***
Четверг выдался на удивление безветренным, хотя магические синоптики уверяли всех в том, что вот-вот начнётся сезон дождей. После занятий школа всегда оставалась живой еще час-полтора, потому что выпускники начинали подготовку к поступлению и сдаче итогового экзамена с самого начала года. Хотя, стоит признать, что не только семикурсники задерживались после уроков. Тренировка накрылась большим медным тазом: за несколько часов до заката в одно из окон Хогвартса, прямо на метле, влетела некая светловолосая девушка, зовущая себя сестрой Рюноске Танаки. Она сорвала тамошнему классу урок, но оказалась безнаказанна, потому что профессор Укай «уже привык к выходкам этой сумасшедшей семейки», а потом она взяла за шкирки почти всех профессоров, включая тренера Укая, и они ушли в «Три метлы» праздновать её чудотворное возвращение, так что большая часть кабинетов оставалась пустовать, как и арена для квиддича. Некоторые ученики, вроде безумцев Ойкавы и Ушиджимы, отправились летать на мётлах в отсутствие тренера, и к ним бы обязательно добавились ещё двое заряженных ребят, если бы те не были заняты одним более важным занятием. Теплица учителя Такеды была достаточно небольшой, но всё же умудрялась вмещать в себе несколько сотен растений, распускающих свои стебли в горшках, на специальных держащих ветках, даже заползая на стеклянные стены и потолки. Воздух здесь был свежий от обилия выпускаемого кислорода, и по-особенному приятно душил. Обычно на уроках было довольно шумно, ведь учитель не отличался особенной строгостью — он, маглорождённый, даже просил учеников звать себя именно учителем, а не профессором, потому что ещё не получил докторской степени, — и все школьники считали своей обязанностью пользоваться его мягкостью и болтать, создавая безобидный гул. Но сейчас здесь буквально стёкла бились, придавленные ультразвуком. — Шоё! — орал слизеринец, пытаясь перекричать визжащую взрослую мандрагору, которая, по заверениям учителя, была способна даже убить человека, — Я сам закончу! Уходи отсюда! — Я не позволю тебе умереть, Атсуму! — кричал коротышка в ответ, вызывая у напарника смешок и волну восхищения. На втором курсе все они учились пересаживать эти чёртовы убийственные растения, и это не было чем-то опасным, но сейчас им позарез нужно было достать корень мандрагоры, чтобы сварить зелье. Для его приготовления не хватало лишь пробраться в теплицу учителя и аккуратно, не шумя и не привлекая внимания, срубить всего один коричневый корешок. Ещё один участок стеклянной крыши взорвался с громким треском, когда Мия всё же добился того, ради чего они и пошли на такой риск. Он тут же запихнул рыдающее растение обратно в горшок, и его стоны прекратили резать уши. На звук мог среагировать кто-то из учителей или, не дай бог, завхоз, так что им нужно было как можно скорее бежать отсюда. Хината случайно порезал руку, собирая разбитое стекло и думая, как его восстановить, и Атсуму вытащил палочку, произнося заклинание, быстро вернувшее окно и потолок в прежнее состояние. — Погнали отсюда, — сказал он, снимая огромные защитные наушники и кладя корень мандрагоры в карман мантии. Оба парня до сих пор были одеты в школьную форму — с окончания последнего урока прошло всего двадцать минут. Они пересекли внешний дворик школы, заходя в коридоры замка. Кабинет зельеварения вместе с приходом профессора Некоматы, который тоже ушёл в бар, перекочевал на шестой этаж здания, и лестницы до него вели самые крутые и опасные. Комната уже пропахла различными травами, которые они собирали на протяжении всей недели, чтобы при первом же удобном случае воспользоваться возможностью и осуществить задуманное. Атсуму бросил добытый материал в один из котелков, который тут же оживлённо зашипел и забулькал, начиная медленно менять цвет и запах, но не стал наблюдать за его трансформациями, сразу же берясь за второй напиток — бадьяновый. Благо, в кабинете профессора всегда были бадьян и вода. — Вот, — он протянул коротышке колбу, в которую перелил зелье, — можно выпить, а можно… хотя нет, лучше просто выпей, а то будет больно. Тебе ведь итак не очень. — Спасибо, — улыбнулся Хината, — но мне правда не особенно больно. Слизеринец проследил за тем, как тот выпил зелье, и порез на руке стал аккуратно затягиваться. Кипящая в рядом стоящем котелке вода громко булькала. — Я не хотел, чтобы так получилось, — сказал он то, что крутилось на языке с самого их побега. Извинения давались ему с трудом, так что голос звучал тихо и словно не искренне, но парень всё же был услышан. — Эй, это всего лишь шалость, — Шоё тоже не ожидал, что их небольшая весёлая задумка приведёт к крови, пускай и минимальной. А порезы… не то чтобы он никогда не чувствовал ничего хуже, — Тем более, ты всё исправил, Атсуму! — добавил он оживлённо. Слизеринец наконец поднял голову и посмотрел в глаза коротышке; счастливо улыбнулся. — Тсуму, — внезапно сказал он, не обращая внимания на неугомонное зелье, требовавшее внимания. — Что? — не понял Хината. — Зови меня Тсуму, — доверительно пояснил Мия, не прекращая улыбаться и пялиться на собеседника, который тоже, вторя ему, просиял. Разбушевавшееся зелье всё же пришлось успокаивать, переливая его часть в обычную прозрачную колбу, на глазах приобретавшую розовый цвет. Это была «Болтушка для молчунов», которую они планировали подмешать на завтрашнем ужине одному молчаливому рейвенкловцу. Точнее, планировал Атсуму, не раскрывая Шоё правды о том, насколько это окажется плачевно для собственного братца. Коротышка-то не знал, к чему именно может привести действие такого уморительного зелья для парня, из которого и два лишних слова вытянуть было затруднительно. Так что вполне обосновано было негодование Хинаты, увидевшего на следующий день публичную выходку братьев Мия, которая одному вышла триумфом, а другому — унижением. Он вышел из большого зала вслед за парнями, но не сумел войти в гостиную Рейвенкло, в которую минутами ранее вошли братья. Пятикурсник остановился прямо у входа — портрета высокой статной женщины в королевском наряде и стал ждать. Когда картина подвинулась, и из проёма вышел до сих пор посмеивающийся слизеринец, Хината тут уже уставился на него, требуя объяснений. — Мы не должны были подставлять твоего брата, — сказал он абсолютно серьёзно. И пускай это было личное дело братьев, парень всё же не мог оставаться в стороне, ведь и его усилия приложили к этому руку. — Мы всегда так развлекаемся, почему ты обеспокоен? — легко поинтересовался шестикурсник, прекративший смеяться. Он стал двигаться вниз по лестнице, но остановился и оглянулся на друга, когда тот не последовал за ним, упрямо оставаясь у входа в чужую обитель. — Потому что это было неправильно, Тсуму! У него было такое страшное лицо, когда он пошёл за тобой, так что мы должны извиниться. — Но ведь это было смешно, ты чего… — Если бы ты со мной так поступил, я был бы обижен. И это, на удивление, сработало: долгой минутой размышлений позже Атсуму всё-таки вернулся к портрету, отвечая на остроумный вопрос, заданный дамой, и та пропустила их внутрь. Атмосфера в покоях самого мудрого факультета оказалась спокойной и тихой. Стены были выкрашены в синий, растения здесь мирно росли в горшках, а не лезли на потолки, как у хаффлпафцев. Обычно здесь велись скромные разговоры учеников, что вместе делали уроки или просто были заняты своими делами, но сейчас в помещении не было ни души — все до сих пор ужинали. Атсуму снова шёл к комнате брата, из которой победно вышел совсем недавно, и, дойдя до неё и напоследок переглянувшись с коротышкой, который решительно кивнул на его безмолвный вопрос, распахнул дверь, врываясь туда, как ураган. — Прости, Саму! — громко сказал он; в глазах не было особого сожаления. — Прости, пожалуйста! — одновременно