Неправильный

      Аль-Бетиль мрачен и темен. Он вроде бы не отличается от других городов магов, но в то же время всякий прибывающий сюда чувствует этот незримый налёт отличия. Здесь будто бы темнее, чем в преисполненных солнечного света пустынных оазисах других Домов. Здесь будто бы холоднее, чем в купающихся в тепле и изнывающих от жары других городах. Здесь будто бы витает прямо в воздухе удушливый запах смерти, в то время как всё остальное государство магов чрезмерно пышет жизнью.       Аль-Бетиль отличается от них от всех. И Уриэль брезгливо передёргивает плечами, ступая на земли Дома Этерна без особой охоты, но гонимый собственной безумной нуждой.       Белкет ожидаемо встречает его без радости и распростёртых объятий. Он так же мрачен, как и город-цитадель, воздвигнутая его стараниями, хмурится и смотрит тяжёлым взглядом — даже его глубокий капюшон не в силах скрыть неприязненную осторожность.       В то время как сам Уриэль с трудом может подавить собственное брезгливое пренебрежение. — Уриэль, — глубокий голос Белкета отдаёт усталой констатацией факта, и неохотное принятие сквозит во всех движениях падшего ангела.       Пять сотен лет отрёкшиеся и презирающие его собратья не тревожили его. На пять сотен лет они забыли о его существовании, вычеркнули его из всех списков, где значилось его имя, стёрли из памяти и истории… Уриэль был среди них первым. Самым яростным и непримиримым, самым фанатичным, дольше всех не соглашавшимся с необходимостью мира и больше всех ненавидящим его.       Ненавидящим вообще всё, что так или иначе отклонялось от его собственного восприятия Света и Святости.       И вот теперь он здесь. Не скрывает своей неприязни, своего презрения, но он приходит сам, приходит к Белкету, и падший ангел находит это странным образом ироничным.       Разумеется, он знает, зачем бывший собрат находит его. — Пять веков пролетели словно одно мгновение, не правда ли, Белкет? — в чужом голосе слышатся нотки ядовитого сарказма, но Белкет не намерен поддаваться на провокацию. — Зачем ты здесь? — он спрашивает прямо, не желая увиливать и затягивать надолго эту неприятную им обоим встречу, и Уриэль кривит губы в надменной усмешке, пытаясь взирать свысока.       Щенок, мнящий себя великим Спасителем и Избавителем. Одержимый местью эгоистичный безумец, ослеплённый Светом и собственной гордыней. — Ты знаешь ответ на свой вопрос, — Уриэль отрезает резко, и деланная безмятежность мгновенно вспыхивает яростью. — Ты знаешь, что это необходимо. — В этом никогда не было необходимости, Уриэль, — Белкет вторит ему, и голос его полон твёрдой уверенности. — Было безумие, но никогда — необходимости. Как и не было её в принципе в той бессмысленной войне, павших воинов которой ты пытаешься вернуть.       Глупец! Он, как и подобные ему, не имеет понятия о нерушимости и неразрывности священного цикла. Вмешиваться в него — всё равно что вмешиваться в сам Порядок, установленный Асхой. Ценность смерти не менее велика, чем ценность жизни, и не стоит беспокоить тех, кто уже ушёл. Их судьба свершилась, и Прядущая уже уготовала им другую дорогу, которой им придётся пройти после перерождения.       Но Уриэль…       Он свято верит в правильность всех своих действий. Он истинный фанатик, такой, каких когда-то давно было много. Такой, который и начал ужасную войну, ценой которой стало уничтожение мира. И теперь он хотел её повторения. Хотел раз и навсегда искоренить «скверну», уничтожить, рассеять тьму и оставить вокруг лишь свет.       Слепящий… Обжигающий… Уничтожающий… Уходящий сам в себя и теряющий всякий смысл. — Тьма должна быть развеяна, Белкет. Асхан не место для лжи и интриг безликих, — его голос категоричен, а убеждения ошибочны, и Уриэль натыкается на ту же ошибку, что и тогда. В собственном невежестве он не может понять одну элементарную истину, на которой базируется всё мироздание.       Свет — ничто без Тьмы, равно как и наоборот. Порядок — ничто без Хаоса, равно как и Хаоса не существует без Порядка. Но Уриэль…       Пять веков он плавится в яде собственного безумства. В горечи и боли утраты, которые он не может и не хочет отпустить. И ради мимолётного блаженства и такого же мимолётного триумфа он готов положить на заклание весь мир так же, как это случилось пять веков назад. — Нет, — спокойный голос звучит тихо, но твёрдо и уверенно, и Белкет видит, как поджимает Уриэль губы, прожигая его скрытое капюшоном лицо чистейшей яростью и ненавистью.       Ангел Смерти знает, почему младший брат Михаэля приходит к нему. Он знает, что пять сотен лет обезумевший фанатик вынашивает в своём разуме жестокую месть, которая всё никак не может свершиться, потому что у него не получается. Технология и ритуал, которые Уриэль выбирает в качестве своего главного оружия, несовершенны, а все эксперименты проваливаются, так и не успев начаться.       