NFWMB

Коснувшись кончиками пальцев последней перекладины, Сабуро посмотрел вниз и подавил рвотный позыв. Он знал, что радиовышка держалась крепко, но ветер над крышами Конохи создавал иллюзию, будто она раскачивалась. Все было бы не так плохо, если б он не смотрел сквозь полосу решетки прямо на холмы, высившиеся далеко за пределами внешней городской стены. Ведь, как ни крути, Сабуро бы охотнее стал терпеть стряпню своей матери до конца жизни, чем поборол бы страх высоты. Не из-за отсутствия таланта из него вышел ужасный ниндзя, просто так получилось. Добраться до бетонного здания, расположенного посреди города и являвшегося Центром Связи Конохагакуре, труда не составило. Даже путь до крыши ЦСК был не так плох, хотя отсюда и казалось - один неверный шаг, и ты тут же грохнешься на резиденцию Хокаге. Одним легким дуновением ветерка его могло сдуть, как листик. Департамент по Связям с Общественностью описывал вышку Халсион гражданам Листа, как памятник в честь мира и дружбы между деревнями шиноби. Последнее слово техники, она возвышалась на сто двадцать футов над ЦСК и по некоторым данным удваивала дальность передачи сигналов более старых моделей. Ночью ей могли позавидовать даже звезды - тонкий черный силуэт с множеством мерцающих красных огоньков - а в туманные дни Халсион почти пропадала из виду, лишь красные точки светились в облаках. Это был один из самых любимых снимков Сабуро: мерцающая туча, нависшая над центром связи, словно дурное предзнаменование. Перед таким видом не грех было упасть на колени и склонить голову. Подъем на вышку протекал мучительно медленно. Небо было ясным, но в такую рань все было покрыто слоем конденсата. У него намокли и онемели от холода ладони, и через каждые несколько дюймов он ощупывал, на месте ли камера. Все усилия оказались бы потрачены впустую, если б к восходу солнца он добрался до верхней платформы, но лишь его никчемные глаза стали бы тому свидетелями. Он не искал признания - Сабуро никогда не публиковал свои личные фотографии - но ему нравилось заниматься этим для себя. Словно бы он по кусочкам оставлял доказательство собственного существования, на случай, если кто-нибудь вдруг захочет собрать их воедино и понять его. Вырабатывался ли эготизм в шиноби с годами, подумалось Сабуро, или был заложен в них с самого начала? Уже неважно. Самомнение завело его к вершине радиовышки Халсион и поспешно бросило болтаться на последнем отрезке тонких, скользких железных прутьев. Сабуро обхватил руками ближайшую перекладину и скрестил ноги на еще одной внизу; точно так же он цеплялся за ногу отца, когда был маленьким. Он здесь умрет, подумалось ему. На такой высоте единственной компанией ему служили высотки. Смутные очертания резиденции Хокаге. Несколько квартирных домов с Аллеи Джентльменов, парочка офисных зданий повыше и еще одна-две других радиовышки вдалеке. Сквозь тонкий слой низко висевших облаков улицы и фасады магазинов казались мутно-синими. И маленькими. Раз в десять меньше, чем... — Ты тут весь день висеть собираешься? Внешне Сабуро оставался неподвижен, но сердце в груди подпрыгнуло. Ему не приходило в голову, что на платформе может быть кто-то еще. Незнакомец стоял в тени на вершине лестницы, но его выдали очки. Они и протянутая вниз рука, костяшки которой блеснули оранжевым. Не смелость заставила Сабуро расцепить конечности из мертвой хватки; он не столько преодолел свой страх, сколько обзавелся новым: ударить в грязь лицом перед Обито Учихой. Он потянулся к перчатке. Она схватила его за руку, и, пока он пытался нащупать камеру, вырвала с прутьев, как ромашку. Приземлившись на поверхность из многослойной стали, Сабуро почувствовал, как у него затряслись ноги, и вдруг понял, что в оцепенении обнимал эту лестницу около часа. — Спасибо. — Не за что. Сабуро сгримасничал и кивнул, потому что Обито выглядел серьезным. Очки были у него на лбу, и уцелевший глаз, совсем невредимый, выделялся на фоне безобразных шрамов, покрывавших