с ним крикнул Хината, заглушая шестикурсника. Осаму смотрел на них, слегка удивлённый. Он уже успокоился и просто принял выходку брата как данность, думая о том, как долго ему придётся игнорировать подколы одноклассников. — Тебя креветка заставил, да? — обращался рейвенкловец к Атсуму. — Да, — ну, по крайней мере, тот был честен. — Спасибо тебе, Хината. — Однажды я помогу Тсуму вернуть его давно потерянную совесть, — с радостью сообщил рыжий, вызывая смешки Осаму и негодующий взгляд Атсуму, буквально кричавший: «У меня есть совесть!» За прошедшую неделю они тесно сблизились, проводя в компании друг друга буквально каждый день. Слизеринец предложил парню помощь с зельеварением, когда тот вышел после урока с таким унылым видом, что у Мии сердце защемило. Они собирались после тренировки или ужина в комнате, из которой одним воскресным утром вылетел Шоё, красный, как помидор, и потом извинявшийся перед Кенджи и его сокурсником весь последующий день, который они, к слову, проторчали в библиотеке, делая уроки на понедельник. За эти несколько суток Хината наконец понял, почему все так боялись Атсуму: тот и правда бывал временами пугающим и раздражительным. А ещё шутил как настоящий стереотипный слизеринец, иногда даже так, что Дайшо просто молча курил в сторонке. — Если я за шестнадцать лет не смог, то могу только пожелать тебе удачи, — всё ещё весело сказал Осаму. Как бы брат его не злил, он всё же не мог долго на него злиться. Они либо решали всё на месте, иногда даже устраивая драки, либо просто внезапно прерывали спор, глядя на страшные морды друг друга, и просто начинали смеяться, забывая о ссоре. Такова уж была их доля. — Но всё действительно нормально. Спасибо за беспокойство, — он не уточнил, беспокойство за кого именно, но в этом и не было особой нужды. — Если я не воспринимаю твоих «попыток быть хорошим», это не значит, что не стану воспринимать чужих, — вставил Атсуму, — Тем более, доброта и наивность Шоё заразны. Хаффлпаффец не понял, комплимент это был или упрёк, так что просто промолчал. Трое школьников уютно устроились в небольшой комнате, наполненной различными магловскими штуками: в углу, на месте письменного стола, который был притеснён к краю кровати, стояла неплохая игровая приставка. Суна однажды принёс её, немного повозился с заклинаниями и заставил включиться электронику, которая в Хогвартсе обычно попросту не работала. Он познакомил друга с прекрасным миром игр, в который они втянулись достаточно быстро, так что проводили в комнате почти всё свободное время, даже не посещая Хогсмид по выходным. Часто к играм присоединялся Кенма, их однокурсник, настоящий эксперт в магловской геймерской культуре. Его родители, в отличие от почти всех рейвенкловцев, не были чистокровными волшебниками, так что поначалу он с подозрением относился к новому увлечению друзей. — А ведь когда-то и ты был добрым и наивным, — ностальгически произнёс темноволосый Мия, подняв взгляд к небу (потолку). — А ты в детстве был даже хуже меня, — тоже задумался слизеринец. — Нет никого хуже тебя, Тсуму. — Спасибо, — с улыбкой ответил он, — Таких и правда нет, но раньше — были. Помнишь, как ты постоянно злился и жаловался родителям, что я достаю тебя со своими «магловскими замашками»? Ты был настоящим чёртом. И маменькиным сыночком. — Ну и припомнил, — сморщился Осаму, садясь на свою кровать и следя взглядом за братом, который с наслаждением уселся на подоконнике рядом с Шоё. В подземелье не было окон, так что он впервые наблюдал за тем, как закат отражается в рыжих волосах, что становились буквально пропитанными огнём и жизнью. Брат снова заговорил, и Атсуму понял, что после этого разговора Хината станет ему ещё ближе, знакомясь с его семьёй. — Я не понимал твоего интереса к обычным людям, потому что родители учили, что мы не должны ими интересоваться, — словно оправдывался тот. Они впервые с