NFWMB

Обито прикрыл глаза ладонью, взглянув на рассвет, и улыбнулся так, словно простил ему некую оплошность. — Ну, — сказал он, подтянув к себе ноги. — Я мало смыслю в садоводстве и прочем, но кое-что знаю о бутонах. Джонин поднялся одним прыжком, покачнулся и размашисто зашагал к своим вещам у центральной колонны. Пока он рылся в сумке, над платформой проплыл клочок облака; его туманное дыхание ударило Сабуро в горло, и он ощутил одновременно сырость и невесомость. Рассвет был тот еще - холодный и неумолимый. Он чувствовал, как под ними орудовал ветер; под ногами дрожала и гудела многослойная сталь, он прижал колени к груди. Он знал, что Халсион априори не могла раскачиваться, но... что ж, нервы ему трепало знатно. Обито прошаркал обратно уже наполовину в сандалиях, накинув куртку на голые плечи, и держа тонкий бумажный рожок длиной в палец. — Это Какаши скрутил, — с гордостью сказал он, снова опустившись и откинувшись на перила. — Он будет очень зол, если я закурю без него. Обито протянул готовый косяк, и Сабуро, совершенно сбитый с толку, робко взял его. — Открути кончик, — сказал джонин, прикусив перчатку на пальце и стянув ее. — Ээ... что? — выдавил он. — Как? — Как другой кончик, — нетерпеливо сказал Обито, откинувшись назад, и похлопал по карманам шорт. — А то я не могу. Я неуклюжий и всегда рву рисовую бумагу. Сабуро зажал широкий конец рожка между указательным и большим пальцами, как снова вдруг завыл ветер, и он поспешно завернул открытый конец, чтобы мутно-зеленые крошки не разлетелись. Затем, с едва не лопавшейся на лбу веной, он защипнул хрупкую бумагу и сделал пару оборотов, размотав до содержимого и распечатав его, будто самодельную петарду. — Однажды я попробовал зажечь такую штуку своим огненным шаром, — сказал Обито, медленно забрав косяк и достав зажигалку. — Подумал, знаешь, ловкий трюк отчебучу. Перед девчонками. — И получилось? Обито подтянул колено, прикрыв зажигалку ладонью, пару раз щелкнул, пару раз подул и смог подпалить рожок. Его согнутую ногу заволокло дымом, и на секунду волосатое колено джонина стало похоже на высившуюся в облаках гору. — Какаши жутко разозлился. Никогда его еще таким злым не видел. Это было что-то, — он вытянул руку, и Сабуро уставился на тлевшую меж его пальцев бумажную трубочку. Он взял ее. Первая затяжка оставила на языке послевкусие, затем так же, как и осела, улетучилась - легкая, сухая, с фруктовым оттенком. Вторая же затяжка спустилась в горло и ощутилась зазубренным стеклянным треугольником, который в груди разбился на кучу таких же зазубренных стеклянных треугольников поменьше, и Сабуро кашлял, и кашлял, и кашлял. Обито засмеялся. Где-то под ними завела свою утреннюю песню птица. Восходящее солнце потихоньку согревало рифленую платформу, и Сабуро постепенно успокаивался, горло саднило, лодыжки пульсировали, веки налились тяжестью. — Бля, малой... — сказал Учиха, высвободив косяк из его дрожащей руки. — Как только понимаешь, что добра и зла не существует, играть злодея становится легче. Куртка Обито шелестела от малейших движений. Ветер задержал дыхание, и Сабуро засмотрелся на то, как изо рта джонина струился дым, медленно его окутывая. Следующий выдох в обратном порядке заструился от губ к носу, а затем снова замкнул круг на губах. Сабуро задумался о том, как странно было человеческое тело - мешок с отверстиями, из жидкости и мякоти, - и не мог понять, почему, несмотря на это, оно выглядело таким красивым. — Коноха - единственное место, где можно достать зелень в любое время года, — сказал старший шиноби. — Поэтому и говорят, что весна здесь не кончается. Сабуро фыркнул. Внезапно все эти открытки в туристических заведениях деревни с их заискивающими приветствиями из "города бесконечной весны" приобрели совершенно иной смысл. — Я не шучу, — настаивал Обито. — Бывал когда-нибудь за пределами города? Дурь как на дрожжах растет, по всему периметру холмов, прям за стеной. Натуральная, пышная, бурная - травка