правую сторону его лица, словно говоря - взгляни, взгляни, через что мне довелось пройти. Самая высокая платформа Халсион представляла собой идеальный пятиугольник с отверстием посередине; через него тянулись оставшиеся двадцать футов вышки со скоплением красных огоньков, которые ранее ему доводилось видеть только в облаках. Платформа, вероятно, могла выдержать и дюжину человек, но Сабуро бы этого не рекомендовал. Металлический порожек и железные перила из двух перекладин были всем, что спасало от ветра, способного смести их с башни, как жуков с лобового стекла. — Эм... — Обито оглянулся через плечо, вдруг неуютно поерзав. — Мне надо еще пятьдесят раз сделать, так что... Он показал в сторону середины платформы. Сабуро, мертвенно бледный из-за головокружения, торопливо кивнул. — К-конечно! Конечно, делай свои... Я просто... — он приподнял камеру. — Я тут ради... — Снимка, — перебил Обито, без улыбки, но с неким весельем на лице. — Да, я понял. Старший шиноби резко развернулся и вприпрыжку побежал по платформе; Сабуро облегченно расслабил плечи. И почти улыбнулся, потому что без Какаши Обито был каким-то другим, но, в то же время, все тем же. Сабуро пока не мог этого объяснить, но, оправившись от первичного ужаса и мыслей типа: "ну почему всегда я", он был искренне рад, что наверху радиовышки оказался именно Учиха. То есть, Учиха карабкался по радиовышке, поправил себя Сабуро, сощурившись, когда Обито приблизился к центру колонны, проскользнул за решетку и влез по ней вверх. Он ухватился за одну из поперечных перекладин, формировавших скелет башни, повисел так немного, затем скрестил лодыжки и начал эффектно подтягиваться. Словно этакий местный борец за справедливость, слишком крутой для тренировочных площадок смертных. Сабуро осмотрелся и заметил вещи Обито неподалеку от центра платформы: спортивная сумка, пара обуви, его любимая куртка и очень знакомый замасленный бумажный сверток. Он задумался, было ли известно людям из центра связи, что шиноби использовали самый дорогой городской проект, после метро, для тренировок. Хотя, если честно, деревенский ниндзя везде мог увидеть тренировочную площадку, да и башня в какой-то степени была похожа на остроконечный гимнастический комплекс. Сабуро стряхнул свое любопытство и пополз к восточному краю платформы. Он проверил перила на прочность, сначала коленом, потом локтем, и заключил, что они безопасны. Затем пнул порожек, и тот выдержал, но он ушиб ногу. Всего через пару минут солнце величественно поднимется из-за Четвертого и, когда окажется примерно в двенадцати градусах от горизонта, Первый Луч осветит весь город целиком, от края до края; его свет заполнит желудки изголодавшихся и безнадежных, откроет взору незамеченных - их силой станет его память. И все эти невзгоды окупятся с лихвой. — Ты прям в нирвану улетел. Сабуро дернулся, отчего перила задрожали, и на платформу у его ног что-то смачно шлепнулось. Его мгновенно обдало запахом пота, а во рту появился жгучий привкус. — Не позволяй свету себя одурачить, — предупредил Обито, тяжело опершись на локти и сощурившись на обод солнечного света, только начинавшего струиться на гору вдалеке. В руках у него был зажат бумажный сверток. — Этот мир искорежен. Сильно. Он предложил ему каштан, и Сабуро, особо не ломаясь, взял. Обито перевел взгляд обратно к небесам и кивнул в сторону господина Четвертого. — И это он нам его таким оставил. От запаха пота у Сабуро защипало в глазах. Бицепсы Обито были какой-то нечеловеческой физиологии. Каждое движение его запястья, казалось, отзывалось целой симфонией сокращений и подергиваний вдоль всей руки. Ему хотелось, чтобы он накинул на себя одежду, но, взглянув вниз, Сабуро передумал; футболка джонина напоминала лужу у их ног. Обито вдруг замахнулся рукой и грациозной дугой выбросил ее вперед. Сабуро услышал слабое вшшш рассеченного воздуха и засек лишь проблеск темного объекта, вылетевшего из его ладони. — Скотина! — прошипел