самого детства прикоснулись к этой теме. — Но маглы оказались действительно интересными. — Вы говорите о них так, будто они какие-то зверушки, — слегка ущемлённо заметил Шоё, тут же забывая обо всех своих обидах, когда светловолосый шестикурсник прислонился к его плечу головой, прикрыл глаза и вздохнул. — Прости, — извинился он уже искренне, не отдавая себе отчёта в этом, и пояснил — Просто это на самом деле очень… неизведанная тема? По крайней мере, для нашей семьи. Мы и на каникулах раньше дома и в гостях у других волшебников сидели. Приходилось искать причины, чтобы выбраться куда-нибудь в город, чтобы просто прогуляться. И наблюдать за магловскими технологиями или их трудной работой, которую мы могли бы по мановению палочки закончить, — всё это так удивительно, — делился парень, не отрываясь от плеча друга и чувствуя тепло. Чувствуя доверие. — У обычных людей нет магии, но они ищут способ делать волшебные вещи. «Вау, ты сейчас тоже не пользуешься магией, но я почему-то всё равно словно околдован», думал Хината. Вслух он этого, конечно, никогда бы не высказал. — Круто прозвучало, Тсуму, — даже Осаму был впечатлен. И полностью солидарен. Время шло дальше, они плавно перевели тему, и за окном стало смеркаться. Когда Суна вернулся с ужина, неожиданные гости уже покинули комнату.***
Квоффл громко стукнулся о загонщика, и тот, потеряв равновесие, упал с метлы, зависшей в воздухе на высоте двадцати метров. Парень-пятикурсник кричал и жмурился, кажется, совершенно забыв о том, что на случай падения арена была заколдована так, что за мгновение до удара о землю ты на секунду зависаешь во времени и плюхаешься куда менее ощутимо. Атсуму оказался быстрее полёта: он, сидя на зрительских трибунах, успел среагировать и вытащить палочку из кармана куртки. — Вингардиум левиосса! — произнёс он без запинок, и неуклюжий игрок застыл в воздухе, буквально паря. Тот удивлённо распахнул глаза и уставился сначала на свои конечности, чувствовавшие поразительную невесомость, словно он настолько преисполнился в квиддиче, что сам стал мячом. А затем нашёл взглядом своего спасителя, уверенный, что если бы не его вмешательство, он бы остался инвалидом до конца жизни. — Спасибо большое!!! — крикнул пятикурсник, махая рукой в направлении Атсуму. — Я обязан вам жизнью! — Коганегава, все в порядке? — к нему подлетел другой игрок их команды, обеспокоенный, и тоже поблагодарил слизеринца. — Будьте внимательнее, — авторитетно ответил Мия, — и лети уже к метле, Конагагава, я не буду вечно держать тебя в воздухе! — Я Коганегава! — крикнул он в ответ, послушно выполняя наставление и буквально плывя в воздухе, — Коганегава Канджи! — Он всегда такой? — озадаченно спросил Атсуму у коротышки, что подлетел к нему мгновением ранее. — Да, — просто ответил Шоё, — и у него крутые блоки. — Спорим, у меня лучше? — гордо спросил шестикурсник. — Я думаю, у Тендо лучше! — и он улетел, широко улыбаясь. — Эй!.. С недавних пор Атсуму был занят покорением школьной системы тренировок по квиддичу, и сегодняшней субботой это наконец принесло свои плоды: на площадке играли команды змей и барсуков, но только не основным составом, а запасным. Директору Макгонагалл его идея пришлась вполне себе по душе, тренер Укай тоже особо не сопротивлялся — всё равно с такими же мелкими занозами заниматься, основной же проблемой стали именно основные игроки всех факультетов, которые, очевидно, были против того, чтобы их время сокращали. Атсуму, не без помощи магловских справочников из библиотеки, рассказал им о «сокращении работников» ради, как бы абсурдно это ни звучало, процветания всей компании, и на тех сработало. Выглядело это так, что на днях все капитаны команд собрались после тренировки в мужской раздевалке и вели долгие дебаты о том, что им нужно, а что нет. Ушиджима молчал, просто принимая во внимание тот факт, что всё уже решилось и думая о