***
Встретив Гермиону в заранее оговоренном месте, Блейз, бережно взяв под руку, повёл её в безопасное место. Хлопок, скручивающий все внутренности, водоворот аппарации, и они оказались на берегу пустынного пляжа. Лагуна позади так и сводила с ума своей лазурной голубизной. Тропический лес выглядел как на картинке, а его густые заросли по краям обрамляли неприглядного вида, одинокую хижину. Блейз неспешно пошел в сторону странного строения. Продолжая держать Гермиону за руку, он потянул её за собой. — Выбирай любую наиболее приглянувшуюся комнату, — заговорил с Гермионой Забини, когда они вошли. Внутри хижина оказалась куда более просторной, но достаточно простой. Две спальни, справа и в задней части помещения, санузел, кухня слева и маленький коридор посередине. — Мм, Блейз, что ты задумал? Может быть посвятишь меня в свои планы. И где мы вообще? Что это за место? — Так, хорошо. Как только ты выберешь комнату, я тебе тут же все объясню, договорились? С ним спорить было бесполезно и Гермиона это поняла за последние две встречи, поэтому молча пошла изучать варианты. Спальня справа была небольшой, но светлой и весьма уютной. Посреди комнаты стояла большая, двуспальная кровать, небольшой шкаф с книгами находился около двери, а невысокий комод располагался у дальней стены прямо возле окна. Спальня в задней части хижины находилась не на солнечной стороне и была более тёмной. Кровать была меньше, но на ней вполне могли поместиться два человека без ущерба личному пространству, в стене был встроенный шкаф для одежды и белья с зеркалом на двери, а в углу стояли письменный стол и стул. В комнате царила сонная атмосфера с примесью глубокого спокойствия и умиротворения. — Выбираю эту, — сообщила Гермиона, продолжая осматривать тёмные стены. — А теперь рассказывай. На самом деле, ей было плевать на предоставленный выбор, она сделала это скорее чисто из вежливости, чем из желания заполучить какое-то особенное место. — Этот остров принадлежит мне, он защищён всевозможными чарами, поэтому здесь тебе ничего не угрожает. Гермиона, ты останешься здесь одна на ближайшие несколько дней и будешь изучать себя! — без лишней прелюдии заявил Забини. — Ты бросишь меня здесь одну? И в каком это смысле «изучать себя»? — В самом что ни на есть прямом и возвышенном! — без единой эмоции на лице, заявил он. — И я тебя не бросаю, а оставляю наедине с самой собой. Ты в любой момент сможешь со мной связаться, здесь работает сотовая связь, — продолжал объяснения Блейз. — Пойми, ты должна изучить своё тело, понять его, почувствовать свою энергетику, сексуальность и… — Что? — на выдохе, вырвался у неё вопрос. Гермиона понимала: рано или поздно Блейз действительно возьмётся её учить, но не ожидала, что оставит в одиночестве, неизвестно где, выдав крайне нелепое, по её мнению, задание. — Именно то, что ты слышала. Ты умная и ты меня прекрасно поняла. — Но как? — Любым удобным для себя способом. Я бы посоветовал начать с рук! — всё таким же необычайно бесстрастным голосом говорил Забини. — Это поможет понять свои тактильные ощущения. Но если что, в шкафчике в ванной есть всевозможные приспособления для более изощренных экспериментов. И да, в столе в твоей комнате есть несколько тематических журналов с весьма полезными статьями на этот счёт. Блейз замолчал и взглянул на Гермиону, которая выглядела немного испуганной, а вместе с тем, густо краснея, смотрела на него чуть ли не со слезами на глазах. — Ты сможешь позвонить мне в любой момент, — повторил он, — и я перенесу тебя домой, если ты этого пожелаешь. Обещаю, Гермиона! Поверь мне, уединение весьма полезная практика. Я именно поэтому и перенёс тебя сюда, а не оставил в поместье Поттера. Гермиона молчала. Молчала и думала обо всем, что