джонин. Перестав делать вид, будто он мог проследить движение предмета, летевшего на такой большой скорости, Сабуро расслабился. Он даже начал счищать кожуру с каштана, как вдруг отдаленный звяк привлек его внимание к водонапорной башне, стоявшей на крыше жилого дома как минимум в трех блоках от ЦСК. Он заметил, как черная крапинка, являвшаяся каштаном Обито, отскочила от бочки под углом в девяносто градусов и упала, наверное, на другую сторону улицы, утерянная навсегда. — Шучу, — сказал Учиха, снова заведя руку за спину. — Минато был преданным шиноби и до самого конца делал для деревни все, что было в его силах. А пока есть такие преданные шиноби, готовые жертвовать жизнями на благо деревни, - все будет хорошо, согласись? Сабуро отполз подальше от перил, на случай, если Обито вдруг взбредет в голову запустить в водонапорную башню его. — Это... спорный вопрос, — выдавил он. — А, забудь, — отрезал Обито сердито, но виной тому был не Сабуро. — Просто я в это больше не верю. Он опустил плечо, поменял ноги местами, и бросил. — Самый большой минус возвращения с того света, — занимался рассвет, Обито прищурился, наблюдая за тем, как его снаряд несся к цели. — У тебя нет права быть неблагодарным. На сей раз каштан ударился о покосившуюся крышку бочки и отскочил ввысь, где его, должно быть, подхватило ветром, потому что на землю он так и не упал. — Неплохо, — похвалил Сабуро, откинувшись назад, и поднял взгляд на мрачноватые осенние облака. — Еще лучше, если попадешь ровнехонько по брюху и орешек прилетит обратно к тебе, — Обито опять завел руку, но тут же опустил. — Правда, у меня плохо это получается. Сабуро и не думал выражать своего разочарования, потому что получить каштаном, летящим на тебя со скоростью звука, едва ли казалось ему так же весело, как это обрисовывал Обито. — Спорим, я смогу докинуть до резиденции Хокаге... — Нет! — запаниковал он. — Не надо, пожалуйста. Обито фыркнул, оглянулся на него, вскинув темные брови, и во второй раз опустил руку. — Ладно. Черт... ты так дрожишь, будто уже попадался. — Нет, я просто... не хочу связываться с теми ребятами. Джонин прислонился спиной к перилам, повернувшись здоровым глазом к Сабуро, и начал его изучать, будто пытаясь разглядеть следы лжи. Спустя какое-то время он поправил очки на лбу. — Ну да, тут я с тобой соглашусь, малой. Обито повеселел. — Однажды мы с Дуракаши тут зависали, так, убивали время, перед тем, как отчитаться Хокаге, и... Он так хорошо бросает орехи, чувак; серьезно, ты не поверишь. Он может птиц в небе достать. Клянусь. Он замолчал, посмеявшись своим мыслям, подкинул каштан в ладони, и Сабуро попытался представить Копирующего Ниндзя на Халсион, как он лазает по решеткам, с голым торсом пускает дурацкие орехи. Даже картинка в голове имела неприятный запах. — Он сказал, что может докинуть до резиденции отсюда, — продолжил Обито. — И это было еще до всего, так что... Мне казалось, он что-то от меня скрывает; часть меня ни хрена ему не доверяла. В общем, он замахивается, а я стою, вот прям где ты сейчас, и думаю: ну да, ну да, конечно - опять этот Какаши выпендривается. И, вот чистую правду тебе говорю, орех не просто долетает до резиденции, он вырубает стоящего в окне чувака. — Что? Да ну... — Сабуро отреагировал быстрее, чем успел подумать. — Кто это был? — Твоя догадка ничуть не хуже моей, — Обито фыркнул, широко улыбнувшись. — Мы удирали оттуда, словно за нами гнались Семь Мечников Тумана; даже отчитываться не стали в тот день. Вот тебе и орешки! Сабуро переваривал историю, а Обито продолжил тренировать броски. Почему он не доверял Хатаке - что скрывал от него напарник? Как бы лучше спросить? — Когда это было? — Мм. Точно не скажу. Уже после того, как я очнулся. Но до кое-каких других событий, — его лицо приобрело выражение глубокой задумчивости, и джонин постучал кулаком по голове. — Черт, какая же у меня херовая память! Сабуро поспешил успокоить его - у него и в мыслях не было