Неправильный

      Белкет уже давно привык к тому, что собратья косо посматривали на него. Шептались за его спиной, называя странным, неправильным, не таким, как они. Очевидно, так оно и было в действительности, вот только Белкета это никогда не беспокоило и не вызывало в его сердце ни малейшего отклика. Он продолжал оставаться собой; продолжал оставаться верным себе. И не обращал внимания на пересуды остальных.       Большую часть времени он проводил в одиночестве. В тишине и покое обширной библиотеки или в аскетичном отшельничестве своего дома. За размышлениями и созерцаниями наедине с собой он чувствовал себя более чем удовлетворительно и самодостаточно, не испытывая ни стеснения, ни сомнений, ни проблем. А когда выдавалась возможность — и того вовсе старался спускаться с Небес на землю, путешествуя по землям Империи Шантири. Далеко не так, конечно, как будет ему предстоять путешествовать в далёком будущем, но всё же не задерживаясь надолго на одном месте.       Подобная любознательность и повышенный интерес среди ангелов не приветствовались. Но Белкет в их глазах был чудаком, едва не безумцем, и их косые взгляды были пропитаны снисхождением и презрением, до которых Белкету не было дела. Гнить и прорастать в догмах и добровольной зашоренности его беспокойный, мечущийся, ищущий дух не хотел, и снова и снова ангел расправлял сильные крылья, плавно опускаясь на них вниз.       Отчасти это было похож на побег. Белкет и сам чувствовал себя схожим образом. Покидая цитадель Небесного Города, он чувствовал себя легче и спокойнее. Словно и вправду вырвался на свободу после долгого заточения. Однако стоило его ногам коснуться твёрдой почвы земли, как Белкет гнал прочь тяжёлые мысли, освобождая свой разум и сердце для нового опыта.       Кто бы мог подумать, что в этот раз этот опыт будет таким… внезапным и необычным.       Очередное путешествие привело Белкета на самый север полуострова Эриш. Храм Илата, посвящённый Дракону Воздуха, как и полагается, стоял на самой высокой точке этой местности, среди невысоких холмов, едва тянущих на звание гор. Однако живущим в окрестностях людям хватило и их, чтобы поставить храм своему божественному покровителю, и судя по тому, как хорошо продувался храм ветрами, Илат благословил святыню, посвящённую ему.       Белкет вошёл в храм. Как и большинство храмов Илата, внутри он не был богато украшен. Не было ни росписей, ни фресок, лишь строгий минималистичный аскетизм, символизирующий, впрочем, не так серьёзность самого юного из всех Драконов, как, скорее, его неусидчивость и ветреность. Богатства же и массивные украшения лишь обременяют, стесняют беспокойную душу, что всё время стремится вперёд, в путешествия, а потому предпочитает она ходить налегке, босиком и без ничего. Собственно, это главная причина того, почему и жрецы Илата всегда были босы и одеты в простые потёртые одежды бродячих магов и монахов.       Белкет несколькими уверенными шагами прошёл от входа вглубь храма. Во время своих путешествий он всегда заходил во все храмы, неважно, какому Богу-Дракону они были посвящены. В каждом из них ангел искал ответы на свои вопросы; в каждом втайне надеялся найти понимание собственной природы и примирение с собственной сутью. Он знал — чувствовал, — что его связь с Эльратом мизерна, почти ничтожна, хоть и был Белкет порождён самим Драконом Света. Поэтому и искал он благословения других Драконов, тем самым желая постичь самого себя и своё место в мире. Пока что всё было безрезультатно, но Белкету нечего было отчаиваться, как и некуда было спешить. — Необычного гостя Илат привёл в свою обитель, — негромкий ровный голос здешнего жреца, раздавшийся сбоку, вывел Белкета из мимолётной задумчивости, заставляя повернуть голову и впиться взглядом в достаточно высокую поджарую фигуру человека.       