он ей сказал. Она никогда не занималась подобными вещами, когда-то она считала, что это самоосквернение, и приличной девушке не пристало непотребствовать, но теперь рамки её мира расширились. Границы только в голове, и она ломала свои собственные стереотипы изо дня в день, в течение всей жизни, и последних месяцев в особенности. — Я попробую, — рассек уже устоявшуюся тишину её голос. — Вот и славно, — добродушно улыбнулся Блейз. — В холодильнике еда на неделю, генератор в кладовой, поэтому в доме есть электричество. В шкафу новые вещи твоего размера. Блейз ещё раз провел Гермиону по хижине, попутно комментируя и объясняя, где и что она сможет найти, а потом, как всегда, очень сдержанно с ней попрощался и аппарировал с острова. Гермиона осталась одна. Она вышла прогуляться. Море было спокойным, а на душе лежал неисполненный долг Сизифа, придавивший её неожиданным пониманием действительности происходящего: Гермиона Джин Грейнджер учится искусству самоудовлетворения по наставлению Блейза Кристиана Забини, бывшего соперника, как минимум, а как максимум потенциального врага. День близился к закату, а страхи Гермионы приобретали причудливые формы. »… это так неестественно, по крайней мере для меня! Я уверена, что Блейз прав, но всё во мне противится это принять. «Я» такая? Или это надуманный мной образ благопристойности? Ведь хочу быть раскованнее… Ужасает даже не сам факт, как его знание о том, чем мне нужно заниматься, исполняя его причудливое требование…» В дневнике вырисовывались буквы, складываясь в слова, а потом в разрозненные предложения. Дошло до истерического отрицания задания, данного ей её учителем, а после, мучительного принятия неизбежности. Гермиона обязана делать так, как ей сказано! Во имя своего желания стать опытнее, раскованнее, сексуальнее. Поэтому, преисполненная чувством долга, она направилась в свою комнату. Двумя движениями руки она спустила лямки свободного платья с плеч, которое через миг спало к её ногам. Пытливым взглядом она изучала свое отражение в зеркале и ей нравилось то, что она видела. Каштановые кудри ложились красивыми волнами на спину, щекоча кожу и вызывая мурашки от кончиков волос, до пят. Подростковая хрупкость её фигуры не позволяла предположить, что она мать двоих детей, округлые формы груди и бёдер будоражили сознание откровенными фантазиями того, что можно сделать с таким телом, а каждый изгиб и выпуклость её лица были совершенно оригинальны, от того и привлекательны. Прихватив из ящика стола стопку журналов, Гермиона мягко опустилась на кровать и приступила к ознакомлению с содержанием переодических изданий. «Оральные ласки: польза или вред? Десять советов, как довести любовника до грани безумия». — название первого попавшегося под руку номера говорило само за себя, явно не являясь тем, что было нужно. Рон никогда не просил её о подобном, а у неё и в мыслях не было выступать в роли инициатора экспериментов, но на данном этапе она не желала упускать из вида любую возможность получения различного рода опыта. Для себя Гермиона решила давно: пора прекращать быть ханжой. Только духу ещё не хватало переступить через порог чопорности устоявшейся годами натуры. Гермиона отложила выпуск в сторону, но пообещала себе потом к нему обязательно вернуться в целях самообразования. «Одно желание на двоих». — и снова что-то совсем не то. Отложив в сторону десятки журналов, Гермиона, наконец, натолкнулась на номер, который завладел её вниманием: «Чувственный опыт — высшая форма абстрактных ощущений». Гермиона проглатывала статью за статьёй, смущаясь своим реакциям на написанное, и к концу издания была крайне распалена и взвинчена прочитанным. Она обессилено упала на кровать; внутри разгорался пожар, а перед глазами