Неправильный

      В старых руинах удивительно тихо. Они поросли мхом и травой, по камням ввысь вился дикий плющ. Камни, что некогда были ступенями, потрескались и местами обвалились под давлением времени и пробивающихся сквозь них растений. Ступать по ним следовало очень осторожно, ведь одно неловкое неверное движение грозилось обернуться как минимум вывихом. Белкета, впрочем, подобное не пугало.       Он парил над обвалившейся лестницей, пристально вглядываясь в скрытый зеленью камень. Когда-то здесь, очевидно, был храм или жилище жрецов — трудно было понять наверняка, ведь разрушения и время совершенно не пощадили это место. На стенах остались лишь бледные тени росписей, величественные колонны, украшенные резьбой, превратились в каменную крошку, что валялась под ногами, усеивая покрытый травяным ковром пол толстым слоем пыли. Сложно было в принципе утверждать наверняка, что это сооружение носило какой-то сакральный характер, но Белкет всё же ещё смутно помнил особенности шантирийской архитектуры.       Скорее всего, это всё же был храм, который точно не был посвящён Илату и Эльрату — основная часть помещения располагалась ниже уровня земли, что было в большей мере свойственно храмам остальных Богов-Драконов. Впрочем, это древнее святилище не было посвящено и им.       Осторожно слетев, минуя лестницу, Белкет мягко опустился на ноги, продолжая внимательным задумчивым взглядом скользить по руинам. Верхняя часть храма была разрушена, отчего солнечные лучи падали на уцелевшие стены и кое-где проглядывающиеся фрагменты пола; из-за разрушений некогда величественное и сакральное здание превратилось в жалкую разваливающуюся яму.       Белкет осторожно приблизился к стене, вглядываясь в неё. Фрески в этой части сохранились чуть лучше, отчего, если присмотреться, можно было различить силуэты фигур и даже не совсем выцветшие краски. Это было именно то, что он искал.       Возможность приблизиться к разгадке тайны, которая уже в тот самый миг знакомства с ней не давала ему покоя.       Архимаг Мусса, великий, учёный муж, посвятивший себя исследованию руин Шантири, был давним другом Белкета. Неутомимым исследователем, снаряжавшим экспедицию за экспедицией. Древняя эпоха манила его к себе, волновала его беспокойный ум, и Мусса положил всего себя на то, чтобы исследовать и расшифровать как можно больше тайн и загадок павшей цивилизации.       Именно он в одной из экспедиций наткнулся на эти руины; именно он настоятельно рекомендовал Белкету посетить их. — Мне кажется, мастер, мы нашли нечто совершенно новое и доселе неизведанное, — поделился тогда с учителем и другом он. — Развалины старого храма, но посвящён он был совершенно точно не одному из Стихийных Драконов.       В качестве подтверждения своих слов Мусса достал из-за пазухи небольшой свёрток, завёрнутый в шёлковый платок. Развернув его, он протянул Белкету небольшую фигурку невероятно изящной и мастерской работы.       На гладком отполированном чёрном обсидиане, из которого та была вырезана, ярко горели огненные блики, отбрасываемые горящими свечами. Белкет покрутил фигурку в руке, рассматривая её с небывалым любопытством. Работа была безупречна и филигранна, но вот вопрос, что она означала?..       Задумчиво хмыкнув, Белкет едва заметно качнул головой, отгоняя нахлынувшее воспоминание. Потянулся рукой во внутренний карман своей ризы, вынимая обсидиановую фигурку. Красивая высокая худая женщина со странным головным убором, в центре которого вырезан паук, переливающийся изумрудным сиянием не иначе, как под воздействием особой магии, тут же прожгла Белкета бесстрастным взглядом, глядящим, кажется, в саму душу.       От каждого плеча женщины расходилось по две пары рук. Всего их было восемь, и в каждой из них она сжимала длинные, причудливо изогнутые кинжалы, казавшиеся их продолжением. Вместе и издалека они были похожи на паучьи лапы, из-за чего Мусса и нарёк эту фигурку «женщиной-пауком».       Белкет беззвучно хмыкнул, переводя задумчивый взгляд со статуэтки снова на стену заброшенного храма. Подошёл к ней ещё ближе, вглядываясь в чудом уцелевший рисунок, всматриваясь в него.       