Потому что тем, кто уже ушёл, незачем возвращаться обратно. И ни Магия Света, ни собственная магия ангелов не смогут заставить освободившиеся души вновь вернуться в оковы физического тела.       Ангел Смерти знает, что Уриэль не понимает этого. И отчаянно ищет любые способы, как воплотить своё желание в жизнь. И вот теперь взор его падает на некромантию. И вот теперь он вспоминает о своём падшем собрате.  — Я не прошу твоей помощи, — он пытается зайти с другой стороны, но Белкет знает, что это заведомо гиблая идея.       Он знает, что Уриэль хочет ему предложить, и знает, что он никогда бы не смог и не захотел принять это. — Я даю тебе возможность вернуться к братьям и сёстрам, заслужив полное прощение.       Прощение… Белкет усмехается, и горечь жжётся в уголках его губ так же, как и когда-то очень, очень давно. Разве он сделал что-то, чтобы нуждаться в прощении? — Я не верну души ангелов к жизни в украденных телах! Их судьба была исполнена в этой жизни. Они умерли, Уриэль, и ты не тот, кто вправе нарушать уставленный порядок! — он отвечает резко, не намереваясь отступать от своих слов. Некромантия, мрачное и древнее искусство, не всесильна, и её главная задача — беречь покой и равновесие священного Цикла, а не вмешиваться в него и вносить в него хаос.       Уриэль хмурится, явно недовольный результатом. Он приходит сюда с конкретной целью и желает получить на неё конкретный результат. Но Белкет… Отверженный всеми, проклятый собственными собратьями — о Эльрат, знал бы он, чего Уриэлю стоило пересилить себя, чтобы прийти к нему! — он отвергает благородное прошение и пренебрегает великодушной милостью. Он, погрузившийся во тьму и заслуживающий лишь справедливого возмездия… — Наша война не окончена! — младший брат Михаэля шипит, и золото его глаз сверкает налётом ядовитого безумия. — Надвигается Тьма, Белкет, и ты не сможешь скрыться от неё под чёрными одеяниями и пепельными крыльями!       Зазнавшийся глупец, заблудившийся на собственном пути и не желающий слушать никого, кроме самого себя — бесполезная трата времени спорить с ним и что-то ему доказывать. Ангел Смерти расправляет могучие плечи и с резким шорохом распахивает в стороны смолянисто-чёрные крылья. Безумие и гордыня погубят этого фанатичного юнца, но Белкет не будет в числе тех, кто пойдёт за ним.       В конце концов, свой собственный путь он избрал уже очень и очень давно. — Я предпочитаю осмысленную жизнь глупой смерти, — его голос тих и спокоен, но вместе с тем силён, будто усиливается могучим эхом. — Именно поэтому сейчас по своему пути я иду один.       Уриэль осекается, ощущая силу и предупреждение чужого могущества. Ангел перед ним, хоть и падший, всё же сильнее и старше, и одним Богам-Драконам известно, чем может закончиться для его более юного собеседника противостояние с ним.       Он хочет ответить, что-нибудь ответить на чужие слова, оставить всё-таки последнее слово и торжество за собой, но его прерывают, самым наглым образом перебивают, когда в приоткрытую дверь кабинета заглядывает чужая фигура. — Мастер Белкет? — Вейн хмурится, настороженно глядя на горделивого величественного ангела, с которым разговаривает архонт. — Всё в порядке? Я слышал, что ты кричишь… — он переводит взгляд прямо на скрытое капюшоном лицо, и Белкет складывает обратно собственные крылья. — Не беспокойся, юный Вейн, — Уриэль не скрывает своё разочарование и то самое надменное брезгливое пренебрежение. Мажет острым взглядом по замершей камнем чёрной фигуре Ангела Смерти, а после поворачивается к человеку в дверях, направляясь к нему. — Это просто два старинных друга спорят, в то время как судьба Асхана повисла в равновесии…       Уриэль уходит, оставляя за собой шлейф горькой неприязни и вкрадчивого предупреждения. Разумеется отказ не способен остановить его в его безумстве, и одержимый ангел найдёт способ как воплотить свою больную мечту в реальность.       Белкет выдыхает устало, на мгновение прикрывая тёмные глаза. Чувствует на своей спине чужие вопросы и поднимает голову, долгим задумчивым взглядом вглядываясь в окно. — Так выглядит безумие ангелов, Вейн, — он отвечает тихо и в то же время не даёт ни одного ответа на застывшие в чужих глазах вопросы. — Оно ведёт лишь к одному концу.       Он провожает всё тем же долгим и задумчивым взглядом стремительно удаляющуюся ангельскую фигуру. Даже если желание Уриэля сможет воплотиться в жизнь, это не принесёт ему радости. Лишь боль и страдания тем, чьими руками он будет действовать. Ненависть и желание мести, и непременное отторжение.       Оно принесёт ему падение, что обернётся неминуемой катастрофой — так случилось в прошлый раз, так случится и в этот раз — как жаль, что ослеплённый Уриэль не понимает этого. А Белкет…       При всём своём желании он уже давно ничем не может ему помочь.