плыли далеко не невинные сцены. Рука легла на нежную тонкую шею и, поглаживая, поползла вверх по линии подбородка, касаясь кончиками пальцев искусанных губ. Ласка была приятной, но недостаточно откровенной, поэтому, проникнув под кружево бюстгальтера, она не спеша, растягивая удовольствие, сжала рукой округлую грудь, слегка протягивая и усиливая нажим. Внизу живота заныло, и разлилось тягучей спиралью желание, требующее чего-то большего. Большего, чем достаточно целомудренные прикосновения, которые позволяет себе Гермиона. Чего-то чувственнее, сильнее, глубже, проникновеннее. Желание, требующее неминуемой разрядки, сладкой истомы, которой у неё не было слишком давно. Испугавшись собственных эмоций, она отдернула от себя руки. Душ. Вот, что ей действительно нужно, чтобы погасить пожар внутри. Полубоком взглянув на свое отражение и сразу же постыдно отведя взгляд в сторону, она поспешила скинуть с себя остатки белья и, прихватив с нижней полки шкафа полотенце, бегом направилась в ванную комнату. Вода дарила приятную прохладу, но не приносила освобождения. Нежно обволакивая раздраженную кожу, стекая, щекоча и принося новые эфирные открытия, она лишь заставляла прислушаться к зову плоти, и Гермиона сдалась. Она выводила причудливые узоры на своём, обуреваемом желанием теле, закусывая нижнюю губу до крови и постанывая от удовольствия. Откинув мокрые волосы на спину, её пробил электрический разряд, когда пряди коснулись шеи. Подушечки левой руки поглаживали алые губы, и в какой-то момент Гермиона неосознанно погрузила указательный палец в рот. Снова разряд. Посасывая, втягивая и обводя языком круги вокруг, она чувствовала небывалое возбуждение. Правой рукой она спускалась вниз по животу и лишь слегка касаясь ногтями кожи, вызывала волны мурашек. Она пыталась остановиться, действительно хотела прекратить это безумие, но пальцы были уже слишком близко. Было поздно останавливаться. Едва осязаемо скользнув по большим половым губам и медленно, но верно приближаясь к заветному запретному бугорку, круговыми движениями массируя клитор, Гермиона всхлипнула от неожиданно настигнувших приятных ощущений. Хотелось ещё. Горячее, быстрее, фееричнее. Усиливая натиск на набухшую от возбуждения плоть, она больше себя не сдерживала. Стонала в голос, двигала бёдрами в такт движению руки и чувствовала приближение разрядки. Эйфория настигла её неожиданно быстро, заставляя сжаться трясущиеся ноги и немного осесть. Если Блейз хотел что-то доказать, у него получилось! Она проиграла, получив впервые за несколько лет свой первый оргазм, и сейчас ей было плевать на мораль, неестественность, обезличенность такого занятия! Ей было хорошо. Гермионе понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, открыть глаза и наспех помыться. Не вытираясь, она обвернула полотенце вокруг тела и стремительным шагом вышла из ванной, надеясь повалиться на кровать и уснуть сладким сном, но, открыв дверь, она со всего маху налетела на неожиданную преграду. Блейз инстинктивно обхватил её за талию не давая упасть, а она с ужасом осознавала, что он мог всё слышать. Вспыхнув как спичка, она молниеносно от него отскочила. — Ты что, следишь за мной? — перепуганно вскрикнула она. — Нет, ты просто долго не отвечала на сообщения, я стал переживать, вдруг что-то случилось, — объяснил он спокойно. По его лицу не было понятно, стал ли он свидетелем её падения, но почему-то то, что он сказал разлилось приятным теплом в области груди, но страх не хотел ослаблять свою хватку. — Как давно ты пришёл? — Буквально только что! Ты должна была слышать хлопок аппарации. Но она не слышала, и поэтому новая волна волнения захлестнула её с головой. Не в силах что-то сказать и двинуться с места, она смотрела в его