Через тернии к звездам

Если раньше Волнер не мог похвастаться наличием свободного времени, то теперь его положение стало катастрофическим. Вместе с выпускниками, которые все больше паниковали из-за экзаменов по алгебре и геометрии, в его расписание добавилось посещение Нормана в больнице. Мальчик пришел в себя довольно скоро, учитывая несколько режущих и одно проникающее ножевое ранение; уже через пару дней ему разрешили видеть посетителей, и единственным кроме следователей к нему приходил классный руководитель. В самый первый раз Бастиан жутко нервничал. Конечно, убеждений Аллоизия было недостаточно, и он до сих пор считал себя виновным в трагедии; тем более, что следователи рассказали Норману, кто именно сообщил в опеку про ситуацию в его семье. В итоге для Волнера стало приятным шоком, что тот ни в чем его не винил; вскользь Мосс даже упомянул, что давно боялся такого исхода и ожидал, что отец может сорваться в любой момент. В том числе по этой причине он также почти не бывал дома. У Нормана был удивительно сильный и живучий организм. Спустя три недели он уже мог сидеть в постели и вовсю требовал от Бастиана домашнее задание — хотя бы по его предмету. Он не мог отказать ребенку и задавал ему по несколько номеров, хоть и понимал про себя, что учебный год Норман не закончит; неизвестно сколько заняла бы полная реабилитация, но всяко дольше месяца, который оставался на тот момент от четверти. Да Волнер бы с радостью занимался с ним хоть каждый день, но нельзя было просто взять и променять уроки в школе на обучение одного только Нормана. Ему буквально хотелось разорваться и быть одновременно и там, и там. Параллельно с этим он интересовался дальнейшей судьбой мальчика. После гибели матери от рук отца у Нормана точно больше не будет официальных родителей. Бастиан интересовался этим в самый первый день, когда его вызывали на допрос — уже начали поиски ближайших родственников, и если таковых не найдется, или они откажутся от опеки над ребенком, то ему прямая дорога в приют после выздоровления. И вот прошел уже почти месяц, а он до сих пор сомневался, стоит ли заводить об этом разговор с Норманом. Уже почти месяц он сидел, крайне удрученный, по вечерам за столом и клевал носом над ужином. Аппетита у него совершенно не было, а думать о здоровом питании не хотелось, когда находились думы посерьезнее.  — Любовь моя, — однажды вечером заговорил с ним муж, — расскажи, что тебя мучает. Не могу смотреть, как ты уже какую неделю чернее тучи. Вместе проще решить проблему, ты же знаешь.  — Не знаю, выйдет ли ее решить вообще… — вздохнул в ответ Волнер, но его супруг был непреклонен и без ответа не оставил бы его в покое.  — Ты все думаешь про того ребенка, да?  — Как же ты угадал, — съязвил мужчина; Аллоизий посмотрел на него, прищурившись.  — Я серьезно. Выкладывай, что случилось. У него осложнения?  — Что ты, нет! Там скорее… в другом проблема…  — В чем же?  — Угадай, Аллоиз. У него отец под следствием за убийство матери. Родственников месяц уже ищут. Ну или они отказались от ребенка, и теперь все просто ждут, пока он встанет на ноги, чтобы…  — Так, секунду. Ты намекаешь, что… Норман его зовут, да? Что Норману осталась дорога только в приют?  — Да, но… Он говорил мне, что боится этого больше всего. Что его не заберут оттуда, и остаток детства он проведет там.  — Так давай усыновим его. Волнер повернулся к нему, непонимающе хлопая глазами.  — Ч… что?  — А я что-то не так сказал?  — Ты серьезно? Т-ты… ты правда хочешь усыновить ребенка? — неверие в его голосе нарастало, и Аллоизий даже слегка оскорбился.  — Ты что, не веришь в мои лучшие побуждения?  — Я, я верю, но… Он не понимал, радоваться ему или ужасаться, потому что разговор именно с Аллоизием по поводу возможного усыновления казался ему самым тяжелым делом — даже не с Норманом! А тут супруг взял и сам предложил это, причем с такой беззаботностью в голосе…  — Но — что?  — Ты же понимаешь, что это очень серьезное дело?  — Я взрослый человек, Бастиан, за кого ты меня держишь…  — За того, кто сначала заселил к себе едва знакомую женщину, а потом через несколько дней попросил ее выселить, потому что она действовала тебе на нервы. Шпака как будто током ударило от этих слов; он с крайне обиженным видом посмотрел на мужа.  — Эта… эта женщина не идет ни в какое сравнение с ребенком. Нашел с чем сравнить!  — Именно. С ребенком жить еще сложнее, — заметил Волнер. — С ним нужно проводить много времени, интересоваться его жизнью. Любить, в конце концов, чтобы не получилось то, что вышло с родными родителями…  — Поверь, полюбить того, кто делает твою жизнь лучше — проще простого. Вот увидишь, мы прекрасно поладим! Аллоизий улыбнулся по-детски наивно. Ох, все бы проблемы решались просто твоей улыбкой, подумал Бастиан, вздыхая. Что ж, следующей, якобы более простой, задачей было сообщить об их намерениях самому Норману.  — Ты работаешь завтра?  — Да, в дневную смену. А что?  — Можешь выделить пять минут и показаться ребенку вместе со мной? Чтобы он увидел нас обоих как родителей…  — Не обещаю, но попробую. А что-нибудь еще от меня требуется в связи с ним? От его беззаботного тона Волнер внутренне поморщился.  — Скорее всего, тебе придется взять отпуск на ближайший месяц после оформления документов. У меня самые экзамены на носу, пашем как можем, а ребенку необходим кто-то, кто будет с ним дома все время. Ты уже давно не уходил в отпуск, как будто на тебе вся хирургия держится…  — Ну вообще-то так и есть! — слегка обиженно заявил тот.  — Даже лучший хирург нуждается в отпуске. Особенно по такому поводу, — Бастиан выделил слово «такому».  — Я попробую уговорить руководство. Но ничего не обещаю, сам знаешь, что люди моей профессии нарасхват… Он очень сильно пытался скрыть недовольство тем фактом, что ему требуется брать отпуск, но Волнер все равно услышал нотки разочарования в его голосе.  — Постарайся, пожалуйста. И выделить несколько минут завтра днем тоже постарайся. Они договорились на четыре часа дня. И, к сожалению, для Волнера не стало неожиданностью, что в четыре часа дня его мужа не оказалось там, где они договаривались, а именно в детском блоке. Он попросил дозвониться до доктора Шпака и передать, что уже пора бы подходить, но сначала его не могли найти, а потом резко оказалось, что он был занят с пациентом, а заранее предупредить не смог. В общей сложности Бастиан прождал около сорока минут, прежде чем плюнуть и зайти в палату к Норману в одиночку. Как обычно, тот был очень рад посетителю. Он потянулся за тетрадкой на столике рядом, держась другой рукой за повязку на животе и морщась от боли. Конечно же, он решил все задания, которые ему вчера оставил классный руководитель. Каждый день он просил все больше, догоняя сверстников, которые уже закончили программу и написали последние контрольные. И с каждым днем чувство гордости за своего ученика крепло в душе у Волнера, постепенно смешиваясь с чувством, похожим на гордость за успехи сына, которого у него никогда не было.  — Норман, — слегка хрипло начал он, — я сегодня к тебе с одним вопросом. Как ты знаешь, сейчас решают вопрос о твоей опеке.  — Да, — печально ответил мальчик, и его математический энтузиазм мгновенно улетучился. — Интересно, кто первый откликнется — тетя Роза или тетя Марго… Удивленный тем, что Норман немедленно назвал аж двух кандидатов на опекунство, Бастиан затих и просто слушал, что ему расскажут про соперниц.  — Если это будет тетя Роза, то она заберет меня отсюда, и я больше не увижу вас и свою школу… И город тоже, скорее всего. А если тетя Марго, то… ох нет, пусть лучше тетя Роза, лучше другой город, чем жизнь с тетей Марго… Он бормотал себе под нос эти размышления, а Волнер молча надеялся, что тот факт, что ни один из родственников Нормана не подал на опекунство, действительно являлся правдой.  — …но лучше бы никто из них, вот честно… Ой, Бастиан, почему вы такой грустный? Тот негромко вздохнул. Ну и что он должен ответить ребенку?  — Я грустный, потому что ни тетя Роза, ни тетя Марго не хотят тебя забирать, Норман.  — Оу…  — Вообще я… хотел сказать тебе одну вещь. Точнее предложить. Он взял ладонь Нормана в руки, словно прося руки и сердца возлюбленной.  — Хочешь, я буду твоим родителем? Эти пять слов Волнер обдумывал с того самого момента, как впервые увидел мальчика лежащим в палате, неестественно бледного, с иглой для переливания крови в вене. Господи, думал он, какими словами донести ему, что я готов отдать свою жизнь, только чтобы с ним теперь все было хорошо…  — Вы… вы шутите?  — Нет, не шучу, — со слегка нервной улыбкой ответил учитель, умоляя про себя, чтобы этот вопрос не был насмешкой из разряда «что вы о себе возомнили, мистер классный руководитель». — Ты мне не веришь?  — Н-нет, я просто… Я не могу поверить, — губы Нормана задрожали на последних словах. — П-просто… Я с первых же д-дней, когда вы начали нас учить математике, я… Я думал, как зд-дорово было бы, если б мой отец… мой отец был таким же, как вы!  — Желания сбываются, — пробормотал Бастиан себе под нос так, чтобы ребенок это не услышал.  — В-вы меня не бросите? В… в смысле… вы не подумайте, что я вам не д-доверяю… Просто я…  — Я понимаю, я все понимаю, — Волнер уже не мог сдерживать улыбку умиления. Когда еще в жизни случалось столько угождающих ему совпадений? — Можешь обращаться ко мне на «ты». Все-таки, если мы станем не чужими людьми…  — Ой, это так непривычно… Вы, то есть ты, ты не обидишься, если я буду… путаться первое время?  — Нет, конечно, как на тебя обижаться вообще… Если бы позволило физическое состояние, Бастиан бы сгреб ребенка в объятья, но он даже прикасался к нему с осторожностью, не то что обнимать…  — А… можно вопрос…  — Да, что такое?  — Вы же не в одиночку хотите меня усыновить… А кто ваша жена? Вы говорили, что она доктор… В этот момент Волнер осознал, что не сказал Норману очень важную вещь. А именно — что…  — Ох, Норман, у меня не супруга, у меня супруг. Я замужем за мужчиной. А ведь это было еще одним аспектом, который мог бы встать между ними. Он никогда не спрашивал, как Мосс относится к однополым парам, а тот в свою очередь никогда не выказывал неодобрения… Сейчас же мальчик выглядел удивленным, но хотя бы не расстроенным. Это радовало.  — Я… я надеюсь, это тебя не очень сильно шокировало? — осторожно спросил Волнер, чувствуя себя словно перед родителями, которым он только что рассказал про свою не совсем традиционную ориентацию. Правда, в отличие от Нормана, родители отреагировали бы крайне бурно и вряд ли одобрительно.  — Да нет… Просто я даже не подумал бы, что вы… то есть ты… вот так вот… — он смутился. — Ну, значит… значит, я должен спрашивать, кто твой муж, да?  — Насчет доктора ты помнишь правильно. Вообще он должен был прийти сегодня вместе со мной, но вот… не срослось. Его зовут Аллоизий, позже я вас обязательно познакомлю.  — Алло… изий? Какое-то знакомое имя, — поморщился Норман. — Аллоизий Шпак?  — Да, а откуда ты знаешь его имя? По телевизору слышал?  — Если бы… Мама работала медсестрой. Она рассказывала отцу, что ассистировала доктору Шпаку несколько раз. — Мальчик поджал губы. — А еще что он ее облапал и говорил пошлости. Бастиан выразительно повел бровью в ответ на такие откровенные обвинения в адрес мужа.  — Интересно, — протянул он в итоге. — Я обязательно его об этом спрошу.  — Вы думаете, он расскажет вам правду? — скривился Норман.  — Из двух источников информации в живых только один. Больше слушать некого, кроме тебя, конечно. Расстались они в смешанных чувствах. Обрадованный согласием и Аллоизия, и Нормана, Бастиан был мягко говоря не готов к новостям, которые ему рассказал Мосс. Да и спрашивать мужа о слухах, которые он узнал от их будущего приемного сына, было как-то неудобно. А что, если… это был не единичный случай? Что если именно из-за коллег он так не хотел уходить в отпуск?.. Волнер силой подавил поднимающуюся волну отвращения в душе. Без доказательств глупо себя накручивать, в конце концов. Но как добывать эти доказательства, если даже самые близкие тебе люди могут тебя обманывать?