А точно ли человека?.. — Ангелы редко почитают нас своим визитом, — добродушно усмехнувшись уголками губ, по-своему тот истолковал мелькнувшее замешательство на лице Белкета. — По правде говоря, ты первый из них, кто снизошёл до посещения сей скромной обители.       Белкет чуть свёл светлые брови на переносице. Он сам толком не понял, что именно так скоро и упрямо настораживало его в расслабленной, но в то же время уверенной фигуре жреца. Был тот, вроде бы, самым обычным человеческим мужчиной — Белкету уже далеко не раз доводилось иметь дело с родом человеческим, чтобы судить о подобных вещах. И всё же было что-то смутно неправильное в жреце, и Белкет присмотрелся к нему внимательнее. — Путешествия толкают меня на посещение самых разных мест, — сдержанно и туманно ответил Белкет, дабы заполнить тишину и поддержать беседу. — Понимаю, — жрец кивнул головой. — Илат покровительствует таким, как ты. Но будь осторожен: я слышал, Эльрат достаточно ревнив. — Не думаю, что он заметит моё увлечение, — Белкет скривил губы в усмешке и скрестил руки на груди. — У нас с ним трудные отношения. — Как любопытно, — тёмные глаза жреца взблеснули живым интересом, и Белкет зацепился за эту деталь. — Ты первый ангел, которого я встречаю, что так пренебрежительно отзывается о своём отце. — Не думаю, что тебе доводилось знать много ангелов, — Белкет впился взглядом прямо в глаза жреца. Те были чёрными, словно две бездны, и такими же безжизненными. А ещё за всё время жрец так ни разу и не моргнул. — В противном случае, вряд ли стоял бы сейчас здесь и выдавал себя за жреца, безликий. — Йорген, — не поведя и бровью, словно не его тут только что обличили, педантично произнёс он. — Я предпочитаю, когда меня называют Йорген, — Белкет зачем-то согласно кивнул, принимая условие собеседника, а тот окинул его задумчивым взглядом. — Надо же, ты раскрыл меня даже быстрее, чем я предполагал. Придётся лучше поработать над этим, — теперь уже Йорген кивнул сам себе, отворачиваясь от ангела и делая шаг в направлении алтаря.       Странная смесь эмоций ворохом поднялась в душе Белкета. Было в ней любопытство и удивление, некая растерянность и настороженность, но, к его изумлению, ни тени праведного негодования и возмущения. От встречи с безликим кровь в его жилах не закипала от гнева и в слепой ярости не хотелось бросаться на сына Малассы с целью уничтожить его. Хотя, конечно, образ и роль, которые безликий выбрал в качестве удобной маски, несколько напрягали. — Даже боюсь представить, чему ты, в таком случае, учишь свою паству, — всё ещё держа руки скрещенными на груди, с нотками осуждения в голосе обратился к «жрецу» Белкет. Тот остановился почти у самого алтаря и медленно обернулся. — Так приходи на службу и послушаешь, — с лёгким азартным весельем и самую малость с насмешкой произнёс он, на что ангел ответил возмущённым фырканьем. — Одежды жреца Илата едва ли идут сыну Малассы, — уязвлёно парировал Белкет, и тут же внутренне напрягся от собственных слов, отчётливо слыша в них эхо слепого высокомерия собратьев. — То же самое могу сказать и о тебе, — не поведя и бровью, невозмутимо произнёс безликий. — Не престало сыну Эльрата метаться в поисках понимания того, кто он есть.       Это был достойный ответ — Белкет не мог не признать это. Более того, несмотря на то, что Белкет был ангелом, ответ был на удивление безобидным и даже почти таким же мягким, как совет — безликий держался с собеседником удивительно спокойно. Не проявлял ни неприязни, ни враждебности, даже никакого вызова не было в его словах или действиях. Он просто с внимательным спокойствием смотрел в его лицо, скользил взглядом по его фигуре, но даже не пытался никак спровоцировать или вызвать его на конфликт. Это удивляло, в некотором роде можно было даже сказать, что это интриговало, вызывало любопытство. Не то чтобы Белкет был знаком с большим количеством безликих, однако всякое взаимодействие детей Малассы с детьми Эльрата всегда было обозначено взаимным напряжением, недоверием и искрящей в воздухе враждебностью.       