ореховые глаза и почти расплавилась под пристальным, испепеляющим взглядом. Чего он ждёт? Почему молчит? А Забини всеми силами боролся с желанием протянуть руку и дёрнуть край полотенца, чтобы увидеть прекрасное тело и схватив её под ягодицы, не трахнуть прямо здесь у стенки. Ведь она так сладко стонала. Сначала он не поверил своим ушам. Думал, что Грейнджер не станет выполнять его поручение, и действительно запереживал, когда она не ответила на пятое отправленное ей сообщение. Но лучшая ученица покорно и с завидной самоотдачей выполняла его задание. На миг он забыл, как дышать, когда в ванной она, громко вскрикнув, резко замолчала. Он хотел это видеть, но больше всего на свете Блейз желал это почувствовать. Довести её до безумия и экстаза, заполняя её собой без остатка и сожаления, но всему свое время. Поэтому он умерил свой пыл и сделал вид, что ничего не слышал.***
После произошедшего эксцесса прошло несколько дней. Блейз больше не писал и не появлялся внезапно, как это было в последний раз. Тогда же, у ванной комнаты, он спросил, все ли у неё хорошо и получив неуверенный кивок, убрался из хижины даже не попрощавшись. Гермиона сразу поняла, он всё слышал. Но и правдивость его слов была доказана шестью непрочитанными смс-сообщениями на телефоне. Сначала было стыдно и крайне неловко, но эти чувства ушли достаточно быстро, отдавая бразды правления ранее подавляемому ею либидо, наконец получившему право на существование. Блейз на этот раз заранее предупредил Гермиону о своём прибытии. За целые сутки, чтобы больше не произошло неприятных ситуаций. Он появился к обеду с бутылкой шотландского эля и предложил провести день отдыха, купаясь в море и просто общаясь. В сущности, Гермиона была не против, но непонимание, почему он тянет, захлестывало её, но спросить об этом прямо она так и не решилась. Весь день разговоры не несли в себе никакой смысловой нагрузки, и ничего в них не было, кроме неловкой попытки заполнить тишину редко проскальзывающими репликами о чем-то отвлеченном. Но в свете кроваво-багряного заката сработал переключатель и темы стали куда более откровенными и личными, чем это позволяли приличия. Блейз рассказал ей о своей жизни, вкратце, но достаточно красочно, чтобы Гермиона смогла его понять. Понять, какой на самом деле внутренний стержень у этого мужчины, зауважать его силу и его стремления. Он рассказал о том, как после школы, бросив всё, вот так же отправился путешествовать, но не с той же целью, что и она. Скорее, это был путь саморазрушения с алкоголем, проститутками и маггловскими лёгкими наркотиками. В поисках новых наслаждений жизнь занесла его в Индию. Познания тантры ему достались от ночной бабочки из Нью-Дели, с которой он куролесил достаточно долго, просаживая небывалые богатства своей непутевой матери. В принципе, на этом фоне у них с Габриэллой и произошла ссора, после которой они с сыном не общались десяток лет. Блейз со временем научился жить по-новому. Возмужал, освоился как в магическом, так и в мире маглов. Распоряжался деньгами он весьма умело, вкладывая в заведомо обречённые на успех проекты деньги, а потом собирал сливки в виде нехилых дивидендов и небывалой прибыли. Так по его словам начался новый этап в его судьбе, который привёл его к тому, что Блейз сейчас имел. — А ещё, знаешь, я ведь был тайно влюблён в тебя в школе, — сказал неожиданно он, всматриваясь бескрайние дали моря и запивая все это мутным темно-коричневым напитком. — Ты был влюблен в меня? — растягивая слова и не веря в серьёзность его слов, переспросила Гермиона. — А что тебя так удивляет? Да, был. И достаточно долго, чтоб ты знала, — спокойно заверил он. — С третьего курса, если быть точнее. Помню, ты тогда врезала моему лучшему другу и я подумал: «Вот это да!» Стал присматриваться, а потом понял, что по уши влюблен. Закончил Блейз рассказ с улыбкой, но пока разговор не зашёл в достаточно опасное русло, он резко сменил тему, рассказывая о том, что ждет Гермиону завтра.***