Фрагмент фрески явно был лишь частью большой истории, которая, очевидно, была рассказана на стенах этого храма, опоясывая его по периметру. Мусса выдвигал предположение, что, вероятно, рисунки рассказывали историю культа, почитавшегося здесь. Белкет же не мог опровергнуть его предположение, но и поддержать тоже — по сохранившемуся кусочку целостной истории сложно было что-то сказать наверняка.       На рисунке была изображена женщина. С лёгким удивлением Белкет понял, что это была та самая женщина, изображение которой было увековечено в обсидиане, что падший ангел держал в руках. Она бесстрастно смотрела впереди себя, а у её ног лежали распростёртые тела людей, эльфов, гномов и даже нагов. Однако помимо лежащих тел были также и те, бледные и скорбные, кто стояли на коленях, протягивая к женщине руки, но она оставалась всё такой же бесстрастной и равнодушной. — О-о, мастер, я знал, что этот фрагмент тебя заинтересует! — тишину руин нарушил бодрый голос Муссы, и Белкет нехотя перевёл на него взгляд.       Тот, кряхтя и глядя себе под ноги, держась за обломки каменных стен, медленно спускался внутрь храма. Пару раз нога его скользила, сбрасывая вниз камешки, но Мусса всё же умудрялся сохранить равновесие. Относительно спокойно спустившись, наконец, на землю, он бодрой походкой подошёл к падшему ангелу и с живым интересом посмотрел прямо на женщину-паука. — Что думаешь об этом рисунке? — ангел, меж тем, кивнул на фреску, но Мусса не спешил с ответом. — Я думаю, что эта женщина — основательница культа, — медленно откликнулся он, растягивая слова и почёсывая подбородок, густо заросший чёрной с проседью бородой. — Но почему именно паук не имею ни малейшего представления. — Где ты нашёл статуэтку? — покрутив в пальцах обсидиановую фигурку, следом поинтересовался Белкет, на что Мусса махнул рукой куда-то вглубь храма, не отводя глаз от фрески: — Там, очевидно, был алтарь, так что именно там мои ребята её нашли.       Белкет отвернулся от фрески, следуя в указанном направлении. Почти у самой дальней стены (вернее того, что от неё осталось), практически упираясь в неё, валялось несколько мраморных обломков. Сложно было сказать, чем они были раньше, так что возможно Мусса и был прав, и когда-то это был алтарь. Белкет окинул их задумчивым взглядом, а после, не говоря больше ни слова, покинул руины, возвращаясь на поверхность. Увиденное немало взволновало падшего ангела, и он посчитал более уместным вернуться в Аль-Бетиль, дабы спокойно обдумать всё и провести собственное расследование. Поэтому, не попрощавшись с Муссой, ангел взмыл ввысь, оставляя за своей спиной лагерь исследователей, проводящих раскопки на данных территориях.       Мысль о том, что у шантирийцев был ещё какой-то культ, кроме традиционного почитания Стихийных Драконов, интриговала. Что это было? Какая-то ересь или официальная религия? Кем была эта женщина? Великой пророчицей? Тогда почему о ней не сохранилось никаких сведений? И почему именно паук?..       Именно тогда Белкет и погрузился в исследования, пытаясь найти ответ на эту возникшую тайну.       Свидетельств о культуре и религии древних шантирийцев практически не сохранилось. Все они были обрывочны и разрозненны, и ничтожно малы. Порождали ещё больше вопросов, чем давали ответов, и Белкету пришлось потратить не одно столетие на то, чтобы хотя бы на шаг приблизиться к пониманию сокрытой тайны.       Среди письменных источников, сохранившихся ещё с тех далёких дней, нигде не было свидетельств о странном культе, посвящённом женщине-пауку. Лишь скрупулёзное и внимательное исследование известных и доступных руин древней цивилизации дало Белкету слабую зацепку.       Найденный Муссой около века назад храм с уцелевшей фреской и обсидиановой фигуркой был не единственным в своём роде. Не только там возносилась дивная женщина-паук как та, которой поклоняются и которую боятся. Очаги культа были щедро разбросаны по полуострову Эриш, и именно в Эрише Белкету чаще всего доводилось встречаться с памятками в виде женщины-паука.       