том, сколько времени теперь сможет уделить индивидуальным тренировкам и учёбе. Ещё ему нравилась мысль о том, что теперь он сможет вырастить фиолетовую герань. Спорили в основном Бокуто с Гриффиндора и Ойкава, но в итоге, благодаря внезапной мудрой речи Киты, те наконец сошлись в том, что такие изменения действительно пойдут на пользу квиддичу в целом. Эта новость разнеслась настолько стремительно, что к следующему дню стала буквально самой обсуждаемой вещью в школе; некоторые ребята даже подумывали о том, чтобы вернуться в квиддич. Но самым неожиданным стало то, как изменились взгляды учеников при виде Атсуму. Если раньше это были взгляды, пропитанные уважением к его семье, то теперь признавали именно его. Его личность, его старания, его вклад. Никто не жался к нему с расспросами, как это делали мелкие ребята из группы журналистов, никто не стал оборачиваться ему вслед, провожая словами благодарности; просто он чувствовал, что сделал действительно что-то стоящее. И подтверждением тому стала сегодняшняя игра, поглазеть на которую собралась чуть ли не вся школа, за исключением тех, кто отсыпался, конечно. Атсуму сидел отдельно от скопившейся толпы, на пустовавшей трибуне. Рядом с ним сидел брат, его лучший друг — Суна, трибуной выше — их капитан, Кита Шинске, и парень, тоже семикурсник, который не играл в квиддич, но всегда косвенно влиял на него. Парня звали Оджиро Аран, и, может, это было делом культуры и менталитета его родной страны, но тот действительно казался… другим? Добрым, отзывчивым, и не было в нём ни драмы, ни пафоса. Но учился на Слизерине. — Атсуму? — Да? — парень внимательно наблюдал за игрой, хоть та и казалась ему достаточно скучной и низкокачественной. Он собирал информацию о каждом игроке на площадке, укладывая её по полочкам и сразу же ставя мысленные галочки на тех, кто казался ему достаточно талантливым и умелым. — Что думаешь? — спросил Оджиро. — Отвратительно, — ответил шестикурсник мгновенно, — Бывают игры, отвратительные и дурацкие, но не потому, что игроки неумелые, а наоборот. Я слишком привык к монстрам, — он покосился на Осаму и Ринтаро, — но сегодняшняя игра на самом деле плоха. Здесь только ловцы, Куними и Хината, умеют играть. И правда: по площадке носились четырнадцать человек, совершенно не сыгранные, не привыкшие друг к другу, и даже если обладали поодиночке какими-то навыками, то те работали не за, а против собственной команды, потому что под эти умения нужно было еще подстроиться другим ребятам. Лишь у ловцов получалось проявить себя, потому что они не участвовали в общей связке, при которой ты обязательно должен отдать или получить пас, скоординироваться с нападающим или защищающим; здесь были только они, и это был бой, который они вели в одиночку. Впрочем, и такая игра была не совсем правильной: даже такие самодостаточные игроки, как ловцы, не добивались лучшего результата, просто следуя за снитчем. За ними всегда ожесточённо вёл охоту бладжер, задача которого заключалась лишь в одном — не дать выиграть не просто сопернику, ведь мяч не мог допустить ничьей победы в принципе. И здесь любой, кто хотел тягаться с убийственным бладжером, должен был играть в связке с загонщиком. — Знаешь, Атсуму, — шестикурсника каждый раз передёргивало, когда Аран называл его по полному имени, а не прозвищу, — когда ты учился на четвёртом курсе, мы однажды посетили твою тренировку. Тогда ты, гений, играл далеко не лучше этих ребят. Хината вынырнул из облаков, которые занимали весь небосвод, не пропуская утреннего солнечного света. Снитч нёсся на бешеной скорости прямо перед его вытянутой рукой, и он почти коснулся его, когда парня наконец нашёл бладжер, не смевший сунуться в тучи. Мия напрягся, наблюдая за движением и понимая, что сегодня его коротышка триумфа не добьётся. С трибун игра раскрывалась в новом свете, и видно было всё: и напряжённое лицо