***
На утро пришлось встать, хочешь ты этого или нет. На войне пробуждение не было таким, как раньше. Ты не проснешься в теплой постели, залитой лучами яркого солнца. Не понежишься в мягкой кровати до того момента, как полностью отойдешь ото сна. Не будет сладкого поцелуя в лоб или щеку от любимого человека или родителя. При пробуждении лишь чувство безысходности и ожидание неминуемой смерти, которая буквально идет за тобой по пятам. Рядом никого, потому что война разделила вас. Схватила своими горячими лапами, разрывая связь, и небрежно отбросила далеко друг от друга. Благо, сегодня был хотя бы завтрак. Драгоций смотрел в свою миску, в которой плавала нечищеная картошка, турнепс и ошметки свиного жира. Похлебка уже успела остыть, и потому была вдвойне отвратнее на вкус. От еды пахло чем-то затхлым, но Фэш съедал ложку за ложкой. Просто чтобы не умереть от голода. На удивление, в столовой не было Марка и Фэш не ловил на себе его холодные взгляды. Драгоцию было неуютно от этой «слежки», но теперь, кажется, стало еще хуже, ведь к тому, что к его спине постоянно был прикован один и тот же взгляд, Фэш уже хотя бы немного привык. Но теперь он лишился даже этого. В голове вновь пронеслось, что ни к чему привыкать нельзя. На выходе из здания Фэш приметил огненно-рыжую макушку. Он постарался не попасться Василисе на глаза. Драгоций вышел на свежий воздух, и в голове перестало гудеть. Но то, что он увидел дальше, повергло его в шок. На плацу в истерике билась совсем юная девушка. Она спиной уперлась в колючую проволоку, и было видно, как она царапает ей спину, разрывая ткань одежды. К ней приближался немец. Казалось, он специально замедлял шаг, тем самым нагоняя на бедняжку еще больше страха, заставляя чувствовать себя беззащитным зверьком. — Н-не надо, прошу! Нет! — кричала она, но, к сожалению, нацист даже не понимал ее. Вот мужчина уже около нее. Он схватил девушку за запястье, и та вскрикнула. Эсэсовец развернул ее к себе задом и задрал платье, мерзко усмехаясь. Девушка разрыдалась. В всхлипах ее звучал ужас, который эхом отзывался в душах всех каторжников. Немец спустил с нее трусы, не стыдясь оголить девушку при сотнях глаз. Видно было, что она сгорает от паники и стыда. Мужчина расстегнул ширинку своих форменных штанов и оттуда вывалился толстый кривой член, с явно выступающими венками, из головки сочилась смазка. Выглядело это тошнотворно. Девушка пыталась оттолкнуть его от себя и не переставала кричать. Эсэсовец ударил ее в ответ так, что та завыла от боли. После этого, казалось, вобрав в себя всю ненависть, он резко вошел в девушку. Раздался истошный крик, который пробрал Фэша до костей. Он в панике наблюдал за происходящим. Нацист начал толчками двигаться в девушке, схватив ее за волосы. Шея девушки неестественно изогнулась. Казалось, вот-вот он просто оторвет ей голову. Из девушки даже стон вырваться не мог. По ее худым ногам стекала струйка крови, бравшая начало у вагины. Эсэсовец и не думал останавливаться. Он быстрыми движениями бедер входил в девушку, и его тестикулы тряслись и бились о промежность девушки, издавая шлепки. На лице немца было написано, что он упивается чувством власти и превосходства, и безнаказанность тешит его. Садист, облеченный сознанием своей значимости и наделенный практически безграничными правами, которому внушили, что он может позволить себе все, потому что он из якобы превосходящей всех расы. Он продолжал своими толчками выбивать из девушки глухие стоны, больше подходящие на утомленные вздохи. Фэш не мог вынести этого. Он не мог смотреть на эти мучения. Драгоций хотел было рвануть на плац, спасать беднягу, но тут кто-то схватил его за локоть. Тихий девичий голос прошептал в самое ухо: — Нет. Фэш обернулся и увидел Василису. — Что? С ума сошла? Ее там насилуют, а я стоять буду? — Одно движение в ту сторону и они тебя убьют. — Да плевать мне! — крикнул Фэш. — Думаешь, мне есть до этого дело? — Мне есть! — чуть повысила голос и Василиса. — Я не собираюсь допустить твоей смерти. — Плевать. Тогда я сам себя убью! Но я не собираюсь жить в этом месте! — лихорадочно спорил Фэш. Василиса ахнула и хотела что-то сказать, но не успела, потому что на плац вырвался худощавый паренек, внешне странно похожий на ту девушку. По всей видимости, ее брат. — Отпусти ее! — закричал он, и крик этот был похож на гром, среди ясного неба. Парень бежал и изо всех сил