Judicatum solvi

Ab altero exspectes, alteri quod feceris Жди от другого того, что ты сам сделал другому

Нельзя было не понять, почему он так повёл себя. Конечно, ведь мои ответы на вопросы Айе могли только ещё сильнее вывести его из себя. И я с самого начала не исключал возможности потенциального рукоприкладства с его стороны. Я был виноват в его состоянии, потому и в последствиях я был виноват только сам. Даже спустя несколько дней мне было всё ещё дурно от сцены в баре, когда Айе хотел поговорить со мной. Я запрещал себе вспоминать, запрещал переживать, запрещал думать. Ведь это всё уже не имеет значения, а лидеру так или иначе нужно было попытаться вытащить меня на откровенность. Ну что ж, не вышло. И если разбитой губой дело ограничится, то можно считать, что мне крупно повезло. Главное, чтоб расспрашивать перестал, иначе я не выдержу. Сейчас скрывать своё истинное отношение к Айе стало трудно, как никогда. Мне стало очень сложно находиться с ним в одном помещении, тяжело смотреть на него, невыносимо разговаривать с ним. Репетиции превратились в пытку. И мне всё время параноидально казалось, что мои мысли написаны у меня на лбу. Я ужасно боялся новой встречи с Айе после той неудавшейся беседы. Но оказалось, что зря. Ни одним жестом, ни одним взглядом он не выказал, что между нами произошло что-то из ряда вон выходящее. Был, как всегда, бодр, болтлив, зануден. Айе ужасно нудный во всём, что касается работы. По его поведению казалось, что ничего ровным счётом и не случилось. Только вертикальная морщинка между бровями, усталые от бессонницы глаза да слишком нервный смех. И так на каждой репетиции. Вне общих дел мы, по негласному уговору, контактировать перестали. Я избегал его, он не рвался к общению со мной. А главной связующей нитью для нас осталась работа в группе. Айе больше не спрашивал меня ни о чём, и это радовало, если только может радовать то, что любимый человек не желает с тобой лишний раз заговаривать. Но в моём случае это было облегчением, какой-никакой, но отсрочкой. Всё равно в будущем маячила перспектива неприятного выяснения отношений, когда я наконец решусь сказать об уходе из the studs. Этого Айе мне явно не простит, не сможет принять всё, как есть, и отпустить без объяснения. Группа для него на первом месте. Хибики как-то сказал, что я стал похож на привидение, того и гляди, сквозь стены ходить начну. Я постарался улыбнуться и даже не пытался поддержать разговор. Потребность в общении отпала вместе с желанием выходить из дома. Айе, кажется, моё состояние интересовало мало, а Дайске посчитал, что у меня очередной всплеск социопатии. Только Хибики иногда приглядывался ко мне с непонятным выражением на лице и периодически безрезультатно пробовал со мной поболтать. Но я упорно избегал их всех. А дома, вне работы, я был всецело предоставлен сам себе. Своим мыслям, своим бесполезным мечтам и не менее бесполезным метаниям. Пару раз звонил Рё, но я так и не смог ни о чём ему рассказать. В результате же... Когда он позвонил как-то поздним вечером, я сначала просто молчал в трубку, пока он задавал потоки вопросов. О планах, о работе, о друзьях, о тусовках и о том, куда я в очередной раз пропал. А я молчал и думал, что он наверняка переживает за меня и не из праздного любопытства хочет узнать, что со мной происходит. Но признаться даже ему, старому другу, было равносильным самоубийству. И я попытался отодвинуть его от себя единственной фразой: - Ты мне сейчас не нужен, Рё. Повисшая после этого пауза затягивалась, и я уже было хотел попрощаться, не выдерживая нарастающего напряжения, как: - Надеюсь, тебе сейчас хоть кто-то нужен, - его голос звучал внезапно тихо, и мне пришлось вслушиваться, чтобы разобрать слова. - Не уходи слишком далеко, хорошо?.. И я буду рад, если ты позвонишь как-нибудь. Через секунду из трубки уже неслись короткие гудки поспешно оборванной связи. Мне было жаль так поступать с ним, как было и жаль, что я не могу нормально общаться с одногруппниками. Но Рё поймёт, он обязательно поймёт. Меж тем, Айе, видимо, решил задавить, завалить и заглушить свои проблемы работой. За пару дней он представил на наш суд пусть сырые, но по факту готовые