С безликим, назвавшимся Йоргеном, ничего подобного не было. И это действительно удивляло. — Тьма не ведает истины, — словно (хотя не факт, что «словно») читая его мысли, флегматично произнёс Йорген. — Безликие не ведают истины. Мы лишь даём вам то, что вы ожидаете увидеть от нас. — Необязательно было лазить в моей голове, — Белкет недовольно скрестил руки на груди. — А с чего ты взял, что я делал это? — Йорген пожал плечами. — Вы, ангелы, слишком предсказуемы. Хотя не стану скрывать, ты меня удивил. Любой на твоём месте тут же накинулся бы на меня с клинком чистого Света, дабы изгнать, как вы там любите повторять? Вероломного слугу тьмы, совращающего разумы невинных? — и прежде чем Белкет успел открыть рот, чтобы что-то возразить, хмыкнул, слегка приподняв уголки губ вверх: — Вы даже не догадываетесь, что даже тени невинности у большей части из приходящих сюда нет вовсе. Не представляю, каким бы шоком это стало для ваших поборников Истины. — А уж каким шоком для них бы стало, если бы они взглянули сами на себя со стороны и посмотрели, во что превратились, — не то чтобы Белкет хотел произносить это вслух, однако слова сами сорвались с его губ.       Во взгляде Йоргена мелькнуло лёгкое удивление, тут же сменившееся любопытством. Он едва заметно наклонил голову вбок и окинул собеседника заинтересованным взглядом. — Надо же, ты и вправду отличаешься от своих собратьев, — в конце концов резюмировал безликий. — Первый раз встречаю ангела, который так еретично отзывается о других ангелах, — едва слышная насмешка мелькнула в его голосе, но она вовсе не задела Белкета. — То же самое могу сказать и о тебе, — вместо этого парировал он, и взгляд Йоргена стал ещё чуточку заинтересованней — разговор повторял практически дословно реплики, с которых начался, вот только теперь они произносили их в зеркальном отражении. — Ты первый безликий, который говорит о себе в единственном числе и с которым можно нормально поговорить, не разгадывая ребусы бесконечных иносказаний.       Йорген негромко рассмеялся, довольно прикрыв глаза. Собеседник, пусть он и был ангелом, определённо нравился ему всё больше и больше. — Подловил, — признал безликий, и это признание, вопреки ожиданиям, вызвало в нём волну почти азартного удовлетворения, которое с ним тотчас разделили собратья, отзываясь на него ропотом настороженности и предупреждения. — Кажется, мы провели слишком много времени среди детей Илата. — Похоже на то, — губы Белкета и сами медленно, но верно расползались в стороны. — Маскировка хромает, стиль общения тоже не тот. Смотри, Йорген, как бы не принесло это тебе неприятностей. — Я учту твои замечания, — чопорно отозвался безликий, поддерживая чужую игру.       Определённо, для него это был не менее странный и удивительный разговор, чем для Белкета. Ангел, который не просто не бросается на него с мечом и громкими обвинениями, а спокойно беседует как с равным, казался чем-то диковинным. Никто из его братьев ни разу не встречался с подобным, а потому слышал он их настороженный удивлённый шёпот, обсуждающий чудного собеседника. Сам же Йорген — ещё и осматривал его внимательным взглядом.       Долгим и задумчивым взглядом он провёл его спину и ещё какое-то время смотрел на то место, где ангел стоял, так и не удовлетворив цель своего визита. Впрочем, Йорген не сомневался — Белкет вернётся сюда ещё не раз. А значит, они определённо смогут встретиться снова.       