ловца, понимавшего, что беды не миновать, но ничего не могущего с этим поделать, потому что вот — только чуть поднажми! — и снитч окажется в его руках. Но ему оказали помощь в последний, самый нужный момент, отбивая бладжер битой с таким размахом, что тот улетел к самой земле. Коганегава, тот самый загонщик, упавший с метлы получасом ранее, улыбнулся и впёрся взглядом в ловца, за которым теперь оставался финальный шаг. При виде этого внезапного взаимодействия Атсуму изменился в лице, обессиленно мрачнея. Это он должен был играть с Шоё, расчищать ему путь и раскрывать потаенный потенциал. Он, а не какой-то неуклюжий пятикурсник. — Но ты всё же сумел удивить нас в тот день. Хината понял, что выбора больше не оставалось, ведь снитч обладал своей собственной волей, но сейчас упрямо не хотел ложиться ему в руки, то взлетая выше, то опускаясь. Сейчас мяч поднялся на метр выше головы парня, и он смотрел на него, не отрываясь, и сделал первое опасное движение — оторвал руку от дерева, аккуратно меняя положение корпуса и поднимая ногу, чтобы секундой позже поставить ее на метлу. Он сел на корточки, медленно отпуская и вторую руку, пока метла продолжала лететь. — А на следующий год ты перебрался из запаса в основной состав. Коротышка поднялся в полный рост, стоя на метле. Толпа на трибунах затихла. Игроки оторвались от забивания очков. Всё внимание было приковано к Шоё. Мгновение — и толпа взревела, удивлённо и восхищённо ахая, когда парень всё-таки взял в руку снитч, прикованный к нему взором, прежде чем победно поднять руку вверх, вызывая ещё большее ликование зрителей. Атсуму не успел должным образом восхититься и насладиться моментом, потому что сразу же после этой своей выходки рыжий всё же свалился с метлы, отпуская и шарик, и собственное тело. — Вингардиум левиосса! — выкрикнул слизеринец уже второй за сегодня раз. Он не на шутку испугался, как и все внутри арены, но быстро вспомнил, что палочка была прямо у него на коленях, и заставил Шоё застыть в пространстве. Он смотрел прямо на него, и физически их разделяло не менее пятидесяти метров, но духовно они были связаны, как никогда прежде. Потому что Мия старался, трудился ради того, чтобы внести вклад в квиддич, чтобы быть полезным, это была действительно правда, но она канула в лету, когда Хината, застывший в воздухе вниз головой, лучезарно улыбнулся ему, и в жест этот было вложено столько чувств, что Атсуму мгновенно позабыл обо всём на свете. Включая заклинание. Коротышка всё же свалился на землю, благо, не понёсший особого ущерба. Он до сих пор улыбался, счастливый, и вокруг него столпилась вся команда, хлопая того по спине и говоря что-то о его крутости. — Так что смотри в оба. Не все монстры похожи на тебя, — полушутя закончил свой обрывистый монолог Аран, поднявшийся с места. За ним встал и Кита, и те покинули арену для квиддича, ступая по каменной дорожке обратно в замок, пока все остальные остались обсуждать произошедшее на месте. — Ты выглядел безучастным и холодным, как обычно, — сказал он другу, — но я знаю, что ты чувствовал гордость. — Почему же? — спросил Шинске. — Потому что я чувствовал то же самое. Шёл их последний год учёбы в Хогвартсе. После летних каникул команда Слизерина заметно поредеет, когда из школы выпустится почти вся его основа: Куроо, Дайшо, Тендо, он сам. И это вполне закономерно и логично, что капитан уже задумывается о том, кому передаст свой пост в следующем году. По негласному одобрению все считали, что этим человеком будет Атсуму, но Шинске до сих пор сомневался, ведь тот был ещё слишком импульсивным и незрелым, чтобы доверять ему целую команду. А ещё был Сакуса, пускай ещё более мрачный, чем загонщик, и был Футакучи, который, скорее всего, одним из первых займёт место в основе, когда оно освободится. Оба варианта были более предпочтительными для него, как для капитана. Но за последнее время его мнение круто перевернулось. Атсуму Мия, заносчивый, высокомерный и не умеющий спокойно выносить чужую критику, использующий игроков, как обычное оружие, стал меняться. Он не совсем понимал, с чем это связано, но всё же Аран был прав в своём суждении. Да, всё-таки он гордился. Чертовски гордился.***