Скрытого Листа наш самый долговечный продукт экспорта. Сходи к ущелью Прыгающего Тигра, сам посмотри. Сабуро снова фыркнул и смахнул с глаз избыток влаги. — Не думаю, что мой редактор будет в восторге. — Можешь взять интервью у Какаши! — продолжал Обито, входя во вкус. — Он же дилер, в конце концов. Даже маленькую плантацию раньше держал в моей комнате. Но уже перепоручил это занятие какому-то парню в горах. Из шиноби получаются прекрасные дилеры: мы путешествуем по всему континенту; можем сами себя защитить, для нас нет границ; плюс ко всему, мы строим отношения с покупателями на взаимном доверии и уважении. Хокаге приходят и уходят - но торговля травкой держится бодрячком. Сабуро учтиво похлопал. — Спасибо, — Обито глупо ему улыбнулся. — Можешь меня не указывать, если напишешь об этом. Он еще раз предложил ему вкусить могучего источника экспорта Конохи, но Сабуро вежливо отказался. — Я мало смыслю в садоводстве, — повторился Обито, отведя руку. Он смерил косяк взглядом, затем отложил его. Боковым зрением Сабуро заметил, что у джонина между костяшками была зажата длинная перекрученная голубая лента. — Не говори никому, но... я недавно заметил, что, как только потренируюсь в каком-нибудь месте больше одного дня, там начинают расти цветочки. Странно, да? — Странно, — согласился Сабуро. — А что за цветы? — Мм, — промычал он. — Не знаю. — Ну... как они выглядят? — Какие-то фиолетовые, — Обито напряг память. — С прожилками. И влажные. — Звучит... противно, — Сабуро предположил, что поэтичностью Учиха не отличался. — В общем, я подумал, — продолжил он с отсутствующим выражением в глазах. — Может быть, если я поставлю у себя в комнате горшок с землей, там что-нибудь вырастет. — Ага, — Сабуро подумал, что это было умно. — Может быть. — Кей думает, что я... болван, — сказал Обито, улегшись на спину и подложив под голову руку, чтобы лежать на стальной поверхности было удобней. Его куртка задралась, Сабуро случайно скользнул взглядом - и даже на подмышке Обито волосы были густыми и черными. — Чтобы вырастить что-то, надо сперва посеять семена, говорит он. Но иногда вещи вырастают там, где ты совсем их не ждешь. Понимаешь, о чем я? Сабуро кивнул, ощутив головокружение. — Понимаю. Как-то раз, в парке Грин Лэйк, я сфотографировал бабочек, жрущих глаза дохлой рыбы. Джонин кивнул, хмуро наблюдая за солнцем. Затем: — Да, это тоже довольно странно. Он, кстати, вот-вот сюда заявится, — добавил он. — Задерживается, потому что по-любому опять торчал у Мемориального Камня. Надеюсь, ты не против. Знаю, он, э, прекрасный мудак... — Нет, все в порядке, — поспешил Сабуро на защиту Копирующего Ниндзя, снова закашлявшись. Он собрал воедино оставшиеся кусочки своего вопроса. — А вы всегда - вместе - сюда приходите? — Эээ, нет, — Обито засмеялся. — Обычно я никогда не говорю ему, куда пойду. — Тогда как...? — Не знаю. Иногда мне кажется, это из-за общих глаз, — Обито пожал плечами, затем приподнялся на локтях и снова сощурился в сторону Скалы Хокаге. — А иногда, что он просто сталкер и влюблен в меня. Он запрокинул голову, и Сабуро проследил за его взглядом как раз в тот момент, когда промелькнувшая тень приобрела очертания Копирующего Ниндзя над лестничным проемом. — Кей! — закричал Обито с преувеличенным весельем. — Укурился уже, — мрачно обвинил его Какаши, обеими руками швырнув на пол сумку и заковыляв к ним. — Солнышко встает. Проснись и укурись, любовь моя, — протянул он, все еще вальяжно улыбаясь. Затем взглянул на Сабуро и добавил: — Шучу. Когда Какаши подошел достаточно близко, Обито вытянул руку и впечатал кулак в бок его колена. — Он мне как брат. — Ай, — взвыл Хатаке. — Ты чего? Беловолосый джонин, которого Сабуро считал непоколебимым и собранным, бросился на напарника и прижал к платформе в удушающем захвате, который перерос в неизящную борьбу. Спустя минуту честной и равной схватки, Обито сдался ярой свирепости. Какаши всадил в живот напарника удар, которым, скорее всего, выбил