Случайным знакомством их общение и вправду не ограничилось. Странным образом принадлежность к враждующим лагерям, мнящим себя кровными врагами, не прервала, а лишь сильнее начала подпитывать взаимный интерес, который они вызывали друг у друга. Неправильный ангел и необычный безликий — узнай кто-то об их встречах и долгих беседах, точно не поверил бы своим ушам и глазам (и правильно поступил бы, вообще-то). А уж если бы ангелам стало об этом известно… Что ж, Белкета точно незамедлительно прилюдно клеймили бы еретиком и предали бы пыткам очищающего Света — даже происхождение и факт создания Эльратом-отцом не спасли бы его от жестокой участи.       Собратья, впрочем, по-прежнему ничего не знают, а отцу всё также нет дела ни до одного из них. Он — не Маласса, не мать, которая даже отдалившись от своих детей, всё равно продолжала быть с ними. Ещё один камень в огород догмата о вероломности и лживости Драконихи Тьмы — и очередная «вопиющая» ересь, разумеется.       Впрочем, от общения с безликим, которое, кстати, оказалось вполне себе сносным и очень даже интересным, Белкет не чувствовал себя ни еретиком, ни предателем. В конце концов, он по-прежнему оставался ангелом, — к вящему неудовольствию собратьев — а значит, воля его и убеждения были сильны, и Йорген, даже если бы ставил себе такую цель, не смог бы сломать их, не уничтожив его.       Однако Йорген, странным образом, ни разу не попытался сделать это. Он просто не ставил себе цель как-либо навредить ангелу или хотя бы попробовать изменить его сознание. Нет, вместо этого он принимал его таким, каким тот был, словно был не заклятым врагом, а, скажем, одним из детей Илата или Силанны, к которым Йорген был так расположен. — Мои братья говорят мне остерегаться тебя, — когда Белкет почти в шутку озвучил своё удивление, признался Йорген. — Они постоянно говорят мне избавиться от тебя. Но я не хочу делать этого. Потому что я вижу — ты — не такой же как другие ангелы. С тобой даже можно договариваться.       Белкет на это лишь хмыкнул, скрестив руки на могучей груди. До чего он дожился — договариваться с безликим! Одна только мысль должна была нести клокочущее в груди возмущение, но вместо него, почему-то, на губы лезла только глупая улыбка и хотелось смеяться. Наверно потому, что и Йорген был безликим, с которым можно было просто вести философские длинные беседы, сидя на крыше храма Илата, где он числился одним из жрецов, и глядя на звёзды. И ему не надо было ничего доказывать, не надо было ни в чём убеждать. И уж тем более его сложно было упрекнуть в еретичности, ну, хотя бы потому, что не все мнения, отличающиеся от ангельских догматов, априори были еретичны.       С Йоргеном — какой кошмар, ну! — просто было удобно. И ни с кем из собратьев Белкет не чувствовал себя так легко и спокойно, как с этим безликим. С которым можно было просто говорить. Никто из ангелов не понимал и не принимал Белкета так, как этот безликий, и иногда он на полном серьёзе ловил себя на мысли, а точно ли он должен был родиться ангелом, а не одним из сыновей Малассы? Ну, или на худой конец, кем-то из людей, просто чтобы не чувствовать этого постоянного осуждения и не считать собственный дом темницей, из которой хочется сбежать при первой же возможности.       