Дурмар

      Песок тут же поглотил звук удара, но бдительного Мирука было не провести. Почувствовав, что что-то не так, обернулся. Завидя валяющегося Турдила, крикнул пару зычных слов наемникам. Они в миг засуетились. Поднялась шумиха.       Услышав гомон, Й`оль навострил уши и спрыгнул с руга. Турдила уже обступили со всех сторон. Й`оль поспешил к ним.       — Что здесь произошло?       — «Не знаю. Я только успел заметить, как Турдил свалился с вола».       Пара наемников пыталась поставить монаха на ноги, но он не стоял. Турдил напрягся, облокотился о наемника, но тут же ослаб, снова плюхнувшись в песок. Мирук стоял неподалеку, наблюдая на попытки привести монаха в сознание. Он повертел головой, решая, задумчиво потеребил короткую бородку. После чего снова что-то скомандовал. Наемники, услышавшие приказ главного, отпустили Турдила, подорвались к ругам и начали их тормозить.       Зувр, который так и не потрудился слезть со своего вола, очнулся, когда ругов стали плавно тормозить. Повертел головой, но, оценив ситуацию, запротестовал.       — Почему мы останавливаемся? Еще только день!       — Одному плохо, — Мирук, как обычно, был немногословен.       Однако это Зувра ничуть не волновало.       — Нам всем тут плохо! Мы же в пустыне! — визгливый голос срывался, больше походя на писк. — И ничего! Усадите его обратно на руга, и вперед!       Мирук ничего не ответил. С глупцами он предпочитал не спорить: время было дороже. Оставив караван на наемников, склонился над Турдилом. Й`оль уже успел уложить монаха на песок и размотать его голову. Русые пряди волос прилипли к покрытому испариной лбу. Бледное лицо было почти землистым. Что-то хмыкнув про себя, Й`оль приложил руку ко лбу Турдила и начал прислушиваться к ощущениям. Не сразу вымолвил:       — Кажется, жара нет.       — «Это ведь хорошо?» — Гриваль наблюдал за всем неподалеку.       — Пока не уверен, — задумчиво протянул Й`оль, но уже через мгновение сильно тряхнул монаха за плечи.       Тот слабо дернулся, но глаза открыл. Хотел еще что-то сказать, но сил на это уже не хватило.       — Эй, ты меня слышишь? — Й`оль не прекращал тормошить монаха.       Сфокусировав остатки внимания, Турдил кивнул.       — Ты помнишь, где мы?       На секунду Турдил замолчал, собираясь с духом, но затем, приложив усилия, тихо промолвил:       — Пус… тыня.       — Правильно. Имя? Имя свое помнишь? — Й`оль все не прекращал допрос.       Турдил скривился, хотел было толкнуть алхимика прочь, прогнать как надоедливого комара, который сводит с ума своим жужжанием, но сил хватило только дернуть рукой. Не придав этому никакого значения, Й`оль повторил вопрос. Турдил понял, что отвязаться так просто не получится и легче ответить на вопросы, чем терпеть этот непрекращающийся гул в голове.       — Турдил, — все еще с трудом ворочал языком.       — Это хорошо. Он не в бреду. Если бы он бредил… Все было бы хуже. А тошнит? Скажи мне, тебя тошнит?       Монах снова кивнул.       — А это уже не так хорошо.       Мирук наконец проговорил:       — Нанниат. Это «болезнь пустыни».       — Ну, можно и так это назвать, — не стал препираться Й`оль.       — Ну что там? Долго еще? — встрял в разговор Зувр, все еще восседающий на своем руге, готовый продолжить дорогу в любой момент.       — Нужно будет остановиться, — ответил Мирук.       — На сколько?       — Пару дней.       Услышав это, Зувр надулся от негодования так, что не смог и звука вымолвить. Пропищав пару несвязных звуков, все же разразился гневной речью, замахав руками и презабавно задрыгав короткими ножками.       — Смиритесь. Мы останемся здесь на пару дней. Ему нужен отдых.       — Неужели пары часов недостаточно?! Почему мы все должны торчать здесь из-за какого-то… По моим подсчетам, мы уже не так далеко от города. Буквально в нескольких днях пути. Неужели он не может продержаться еще пары дней?! — почти с пеной у рта купец пытался доказать свое.       — Нет, не может, — Мирук угрожающе повысил голос и повернулся к Зувру. Несмотря на то, что тот восседал на руге, Мирук посмотрел на него сверху вниз, заставив купца съежиться под этим взглядом. — Я ясно дал понять, что мы останемся здесь на несколько дней, но вас я не держу. Если так хотите, можете идти вперед, — с этими словами Мирук вытянул руку, указывая на предполагаемый путь.       Впереди лежали дюны, абсолютно такие же, как и сотни тех, что встречались на всем протяжении пути досюда. Кроме песка, до самого горизонта не было ничего. Ни деревца, ни камня, ни хоть какого бы то ни было ориентира. Голая бесплотная пустошь.       — Вы вольны идти и сами, но если вы хотите все же дойти до города живыми и не потеряться, то советую следовать за мной и делать то, что говорю я, — в голосе Мирука звучала непоколебимая сталь.       Зувр от такого внезапного напора растерялся. Поглядев еще на бесконечные горы песка и в угрожающе спокойные глаза Мирука, от злости проскрипел зубами, но все же сдался. Сплюнув, спрыгнул с руга и повел его к месту будущего лагеря, на котором наемники уже начали распрягать уставших животных.       Отвлеченный перепалкой Й`оль вернулся к осмотру. Гривалю оставалось только гадать, с какой целью его друг делает те или иные вещи.       Для начала Й`оль припал к груди Турдила ухом, словно прислушиваясь. Пару минут прошло, прежде чем он, неуверенно хмыкнув, приложил руку к открытой шее и прижал плотно пальцы. Турдил поморщился, но Й`оль не отстранился. Прикрыл глаза и стал вслушиваться. Что-то поняв для себя, Й`оль взял Турдила за руку и, наклонившись к монаху, отчетливо проговорил:       — Сожми мою руку. Сильно, — Турдил едва сжал ее, этого Й`олю показалось недостаточно, — Так сильно, как только сможешь. Ну!       Монах снова напрягся, но едва ли что-то поменялась. От приложенных усилий на и без того болезненном лице застыла натужная гримаса. Капли пота, не удержавшись, закапали со лба. Турдил бросил попытки, и его рука снова упала в горячий песок.       Й`оль оторвался от больного. Осмотрелся, переведя серьезный взгляд на Мирука, констатировал:       — Его нужно в тень. Как можно быстрее.       Мирук согласно кивнул. Несмотря на то, что его лицо было закрыто тканью, по глазам, не выражавшим и толики удивления, было ясно: такое он видел не единожды. Выросший неподалеку от пустыни, был знаком с ней, с каждой ее чертой, с ее повадками, ее дарами и опасностями. Сколько уже раз он видел, как пустыня забирает кого-то. Таков закон. С этим не поделаешь ничего. Оставалось только молиться, чтобы она не забрала следующим тебя. Только это и оставалось.       Отойдя к наемникам, Мирук что-то крикнул приказным тоном. Этого наречия Гриваль не знал, но по тому, как наемники засуетились, все было ясно без лишних слов. За пару минут те достали ткани и заготовленные палки, натянули ткани так, что на залитым полуденным солнцем песке вырисовались строгие черные тени. Турдила отволокли туда. Он только постанывал, слабо реагируя. Й`оль расположился тут же, как наседка, заботливо приглядывающая за птенцом, и раздавал команды наемникам, снующим рядом.       Гриваль не знал, куда себя деть. Такое он видел впервые. Что делать и как помочь, не имел ни малейшего понятия. Да и, честно говоря, какая-то часть его этого делать категорически не хотела. Перед ним лежал человек: слабый, немощный, едва стоящий на ногах, а он… В голову против его воли лез тот злополучный вечер. Как бы ни старался Гриваль забыть, но то и дело раз за разом прокручивал его в голове, отчего кровь моментально закипала в жилах.       «И эта чернь рассказывала мне за обедами, как нужно правильно читать молитвы, как блюсти заповеди, как важно стремиться к свету. А сам! При первой же возможности нарушая обеты, забавлялся с проституткой!»       Гриваль злобно усмехнулся, едва сдерживая гнев. Он все не мог отделаться от мысли, что его обманули. Даже тогда, когда еще в детстве проходимец облапошил его в колпачки, он так не злился. Тогда был просто жулик без совести, готовый и мать продать. А здесь… Ведь это святой обет! С таким не шутят!       «Да с него святой отец как с меня шут! Погань! А может, это вовсе и не совпадение? Может, это кара Ивара? И будет за что! Так ему и надо!»       Турдил что-то жалобно простонал. Его голос был так слаб, что ничего нельзя было разобрать. Только Й`оль, склонившийся над больным, сморщился, пытаясь разобрать. Он коротко кивнул и что-то прикрикнул наемникам. Те, куда-то снова заторопились.       Тут вдруг Гриваль почувствовал укол. Словно ледяная стрела прошила его насквозь. За ней пришел стыд, обжигающий нутро. Гриваль скривился, сердце сдавило.       «Это ведь Й`оль, тот самый Й`оль, которого хлебом не корми, дай поносить монахов на чем свет стоит. Сколько уже раз он их клял крепким словом, и вот. Схватился, лечит. А я? Мелочный! Размышляю, кого должен наказать Ивар, а кого нет. А ведь не смирению ли и прощению учит Ивар? Я сам нарушаю заповеди. Разве лучше я его? Глупец, каких поискать».       