— Ом Мани Падме Хум, * — услышала Гермиона женские песнопения с динамика айфона Блейза, когда приблизилась к нему в тень деревьев. Большое покрывало устланное одеялами и подушками лежало на песке. Там, ожидая её, сидел Блейз. На нем была белая футболка, красиво оттеняющая цвет его кожи, и спортивные штаны серого цвета, которые не должны были сковывать движения. Гермиона надела красные, удобные облегающие шортики, а на обнаженную грудь она натянула белую маечку-борцовку, которая не смогла скрыть ореолы её розовых сосков. Раз Блейз с ней играет, почему она не может? Чего ей стоит внести каплю раздора в его напускное спокойствие, хотя бы немного подстегнув его воображение? Но даже если он и заметил, то никак себя не выдал, сохраняя непроницаемое спокойствие на лице. Блейз встал в двадцати сантиметрах напротив Гермионы. — Закрой глаза. Попробуй почувствовать, как я дышу. Нам нужно синхронизировать дыхание. Успокоить ум, перейти от мышления к ощущениям. Пробуем? — спросил он. Гермиона кивнула и закрыла глаза. Сначала её отвлекало буквально всё: шум прибоя, крики птиц, мантры; даже ветер, ласково развевающий выпавший из прически локон, который щекотал кожу. Но со временем она почувствовала умиротворение и смогла услышать его дыхание: ровное, размеренное, спокойное. Хотелось коснуться его, ощутить больше, чем требовалось, но Гермиона всегда была прилежной ученицей, поэтому слушала его дыхание и млела от этой недосягаемой близости. Следующее упражнение было подобного типа: сидя спиной к спине, они слушали дыхание друг друга, представляли потоки соприкасающейся энергии между ними и вкушали тепло, соединяющее их. Было в этом что-то естественное, возможно, их переплетенные между собой пальцы. А может быть, чужой человек, сидящий за её спиной, уже не был таким уж чужим? Следующая практика: «Поза благодарности», подразумевала под собой объятия. Долгие, нежные, ласковые. Особое внимание в этом упражнении нужно было уделять чакре Анахата**, и выражать в этом соприкосновении всё свои чувства. Крепкая фигура мужчины стала её якорем в этом море чувств, в котором без него она бы потерпела кораблекрушение. Цепляясь за крепкие плечи, она вдыхала приятный цитрусовый аромат его парфюма. Было ещё три практики. Гермиона выполняла всё уверенно и безропотно, Блейз же был сосредоточен и точен в своих движениях. Завершить тренинг он предложил изучением тела партнера. — Нам нужно установить зрительный контакт. Кончиками пальцев мы начнем легонько и очень осторожно прикасаться к телам друг друга. Делать это следует с нежностью и любовью. Они сели в главную позу тантры, как объяснил ей Блейз. Сидя на покрывале, немного раскинув слегка согнутые в коленях ноги, он смотрел на неё, не скрывая восхищения, а Гермиона опустилась на него сверху, закинув свои ноги ему за спину. Глаза в глаза. Прикосновение к прикосновению. Выдох к вдоху. Тепло, радость, любовь и нежность заполняли Гермиону до краёв, а сердце учащенно стучало, разгоняя по всему телу этот трепет. Ласковые прикосновения сводили с ума, поднимая из недр души, что-то темное, обжигающее, густое, как лава. Все еще поглаживая спину Гермионы, Блейз приблизился к ней слишком близко, и её терпение лопнуло, как мыльный пузырь. Притянув его еще ближе за ворот футболки, она требовательно и страстно впилась своими губами в его, играясь с его языком. В этот момент ей не нужны были практики, не нужны были знания, опыт, тантры и прочие прозрения. Ей нужен был он — Блейз, мать его, Забини! Целиком. Без