В любом случае, общение с Йоргеном для изолированного, одинокого Белкета стало глотком воздуха, и он солгал бы — чего ангелы делать априори не умеют, — если бы сказал, что не привязался к нему. Равно как и не переосмыслил в очередной раз предубеждённость ангелов к безликим и их ненависть к ним же. Ненависть, настолько сильную, что сдерживать её стало практически невозможно. Что значило лишь одно — бессмысленная, бесполезная война, которой они так долго искали повод, готова была разгореться в любой миг, даже если повод так и не будет найден. — Тучи сгущаются, — глядя на догорающий закат, в очередной раз встретившись с Йоргеном, задумчиво протянул Белкет, и в голосе его звучала меланхоличная печаль. — Мои братья не смогут больше терпеть — теперь это вопрос времени, когда их гордыня обернётся против них.       Возможно, в некотором роде это было предательство, но Белкет не мог молчать. И дело было даже не только в его… дружбе — мог ли он назвать периодические встречи с Йоргеном этим словом? — с безликим. Дело было в том, что Белкет был тогда, когда мир был разрушен и сотворён вновь. Он был тогда, когда безликие помогли демонам скрыться, и он знал, что это было необходимо. Без этого предательства мир уже давно ушёл бы сам в себя, и всё было бы напрасно. Но ангелы в своей гордыне и догмах были слепы, и все как один, как стадо глупых упрямых баранов, талдычили, что Тьма должна быть уничтожена и рассеяна. Тупоголовые идиоты, не понимающие, что без Тьмы и Свет потеряет всякий смысл. Но глупость и высокомерие их были так велики, что вот-вот готовы были начать они войну, и Белкет просто не хотел повторения тех дней, которые до сих пор не были забыты им.       А ещё, ладно, он просто не мог смолчать перед Йоргеном. Он не мог не предупредить хотя бы его. — Свет никогда не будет знать покоя пока не станет единственной господствующей силой, — в ответ после долгого молчания философски изрёк Йорген. Даже если он и был удивлён порывом ангела, он никак не показал это, но Белкету почему-то почудилась проскользнувшая в его словах благодарность. — И первой его ненависть на себе всегда познаёт Тьма. Вот только почему Он так уверен, что Она слаба? — Живущим во Тьме, рождённым из Неё, никогда не понять того, как ослепляет Свет, сжигает изнутри, не оставляя по себе ничего, — со спокойной обречённостью ответил ангел. — Лишь упрямство и гордыню, и непоколебимую уверенность в истинности только собственного мнения — единицам дано понять и осознать, к какому горю и беде ведёт это. Но разве станет большинство слушать нас?.. И без того еретики мы в их глазах, утратившие веру и благословение Эльрата.       На мгновение Белкет замолчал, продолжая в задумчивости смотреть вперёд. Светило окончательно скрылось за линией горизонта, и лишь остаточные лучи его прощальным заревом растеклись по кромке небес, выкрашивая края тонких длинных облаков в оранжево-пурпурный. — Впрочем, — губы ангела скривились в горькой усмешке, — можно подумать, когда-нибудь оно у нас вообще было. Как и было хоть какое-то дело отцу нашему до нас. — И что ты будешь делать дальше? — Йорген в лёгком любопытстве слегка склонил голову набок, не мигающим взглядом посмотрев на собеседника.       Тот молчал долго, и вечерний ветер печально колыхал его неправильно-, недостаточно-белые перья на сложенных за спиной крыльях. Тьма поглощающих остатки света сумерек отражалась в его глазах, прежде чем он закрыл их и сделал глубокий вдох. — Я вынужден буду сражаться, — без охоты ответил он. — Хотя я считаю эту войну бессмысленной. Но моё призвание зовёт меня взять меч и идти в бой. И я не знаю, как скоро отчаяние поглотит меня настолько, что заглушит голос призвания и разорвёт окончательно все нити, связывающие меня с собратьями и родиной. А быть может, клинок кого-то из твоих братьев или твой собственный оборвёт мою нить ещё раньше, завершив все мои страдания — этого не ведаю я, друг мой.       