ему почку в грудную клетку, чем вызвал у Сабуро приступ сочувственной фантомной боли. Обито попробовал поднять колено, предположительно, чтобы отодвинуть от себя Хатаке, но это и послужило причиной его поражения; Копирующий Ниндзя навалился на ногу и давил до тех пор, пока легкие Учихи, судя по всему, не разорвались под весом его собственной согнутой ноги. Обито зашлепал ладонью по стальной поверхности. Звук капитуляции заставил Какаши ослабить хватку, но не убрать ее. Он потянулся через его голову и подобрал с платформы забытый косяк. — Не могу поверить, что ты начал без меня. Я это сделал. В тебе есть хоть капля уважения? Копирующий Ниндзя стянул маску с подбородка и поднес рисовую бумагу к губам. Он оживлял пламя маленькими, аккуратными выдохами, пока бумага не начала слабо потрескивать и не загорелась. Затем сделал глубокий вдох, его грудь раздулась, дым тоненькой струйкой покинул ноздри, и он перегнулся через руку, которой прижимал ногу Обито к груди. На мгновение показалось, что Какаши собирался выдохнуть напарнику прямо в рот. — Я рассказал ему правду, — хрипло выдал Обито. Какаши замер. Со своего угла обзора, в трех футах от них, обнимая колени, Сабуро заметил, как его глаз сощурился. Длинные дорожки дыма вытекли со словами: — Ты. все. испортил. Хатаке отстранился и смерил напарника оценивающим взглядом. — И что это за прикид? Пробуешься на роль в порно? — Заткнись, — Обито заметно скрипнул зубами. — Я не похож на персонажей из твоих порно-книжек. — Ну, закос ты сделал, — хмыкнул Какаши. — Нет, это не... я просто.... мне жарко стало, — объяснил Обито. — А потом холодно. А футболка вся потная... — И вот как это случилось, — спокойно утвердил он. — Да пошел ты. Джонин выпутался; Обито застонал, когда его нога избавилась от болезненной хватки. Какаши встал и плавно опустился по другой бок Сабуро. — Йо, — поздоровался Копирующий Ниндзя. — Из-за газеты в такую рань проснулся? Сабуро покачал головой. — Вообще-то, я, эм... надеялся сфотографировать Первый Луч солнца. Он вскинул брови. — Получилось? — Ну... — Ай! — вскрикнул Обито, Сабуро повернулся и увидел, как джонин потирал ухо, а рука Какаши возвращалась на место из-за его спины. — Это еще за что? — Ты испортил ему снимок, да? — Нет...! — его ложь оборвалась, и Обито нерешительно отвел взгляд. — Я не нарочно. — Ничего ты не испортил, — вставил Сабуро. — Все в порядке, правда. На самом деле, ты даже скрасил это утро. — Чем это скрасил? — фыркнул Какаши. — Футболку снял? Сабуро пригнулся к коленям, чтобы парни, обменивающиеся ударами у него за спиной, случайно не перебросили его через бортик. Обито отступил первым. Он поднялся на ноги и шустро отпрыгнул в сторону, избежав удара по коленной чашечке, затем стал натягивать перчатки, не сводя здорового глаза с напарника. — Мне пора, если что, — буркнул он. — Я тут закончил. Он подобрал футболку, но не стал ее надевать, как и застегивать куртку, и словно бы ждал, что Хатаке это как-то прокомментирует. Но он ничего не сказал, и Сабуро взял инициативу на себя. — Здорово было поболтать с тобой, э... Обито, — осмелел он, но потом снова собрался с мыслями. — Я считаю, из тебя выйдет прекрасный Хокаге. И, эм... твои шрамы мне кажутся милыми. Недоверие на лице джонина сменилось удивлением, которое затем уступило место непомерному самодовольству. Он глупо улыбнулся. — Спасибо, дружище. — А-ага, э, не за что. Обито махнул рукой в сторону своего напарника. — Увидимся на семинаре. Какаши утвердительно хмыкнул, но резко развернулся, как только Учиха начал удаляться от бортика. — Погоди... забери остатки. Обито обернулся, взглянул на протянутую руку, а потом на напарника. Он коснулся очков, но не стал опускать их. — Уверен? — Да, бери уже, идиот. Заскочу за тобой перед обедом. — Хорошо, — Обито запихал одну перчатку под мышку и, наклонившись, забрал тлеющий рожок с напряженным лицом. — Только в этот раз никакой лапши с улитками. Лапши... с улитками? Сабуро передернуло. — Я понимаю, что