18 февраля 2211
Я сидела на жестких матах, согнув ноги и положив на колени горящие огнем руки. Не буквально, а образно выражаясь. Все тело ломило, будто на плечах я удерживала как минимум десятиэтажное здание, а максимум — сам небосвод. Тем временем, пока я пыталась отдышаться, чтобы не умереть из-за кислородного голодания, Энджи, нет, Старатель вел довольно агрессивный монолог, суть которого сводилась к тому, что я должна больше трудиться. Если он точно также разговаривал с другими детьми, которых пытался обучать, то у меня для него печальные новости. Сравнивая с рассказами друзей, которые пробыли в армии некоторое время, Энджи идеально отыгрывает роль то ли командира, то ли еще кого, человека, работа которого в кратчайшие сроки из безвольных туш сделать боеспособных военных. Забавнее всего, что все его оскорбления не несли цели унизить собеседника, они, как мне кажется, должны мотивировать человека стремиться к большему. Как подумаю, через что пришлось пройти Шото, становится не по себе. Сложно судить человека, который не хотел навредить, но все же сделал это. Хуже, что Старатель правда хочет меня научить защищаться, чтобы в опасных ситуациях я могла постоять за себя, повысив шансы на выживание. И все же. — Вставай. Вот встану я, для меня это не проблема, потому что все ощущения, даже больно жалящие, несут определенную ценность, но принесет ли мое упорство пользу самому Энджи? Какую идею ему принесет мое послушание? Мол, все его действия верные, и проблема не в стиле тренировки, а в нежелании детей учиться? Хотя тренировки Шото свелись к обычным силовым упражнениям, поскольку мальчик отказался использовать огненную сторону причуды, это не значит, что Старатель не ужесточит их. Вот это свинью я подложу бедному ребенку. Поэтому наплевав на грозное выражение лица мужчины и его пылающие глаза, я легла на спину, раскинув руки и ноги в стороны. Удушающее молчание. — Что это значит? — тяжелые шаги направились ко мне, остановившись около вспотевшего лица. — Я сказал тебе встать и повторять до тех пор, пока ты не сделаешь упражнение правильно. От тона, с которым говорил Энджи, у меня пробежались мурашки по коже, но даже это не заставило меня сдвинуться с места. — Это значит, что я беру перерыв. — Я не помню, чтобы давал на него разрешение. — Ага, поэтому я дала его сама себе. Воздух накалился, температура резко возросла на несколько градусов. Очевидно, что Энджи был в бешенстве. — Сецуна. — Старатель, — услышав свое геройское имя Энджи незаметно вздрогнул, сжав кулаки до побеления. Пламя, до этого горящее на его лице, потухло, открыв миру весьма удрученное лицо. Тут я поняла, что мне придется объяснить ему, почему Старатель не та личность, которой следует подражать. — Помнишь, у нас уговор, что я скажу, когда ты переусердствуешь? Вот оно. Я могу подняться и повторить комплекс упражнений, но то, что ты делаешь, это не тренировка ребенка, а солдата. Ты уверен, что пытаешься обучить самообороне, а не вылепить героя? Мужчина сделал сложное выражение лица, которое явно говорило о неизвестной мне внутренней борьбе. Я без понятия, что творится у него в голове, но мне начинает казаться, что дети не просто так зовут его дома Старателем, а не отцом или Энджи, если не обращаются напрямую. Возможно, это не дети не проводят грань между обычным гражданским мужчиной и про-героем Старателем, а сам Энджи запутался в двух масках. Я знала, что его эмоциональный интеллект оставляет желать лучшего, но сейчас его эмпатия умерла в адских муках. Такое сложилось впечатление, будто у него есть рычаг, за который он подсознательно дергает, чтобы избавить себя от способности чувствовать. Можно догадаться, что на работе он столкнулся с горем утраты, что чувство беспомощности, когда не смог спасти гражданских, задвигало на задний план все остальные эмоции. Интересно, что вообще значит работать героем? — На сегодня все, — мужчина отвернулся, подбирая с пола гири, с которыми мы сегодня занимались. Именно его упертое выражение лица