Время понемногу начинало близиться к закату. В Хогсмиде уже значительно похолодало: солнце с самого утра скрывалось за серыми тучами, принёсшими в деревушку и её ближайшие окрестности ледяные ветры. Волшебники сновали по магазинам и кафе, одетые уже в более тёплые вещи, кто-то даже вытаскивал шарфы. Запах горячего кофе распространился по всем улочкам. В пабе же пахло алкоголем и лёгким дымом — в нескольких каминах горели дрова, отапливавшие одно огромное помещение, внутри которого сегодня было на удивление комфортно. Здесь, на проводы, собрались шестеро школьников. Они расположились за круглым столом, на котором стояли почти допитые кружки со сливочным пивом, пенка которого всё не заканчивалась. Но помимо провожания двух друзей у них был ещё один повод для встречи, так что вечер был достаточно атмосферным. — Я помню вас ещё маленькими злобными детишками… — Футакучи был не пьян, но у него слезились глаза, однако он продолжал свой тост, — а через несколько часов вам уже будет семнадцать… — Не говори так, будто ты старше нас, — одновременно вставили братья Мия, сидевшие по разные стороны от друга детства. — Семнадцать, сука, а вы остались всё такими же злобными детьми, — цыкнул он, но весёлого настроя не лишился, — В общем, с наступающим днём рождения. Они чокнулись стаканами, когда был закончена последняя на сегодня поздравительная речь. Здешнее пиво было довольно детским и не опьяняло особо, но Атсуму с Шоё все равно предпочли обычный тыквенный сок. Впереди у них была целая бессонная ночь, и любое помутнение сознания могло стать роковым. Стол был маленький, так что все парни сидели друг к другу максимально близко. Хината касался предплечьем локтя Мии, немного зевая. Он ещё не поздравлял его, решив, что сможет сделать это непосредственно в двенадцать часов, но успел произнести речь благодарности за сегодняшнюю тренировку, после которой его, к слову, стали даже воспринимать иначе, чем «какого-то новенького». — И всё же, — на удивление без подтекста и спокойно спрашивал Дайшо, чья семья тоже издавна дружила с Миями, — зачем вы сбегаете ночью? Что за приключение? — в тоненьких глазах читался неподдельный интерес. — Просто путешествие, — ответил шестикурсник, улыбаясь, — пробуем молодость. — И свою устойчивость, — добавил Шоё. На самом деле, Хината ещё даже не рассказал той самой причины, по которой вызвался домой. Видимо, это было не так срочно, потому что в таком случае он бы отправился в Лондон ещё неделю назад, но от идеи не отступался. Просто ему нравилась идея разделить эту поездку со слизеринцем. — Неправда, — вклинился Футакучи, поднимая указательный палец вверх, — на самом деле они летят на романтический курорт, ловя последние тёплые деньки. Сугуру широко ухмыльнулся и кинул взгляд на Осаму, который увлечённо обсуждал что-то с Суной. — Что? — спросил он, — Кенджи лучше их знает. Значит, говорит правду. — Эй! — Слышали? Я говорю абсолютную правду! — Боже, — мучительно выдохнул Атсуму, — за что мне такие друзья?.. Вопрос так и остался без ответа до конца посиделки. Спустя ещё полчаса, когда все напитки были допиты, а темы для обсуждения и подколов исчерпаны, ребята стали собираться. Проводили двух друзей, вооружённых лёгкими рюкзаками, и разминулись среди поляны, на которой коротышка с Мией сели на мётлы и, махая руками на прощание, отправились в путь. Футакучи не торопясь вернулся в школу в сопровождении трёх друзей. Рейвенкловцы шли поодаль, беседуя вдвоём, а они с Дайшо обсуждали сегодняшнюю тренировку. С последним он распрощался в подземелье, когда тот ушёл в комнаты Слизерина. Сам же