Их сохранилось не так уж и много, но разнообразие форм наталкивало Белкета на мысль, что некогда культ (или всё-таки секта?) был весьма популярен. За годы странствий и исследований на своём пути Белкет нашёл, впрочем, не так уж много артефактов с паучьей тематикой. Несколько величественных массивных статуй, частично повреждённых, но сохраняющих в себе главную идею — часть из них явно была просто изображением, воплощением центральной фигуры культа, но несколько из подобных образцов отчётливо носили на себе монументальный характер. Они были подпорками для стен или потолка — трудно было сказать наверняка, но каждая из этих стел была выполнена с мастерством и изяществом, и чувствующимся до сих пор благоговением.       На этом, впрочем, всё ещё скудный археологический материал не заканчивался. Обильней всего тематика женщины-паука была представлена именно в фигурках, особое множество которых Белкету удалось найти на юге Эриша. Некоторые из них были сделаны так же профессионально, как первая фигурка, найденная Муссой, вырезанные из обсидиана, чёрного оникса или гранита; некоторые были чуть проще, сделанные из песчаника. Встречались также в этом разнообразии и любительские, примитивные работы, вылепленные из глины.       Всё это было неспроста, и любопытство вперемешку с вопросами мучило беспокойный разум Белкета. Женщина-паук, судя по всему, особенно почиталась именно здесь, в Эрише, и культ её был широко распространён среди всех слоёв населения, о чём говорило мастерство и материалы её статуэток. Но вот кем она всё-таки была?..       Археология была в этом плане нема. Она не давала ответы на интересующие Белкета вопросы. Лишь факты, свидетельства древней эпохи, с трудом сохранившиеся и дошедшие до нынешних дней. О том же, какие тайны за ними скрывались, она предательски молчала, вынуждая задающего вопросы самостоятельно искать на них ответы.       Белкет задумчиво вертел в руках обсидиановую фигурку из экспедиции Муссы. Женщина-паук взирала на него с равнодушной бесстрастностью, всё также сжимая в своих восьми руках изогнутые кинжалы. Тайна её так и оставалась тайной, и Белкету отчаянно не хватало хоть каких-то письменных свидетельств, поясняющих, кем была эта женщина.       Долгие и упорные поиски, впрочем, несут свои плоды. Терпение ангела вознаграждается, когда в очередном из развалившихся храмов ему удаётся найти старый ветхий свиток. Лишь то, что он был спрятан в тайнике, спасло его от истления, однако разлом в камнях, обнаживших тайник, не пожалел надписи, сделанные на нём. Под влиянием косых солнечных лучей, попадающих на свёрнутый пергамент, краска во многих местах выцвела, и лишь та часть, что всё время пребывала в тени, более ли менее сохранилась.       Но это всё равно была невиданная удача, и Белкет с осторожным трепетом выудил свою находку из разрушенного тайника. Осторожно сжал в руке свёрнутый пергамент и тут же взмахнул сильными крыльями, взмывая вверх.       Раскрыть найденный свиток падший ангел смог лишь когда вернулся из странствия в Аль-Бетиль. Запершись в собственном кабинете, тщательно подготовившись, он аккуратно и медленно начал разворачивать хрупкий материал. Пергамент хрустел и трещал, и Белкет боялся даже дышать, чтобы ненароком не повредить бесценную находку.       Текст был не слишком длинным — всего пара оборотов свитка. Правая половина его была утрачена навсегда из-за безжалостного влияния природы. Левая же, впрочем, более ли менее сохранилась, и именно она послужила для Белкета ценнейшим источником информации и главной пищей для размышлений.       Текст на сохранившейся половине свитка был почти полностью утрачен. Осталось лишь несколько пиктограмм, в которых ангел не без труда смог прочитать слова «прядильщица» — склонившаяся женщина с веретеном, «распутье» — разветвляющиеся в стороны три линии дороги и «госпожа великого дома» или попросту «богиня» — женщина с высоким головным убором и длинными волосами, заворачивающимися на концах — Белкет смутно помнил, что в подобный облик облачались верховные жрицы Шалассы и Малассы во время великих праздников, посвящённых этим богиням, олицетворяя таким образом самих Драконих Воды и Тьмы.       