглядел их положение и постучал коленями по бедрам напарника. У Обито раздулись ноздри, и Какаши обнажил зубы. — Пойдем отсюда? — предложил он. — Или дождемся более опасного свидетеля? Взгляд Обито блуждал сверху-вниз, как будто его не завораживал каждый дюйм. — Свидетеля чему? На мгновение Какаши задумался, затем потянулся за книгой. — Могу показать тебе на примерах... — Фу, блин, — он сморщил нос. — Ну не с тентаклями же... боже. Вот надо было тебе это сказать? — Тороплю события?