это традиция клана Хатаке и все такое, — продолжал он. — И, наверное, навевает ностальгию, но боже... — Ты говорил, тебе нравится! — со всей искренностью произнес Какаши. А для Сабуро видеть Копирующего Ниндзя искренним было сродни видеть нормального человека в истерике. — Мне нравится; нравится арахис и масло чили - но каждый раз, когда мы оказываемся в той части города, я намекаю на новое местечко "Тани" у "Машущего Кота", и мне казалось, что ты-то уж сможешь распознать всю деликатность дела... — Это не деликатность, это... — перебил его Какаши. — Пассивная манипуляция! Дым вверх тормашками заструился изо рта Обито к носу. — Мне нравится лапша с речными улитками, бро, — сказал он со странной печалью. — Но давай попробуем что-нибудь новое? — Так сразу бы и сказал, — проворчал Какаши. Затем настойчиво дополнил: — Где ты сегодня тренируешься? Или я тебя искать должен? Обито не ответил. Он в очередной раз затянулся тлеющим окурком и выпустил дым через ноздри, смерив взглядом напарника, а затем посмотрев на Сабуро так, словно я же говорил. Копирующий Ниндзя откинулся на спину и схватился за ближайшую лодыжку Обито. На мгновение они словно перестали обращать друг на друга внимание. Были ли все шиноби героями своих личных историй, задумался Сабуро, или иногда они уворачивались от сюжетной линии? — Сегодня я на черной площадке, — сказал Обито, и, кажется, кивнул в его сторону. — Если хочешь посмотреть на цветы, о которых я говорил, малой. Сабуро внутренне застонал. Черная площадка... От одной только мысли о тренировочных комплексах Конохи на верхушках деревьев у него кружилась голова. Учиха подрыгал ногой, стряхнув руку напарника, затем развернулся и потопал обратно к центральной колонне, чтобы забрать остальные свои вещи. Он сложил футболку, закинул сумку за спину, и, когда Сабуро успел подумать, что сейчас он пойдет к лестнице, Обито вскочил на перила, перепрыгнул через верхнюю перекладину - и с неуловимой для глаза скоростью полетел вниз. Сердце Сабуро ухнуло в желудок. Он поднялся и перегнулся через перила. Очень далеко под ними владельцы магазинов начинали распахивать двери; гулкий звон от подъема рифленых железных ворот разносился на несколько кварталов, и на фасадах некоторых лавок из бамбуковых корзин уже струились на покрытые росой улицы белоснежные пласты пара - скоро также зажгутся грили и в утренней спешке разбухнет поток пешеходов. Копирующий Ниндзя вскочил на ноги. Выглядел он взволнованно. Какаши наклонился подобрать брошенный Обито кулек с орехами и хмуро взглянул в сторону рассвета, словно он что-то ему задолжал. Затем одним движением, быстрым настолько, что Сабуро пришлось прокрутить его в голове несколько раз, хлестко выбросил руку в сторону, и как минимум три орешка на огромной скорости вылетели из его ладони. Лишь пару секунд спустя многострадальные каштаны, один за другим, влетели в брюхо далекой водонапорной башни. Мерный, раскатистый гул, вызванный их совместным ударом, был, к ужасу Сабуро, смутно знакомым звуком. — Я, м, — Сабуро прочистил горло. — Слышал, ты хорошо, эм, бросаешь орехи. Какаши цокнул. Подпрыгнув и вновь хлестнув рукой, джонин запустил в воздух очередной орех. — Я могу забросить так, что они не отлипнут от поверхности. — Я... сказал что-то не то? — пробурчал Сабуро. Ба-бах. — Нет, — мрачно ответил он. — Ты все правильно сказал. Наверное, именно это ему и нужно было услышать. Какаши припал к платформе, и что-то пронеслось у них над головами, просвистев мимо колонны, отскочило, ударилось о пол в паре дюймов от ног Сабуро и полетело в новом направлении. Сабуро решил, что эта забава с орехами ему не нравилась, и ее игроки начинали уже ему надоедать. — Не понимаю, — сказал Какаши, лежа на животе. — Как у людей это получается. Мне и в голову не приходило сказать ему что-нибудь такое. — Обито иногда не чувствует холода, — продолжил он, и в скучающем голосе промелькнула печальная нотка. — Я говорю ему надеть чертову футболку, а он