остатка. Полностью. И Гермионе было плевать, как это выглядит со стороны. Она хотела его потому, что он был нужен ей как мужчина, а не как чертов «Секс-Гуру», и все, зачем она приехала, полетело в тартарары вместе с футболкой и майкой, покоящимися теперь на молочно-бежевом песке где-то за пределами их ложа. Блейз, не помня себя, обхватив талию Гермионы, и одной рукой приподнял её с себя, бережно укладывая на мягкое одеяло. Их руки сплелись, а страстные поцелуи были резкими и тонули в рвущихся наружу признаниях. Его губы соскользнули, даря едва осязаемые прикосновения к её шее, оставляя мокрый след языка, который выводил букву «М» на нежной коже. «Моя» — Пожалуйста, Блейз… — простонала Гермиона. Эта мольба возымела над ним такой эффект, что его буквально подбросило на месте. Он посмотрел на затуманенные страстью глаза и увидел в них похоть. Животную, всепоглощающую, первородную. Он жадно припал к её груди, языком проводя пунктир с одной на другую. Высвободив руку, он отвёл ногу Гермионы немного в сторону, проводя кончиками пальцев по внутренней стороне бедра, продвигаясь все ближе к краю оставшейся на ней одежды. Рука проскользнула под её ягодицы, подцепив пальцами края ткани у копчика, и Блейз медленно стал стягивать с Гермионы красные шортики вместе с нижним бельём. Через секунду от похоти в её взгляде не осталось и следа, глаза расширились от испуга, а без этого изрядно раскрасневшееся лицо вытянулось в преддверии отступления, но Блейз не мог позволить этому случиться. И когда Гермиона открыла рот, чтобы попросить его остановиться, он задавил эту попытку пылким поцелуем. Она сопротивлялась какое-то время, но его напористый язык сделал своё дело, и она расслабилась, позволяя Блейзу стянуть с неё ненужный фрагмент одежды. — Я тут подумал, раз для тебя так сложен сам процесс оголения, следующей твоей практикой будет нагота, — прошептал он ей прямо в губы. Этот шёпот возбуждал её ещё больше. Она пробежалась ладошкой по его прессу и быстро скользнула под резинку штанов, поглаживая внушительных размеров агрегат через ткань мешающих сейчас боксеров. Снова поцелуи, её руки, прижатые над головой рукой Блейза, и она даже не поняла, как он оказался абсолютно обнажённым, нависая над ней. — Только скажи мне остановиться, и я не прикоснусь к тебе, — уже водя своей твёрдой плотью поступательными движениями вдоль её лона, лаская нежной головкой клитор, сказал он. Блейз точно знал, что Гермиона теперь не сможет остановиться. Иллюзия выбора, но как много она даёт человеку… — Пожалуйста, Блейз, не останавливайся, — простонала она призывно, покачав бёдрами и всхлипнув от наслаждения. Она была очень мокрой, готовой к его вторжению. Блейз вошёл резко, Гермиона вскрикнула и напряглась, он остановился, давая ей насладиться ощущением наполненности. Когда её тело стало расслабляться, Блейз почти вышел из неё и снова сделал резкий толчок, и так раз за разом, доводя её до полного исступления. — Смотри на меня, Гермиона, — приказал Забини, в очередной раз наполняя её собой. Смутно соображая, она распахнула глаза. — Вот так, хорошо… Его движения ускорялись, её бедра двигались ему в такт, переступая границы реальности, унося их в мир ощущений. Стоны, крики, ласки, поцелуи. Всё слилось в одну точку наивысшего блаженства на пике их совместного оргазма. Блейз лёг рядом, тяжело дыша и притягивая ничего не соображающую Гермиону к себе на грудь, зарываясь в копну густых волос. Грейнджер слышала, как сбивчиво бьётся его сердце, и думала, что нет ничего прекраснее этого звука. Тук, тук, тук, тук. Дыхание становилось все ровнее, стук сердца спокойнее, а Забини смотрел на плывущие в высоте облака и был по-настоящему счастлив. — Гермиона… — Да, Блейз? — Даже не надейся, что это конец.