Дурмар

      Песок осел не сразу. Злотым туманом устилал всю площадь, однако и ему не удалось скрыть пришельца, на которого были устремлены все взгляды. Гомон, еще недавно наполнявший все вокруг, стих, уступив место мертвой тишине. В наступившем молчании, казалось, можно было услышать шелест песка, неторопливо оседавшего на крыши города. Время остановилось. Существо стояло гордо, неподвижно, не уступая статуям в выправке. Несмотря на это, спутать их было невозможно. В сравнении с оригиналом, статуи казались бесформенными глыбами грязи. Пришелец же выглядел как лучшее творение мастеров Вамора: рельефное тело, горделивая осанка, надменный взгляд, коим монарх оглядывает свои земли. Вид этого пришельца не вписывался в окружающее его убранство, казался чуждым и таким неестественным. Легче было представить короля, облаченного в лучшие одежды, в захудалом свинарнике, чем это существо посреди невзрачности Гал-Суры.       Многочисленные жители, толпившиеся на площади, в изумлении пялились на нелюдя. В их взглядах не было и толики понимания того, что произошло. Ситуация была настолько выходящей из ряда вон, что они не знали, что делать. Жизнь остановилась, замерла, разбившись о неизвестность.       Загадочное существо встрепенулось. Расправило плечи, вытянуло огромные крылья. Оперение, сплошь покрывавшее их, заблестело в лучах солнца. Блики прошлись по гладкой поверхности, словно по металлу. Сложно было поверить, что эти крылья такие же, как и у любой другой птицы. Они были в разы массивнее, сильнее. Многие залюбовались. Было в этом жесте что-то вальяжное и высокомерное.       Первым тишину нарушил один из ниишурцев, стоявших поблизости. Он так громко плюхнулся на песок, что, казалось, этот звук услышали все. На его лице застыл благоговейный ужас. Пришелец медленно повернул голову, удостоив того взглядом из-под шлема, прикрывающего большую часть головы. От этого тяжелого взгляда ниишурец сжался и того больше, а затем, всплеснув руками, повалился прямо на песок в глубоком поклоне. Теперь все глаза на площади были устремлены к нему. Своими действиями он лишь подтвердил то, о чем многие начали догадываться: перед ними не просто существо, перед ними божество.       Не выдержав, еще несколько ниишурцев упали на колени. За ними еще и еще. Приходящие в себя ниишурцы плюхались на песок, воздавая почести тому, кого раньше им доводилось видеть только на статуях. Шорох песка пришел на смену оцепенению. Все больше и больше ниишурцев почтительно склонялись, но были и те, кто продолжал стоять в растерянности, не зная, что делать. Но никто так и не решился заговорить. Ужас и страх заставили замолчать даже самых разговорчивых.       Тягостное молчание нарушил челунги. Его голос, острый и скрежещущий, был сильный и властный. Он в одночасье захватил всю площадь, отдаваясь болью в ушах.       — Кажется, большинство все же узнали своего господина, — он обвел площадь взглядом. По лицу не было понятно эмоций, но Й`оль мог поклясться, что в голосе сквозила насмешка.       Оставшиеся ниишурцы спохватились и также распластались на земле в глубоком поклоне. Из толпы посреди площади стоять остался только Турдил. Потеряв свое импровизированное войско, он растерялся. Осознав, что остался совсем один, монах сделал несколько шажочков назад, запутавшись в полах хабита и чуть не упав. Ноги отказывались идти, а тем более бежать.       Словно заметив жалкие потуги к бегству, челунги перевел свой взгляд на Турдила.       — О, кого я вижу. Человек. Давно у нас ваши не захаживали, — существо смаковало каждое слово, наслаждаясь.       Сделало шаг. Толстая когтистая лапа вальяжно ступила по песку. В одном, казалось бы, простом движение была власть.       — И что, позволь спросить, вашему люду здесь понадобилось?       Турдил открыл рот, чтобы ответить, но страх сдавил горло, отчего священник не смог вымолвить и слова, только продолжил стоять, беззвучно открывая и закрывая рот.       — Что же ты молчишь? Ах, а ведь раньше так заливался, — уродливый рот разинулся в хищной улыбке, обнажив острые зубы. — Хотя можешь и не говорить, тебя с Тэ прекрасно видно и слышно.       Словно утомившись, челунги издал усталый вздох.       — С твоим приходом сюда стало слишком шумно. Никакого отдыха. Пришлось даже спуститься, чтобы нанести визит.       От того, как челунги это сказал, по спине побежали мурашки. Лед в голосе не предвещал ничего хорошего. Й`оль и Гриваль, все еще сидящие на площади, оцепенели. Не то что бежать, даже двигаться казалось глупостью. Исходившая от существа опасность пригвождала к месту, словно игла бабочку. На них челунги не смотрел, сосредоточив все внимание на Турдиле, но даже так и Й`оль, и Гриваль кожей чувствовали, что за ними он тоже наблюдает, и стоит им сделать хоть что-то, что существу не нравится, их ждут последствия, думать о которых не хотелось. Не оставалось ничего, кроме как замереть и ждать призрачной возможности того, что опасность минует.       — А здесь что у нас? — челунги протянуло руку к катехизису, который Турдил неизменно носил с собой, и дернул, заставив того выпустить книгу из рук.       — Нет, это… — Турдил беспомощно дернулся в надежде вернуть книгу, но эта попытка оказалась слишком жалкой.       Челунги поднял книгу к глазам, скрывающийся за шлемом. В его огромной ладони книга выглядела как детская игрушка. Он без особого интереса пролистнул несколько страниц.       — Как интересно. И эти учения ты втолковывал в головы моим дорогим братьям? — челунги махнул рукой, охватывая ниишурцев, стоящих на коленях. — Дешевые сказки! — выкрикнул резко, гневно. Звук его голоса больно резанул, поднимая в теле волну страха. — Здесь этой погани не место, — размахнулся и бросил книгу в песок, а затем наступил на нее, поглубже втапливая.       Турдил следил за книгой, как мать за драгоценным дитя. Не было сомнений, что катехизис ему дорог. Несмотря на страх, на лице проступил гнев. Глядя на то, как лапа топчет страницы, Турдил напрягся, на скулах заиграли желваки. Но он молчал. Беспомощно наблюдал за тем, как уничтожают то, что ему дорого.       — Что, даже не заберешь обратно? — челунги издевательски ухмыльнулся.       — Довольно, Рафал!       Голос донесся откуда-то сверху. Гриваль было поднял глаза, но слишком поздно. Еще несколько столпов пыли осыпали площадь. Когда песок развеялся на ветру, на их месте стояло еще с пару дюжин челунги.       — Хм, не успели поиграть, жаль, — первый, названный Рафалом, наигранно расстроился.       — Рафал, тебе было сказано не покидать Тэ одному. Ты снова ослушался, — второй челунги грозно пророкотал.       — Не мог сдержаться, здесь слишком интересно.       — Это все, что ты хочешь сказать?       — Прости, Физа, брат, это моя вина. Впредь обещаю быть сдержаннее, — без тени раскаяния сказал Рафал.       — Ты снова за свое. Брат Физа не всегда будет закрывать глаза на твое поведение, — вперед вышла одна из новоприбывших.       Рост ее был куда ниже братьев, а формы более округлыми. Голос мягче и мелодичнее. В нем не было столь резкого скрежета. И волосы цвета пшеницы длиннее. Они волнами мягко колыхались на ветру. Несмотря на очарование, все в ней говорило о строгости и собранности.       Рафал уязвленно скривил рот, но все же снова извинился. На этот раз искренне. Челунги удовлетворенно кивнула. Физа снисходительно проговорил:       — Бишка, ты слишком строга к нему. Он еще слишком юн.       — Не имеет значения, — менторски отчеканила Бишка. — Если вечно потакать ему, он и вовсе отобьется от рук. Во всем нужен порядок.       — Что ж, твои рассуждения, как всегда, имеют смысл, — задумчиво вторил им Физа. — Если всегда все позволять, потворствовать, то вскоре все пустится на самотек. Нет, ты права, нужна твердая рука, — Физа кивнул своим мыслям.       Физа не без усилия сделал несколько уверенных шагов вперед. Его волосы, подернутые сединой, гневно качнулись, вторя голове. Все остальные челунги смиренно стояли и смотрели на своего лидера, ожидая, что он скажет. Физа начал говорить нескоро, собрался с мыслями. Каждое слово, каждая фраза звучала все строже. От былой мягкости не осталось и следа.       — Уже прошло много столетий с тех пор, как наши народы стали жить бок о бок. Мы, челунги, всегда жили здесь. Пустыня — наш дом. Здесь мы были рождены. Здесь мы жили тысячелетиями. Рождались и умирали в этих песках. И так было до тех пор, пока на наши земли не пришли вы. Вас было не больше сотни. Жалкие, необразованные. В вас было больше от животных, чем от разумных существ. Жались один к другому, сбивались в кучу. Стая существ, обреченных на смерть в этих землях.       Физа тяжко вздохнул. Его разум то и дело уносился вдаль, к воспоминаниям многолетней давности, отпечатавшихся в памяти. История, перешедшая ему от отца, а тому от деда, смешивалась с тем, чему свидетелем был лично он.       — Наши предки долго решали, что делать с вашим народом. Вы бесцеремонно вторглись на наши земли, пользовались благами, плодились. Многие выступали за то, чтобы вас изгнать, были и те, кто хотел истребить ваш народ. Споры об этом не прекращались годами. Что же предпринять? Пока мы спорили, все наблюдали за вашим народом. Вы так упорно цеплялись за жизнь. Силились выжить в этой пустыне. Вас нещадно рвали вирлаки, но вы защищались. Пытались найти воду, хоть каплю. Пытались защитить себя от солнца, жары, как-то спастись. Вы напоминали нас когда-то. Мы решили дать вам шанс. Наши предки позволили вам остаться на нашей земле. Прошли годы, но вы не погибли. Все так же отчаянно цеплялись за призрачный шанс. Что-то строили, сосуществовали. Мы были поражены вашей стойкостью. Но так длилось до Великой Засухи. Как говорят древние, никогда после не было такой жары. Солнце убивало все, не щадя живое. Даже нам пришлось тяжко. Ваш же народ стал чахнуть. Где были сотни, остались десятки. Младенцы гибли, стар и млад. Вы начали вымирать.       Челунги печально склонили головы. Большинство из них этого не застали. Однако истории, передающиеся от древних, навечно высекли в них те страшные картины, когда солнце плавило песок, превращая тот в лаву. Скорбь от потерь была еще сильна, а ужас пылающей пустыни был свеж. Для ниишурцев же все было слишком давно. Не более, чем сказка, которой никто уже не боится.       Физа продолжил.       — Многие умерли. Но мы смогли защититься. Нашли Тэ. Это — истинное благословение. Тэ настолько высока, что на пике не сходит лед. Даже в жару, когда все погибает, скалы хранят воду. Челунги были спасены. Наш род поселился здесь, на склоне горы. Отсюда наблюдали за вами, за тем, как вы страдали. И не смогли все оставить так. Многие были против, но решение было принято. Наши предки спустились к вам, пришли помочь. Сначала вы боялись, сторонились. Но челунги были настойчивы. Предки принесли вам воды, заслужили ваше доверие. А затем и вовсе привели сюда, к Тэ. Забраться на гору вы не могли, но хватало и того, что талая вода спускалась к подножию. Даже этого небольшого оазиса хватило для того, чтобы вы напились вдоволь. Челунги позволили остаться подле горы, чтобы вы могли утолять жажду. Для вас мы были спасением, богами. Для нас вы стали младшими братьями, о которых мы заботимся.       Ниишурцы продолжали лежать, уткнувшись лицом в глубоком поклоне. Никто не смел поднять глаз, но все внимали. Уши напряженно ловили каждое слово. Древние сказания о челунги, ставшие не более чем выдумкой, оживали. Призраки истории пробудились, чтобы ее поведать.       — Мы дали вам все, что знали сами. Научили вас языку: говорить и писать, понимать друг друга. Мы научили вас строить, возделывать землю. До этого вы были словно дикари. Мы сняли с вас тряпки и дали одежды. Научили ваш шить и плести, выделывать кожу. Мы научили вас врачевать, добывать железо и обрабатывать его. То, на что у нас ушли века, мы дали вам. Вместо того, чтобы погибнуть в муках в этих песках, вы выжили и стали процветать. У вас всегда были свежая еда и вода, вы могли защититься от вирлаков и не думать о тяготах жизни. Все, что мы хотели взамен, — чтобы вы делились с нами плодами трудов. Мы никогда не требовали много, лишь то, что было бы не в убыток. Такова была плата за наши знания. Поначалу все шло хорошо. Мы научились сосуществовать в мире. Мы жили здесь, одни. Пока однажды не пришли другие, извне. Потом еще и еще. Чтобы извлечь из этого выгоду, мы поделились с вами знаниями о соли. Вы начали использовать и это. Добывали соль, вывозили, торговали. Ниишурцы начали процветать. У вас было все: знания, ресурсы, деньги. Но даже так вы никогда не ленились. И тогда мы решили уйти, уйти обратно на Тэ и дать вам жить в мире и спокойствии. С того времени мы наблюдали за вами издалека, приглядывали.       