четыре песни. И в лихорадочном блеске его глаз ни от кого не укрылась сумасшедшая усталость. Но не в правилах Айе останавливаться и отдыхать, когда тебе плохо. Наоборот, мы собирались чуть не каждый день, обсуждая, дописывая, выверяя каждую ноту. А я имел возможность насмотреться на него напоследок. Заметить, как дрожат руки уже после пары прогонов, как сильно он сутулится, нависая над гитарой, как плохо слушается его собственный голос, срываясь на фальшь... Я не смог отказаться, когда ребята позвали в бар выпить. Сегодня хотелось напиться, и по большому счёту меня не волновало - буду я пить снова один или с кем-то. Так что уговаривать меня не потребовалось, и я, если не с радостью, то, по крайней мере, охотно, пошёл с ними. Я сразу налёг на спиртное, чтобы поскорее избавиться от чувства скованности, чтобы перестать обращать внимание на Айе и забыть обо всём, что ждёт впереди. Дайске так удачно шутил, что громовой хохот от нашего столика был слышен уже, пожалуй, всему бару. Но мне было не до смеха, и, даже выдавая некое подобие улыбки, я просто старался не сильно выделяться. Хотя на меня внимания никто особо не обращал, да и привыкли мои коллеги, что в последнее время меня лучше не трогать. Приглушённый свет, шум и много алкоголя. Я никому не нужен, и мне почти свободно дышится среди людей, которые не обращают на меня ни малейшего внимания. Захотелось выпить чего-то покрепче, и я решил сам прогуляться к барной стойке. Только поднявшись из-за стола, я прочувствовал, как успел набраться. А ведь вроде только недавно пришли. Стараясь не шататься и аккуратно обходить людей, я успел дойти до пункта назначения. Но у самой стойки умудрился столкнуться с какой-то высокой девушкой, от чего она едва не упала, не успей я удержать её за руку. Проклиная всё на свете и, в частности, свою неуклюжесть, я сбивчиво начал извиняться, стараясь не смотреть ей в лицо. Барышня же только с улыбкой обронила "ничего", и, откинув за спину хвост из тонких косичек, отошла, сверкая пайетками на платье. Какое-то время я завороженно смотрел ей вслед, но людей у стойки толпилось немало и я быстро потерял её из виду. Знакомый типаж, как раз такие женщины нравятся Айе. Нравятся Айе... Непроизвольно поморщившись, я отвернулся к бармену, намереваясь заказать что-нибудь такое, от чего мой мозг обязательно выключится. И чем скорее, тем лучше. Чтобы мысли об Айе уже не доставляли такой острой боли. Когда же я вернулся к нашему столику, оказалось, что Хибики с Дайске куда-то ушли, и лидер остался в одиночестве, потягивая пиво. Я сел и не спеша закурил, разговаривать с ним желания не было. Стараясь даже не смотреть в его сторону, начал рассматривать зал, выискивая взглядом ребят. Я раньше почувствовал, чем увидел, как Айе встал и пересел ближе ко мне, совсем рядом. Это было неожиданно и потому пугало, ведь раз так, то скорее всего сейчас будет ещё одна попытка вывести меня на откровенный разговор. Я был к этому не готов, мне было тошно, тоскливо и крайне неуютно, когда он сидел вот так, почти касаясь моего бедра коленом. Айе был пьян. И когда я бросил на него короткий взгляд, то в глаза мне бросились признаки пресловутой этой его решительности. У него всегда становилось невероятно воодушевлённое лицо, если он что-то там себе надумал и принял самое верное, на его взгляд, решение. Что ж, Айе умеет добиваться своего, и сейчас он, видимо, собирался разговорить меня во что бы то ни стало. А у меня появилось неотвязное чувство, что всё это плохо кончится. Что мне вообще не стоило идти с ними в бар, предоставляя лидеру возможность поймать меня тет-а-тет, да ещё и когда мы оба далеко не трезвые. Айе настораживал меня, мне чудилась всё время какая-то угроза, исходящая от него. Так, словно бы он перестал быть давно и хорошо знакомым человеком и превратился вдруг в странного незнакомца, чьи мысли - непроглядный мрак. Я постарался собрать волю в кулак и упорядочить путаницу в голове. Очень зря я сегодня пил, теперь же мне нужны трезвые мозги и крепкие нервы, чтоб не позволить себе расклеиться, до чего бы мы ни договорились. Заранее смирившись с грядущими неприятностями, я приготовился к началу конца. Конца этих отношений.