обижается, злится. А если ничего не говорю, то еще хуже - грустит и злится. Он все время жалуется по поводу волос, и я уже перестал пытаться доказать, что они не выпадают. Я поэтому купил ему эти дебильные перчатки, и сигареты скручиваю тоже - у него нервы шалят, чувак. Они из плохих дней делают ужасные. — Ох, — удивленно произнес Сабуро. — Но идеи правда хорошие. — Не знаю, — он потер указательными пальцами слезные железы. — Я не знаю, как с ним общаться. Ты сам видел; мы и две минуты одним воздухом дышать не можем, дело обретает кинетический характер. — Кинетический? — Насильственный, — уточнил он. Копирующий Ниндзя вдруг сел у бортика и сложил руки на перилах, прямо как Обито ранее. — Бедный мой мальчик, — пробурчал он так тихо, что Сабуро пришлось напрячь слух. — Выдирает себе волосы. Какаши обернулся и обратился прямо к Сабуро. — Он совершенно разбит, да? Сабуро думал, что Обито держался изо всех сил, но едва успел раскрыть рот для ответа, как джонин продолжил. — Ты думал, я с ним встречаюсь? Бля. Он нахуй вдребезги. Ты нам правда поверил? Я бы не поверил, — он покачал головой, глядя на горы, и выплюнул горький смешок. — Учихи. Традиции, вся херня. Половина его гребаного клана хочет меня грохнуть только из-за глаза. Да и другой половине тоже следует желать мне смерти. — Почему? — Потому что, — Какаши вскочил на ноги, отряхнулся с груди до колен и поднес руку к маске, однако не надел ее. — Мне пришлось сделать одну вещь, чтобы вернуть его. И... кто угодно бы поступил так же на моем месте... Он замолчал, словно бы ожидая некоего порицания, но Сабуро решил держать рот на замке. Он вцепился в камеру и замер в ожидании объяснения от Копирующего Ниндзя. — В эти три года, — продолжил он. — Я иногда хотел, чтобы он просто умер. Знаю, как это звучит, но тебе не понять; меня убивало это "возможно". Каждый день, смотреть и ждать, и слышать ото всех, что лишь возможно он проснется, возможно сможет говорить, ходить, сражаться снова. Я таскал в себе все эти долбанные "возможно", пока не решил, что сошел с ума от ожидания, надежды, ужаса - всего сразу. То есть... что я, бля, мог сделать? Что делать, если тебе говорят, что человек никогда не очнется, хотя ты смотришь прямо на него - я не мог понять, как можно было вернуть кого-то домой, но потерять при этом. Поэтому, когда ко мне пришли люди и сказали, что могут помочь ему, я подумал, черт, хуже, чем сейчас, уже точно не будет - и согласился. — Особые клетки, обладающие свойствами регенерации, — говорил он дальше так, будто читал строчку сценария. — Какое-то подпольное исследование. Звучало глупо. Но у меня так крыша ехала от неизвестности, что я дал добро на его лечение. Это было эгоистично - я даже не думал, что сработает, я просто хотел закончить свои страдания. Обито впал в кому, и я перестал жить. — Он знает? — Хмм, — саркастично промычал Какаши. — Сказал ли я лучшему другу, что разрешил доить его, как лабораторную крысу, потому что устал ждать чуда? Нет. — Ты действительно видишь это в таком свете? — Нет, — повторил он уже менее сердито. — Но он так решит. — Многое изменилось за три года, — предположил Сабуро, наслаждаясь теплом солнечного света на лице. — Наверное, проснуться здесь было нелегко. — А ты как считаешь, дружок? — спросил Какаши, свесив локти с перил. — Надо ему сказать? Сабуро подергал за ремешок камеры. — Мне было пять, когда умер отец. Все его друзья рассказывали о нем только хорошее, а мама сказала, он погиб на миссии. Какое-то время я хотел стать шиноби, чтобы быть на него похожим - люди очень его любили, понимаешь, а когда он умер, то стали любить еще больше. Но мне исполнилось двенадцать, и мама рассказала всю правду; он пал от руки своего. Сказала, что виновным был один из его товарищей. Он все еще был героем, но эта часть истории замалчивалась. Сабуро почувствовал, что беседа приобрела мрачный оборот, Какаши пошевелил плечами. Он поспешил продолжить. — Сначала я был зол: винить врага в том, что отнял