1 февраля 2208
Фуюми внимательно наблюдала за реакцией Сецуны, когда той сообщили новость, которая потрясла большую часть членов семьи Тодороки. Было не принято, чтобы дети пропускали годы в учебе, будь то детский сад или школа. Даже в университет не поступишь, если не удовлетворяешь минимальному возрастному порогу. — Специальная школа? — переспросила девочка, перекатившись со спины на живот, где она лежала на ковре в гостиной. — От Геройского комитета по общественной безопасности, — уточнила Фуюми, пригладив волосы сестры, которая в последнее время не очень любила, когда ее касались. Девочка что-то промычала, прежде чем снова упасть на спину, уставившись в потолок. Иногда Фуюми не понимала, как кто-то мог часами лежать и смотреть в одну точку, ничего не делая. Однажды она попыталась повторить за сестрой, но уже через двадцать минут ей стало скучно, и она не знала, что с собой делать. Сецуна же, в отличие от семьи, могла спокойно не двигаться весь день, прерываясь только на еду и посещение туалета. Иногда Фуюми казалось, что у нее болит голова, учитывая, как часто она закрывала лицо руками или терла переносицу. Но каждый раз, когда она спрашивала, болит ли что-то, получала простой ответ: «Все нормально». В комнате, помимо сестер, был еще и Нацуо. Он сидел на диване, уставившись в телевизор и смотря очередную дораму в жанре уся. Это было настолько глупо, что никто не решался комментировать вкусы мальчика. Отец не знает и уже хорошо. — Школа для уродов, — пробормотал мальчик, который, как оказалось, подслушивал их разговор. Девушка замерла, в ужасе посмотрела на Нацуо. Это были очень жестокие слова, особенно для ребенка. Фуюми не раз читала в книгах, как небрежный комментарий мог разрушить чью-то уверенность. — Нацуо! — закричала она, вскочив на ноги и схватив бесстыдника за ухо. — Извинись перед Сецуной! Но он не желал извиняться, поэтому резко рванул в сторону, вырвавшись из захвата. Нацуо с гневом посмотрел сначала на Фуюми, затем на Сецуну, прежде чем сбежать из гостиной, бросив особо грубые слова напоследок. Старшая девочка оглянулась со страхом перед неизбежным, только чтобы увидеть, как Сецуна продолжала лениво лежать на ковре с бесстрастным выражением лица. — Сецуна-чан, все совсем не так, — затараторила Фуюми, снова присев на колени перед сестрой. — Это заведение для особо одаренных детей. Они талантливые и очень умные, прямо как ты. Отец хотел как лучше, поэтому и записал тебя туда. Ты понимаешь, о чем я говорю, Сецуна-чан? — Ммм, круто, — ответила рыжая, лениво потянувшись, чтобы затем перевернуться на бок и закрыть глаза. Фуюми со вздохом опустила руки, не зная, что делать дальше.***
Неприятно это говорить, но либо у меня депрессия, либо неизвестно что. В последнее время мне очень скучно. Надоело рисовать и читать детские сказки, а от постоянной зубрежки кандзи и новых слов уже начинало тошнить. И смысл от всей учебы, если я даже ничего нормального почитать не могу, не говоря уже о просмотре фильмов и игры в видеоигры. Видя, как другим детям в детском саду спокойно дают PSP, Nintendo и прочие приставки, а также планшеты и сенсорные телефоны, мне хотелось кричать от ярости. Особенно на Фуюми, которая установила эти глупые правила в доме. Да, это не Энджи запретил нам смотреть телевизор и зависать в интернете, а Фуюми. Эта девочка с годами становилась все душнее и зависимее от контроля. Я буквально не понимаю, чего она добивается подобными действиями. Неудивительно, что у Шото нет друзей в школе. Ему же говорить с ними, помимо уроков и домашних заданий, не о чем. Причем ни у Фуюми, ни у Нацуо подобных тупых ограничений нет. Они могут в любой момент времени уткнуться в телефон и зависать в соцсетях. Иногда Нацуо дает Шото поиграться с его телефоном, но за жалкие полчаса-час ничего толком не сделаешь. Особенно если не знаешь, куда смотреть и что искать. По-моему, только благодаря этому никчемному отрезку времени Шото не стал изгоем в обществе. Я морально устала от контроля Фуюми. Уже и не помню свой возраст, но явно буду старше девушки-подростка. Иногда складывается впечатление, что от количества времени, проведенного дома, у Фуюми нет близких друзей, с которыми