заставлять его вспоминать первые дни после выписки; он не хотел выбивать Учиху из того более-менее нормального состояния, в которое ему удалось прийти после всех пережитых травм. Сабуро проделал такой длинный путь наверх ради солнца, но вместо этого застрял лицом к лицу с этим жутким. черным. глазом. — Это было после того, как я очнулся, — повторил Обито. Он положил руки на бедра и, чуть наклонившись, сплюнул через перила. — Я все время был один. Ко мне в палату приходили разные люди, каждый день, я слышал голоса - приветливые голоса, которые приятно слышать, все голоса, которых я очень ждал, за исключением двух-трех самых очевидных. Совсем один, кругом лишь одни чужие мне люди; они говорили, я скукоживался. Даже поссать сходить не мог без сопровождения этих пустых, приглушенных голосов. Но кроме их слов у меня больше ничего не было, так что я слушал, нагонял упущенные годы. Правда казалась чьим-то корявым переводом. Почему-то на этих словах Сабуро крепко сжал камеру. Он взглянул на горизонт. Куда же запропастился Первый Луч? — Мне жаль, — выпалил он. Обито моргнул. Затем: — С чего тебе жаль? — рявкнул он. — Мне не нужна жалость - я никогда не хотел, чтобы кто-то сожалел. Я хотел, чтобы люди стали лучше! Он сжал ладони на перилах. На мгновение показалось, что джонин собрался их вырвать. — Ты знаешь, где мы? — спросил он. — Знаешь, что это такое? — Радио, э, — начал Сабуро, заикаясь. — Радиовышка Халсион... — Неверно, — сказал Обито. — Это большой. гигантский. хуй. — Ээ... — Ты пока еще не генин, и я вижу, что ты немного другой, так что, наверное, не можешь распознать перед собой тактику рассеивания, — продолжил он, не взирая на замешательство Сабуро. — Но позволь вышке послужить тебе подсказкой: этот кусок дерьма возвели за пять месяцев; пришлось улучшить электросеть целого квартала, чтобы она могла функционировать. Тебе известно, что находится под зданием? Сабуро покачал головой. — Конечно, нет, — отрезал он. — Это секретная херня, о которой обычным гражданам знать не положено. — Ясно. — Ничего тебе не ясно, тупица. Подожди, пока я закончу объяснять. Тактики рассеивания бывают наступательными и оборонительными. Во время Второй Мировой Войны Шиноби объединенные войска сбрасывали в гражданские районы посылки, которые носили кодовое название "брехня-бомбы": коробки буквально взрывались записками с пропагандой, просачивавшейся в умы людей. На поле боя, после окончания сражений, особые отряды подбрасывали трупам конверты с марками родины врага. Письма намекали на разлад в семьях и измены - все что угодно пускалось в ход, чтобы подорвать дух бойцов. А теперь посреди города стоит этот замечательный огромный хуй, и мы можем распространять такие же брехня-бомбы с помощью радиоволн. Ты можешь уклониться от ореха, можешь выбросить письмо - но спрятаться от звука намного труднее. Обито отступил на шаг назад, затем подскочил к перилам и, упершись ногой в центральную перекладину, швырнул очередной каштан. — Сила деревни заключается в размере ее тени, — сказал он. Снаряд ударил по брюшку водонапорной башни и отскочил под углом в сорок пять градусов. Мгновенно раздавшийся бабах был перекрыт глубоким гудением, словно каштан влетел в бочку прямо над уровнем воды. Сабуро старался не думать обо всех тех людях, которые находились в доме под ней и, лежа в кровати, надеялись ухватить еще пять минуточек сна. Все текло своим чередом, но вот, Учихе не вздумалось поупражняться в бросании орешков. — Сегодня у меня очередной семинар, — усмехнулся Обито, вытаскивая из свертка еще один. — Прошлый длился шесть часов, тогда у всех получилось взломать магнитный замок. Кроме меня. Чувак, три года назад моей отмычкой были бумажные бомбы - а теперь надо учить весь этот научно-технический бред, на случай, если вдруг меня отправят убить кого-нибудь в Амегакуре. Ба-бах. — Все, чего я хотел, — продолжал он с небольшой одышкой от непрерывных бросков. — Это жить в мире, где я, Рин, Кей и Минато-сенсей