Сохранившиеся слова ни о чём Белкету не говорили — они были вырваны из контекста и не представляли для него особой ценности. Кое-что другое привлекло внимание падшего ангела, и этим «кое-чем другим» был чудом уцелевший рисунок.       Он практически точь-в-точь повторял собой фреску из того храма, который когда-то давно обнаружил Мусса в Шепчущих Равнинах. Женщина-паук, жестокая и бесстрастная, стояла в центре рисунка, а в её ногах лежали распростёртые тела людей, гномов, эльфов и нагов.       Рисунок был выполнен очень непрофессионально и почти схематично, из чего Белкет сделал вывод, что его автор не был художником, а простым писцом. Сложно было сказать, о чём шла речь в этом документе, но то, что он хранился в храме, наталкивало всё же на мысль, что на нём был запечатлён какой-то сакральный текст.       «Возможно, молитва? — осторожно дотронувшись до рисунка, подумал Белкет. — Но тела вокруг этой женщины лежат отнюдь не в молитвенном поклоне… Ритуал? Жертвоприношение? Часть священной хроники?..» — падший ангел нахмурился, вновь вспоминая фреску на стене храма. Женщина-паук в окружении тел явно была важным образом в этом культе, но информации об этом всё ещё было ничтожно мало.       Работать, однако, следовало с тем, что было, и Белкет снова опустил задумчиво глаза на рисунок, мазнув перед этим взглядом по написанным над ним словам.       «Прядильщица», «распутье» и «госпожа великого дома»…       И снова она — женщина-паук. Грубо и схематично изображённая фигурка, в которой с трудом просматривались антропоморфные черты — неумелая рука писца и безжалостное время почти полностью скрыли её, сделали силуэт едва различимым. Но ангельское восприятие куда острее человеческого, а потому Белкету всё же удалось рассмотреть его.       Рисунок почти стёрся, но его форма не оставляла сомнений — здесь была изображена женщина. Высокая и худая, тело её очень грубо и схематично было отмечено парой рваных линий. На голове — странный убор, похожий на корону, но возможно и просто высокая причёска — понять это было сложно, да и не так уж важно. Из каждого из плеч женщины выходит по две пары рук, что в общей сумме составляет количество из восьми, и каждая рука держит выгнутые кинжалы, напоминающие лапки паука…       Женщина-паук — опять это изображение, теперь запечатлённое в свитке, текст которого оказался безвозвратно утрачен. Текст… но не кривой и неумелый рисунок, хранящий в себе великую тайну.       Всё это явно было неспроста. И Белкет должен был понять, что означает этот символ.       И почему, в конце концов, эта женщина стоит в окружении тел представителей всех младших рас?..       «Вероятно, культ был распространён не только среди людей, — продолжая рассматривать рисунок, мысленно выдвинул предположение Белкет, беря в руки перо и записывая свои умозаключения в дневник. — Эльфы, гномы и наги, находящиеся рядом с детьми Илата, могут символизировать общность верования, объединяющего между собой народы младших рас. Либо же таким образом почитатели культа хотели подчеркнуть, что перед их богиней (а богиней ли?) все одинаково равны между собой. Но эта гипотеза сомнительна, ведь тогда люди в первую очередь изобразили бы у ног этой женщины ещё и ангелов и безликих…».       Белкет задумчиво покрутил в руках перо, откладывая его в конце концов в сторону. В голове не было стройного порядка, мысли цеплялись одна за другую, путались и ускользали, не желая являть себя. Бесценная находка, что должна была дать ответы, породила лишь ещё больше вопросов, и ангел осторожно отодвинул её, откладывая её в сторону.       Из головы не шли слова: «прядильщица», «распутье» и «госпожа великого дома». И бесстрастный ледяной взгляд женщины-паука, даже с неумелого повреждённого рисунка глядящий, кажется, в саму душу…       Предаваясь собственным размышлениям и вопросам, Белкет снова задумчиво посмотрел на потёртую рукопись перед собой. Женщина-паук всё также взирала на него в ответ, и на какое-то мгновение Белкету показалось, будто во тьме ему удалось поймать тончайшую нить, за которую, впрочем, было трудно ухватиться. Будто паук прядёт свою паутину, и Белкет наблюдает за его работой как за величайшим таинством…       Он встряхивает головой — всё это лишь плод его воображения. Мысли уводят его куда-то вглубь, запутывают и отдаляют от цели. Грёзы и мечтания не тот путь, на котором он найдёт ответы, а потому ему всё же следует отбросить лишнее и сосредоточиться на цели.       