Кенджи повернул в сторону гостиной Хаффлпаффа, где его уже ждал незнакомый парень. — Ты же Тадаяма? — Да, — смеялся тощий пятикурсник, — Тадаши Ямагучи, — он произнёс кодовое слово, и портрет пропустил их в помещение, откуда они отправились прямиком в его комнату. Размером здешние несильно отличались от слизеринских, но атмосфера в них была совсем другая: и цвета, преимущественно жёлтые, усеянные лианами, что росли на стенах независимо от того, хотели этого ученики или нет. Возможно, на то была воля самой покойной Хельги Хаффлпафф. — Вот, — Ямагучи указал рукой на горшок с подсолнухом, стоящим на тумбочке рядом с кроватью его сожителя. — Этот цветок Хината принёс с собой из дома. Думаю, сгодится. Ну, он говорил, что всё сработает. — Отлично. Кенджи направил подготовленную палочку в сторону цветка, произнося давно известное заклинание и держа в голове образ улыбчивого коротышки. Подсолнух трансфигурировал в нескладного рыжего парня с немного кривыми конечностями, с чертами лица реального человека, но всё же безжизненного. Он поднял этот «манекен» и переложил на кровать, укрывая одеялом. План был таков, что он сделает копии друзей на случай, если кому-то из других школьников или, на что они надеялись меньше всего, декану приспичит в голову устроить рейд по комнатам. Такое случалось примерно два раза за семестр, и они не могли рисковать облажаться, если это всё же случится именно на этих выходных. — Вау, — прокомментировал Тадаши, — я думал, для этого потребуется приворотное зелье? — А, нет, — легко ответил Кенджи, знавший и любивший такую сложную науку, как трансфигурация, — оно бы не сделало из неживого живое. Да и если бы сделало, наш «манекен» сейчас был бы не безмозглой куклой, а чёртовым Хинатой. — Понятно. Между ними повисло ожидаемое молчание. Слизеринец сделал то, что должен был, и собирался уходить, когда из-за спины внезапно послышался голос. — Ты не против, если я спрошу ещё кое-что? — он дожидается, когда к нему оборачиваются и кивают, — Ты его друг, так что… Могу ли я доверить Шоё Атсуму? Кенджи закатывает глаза, но всё же понимает, почему тот задаётся таким вопросом. — Не подумай, просто я правда не знаю, после всего, что случилось с Хинатой… — Не надо, — прерывает его Кенджи, — я не люблю лезть в чужую подноготную. Что бы с ним ни случилось, я знаю Тсуму. Он не плохой, — он немного осекается, — В мире вообще нет ничего исконно плохого, если копать глубже. Но и хорошим его не назовёшь, да? — парень усмехается. — Просто, отвечая на твой вопрос, могу ответить одно: Тсуму меняется из-за коротышки. А может и ради него. — Тогда я рад, что они стали дружить. На самом деле Хината даже более стеснительный и замкнутый, чем я, и сейчас, с приходом Мии, он становится всё более открытым и улыбчивым. Таким, каким и должен быть. — Приму к сведению, — сказал Футакучи, не вполне понимая, зачем ему эта информация. Он ведь не несёт ответственность за этих двоих. — Если это всё, то до встречи. — Ага, — Тадаши улыбнулся и проводил его из спальни. — Спасибо тебе. Слизеринец покинул чужие владения со странным чувством внутри. Ему открылись знания, которых он знать не должен был, и это заставляло его чувствовать себя так, будто он подписал некий важный документ, от которого зависели чужие судьбы. Ответственность. Неприятное чувство. Повторяя свои недавние действия, волшебник превратил чёрный мешок с мусором в копию Атсуму. — Поделом тебе, — сказал он в лицо этой самой копии, скрывая того под тонким зелёным пледом, и рассмеялся, представляя реакцию друга, когда тот отменит заклинание с чертового мусорного пакета. Солнце за тучами давно уже село, и сейчас за окном стояла темень. Ветер становился всё твёрже и сильнее, его свист и сквозняк чувствовались даже из подземелья. Из магического радио передавали вечерние новости и прогноз погоды на ночь: ближе к полуночи ожидался первый осенний дождь.