будем взрослеть все вместе. А если это невозможно, то тогда я должен хотя бы попытаться создать такой мир - и теперь я ненормальный. Сабуро снова захотелось перед ним извиниться, совершенно внезапно: не за себя, за радиовышку, за расползавшуюся тень Хокаге - и за Коноху с ее очаровательной жизнию в неведении. Ему даже захотелось попросить прощения за покойного господина Четвертого. Обито отчетливо дал понять, что извинения ему не нужны, но Сабуро все равно считал, что мир их ему задолжал. Ведь вместо того, чтобы принимать меры по искоренению реалий, в которых двенадцатилетним детям приходится умирать, он воздвигал здоровенные члены на крышах и несправедливо выставлял Учиху дураком в классе. — Я не считаю тебя ненормальным. — Да неужели? Следующим, что ощутил Сабуро, была странная легкость, и Обито, что... сдвинулся с места? Он снова поставил ногу на среднюю перекладину и выбросил руку... — Насколько она важна для тебя? Запечатленная на фоне занимавшегося рассвета и каменных лиц вдалеке, камера выпала из руки шиноби и снова была поймана за лямку так резко, что ее несколько раз перевернуло, и к тому моменту, как она прекратила вращаться, повиснув в кулаке, вся кровь в жилах Сабуро утекла в пятки. Но это не помешало ему броситься вперед, и, сделав пару шагов, потянуться за перила. Свободной ладонью Учиха оттолкнул его на ширину руки. Отчаянно, глупо, Сабуро нападал на его покрытую шрамами половину и с легкостью был отбит. Обито даже лица к нему не повернул. Его рука словно заранее знала, куда он двинется; он на ходу придумывал контратаки даже на самые дикие, самые грубые выпады; у чувака предплечье было, блин, стальное. В итоге, Обито неласково сгреб его запястье и с размаху заехал пяткой по щиколотке, отчего всю ногу парализовало. Запыхавшийся Сабуро остался с впечатлением, будто и пальцем не задел одноглазого Учиху. Раздался его голос, еще более глубокий скрип на пронизывающем ветру. — С этим миром что-то не то. Я вижу, куда его несет, я просто не могу... Ветер усилился, и Сабуро не смог различить слов за его воем; он не знал, закончил ли Обито мысль, да и был ли в состоянии. Сабуро все равно не слушал: в первую очередь его волновала камера; и не потому что это была, на, блять, минуточку, его камера, а потому, что в эти несколько секунд до появления Первого Луча, пытаясь дотянуться к доказательству своего существования, стоя на долбанной опухшей ноге, Сабуро подумал, что наконец увидел Обито таким, каким он был на самом деле - нежным, грустным, мрачным созданием. Он даже решил, что когда-нибудь из него выйдет хороший Хокаге. В конечном итоге, взошло солнце, сорвался ветер, сорвалось все, и Обито тяжело вздохнул, словно легендарная черепаха, уставшая носить на своей спине этот безнадежный мир. — Держи, малой, — он отпустил его и толкнул камеру в живот с такой силой, что Сабуро едва не упал. — Прости за это. — Ничего, — ответил он слабым, глухим голосом. — Это было... справедливое замечание. Резким движением Обито сорвал с себя очки и уселся спиной к перилам и прошлым Хокаге. Он провел руками по голове и вырвал несколько выбившихся темных волос на затылке. — Я все еще линяю, как... — ветер унес волоски, и джонин, перебрав разные варианты, закончил самым очевидным. — Мразь. Сабуро стоял с его нормальной стороны, камера в безопасности покоилась у него в ладонях. Внезапно он ощутил огромную благодарность. — Три года назад, — хрипловато продолжил Обито. — Перед миссией я мог сходить на рынок, купить в дорогу мыло и шампунь. Сейчас... Я будто хожу на другой рынок, иногда хожу, и когда это случается, то вижу, блин, около шестидесяти разных видов мыла, и причем одно строго для лица, другое - для ног, третье - для волос на жопе; а теперь еще появилось отдельное для девчонок, и его тебе покупать нельзя, даже если сильно хочется лаванду с медом. Сабуро хихикнул. — Все вокруг так охренительно быстро меняется. Коноха больше не та песочница, в которой я вырос, друг, и