не дало мне отпустить сложившуюся ситуацию. — Энджи, — окликнула его я, медленно поднимаясь на дрожащих из-за перенапряжения ногах. — Я не твой подчиненный. На что я получила лаконичный ответ: — Иди домой. Смотря в его удаляющуюся спину, я медленно осознавала, насколько все на самом деле плохо. Как человек может измениться, если он уверен, что поступает верно, если у него не было и толики сомнения в принятых решениях. Я не знаю слов, которые бы пробились сквозь его черепную коробку, чтобы заставить думать головой. Закрыв глаза, я прокляла свою несуществующую удачу. А до дома от офиса Старателя еще ехать и ехать. Черт.20 февраля 2211
Толкнув дверь комнаты, я пыталась одновременно завязать галстук и не уронить телефон. Забросив тщетные попытки, положила телефон в рот, пока сама стояла у окна, и, глядя в свое отражение, пыталась завязать бесполезный кусок тряпки. Честное слово, почему нельзя было купить галстук на резинке, чтобы я не страдала фигней каждое утро. Отвернувшись, я мельком заметила черный гакуран. Да, это была новая форма Шото в средней школе. Довольно мило, подойдет абсолютно всем, особенно людям с нестандартной внешностью. Наконец-то волосы Шото перестанут быть подобно бельму на глазу, как это было с его прошлой формой в клетку. Честно, это было ужасно. — Ты позавтракал? — крикнула ему в догонку, хотя из-за телефона прозвучало довольно невнятно. Обернувшись, он покачал головой. — Поем в школе, — тихо ответил Шото, а затем окинул меня взглядом, добавив: — У тебя рубашка не застегнута. Моргнув, я в панике посмотрела вниз, и облегченно вздохнула, обрадовавшись, что нового синяка с тренировки не было заметно. Забавная история о том, как я неудачно споткнулась и кубарем покатилась по земле, пока случайно не ударилась об одну из лежащих гантелей. Мне показалось, что слышала тихий смех Энджи, но когда взглянула, увидела привычное хмурое лицо. Застегнув третью пуговицу снизу, я прошла на кухню. Стоило мне переступить через порог, как на меня подул морозный ветер. Дернулась бровь. — Нацу! — Ой, он опять за старое, — на кухню зашла Фуюми, в одной руке она держала фартук, а в другой школьную сумку. Ее короткие волосы были собраны в низкий хвост, а круглые очки покоились на макушке головы. — Мне показалось, что вы начали ладить. Я пожала плечами, не зная, что ответить. В последнее время наши отношения оставляли желать лучшего. Не то чтобы Фуюми была во всем виновата, просто откуда ей знать, что общается со взрослым человеком, а не семилетним ребенком. Ее опасения вполне логичны, но все же… Все же я чувствую, как она меня душит своей заботой и опекой. Фуюми хочет иметь обычную счастливую семью, с хорошими родителями и непоседливыми младшими братьями и сестрами. Прямо как в сериалах. Не совсем обычная мечта для ее возраста, но, учитывая обстоятельства, ожидаемая. Год назад она закончила школу и поступила на учителя, какая-то педагогическая специальность. Кажется, Фуюми хотела стать преподавателем в младших классах, а также уметь работать с детьми с отклонениями, такими как слепота, глухота и немота. Она еще не совсем определилась, какое именно направление ей ближе, но она на пути к этому. Не хочется так думать, но мне кажется, что она считает меня особым случаем и применяет полученные из соответственных книг знания на практике. То есть на мне. — Он не такая задница, как раньше, — дала лаконичный ответ, забирая со стола готовый бенто. — Терпеть можно. Фуюми окликнула меня, когда я застегивала куртку, со словами: — Я рада, — а на лице красовалась неуверенная улыбка, словно она не могла поверить в услышанное. Мне было больно видеть ее такой, поэтому улыбнулась в ответ, и выглядела гораздо правдоподобнее, чем сама Фуюми. — Ага, я тоже.***