тянул руку к девушке. Этот жест словно кричал: «Я уже рядом, я здесь, я спасу тебя!». Но не успел он пробежать и метра, как вдруг раздалось несколько оглушающих выстрелов. Юноша схватился за живот и изо рта у него вырвался слабый хрип. Он медленно упал на землю. Сначала опустился на колени и бросил последний взгляд на девушку, а затем плюхнулся на живот. Моментально вокруг него начала растекаться густая ярко-алая кровь. В следующее мгновение раздался дикий рев. — Не-е-ет! Брат! — крики прервали рыдания и всхлипы, полные отчаяния и ужаса. Немец закатил глаза и надавил на спину девушки, приложив всю свою силу. Раздался хруст, и спина неестественно прогнулась. Тело девушки содрогалось в конвульсиях. Эсэсовец толкнулся внутрь еще пару раз и после этого, наконец, вытащил свой член из девушки и застегнул ширинку. Жертва упала на плац, а нацист, довольный собой, удалился. Фэш в панике рванул к девушке. От ужаса, разливающегося по венам, он не мог даже вдохнуть. Глаза начали намокать. Драгоций присел к девушке, та еще дышала. Он положил ее голову себе на колени. — Тихо, тихо, тихо, — шептал еврей. Девушка слабо улыбнулась. По ее щеке скатилась слеза, и в глазах угас последний огонек. Она тихо вздохнула и больше не было слышно ни единого вдоха или выдоха. — Эй… Эй! — Фэш начал тормошить девушку. — Давай, ты должна жить! — он в истерике тряс уже только ее руку. Когда осознание того, что она мертва, ударило разум, Фэш отскочил от девушки, весь дрожа. Василиса, захлебываясь слезами, убежала прочь, лишь бы не видеть этого ужаса. Фэш медленно поднялся и попятился назад. Навсегда в его память врезался образ бесстрашного юноши, что купался сейчас в собственной крови, и напуганной девушки, у которой не было шансов.***
Сегодня Драгоцию выпала возможность работать в карьере с камнями. Про это место ходили не лучшие слухи. «Кровью несчастных политы те камни, на костях евреев держатся камни карьера», — шептали из каждого угла. Любой боялся отправления туда. Одного лишь Фэша это не волновало. Есть ли разница между работой в концлагерях? Она вся одинаково ужасна. Карьер был большой — светлое пятно сырого известняка на зеленом склоне горы. Если поднять голову в то время, когда рассеивался утренний туман, можно было увидеть равнину, которая тянулась до самого бледнеющего горизонта. Но головы все же никто не поднимал — даже на мгновение. Работа была тяжелой и опасной: люди копали камень, откалывали камень, таскали камень и перевозили камень. Стоило кому-то отвлечься, как надзиратели набрасывались с побоями. В карьер и из него шла узкая железная дорога, по которой катились громадные вагонетки. В них камень поднимали из карьера, чтобы потом доставить на стройплощадку близ Клооги. Фэш сегодня работал толкальщиком. Он и еще шестнадцать молодых парней целый день поднимали груженые вагонетки весом около трех тонн вверх по склону под градом окриков на немецком и ударов хлыстом. Рельсы лежали на битом камне, по которому грязные ботинки Фэша отчаянно скользили. Как только вагонетки опустошали, она начинала катиться вниз с собственной скоростью и юноши удерживали ее, чтобы она не сошла с пути. Иногда вагонетка оставляла за собой ковер раздавленных тел с отрезанными конечностями, из которых сочилась кровь, человеческие кости и мясо, больше походившее на фарш. Металл своим холодом обжигал кожу на руках Фэша. Горячий пот щекочущими струйками спускался по спине от шеи до копчика, стекал по грязному лицу и рукам. Из Драгоция вырывались судорожные вздохи, пропитанные усталостью. Стопы покрылись мозолями, которые беспощадно ныли. Суставы в локтях тянуло, от чего было до мурашек неприятное ощущение во всем теле. Иногда эсэсовцы кнутом били по лодыжкам, подгоняя людей, словно лошадей. На тех местах оставались саднящие царапины. Воздух пах страхом вперемешку с потом; от такого внизу живота будто узел завязывался, а к горлу подступала рвота. В груди засела мерзкая тревога. От усталости и боли во всем теле хотелось зарыдать. Отпустить вагончик и броситься под пули пистолета. Фэш не понимал, что до сих пор удерживает его от такого поступка, на что он надеется. Спасения явно не будет, да и живым он отсюда вряд ли выберется. Фэша убьют либо условия здешнего обитания и всевозможные болезни, которые распространяются в такой антисанитарии со скоростью света, либо изнурительная работа. И одно хуже другого. Так почему же он так отчаянно держится за жизнь? Ребяческая надежда тешит его хрупкий внутренний мир, а он ее отвергает. Фэш услышал мужской вопль. Он осмелился повернуть голову в сторону звука. На земле валялось тело мужчины. Его придавил огромный булыжник. Видимо, сил не хватило удержать. Мужчину просто размазало. Драгоций зажмурился и отвернулся. Смерть на смерти, пытка на пытке, ужасы, боль и усталость. Место это для Фэша уже не сравнимо было с адом. К шести часам вечера рабочий день был окончен, и надзиратели приказали построиться в колонны. Получилось две длинные шеренги, у которых, казалось, не было ни начала, ни конца. Так заключенные дошли до своих казарм.***