это меня не удивляет. Не то чтобы я думал, что все всегда будет по-прежнему, но... Он выдернул пучок волос за ухом, и Сабуро вздрогнул; ему совсем не казалось, что этот клочок вот-вот должен был выпасть. — Почему только в худшую сторону? — закончил Обито. Свежий поток воздуха подхватил мертвые волосы, и он уронил руки на колени, провел по ним вдоль до самого пола, а затем вытянул ноги перед собой. Теперь ничего не устраивало его в полной мере. Он смотрел в другую сторону, и Сабуро решил, что можно без опаски подкрасться поближе. Он опустился на пол, не очень близко к бортику и на вежливом расстоянии от покрытой шрамами половины старшего шиноби. Он прочистил горло. — Неужели прям все изменилось в худшую сторону? — Не надо, — резко ответил Учиха. — Что? — Не заставляй меня говорить о нем. — Ты первый завел про него тему. Обито фыркнул, потер затылок, затем потянулся к куче своей одежды и начал натягивать перчатки. Метки на костяшках слабо светились. Горько усмехнувшись, он начал вступление. — Когда я очнулся, даже Фугаку послал человека ко мне в палату. Передал, что в клане мне всегда рады. Словно раньше им было до меня дело. Тц, - нет, я огородился ото всех открыток, цветов и доброжелательных пустых голосов и решил дальше быть сам по себе. Какое-то время за мной даже следили эти ребята из АНБУ, но они только и делали, что прятались в деревьях, пока я тренировался. Без устали тренировался. Больше, вообще-то, мне делать было и нечего. Мне удавалось заставить всех заткнуться, только когда кунай рассекал воздух. Глаз Обито был холоден, но утро мягко осветило его шрамы, и они обрели почти что красивый вид, оголенные в солнечных лучах. — Дуракаши за все это время ни разу не показался, и любой, кто знал его хотя бы немного, вполне этого ожидал; уж от парня, искусно владеющего дзюцу подмены и прячущегося под масками. Но, признаюсь, часть меня гадала, может, он тоже умер, просто мне забыли об этом сказать. — Спустя пару недель я пошел в штаб и попытался восстановиться на службе, но мне отказали. Я попросил их вернуть мне хотя бы активный статус, чтоб я мог получать очки за тренировки и иметь с них зарплату - я даже за аренду заплатить не мог, - но они отказали. Тогда я разбил какую-то важную хрень, попытался спровоцировать драку, и мне отказали снова. — А больничный не покрывал расходы? — спросил Сабуро. — Обычно должен покрывать, да. Но я уволился, и как только мое имя попало в эти бумаги, меня занесли в резервы деревни, а это значило, что я по-прежнему неактивен. Я был на мели, совсем один, и гордость не позволяла мне вернуться в район Учиха. Раньше, окажись я в подобной ситуации, Минато-сансей приютил бы меня на ночь или две. — Что же ты сделал? Обито вытянул руки и начал упражняться, растопыривая пальцы в пятиконечные звезды, затем сжимая их в кулаки, снова в звезды, и опять в кулаки. — Вернулся к тренировкам, — ответил он, уставившись на свои мерцающие костяшки. — И в тот же самый день, пару часов спустя - а может, и больше, не помню - я почувствовал, что кто-то за мной наблюдал. Но ощущение было совсем не таким, как от присутствия тех головорезов из АНБУ, оно было другим - и, чувак, все что я помню, так это, как остановился хлебнуть воды, буквально на секунду осмотревшись кругом, и встретился, нахуй, взглядом с самим капитаном спокойствие, на, типа, смехотворном расстоянии. Обито, казалось, считал это забавным, поэтому Сабуро выдавил смешок. — Думаю, он ушел из АНБУ, чтобы приглядывать за мной, — продолжал Обито, придя в себя. Он уронил руки на ляжки и посмотрел на ладони в перчатках. — Потому что после этого меня больше никто не преследовал, и я получил письмо о восстановлении моего статуса. Они даже дали добро на сдачу экзамена на джонина. Не знаю, была ли в этом тоже его заслуга. Я знал лишь, что ненавидел всех, его - особенно, и хотел, чтобы меня оставили в покое. А потом я переехал к нему. — Почему? — спросил Сабуро. Обито, казалось, был готов