можно повеселиться. И вся нерастраченная энергия направляется на семью, из-за чего мы становимся центром ее мира. Подобное отношение заставляет чувствовать себя каким-то личным проектом, словно и не младшая сестра вовсе. Честно признаюсь, что мое любимое время дня, когда Энджи дома. Его присутствие ощущается как глоток свежего воздуха. Зачастую он сидит в своей комнате или упражняется в тренировочном зале с Шото, но иногда любит посмотреть новости и документальные фильмы в гостиной. Когда Энджи включает телевизор, я могу прокрасться мимо Фуюми и лечь рядом. Ну, не совсем рядом, а на другом конце дивана или в кресле, но все равно довольно близко, если сравнивать с другими его детьми. При этом меня никто не прогонит, поскольку не желают нарушать покой Энджи. Поэтому я, наконец-то, могу заниматься самыми обычными делами, не боясь, что Фуюми или Сакура вот-вот ворвутся и снова начнут меня «воспитывать». Лучшее время.***
Энджи не любил много говорить, а после полного рабочего дня, когда ему казалось, что язык вот-вот отсохнет, тем более. Приходя домой, он хотел остаться в тишине. Нет, даже не в тишине, а в покое. Чтобы его вообще не трогали, особенно первые два-три часа. Обычно он краем уха слушал новости, расслабляясь на мягком диване в полном одиночестве, пока его дети прятались по своим комнатам. Но в последнее время он заметил, что самая младшая все чаще оказывалась рядом. В опасной близости от его пузыря комфорта. Сначала она сидела на самом удаленном кресле в комнате, тайком наблюдая за происходящим по экрану. Затем она становилась все смелее, пока в конце концов не оказалась на одном с ним диване. Сецуна клала голову на подлокотник, прижимала колени к груди и умиротворенно смотрела все, что пускали по каналу. Тодороки не раз замечал, что девочка отличается от всех детей, с которыми ему пришлось иметь дело. Она была разумной и имела невероятный контроль над собой. Поэтому он не удивился, когда ему посоветовали перевести ее в особую школу. Как оказалось, он сам давно заметил ее таланты, просто не обращал на эти знания должного внимания. Сецуна была страннее, чем все причуды мира. За своими мыслями он не заметил, как кто-то приблизился к нему, буквально упав на колени. Вздрогнув от неожиданного контакта, Энджи опустил взгляд, только чтобы увидеть копну алых волос на его бедрах. Сецуна спала с открытым ртом и развалившись в форме морской звезды. Руки были раскинуты в разные стороны, а одна из ног свисала с дивана. Мужчина напомнил себе не забыть отвести ее к доктору, так как очевидно, что у девочки были проблемы с дыханием через нос. Но это были далеко не главные его мысли. Вместо этого он сосредоточился на приятной тяжести ее головы и теплоты тела, прижатого к нему. И ей было комфортно, что было странно, прямо как все в ней. Температура тела Энджи была далека от нормальной, в лучшие дни при прикосновении к нему можно было сказать, что он находится в лихорадке. Особенно горяча его кожа, когда ему приходится подавлять свое пламя, как на лице, так и по всему телу, чтобы никого и ничего не поджечь. По этой простой причине людям было некомфортно рядом. Лицо Сецуны тоже покраснело, прямо как у ее матери, когда они лежали вместе. Но вместо нахмуренных бровей и сморщенного лица, девочка была счастлива. Она даже забралась дальше, увеличив площадь соприкосновения. Тодороки скрестил руки на груди, чтобы случайно не толкнуть ребенка, и продолжил смотреть очередной спец-выпуск. Но он не слышал слов ведущего, только вдохи и выдохи Сецуны, а также стук ее быстро стучащего сердца. Когда через несколько часов Фуюми пошла искать Сецуну, чтобы уложить ее спать, девушка стала свидетелем невероятной картины. И отец, и сестра, лежащая на коленях Энджи, спали на диване под шум телевизора. Они оба выглядели умиротворенными, и это было самой красивой вещью, которую только видела Фуюми. Не решаясь будить их, она прикрыла за собой дверь, попутно понизив громкость телевизора через свой телефон. Она только молилась, чтобы реакция отца утром не была чрезмерной. Ни Нацуо, ни Шото ничего не знали об этом моменте. Вместо этого они молча радовались хорошему настроению мужчины, прежде чем он ушел на работу.