Но женщина-паук, прядущая паутину, слишком прочно заседает в его беспокойном разуме.       Он откладывает работу, желая привести мысли и чувства в порядок. В раздрае и хаосе он не найдёт ничего полезного и нужного. Необходимо сосредоточиться, структурировать имеющиеся данные, проанализировать их и разложить по полочкам. Проще всего сделать это, выкладывая мысли на пергамент, и Белкет окунает перо в чернила, задумчиво выводя первые слова.       «В эпоху великой Империи Шантири существовал таинственный культ, поклоняющийся женщине-пауку. Особое распространение он имел на полуострове Эриш, о чём мы можем судить по большому скоплению руин древних храмов, посвящённых ей. Вероятней всего этот культ был межнациональным, объединяющим все народы, так как на сохранившихся рисунках присутствуют изображения не только людей, но и других младших рас. Культ практиковал жертвоприношения или особые ритуалы, погружающие жрецов и/или последователей в особый, скорее всего, гипнотический сон. К таким выводам можно прийти по анализу дошедших до нас рисунков, где главная фигура культа, женщина-паук, стоит в окружении тел людей, гномов, эльфов и нагов.       В сохранившемся документе, найденном в храме на юге Эриша, фигурируют слова «прядильщица», «распутье» и «госпожа великого дома». Сам текст утрачен, но допускается предположение, что он описывает историю создания культа или один из его ритуалов. Связь данных слов друг с другом установить невозможно, как и общий контекст, из которого они взяты. Не оставляет сомнений сакральность общей тематики текста, ибо найден он был в храмовом тайнике, а значит, представлял для верующих особую значимость».       К вящему неудовольствию Белкета, все выводы были слишком поверхностны и незначительны. Тайна фигуры женщины-паука так и оставалась тайной, что не желала поддаваться пытливому разуму падшего ангела. Сама же она, женщина-паук, прожигала его ледяным бесстрастным взглядом с храмового свитка и обсидиановой фигурки, и под её взглядом Белкет чувствовал себя незрелым глупым мальчишкой.       Что же она пыталась донести до него?..       Культура древней Империи Шантири, забытая и превращённая в руины, всегда была пронизана тончайшим мистицизмом и символизмом. Мало было просто понимать, о чём идёт речь, необходимо было чувствовать и переживать внутри себя. Ритуальность и обрядовость была пропитана великими таинствами, постичь которые могли лишь избранные. Даже письменность их — пиктограммы, смутные образы, что зиждились на ассоциациях, а не логике, и немногие владели ею и могли пользоваться.       Мало понимать, нужно чувствовать, пропускать мир через себя и только тогда находить ответы — древнейшие жители Асхана были великими мистиками, неразрывно связанными с природой и окружающим их миром. Преисполненные духовно и просветлённые — лишь такие же, как они, могли правильно толковать знания, доступные не каждому встречному. И как Белкет мог забыть об этом?..       Учитель ведь учил его: смотри на мир шире, Белкет. Уж если ты неправильный ангел, добровольно отрёкшийся от своих собратьев, то будь гибче. Тренируй свой разум и позволь ему быть пластичней. Не загоняй себя в рамки, Белкет, и познавай мир не только умом, но и сердцем.       В конце концов, им ты сможешь увидеть не меньше, а подчас даже и больше, чем холодным рациональным расчётом.       Белкет не должен был забывать об этом. Работая с наследием Шантири, он должен был помнить о тонкой филигранной работе разума и сердца, которую они создавали. А потому…       Он снова смотрит на неумелый потёртый рисунок. Женщина-паук, кажется, вновь смотрит на него в ответ. Белкет закрывает глаза и заглядывает вглубь себя, позволяя собственной памяти и ощущениям вести разум, а не наоборот.       