Йорген лишь молча кивнул, ничего не говоря в ответ. Белкет не сомневался — он всё понимал. Сам был в схожей ситуации, вот только Белкету не было никакого дела, как и никакого сочувствия или гнева зреющей мстительности до всех его собратьев, убитых безликими. А вот Йоргену наверняка будет. Ведь все они связаны друг с другом, и ангел мог лишь представить, как, должно быть, сильна боль и тоска, когда чужая смерть ощущается как собственная. И ладно, если смерть быстрая и безболезненная относительно, но Белкет не обманывался насчёт милосердия ангелов по отношению к пленным, к примеру. Или к тем, кого добивать будут прямо на поле боя. Или… — Я бы не хотел, чтобы всё так закончилось, — неожиданно даже для самого себя вдруг признался Белкет. — Но, кажется, разрыв неизбежен. — Только если ты сам так считаешь, — с привычным флегматизмом пожал плечами Йорген, и ангел посмотрел на него с удивлением. — Добавляя бескомпромиссную моральную окраску, вы лишь всё усложняете, — словно он был неразумным дитём человеческим, пояснил безликий. — Но если в тебе нет ни ненависти, ни желания сражаться — почему я должен ненавидеть тебя в ответ и считать своим врагом? Всё зависит от точки зрения и от выбора, который за тебя или меня никто не сможет принять. И если ты примешь решение остаться моим другом, то даже расставшись на много веков, мы встретимся вновь теми самыми друзьями, которыми расстались — всё куда проще, чем вы пытаетесь навязать даже самим себе.       Белкет тогда ничего не ответил. А пару дней спустя, как он и предполагал, началась война. С Йоргеном дороги их разошлись — Белкет ушёл ещё до подписания Сумеречного Завета, отчаявшийся и отверженный, и судьба безликого была неизвестна ему. Однако у Асхи определённо было своеобразное чувство юмора, так что спустя пять с половиной веков пути их вновь пересеклись, когда в окрестностях Нар-Эриша появилась юная и беспокойная убитая и воскрешённая Анастасия Грифон в сопровождении одиозных беглецов из застенок имперской инквизиции. — Меньше всего я ожидал встретить тебя здесь, — ирония ситуации, вообще-то, не укрылась от Белкета — храм Илата, в котором они когда-то познакомились, находился лишь немногим севернее этих мест. — Однако разом с тем именно отсюда всё и началось. — История циклична, — паря на сильных перепончатых крыльях, украшенных Очами Малассы и обращая на скрытое капюшоном лицо равнодушную белую маску безликого, флегматично, как и всегда, откликнулся Йорген. — Многие вещи происходят неожиданно, но если задуматься — приходит понимание, что они вполне ожидаемы и закономерны.       Белкет усмехнулся под капюшоном, и спокойное тепло на мгновение окутало его холодное небьющееся сердце. За столько столетий всё изменилось до неузнаваемости — и только Йорген, кажется, остался неизменным — разве что только сильное тело расчерчивали теперь светлые шрамы ожогов, оставленных чистейшим Светом. Или же он просто хотел его таким видеть после столь долгой разлуки?.. — Я ведь когда-то тебе говорил, — словно читая его мысли (а точно ли «словно»?), отозвался безликий. — Всё зависит от того, каков будет твой выбор. — Необязательно было лазить в моей голове, — не скрывая улыбку ни в голосе, ни на губах, скорее просто для проформы фыркнул ангел, на что его собеседник откликнулся всё с тем же нагским флегматизмом: — А с чего ты взял, что я делал это? — расслышать эмоции в голосе безликого было практически так же просто, как разглядеть эмоции на его неподвижной маске, но Белкету упорно слышалась ответная улыбка в его ответе.       Он протянул вперёд руку, и во взгляде тёмных прорезей мелькнуло — как и в самый первый раз — лёгкое любопытство. Йорген, не колеблясь, протянул руку в ответ, скрепляя предложенное рукопожатие. И вместе с этим безмолвным свидетельством неугасшей дружбы он мог поклясться, хоть Тьма, конечно, не знает истины, что слышал негромкие слова: — Рад снова видеть тебя, друг мой.