взорваться из-за вопроса, но вместо этого развернулся на сто восемьдесят градусов, свесив ноги с бортика и скрестив руки на средней перекладине. Он положил подбородок на изгиб локтя и хмуро уставился на восходящее солнце. — Эм, — сказал он. — Не знаю. Может, потому что когда мне хотелось, чтобы все исчезло и перестало меня мучить, Какаши единственный так и сделал. В итоге я оказался одиноким, злым на весь мир и без пяти минут бездомным. Наверное, тогда-то я и сломался. На секунду мне правда захотелось, чтобы он оказался рядом. Именно в этот момент наши взгляды столкнулись на тренировочной площадке, и я сказал ему тогда, что заплакал, из-за того, что подавился водой. Обито расцепил руки, и ближайшая ладонь сама по себе сомкнулась в кулак на рубашке Сабуро. Он мрачно блеснул ему через перила своим красным пластырем. — Если хоть слово ему об этом скажешь, я поколочу тебя, освежую, порежу кожу на полоски и сплету в корзинку. А если ты еще будешь жив, то отошлю по почте твоей маме, указав адрес твоего мерзкого, лишенного кожи тела... — Я ничего не скажу! — взвизгнул он, лишь бы это прекратить. — Обещаю! — Хотя, валяй, — внезапно сказал старший шиноби, ослабив хватку и опустив руку. — Мне все равно. Тебе никто не поверит. — Мы даже не вместе, кстати, — продолжил Обито без промедлений, выгнув бровь так, словно больше не знал, где правда, а где - ложь. — Мы тебя просто разыгрывали. Он начал это с той хрени про следы от укусов. Затем цирк в автобусе, и я попытался на него наехать, но я не... Учиха громко выдохнул через нос. — Ладно, технически, в первый раз он не соврал, девчонки правда задавали мне кучу дурацких неловких вопросов - но покусала меня сраная собака вахтера. Комендантский час в полночь, но он должен открывать ворота для шиноби; как-то ночью я поздно вернулся и не хотел получать очередной выговор от домовладельца за лазание по забору, так что подумал, постучусь, попрошу вахтера пустить меня. Но я разбудил его собачку, которая меня на дух не переносит - и она начала лаять, как бешеная. Мне пришлось пнуть ее, чтобы просто, блять, убрать с ноги, а это выбесило вахтера; жуткий лай в три ночи выбесил домовладельца; в почтовый ящик пришло очередное извещение с выговором, а это выбесило Какаши. Но... То есть... не важно. Херня случается, верно? — Верно, — Сабуро слегка поправил его у себя в мыслях: херня случается с тобой, Обито. — Ебучие многоэтажки, жду не дождусь, когда свалю оттуда. Сабуро одобрительно промычал и был искренне согласен. — Везде найдутся люди, которые будут относиться к тебе, как к грязи, поэтому я просто хочу возвращаться домой, где будет стиральная машина. Понимаешь, о чем я? — Понимаю... — сказал Сабуро. — Если уж не достоинство, то хотя бы банальные удобства надо иметь. Тут Обито, кажется, задумался. — Позволь спросить у тебя кое-что, малой... ты же журналюга, да? — Эм, — он надеялся, что не напрашивался на очередную драку. — Ну да. — У тебя было столько шансов сделать это фото, — Обито задумчиво помолчал. — Ты для сюжета даже больше, чем нужно грязи на меня и Кея собрал: в чем же дело? Ждешь подходящего момента или планируешь документальный сериал? — Я, просто, — он чертыхнулся на себя и на какого бы то ни было бога, что одарил его паршивыми нервами. — Я подумал, что вся эта информация, типа, конфиденциальная. Обито фыркнул. — Многих бы это не остановило. Сабуро вздохнул и вывалил всю правду. — Чувак. Я веду колонку про садоводство. Когда джонин закончил смеяться, улыбка застыла у него на губах. И Сабуро даже собой загордился; ради этой улыбки он был готов снова выставить себя дураком. — И что? Преврати ее в самую интересную колонку года, — предложил он. — Не, — ответил Сабуро. — Не могу. Редактор меня убьет. Она строго сказала, ничего кроме бутонов и их цветения. Колонка про садоводство должна мотивировать и вдохновлять. — И она выбрала тебя? — Если честно, я понятия не имею, чем занимаюсь. Обито снова рассмеялся.

Продолжение следует...