Первые ассоциации рождают путь, по которому ему надлежит идти. Белкет делает шаг на зыбкую дорожку и следует за интуицией, ведущей его сквозь тьму. На нём ему кажется, как на него взирает три пары глаз с трёх разных и в то же время одинаковых ликов и отовсюду доносится невнятный ядовитый шёпот. Но Белкет бесстрашно идёт вперёд, и тьма коконом обволакивает его.       Пока паук, быстро перебирая лапками, опутывает своей паутиной запутавшуюся в ней жертву. Вот только… Действительно ли Белкет был его жертвой?..       Сейчас, когда разум был бессилен, падший ангел должен был довериться чутью. Снова и снова перед его глазами вставала картинка, запечатлённая на древнем пергаменте, и женский шипящий голос снова и снова повторял одни и те же слова.       «Прядильщица», «распутье», «госпожа великого дома»…       Белкет замирает, будто поражённый громом. Внезапная догадка осеняет его, и разрозненные фрагменты складываются в целостную мозаику. Понимание озаряет его, и он видит отчётливо, как в самый ясный и светлый день — всё, на самом деле, с самого начала было так просто!..       «Госпожа великого дома» — богиня. Во время праздников верховные жрицы Шалассы и Малассы облачались в специальные одежды, олицетворяя воплощения богинь. Но как мог Белкет забыть, что у каждой из них был ещё свой собственный специальный титул, который обозначал конкретно каждую из этих богинь?..       «Госпожа великого дома источников» — богиня воды, Шаласса, почитаемая нагами, эльфами и людьми, живущими у рек и на морских побережьях. «Госпожа великого дома теней» — богиня тьмы, Маласса, мать безликих и та, пред кем склоняют головы те, кто добровольно отдают себя в её власть. Но «госпожа великого дома» — богиня, Асха, Мать и Создательница всего и вся, не нуждающаяся в уточнении.       Забыть о подобном было легко. Язык Шантири не был прост и понятен каждому. Тем более теперь, когда прошло почти четыре века после падения великой Империи, и последние хранители её знаний давно отошли в вечность.       Впрочем, в упоминании Асхи в сакральном тексте не было ничего нового и удивительного. Многие молитвы и хроники вспоминали Великую Мать, воспевая её и почитая наравне с её детьми. Однако упоминалась она в них всегда мельком и почиталась тоже мельком, и не было ни одного культа, посвящённого именно ей. Или?..       Разгадка кроется в пауке. Отнюдь не случайно центральная фигура культа — женщина-паук. Паук прядёт свою паутину из тончайших и прочнейших нитей, и образ и сохранившиеся слова формируют целостную картину. «Прядильщица» — та, что прядёт нить. «Распутье» — бесконечное множество дорог. Судьба, которая предначертана, но которую можно выбрать. Так Мать заботливо и аккуратно прядёт нить судьбы каждого живущего, и лишь одной ей ведомо, когда суждено ей оборваться — и как Белкет мог быть так слеп и глуп, когда не увидел столь очевидную подсказку?..       Открывая глаза, он первым делом смотрит на рисунок перед собой. Разрозненные фрагменты становятся на свои места, и чёткое понимание воцаряется в разуме падшего ангела. Женщина-паук смотрит на него всё также холодно и бесстрастно, но чудится падшему ангелу в её взгляде тень одобрения.       Он смотрит на изображение Асхи перед собой и на мёртвые тела младших рас в её ногах, как и все, подверженных её циклам и слабыми перед ней же. Не ритуал это, не жертвоприношение и не молитва — неумолимый процесс, бесконечный вечный цикл, что не имеет своего завершения и перед которым склоняют головы даже самые дерзкие из живущих.       Смутное воспоминание, однако, тотчас всплывает в голове падшего ангела, и перед взором его встаёт вдруг сохранившаяся фреска из руин в Шепчущих Равнинах, где перед великой богиней не только лежали мёртвые тела, но и преклонили колени те, кто воздавали ей молитвы. Было что-то смутно неправильное, смутно тревожное и вместе с тем любопытное в этом рисунке, и Белкет понял, что должен был вновь увидеть его.       Чтобы окончательно понять, что именно Асха хочет, чтобы он нашёл.