В семь вечера ужин, состоявший из куска хлеба и куска не совсем свежей колбасы. Совсем мало для того, чтобы хотя бы немного насытиться и окупить всю усталость. Фэш ел очень медленно, откусывая небольшие кусочки. Он долго держал еду во рту. Этим Драгоций старался обмануть свой желудок, да и в принципе весь организм. Он пытался внушить сам себе, что еды достаточно, чтобы почувствовать себя лучше. Но в животе предательски урчало, давая понять, что у Фэша ничего не выходит. После скудного принятия пищи Фэш отправился в свой барак. Там он плюхнулся на койку. Сон не шел, лишь дурные мысли лезли в голову. Слабость сковала все тело, и веки были тяжелыми, но уснуть Драгоций никак не мог. Сквозь размышления до него доносились голоса — мужской и детские. Какой-то старичок рассказывал забавную историю из жизни, а дети задавали вопросы и смеялись. Фэш слегка приподнялся на локтях и посмотрел в ту сторону. Дети разных возрастов сидели вокруг мужчины и улыбались. Сам мужчина даже будто светился изнутри. Он возвращал напуганных замкнутых детей к жизни, заставлял испытывать радость, рассказывая истории о другой, лучшей жизни, он дарил им надежду. — В шахматы умеешь играть? — послышалось над самой головой. Фэш поднял голову и увидел юношу: возрастом он был примерно как Фэш, светлые волосы и ярко-зеленые глаза. Драгоций сел. Оказалось, за парнем стояла Василиса. — Немного, — спустя время ответил Фэш. — Вот и отлично! — парень сел рядом с Драгоцием. — Я Маар, — представился он. — Фэш, — сухо бросил Драгоций. Маар поставил на койку игральную доску для шахмат и расставил фигуры. — Откуда они у тебя? Разве личные вещи не забирают? — поинтересовался Фэш. — А я сам тут сделал. Один мой знакомый, будучи давним обитателем здешних мест, провел меня в корпус, где были станки и все прочее, — рассказал Маар. — А сейчас он где? — Он… Его убили, — спустя несколько секунд молчания ответил Броннер. — Извини, — поспешил ответить Фэш. — Ладно, давай уже играть. Я за белых, ты за черных. — Вы не против, если я понаблюдаю за игрой? — улыбаясь, спросила Василиса. — Не-а, — бросил Маар, а Фэш просто мотнул головой. Юноши неторопливо переставляли фигуры, а Василиса внимательно смотрела за игрой. Часто, конечно, ее взгляд смещался на Фэша, который выглядел очень сосредоточенным, казалось, он напряг все извилины мозга. Драгоций слегка нахмурил брови, отчего переносица забавно походила на гармошку. Невольно на лице девушки расцветала улыбка. К Василисе подошла девочка с двумя растрепанными светлыми косичками. Она начала дергать ее за подол платья и махать руками. — Хочешь поиграть в ладушки? — ласково спросила Василиса, на что девочка активно закивала. — Пойдем, — Василиса взяла девочку за ее маленькую ладошку. — А почему она просто не скажет, что хочет играть? Почему она молчит? — полюбопытствовал Фэш. На лица Маара и Василисы опустилась тень. Маар отвернулся, а Василиса шумно сглотнула. — Эсэсовцы отрезали ей язык. — Тихо, будто это было чем-то секретным, произнес Маар. У Фэша ком подступил к горлу. Он вздохнул. — И почему вы до сих пор живете? В смысле, почему вы просто не сдались немцам? — начал Фэш. — Почему вы просто играете в шахматы, будто ничего не происходит, играете с детьми? — Да, здесь ужасно, — перебила Василиса. — Но знаешь, жизнь продолжает течь. И что нам остается делать, кроме как жить? После этих слов Василиса ушла, и Фэш смотрел ей вслед, переваривая сказанное. Она сказала это с легкой улыбкой, а ее рыжие волосы чуть прикрывали лицо. Эти слова прозвучали сильно от столь хрупкой девушки, которая, по сути, должна быть напугана. Но в ее действиях и словах ни намека на панику. Фэш даже немного воодушевился. Он посмотрел на Василису Огневу совсем под другим углом.