Энджи сидел у себя в кабинете, положив локти на стол и со сложным взглядом уставившись на разложенные на столе бумаги. На них был отмечен достигнутый прогресс Сецуны на тренировках, но полученные результаты вызывали у мужчины смешанные чувства. Все данные говорили, что у Сецуны стабильные улучшения, а продемонстрированная послушность вызывала тихое уважение. Единственный раз, когда она ему сказала слово против, было в момент, когда он подумал, что из нее выйдет прекрасный герой. Закрыв глаза ладонью, Тодороки застонал. Не раз ему пришлось напоминать себе, что Сецуна крепче Тойи, что она не повторит судьбу первого ребенка. Для начала она вообще не хотела иметь ничего общего с профессией героя. Но вдолбленная привычка не давала так просто отпустить подающего надежды ребенка. «Ей семь лет, черт возьми», — мысленно повторил Энджи, пытаясь разобраться в беспорядке, в который он превратился. Он знал, что ему не следовало соглашаться на просьбу дочери. «Шото был младше, когда начал тренировки, и ничего», — выдало подсознание, подливая масла в огонь. В том то и дело, что с Шото было так много неправильного, начиная с самого очевидного — отказа использовать пламя, предпочитая исключительно лед. Шото был идеальным, его лучшим творением, которое превзойдет Всемогущего. Но Сецуна, не обладая желанной причудой, была такой же успешной, как и Шото. Так что же получается, дело не в причуде, а?.. Какой же он неудачник. Энджи подавленно всхлипнул, не зная, как перестать ненавидеть себя. Все жертвы, на которые он согласился, все сложности, которые он преодолел, все усилия, которые он приложил, все было напрасным. Он винил в неудаче причуду, которая досталась ему с рождения, оправдывал успех Всемогущего чистым везением, но оказывается, что проблема в нем самом? И Энджи даже не был удивлен полученным выводам, потому что где-то в глубине души догадывался, что все так и закончится. Но он не мог сдаться. Он не имеет права опускать руки. Потому что он Старатель. Потому что это все, что у него осталось. И как только Сецуна узнает, кто он на самом деле, то уйдет, как это сделали люди до нее. Все, что имеет значения в его жизни, это титул Героя №1. И Старатель доберется до туда, чего бы ему это не стоило.22 февраля 2211
Парк Уэно в феврале не был особо популярен у жителей столицы. До цветения сакуры еще далеко, деревья все еще голые, редкая зелень только-только начинала виднеться. Как раз под одним из таких деревьев отдыхала странная до жути пара из отца и дочери. Оба они сидели друг к другу боком, спиной прислонившись к стволу дерева. Чтобы не застудить яичники, о которых так любила говорить мать Сецуны, она сидела на школьной сумке. Голова удобно лежала на широком плече Энджи, который во время позднего обеденного перерыва согласился провести с ней время. — Скажи, почему ты хочешь, чтобы Шото стал героем? Несмотря на неудобный вопрос, Сецуна ни поведением, ни голосом не высказывала недовольства, если оно у нее было. Вместо этого все выглядело так, будто ею руководило обычное любопытство, свойственное всем детям. И только двое могли бы догадаться, что она была смертельно серьезна. — Потому что он был рожден для этого. Энджи не мог не отметить, что в последнее время Сецуна становилась все инициативнее. Если раньше она могла спокойно отпустить неудобную для разговора тему, то теперь она искала обходные пути, чтобы получить желаемый ответ. Мужчина вроде бы доволен, что у дочери были черты, которыми он лично гордится, но никогда не думал оказаться на противоположном конце. — Никогда не задумывался, что он может стать кем-то другим? — надавила Сецуна, продолжая смотреть на медленно плывущие по небу облака. Давно она так не расслаблялась, останавливаясь, чтобы понаблюдать за окружающим ее миром. Но Тодороки не был в настроении, чтобы отвечать на неприятные вопросы. Все, чего он желал, это тишины, чтобы наконец-то немного отдохнуть, перевести дыхание. Ему было не до попыток дочери разобраться в той неразберихе, которой являлась их семья. Они так глубоко погрязли в своих головах, что не было шанса, что они сядут за один стол и не переругаются. — Нет, — отрезал Энджи, и разговор умер сам по себе. Сецуна понимающе замычала. Свои выводы она сделала, а что будет дальше — жизнь покажет.