моего отца, было просто, но его друзей - в разы тяжелее. Прошло какое-то время, но я понял, что не было смысла винить кого-то в том, чего изменить нельзя. Не правда ранила меня сильнее, а то, что все это время я довольствовался удобной ложью, восхваляя систему, сведшую моего папу в могилу. — Знаю, что случай не совсем твой, но... ты спросил мое мнение, — добавил Сабуро. — И я считаю - у Конохи есть традиция скрывать неугодную правду. Какаши повертел в руке каштан, но не бросил. Его шаринган вращался, и Сабуро удивился, когда это он успел его активировать. — Не знаю, чувак, — сказал он наконец. — Каждый раз, когда я пытаюсь ему что-то сказать, все идет наперекосяк. Он знает, что я вру, и я знаю, что вру, и, наверное, поэтому мы ругаемся и деремся из-за всякой херни. — По-моему... — осмелился Сабуро. — Действия для Обито значат больше, чем слова. — Малой... — каменным тоном произнес Какаши. — Ты вообще меня слушал? Мы только и делаем, что деремся. — Серьезно? — спросил Сабуро, потому что Обито иначе описывал их дружбу. — Разве дело всегда обретает кинетический характер - в плохом ключе? — Ну, иногда, — задумчиво произнес джонин, напряженно вглядываясь в зажатый между пальцами каштан. — Ночью он забирается ко мне в постель. Волоски на руке Сабуро встали дыбом. — И только тогда позволяет себя обнимать. А утром... — глухой хлопок и треск возвестили о возникновении гребаной молнии, которая раздробила орех на мелкие кусочки. Сабуро подавил тревожный вскрик. — Его уже нет. Какаши сомкнул в кулак дымящиеся остатки каштана, последние всполохи электричества мерцали на его запястье. — Паршиво. И виноват в этом я. Сабуро втянул воздух. — В смысле? Копирующий Ниндзя повернулся к нему лицом, и Сабуро ощутил, как к голове хлынула кровь, вовсе не от темы разговора - просто он выглядел невероятно серьезно. — Я все испортил, чувак. В самый первый раз, как это случилось, я проснулся первым, он был прямо передо мной, и я просто...пфф... Он отвернулся, накрыл лицо ладонью и присел на корточки, упершись локтями в колени. — Я распустил руки, — признался он. — Би вылетел так, словно здание полыхало, и с тех пор я всегда просыпаюсь один. Ууф, подумал Сабуро. — Жесть, приятель. — Вот и я о чем. Я не могу сказать ему, что хочу. И действовать не могу тоже - я гигантская ходячая ложь, но лучше уж так, чем совсем отпугнуть его. — Возможно... — Сабуро запнулся, потому что не хотел переиначивать слова Обито. — Вот видишь? — снова произнес Какаши. Он сплюнул через перила. — Возможно. Опять это ебучее "возможно" ко мне прилипло. Я делаю намеки и порой мне кажется, будто он на них отвечает. Тогда, в автобусе, я подумал... эй, ты же видел, да? Я смотрел прямо на тебя, когда поцеловал его. Ты видел, что произошло? — Ээ, я отвернулся, — поспешно сказал Сабуро. — Это, вроде как, личное. Какаши издал звук искреннего разочарования, похожий на тот, когда ты очень сильно прикусываешь щеку, и болит просто невыносимо, но ты понимаешь, что сам виноват - нечего было так бездумно и яростно ее жевать. — Я подумал, на секунду он... но не знаю. Мне могло почудиться. У Сабуро не было решений для его проблем, но он предложил свою компанию на еще несколько минут, пока солнце украдкой выползало из-за горизонта. — Эм, Какаши... — осмелился Сабуро, стиснув зубы и собравшись с мыслями. — Знаю, что из моих уст это вряд ли тебя успокоит, но... я не думаю, что тебе стоит переживать на этот счет. Копирующий Ниндзя сделал глубокий вдох и посмотрел на рассвет так, словно на этот раз решил позволить ему уйти с крючка. Несмотря на всю его свирепость и гордость, Сабуро подозревал, что внутри Какаши был очень заботливым. Только вот, большинство вещей заботили его очень мало, и лишь несколько целиком. — Знаешь, мне правда стало легче. У тебя охеренный талант. Он подтянул повыше ремни для меча, взглянул на улицы под ними и вернул скучающий взгляд к Сабуро. Старший шиноби изогнул бровь так, будто скрывал некое веселье. — Тебя спустить?