Физа махнул рукой на исполинскую гору, вершина которой пронзала безоблачное небо, и на пару секунд замер, снова предаваясь воспоминаниям. Но потом медленно опустил голову и покачал ей, прогоняя морок. Когда он вновь заговорил, в его голосе проступила твердость. Гневные слова громом прокатились по площади.       — Но годы шли. Наши благие дела забывались. Ниишурцы возгордились, стали считать, что всего, что у них есть, добились они. Ничтожные твари возомнили себя равными нам. Нет, даже больше. Перестали воздавать нам должное, забыли о нас. А теперь? А теперь и вовсе решили отринуть!       От гнева голос дрогнул, выдавая ярость. Ниишурцы сильнее вжали головы в песок. Турдил вздрогнул, он с трудом стоял на ногах. Фаза медленно обернулся и вперил в него взгляд.       — Что, теперь вам всякие божки милее? Стоило поманить вас сладкими речами, так вы готовы забыть все, что мы для вас сделали? Слишком долго мы позволяли вам жить как заблагорассудится. Потакали вам во всем, помогали. А вы так нам отплатили? Не бывать этому! Больше оставаться в стороне мы не будем. Довольно!       Челунги выкрикнул это так громко, что Турдил не устоял и плюхнулся на зад. Физа сделал шаг по направлению к нему. Почуяв опасность, Турдил отполз назад, а потом с трудом поднялся на ноги, развернулся и бросился прочь. Бежать куда-то среди пустыни было бессмысленно, но надежда шептала иначе. Турдил огибал и перепрыгивал склонившихся в поклоне ниишурцев, несся куда глаза глядят. Казалось, стоит добраться до ближайшего дома, и там никто не тронет. Еще несколько лимов, и спасение. Но Физа лишь вкрадчиво сказал:       — Бишка.       Девушка, подчиняясь, кивнула головой, а затем распахнула крылья. Перья переливчато заблестели в лучах полуденного солнца лишь на мгновение, уже в следующее девушка с легкостью взмыла лимов на десять. Й`оля и Гриваля снова обдало потоком горячего ветра вперемешку с песком.       Турдил был все дальше. Его одинокая бегущая фигура контрастно выделялась среди согнувшихся в поклоне ниишурцев. Шаг и снова шаг. В голове стучала кровь. Дыхание сбилось. Перед лазами уже начало расплываться. Одно он знал наверняка: «Еще несколько лимов, и здесь меня не достанут». Турдил вытянул руку вперед, хватаясь за проем ближайшего дома, когда когтистые лапы схватили его за плечи. Бишка дернула его на себя. Турдил повалился на спину и проехался по песку, а потом снова взмах крыльев, и он уже в паре лимов над землей. Бишка без особого труда приподняла его и, сделав несколько сильных взмахов крыльями, донесла до центра площади. Разжав лапы, она выпустила добычу у лап Физы. Тот, словно одна из статуй, властно смотрел на Турдила сверху вниз. Монах поморщился, схватившись за ушибленную руку.       — И это посланник бога? Ты жалок.       Физа наклонился и рукой взял Турдила за горло, а затем без особых усилий приподнял вверх. Турдил дернулся, встал на ноги.       Монах вцепился ногтями в руку, плотно держащую его за шею. Все попытки убрать её были тщетны: Физа был многим сильнее. Турдил трепыхнулся, словно заяц, угодивший в капкан. Его ноги едва стояли на песке. Пытаясь вдохнуть ещё немного воздуха, Турдил поднялся на носочки, балансируя на кончиках пальцев.       — Нет, послушайте… — хрипло сказал он. — Не нужно этого делать. Я ведь что, я ведь ничего такого не сделал, правда?       Физа внимательно склонил голову.       — Да, я ведь что? Я просто рассказал про Ивара. И всё. В этом же нет ничего такого. За такое не убивают. Вы ведь не такие! — воскликнул он в сердцах.       Физа поднял руку ещё выше, отчего голос Турдил треснул. На секунду он задохнулся и громко вдохнул воздух, а когда набрал, с жаром выкрикнул:       — Вы благоразумные! А если хотите, я больше и слова не скажу. И уйду! Да, уйду, хоть сейчас!       Рука на горле Турдил сжалась. За этим последовал всхлип. Рыдающий Турдил, задыхаясь, захрипел.       — Нет, прошу, умоляю. Больше ни слова об Иваре. Не бог он! Только прошу!       Хрип.       — Вы, буду славить вас, прошу! Хотите — буду служить! Я могу быть полезен, умоляю…       Последние слова потонули в слабых хрипах.       — Вот, чего ты стоишь. Жалкий людь, червь. Жизни ты не достоин.       С этими словами Физа раскрыл крыло. На сгибе проступили острые когти. Не успел Турдил прохрипеть что-то ещё, как они впились в его горло. Вместо слов монах издал что-то отвратительно булькающее. Кровь, пузырясь, хлынула из рта. Турдил безвольно затрепыхался в руке Физы. Тело ещё пару раз дернулось, пока безвольно не повисло. Физа взглянул Турдилу в глаза. Не увидев там искры жизни, развернулся и бросил тело в песок. Оно, проехавшись и оставив за собой кровавый след, распласталось посреди площади. Голова на неестественно изогнутой шее вывернулась на Й`оля и Гриваля. Они одинаково безмолвно и с отвращением смотрели на то, что ещё недавно было монахом.       — Вот он, ваш проповедник. Сегодня льёт вам мёд в уши об Иваре, а завтра, если ему будет выгодно, будет славить нового Бога. И этому людю. Вы верили? Такие, как он, только и могут, что болтать. Он не сделал вам ничего. В отличие от нас. Смотрите, смотрите все, что с ним стало.       Ниишурцы сначала несмело, но затем более уверенно стали поднимать глаза. В взглядах многих отчётливо читался страх. В глазах других было удивление, словно они не верили в происходящее. Многие просто смотрели вперёд, не концентрируя внимание ни на чем. Но были и такие, на лицах которых можно было прочесть гнев.       — Вот они, ваши проповедники. Нет в них ничего! Только пустые речи, — Физа, распалившись, всё не унимался.       – Нет!       Тонкий голосок, едва слышный, разрезал площадь. Физа на миг запнулся. Медленно повернулся на звук голоса.       — Что… Что ты сейчас сказал? — угрожающе просипел он.       — Я сказал нет! — один ниишурец неуверенно поднялся.       Даже издалека было видно, как он дрожал, но всё же поднялся, выпрямился во весь небольшой рост.       — Не всё, что-то он говорил, было чушью. В эт-том мире мы не одни, нас много. Мир не заканчивается на этой пустыне. Т-там много всего. И людей, и богов. И они хотят верить в то, во что хотят верить. А мы? — сбивчиво отбарабанил мужчина.       — О, неужели у нас тут кто-то уверовал, — с издёвкой проговорил Рафал, сделав несколько шагов к ниишурцу.       — Нет же! — ниишурец ещё яростнее замотал головой. — Ивар, не Ивар, какая разница? Главное то, что есть свобода. Каждый сам выбирает, во что верить и кому поклоняться. А здесь? Если я родился здесь и вырос, должен вечно поклоняться кому-то за какие-то заслуги?!       Не успел Физа возразить, как ещё одна ниишурка бодро подскочила, точно ужаленная.       — Верно! Обо всём этом мы знаем только с ваших слов. Нет никаких доказательств, что всё так и было. Может, это всё ложь, а мы и верим!       Почувствовав безнаказанность, ещё несколько нелюдей встали.       — Вы нас используете!       — Точно! Это вы рассказываете нам сказки. Хотите, чтоб мы вас обхаживали.       — Да как вы смеете? — Физа задохнулся от ярости. — Всё было так, как я и сказал.       Но его возглас потонул в какофонии тонких голосов, на разный лад выкрикивающих проклятия. Ниишурцы поднимались с колен.       Пока одни были всё ещё растеряны, другие сыпали оскорбления. Один ниишурец был слишком мал, но в единстве, охватившем толпу, была сила.       — Обманщики! Вымогатели!       — Пытаетесь сделать из нас рабов!       — Мы поклонялись вам столетия, а вы только требуете подношений! Я лучше детей накормлю, чем вас!       — Почему мы должны вас кормить? Делайте всё сами!       — Мы вам больше ничего не должны!       — Прочь отсюда!       Голосов стало так много, что уже сложно было что-то разобрать. Нечеловечий гнев вдруг вылился на челунги. Многие из них попятились: они явно не ожидали такого напора. Существа растеряно оборачивались на Физу, ожидая, что же им делать.       — Довольно! — Физа не выдержал и яростно выкрикнул, стараясь перекричать толпу. — Такого неподчинения мы не потерпим. Мы втолкуем в ваши пустые головы немного порядка.       С этими словами Физа быстро приблизился к одному из ближайших ниишурцев, а затем одним резким взмахом крыла вонзил в него когти.