Гриваль разозлился еще больше. Только в этот раз на самого себя. Себя-то он считал праведным. Похулив себя последними словами, за которые даже матушка его бы крепко отстегала хворостиной, он, сжав кулаки, подошел к Мируку. Тот, расположившись неподалеку, наблюдал за всем со стороны.       Настелив немного тканей прямо на горячий песок, он расслабленно умостился. Со стороны он выглядел как скучающий без дела нищий. Мирук лишь изредка поглядывал на лагерь, разрастающийся неподалеку. Если бы не это, можно было бы подумать, что все это не касается его никоим образом.       — «Мирук».       — Что ты хотел? — проводник даже не взглянул.       — «Да, я слышал, ты называл это нанниат. Ты знаешь, что с ним?» — кивнул в сторону монаха.       — Это наши дали этому название. Нанниат — болезнь пустыни, — покачал головой. Белая чалма тоскливо мотнулась из стороны в сторону. — Никто не знает точно, что это. Некоторые зовут это болезнью, другие проклятием. Одно мы знаем точно — это все из-за пустыни.       — «Уже видели такое раньше?»       — Бывало.       Гриваль замер в ожидании ответа, но его не последовало.       — «И? Что же делать? Если вы видели такое раньше, то знаете, как лечить. Верно?»       Подумав немного, Мирук просто сказал:       — Ждать.       — «Не может же все быть… так. Должно же быть хоть что-то…»       — Знаешь ли ты, сколько мне лет? Честно говоря, я и сам уже не помню: сбился давно. Одно я знаю точно — жил я здесь задолго до того, как ты появился на свет, а может быть, задолго до того, как появились на свет твои родители. Я начал ходить с караваном еще ребенком. Мой отец брал меня. Я у него был единственный сын. Мне он передал все, что я должен знать. И про пустыню много рассказывал, где змея какая, или как идти, куда смотреть, чего ждать, а чего стоит опасаться. Здесь свои законы. Тех, кто их чтит, пустыня пропускает, а тех, кто нет… — Мирук многозначительно замолк.       — «И вы что, будете сидеть тут и ничего не делать?» — Гриваль уставился на проводника, не веря его словам.       — Да. Тут только два исхода: либо он умрет, либо нет. Это решаю не я. Решать будет она. Если позволит жить — он поправится, не позволит — умрет. С этим я ничего сделать не могу. А если я не могу помочь, остается только ждать. Ты тоже сядь. Лишние тревоги ни к чему.       Гриваль оторопело глотнул ртом воздух.       — «Пустыня там решает… Да хоть Ивар! Как можно сидеть, даже не попытавшись что-то сделать?»       Эта простая мысль почему-то не укладывалась в голове. Поэтому Гриваль, развернувшись на каблуках и подняв столб песчаной пыли, двинулся к Й`олю. В наспех сделанной палатке было тихо. Гриваль аккуратно заглянул внутрь. Й`оль, склонился над ослабленным Турдилом. Завидя Гриваля, тот коротко бросил:       — Тебя-то мне как раз было нужно. Мне надо кое-что взять из своих запасов. Присмотри тут за ним, — кивнул на больного.       — «Но я ничего не знаю…»       — Ничего особенного. Помоги ему, если его будет тошнить. Я на несколько минут.       Не успел Гриваль согласиться, как Й`оль вынырнул наружу, оставив воина наедине с тишиной прохлады. Хоть ткань и была плотной, яркое солнце тонкими золотыми нитями просачивалось сквозь нее, выхватывая из темноты зажмуренные глаза и пересохшие губы, которые неясно шевелились в попытках что-то сказать. Сложно было сказать, был ли Турдил вообще в сознании. Зрачки, накрытые тонкой кожей век, лихорадочно дергались. Бредил ли он, или это кошмар? Гриваль сказать не мог.       Турдил судорожно дышал. Грудь неровно вздымалась с каждым вздохом. Тело била мелкая дрожь. Гриваль видел больных уже не впервой. Раненные на поле боя, чахоточные, его мать. Так много, что можно было и привыкнуть, но каждый раз его сковывал страх. Пугала вовсе не рана, не боязнь подхватить заразу. Нет, страшило его бездействие. Наблюдать за тем, как на твоих руках слабнет живое существо, а с каждым выдохом из него вытекает жизнь, а ты, сторонний наблюдатель, не можешь сделать ничего, чтобы облегчить участь. И хоть гнев в Гривале был еще силен, сердце наполнило сочувствие, причудливо смешавшись с виной.       Й`оль вернулся резко, вырвав Гриваля из воспоминаний. Дернув полог палатки и впустив горячий воздух, он втащил внутрь ларь. Мало обращая внимание на Гриваля, порылся в ящичках. Пузырьки и склянки задорно звякнули. Й`оль вытащил наружу одну. В крупном флаконе мутного стекла лежали гранулы. Алхимик откупорил бутылек и вытряхнул на ладонь немного содержимого. Кристаллы тускло заблестели. Не успел Гриваль поближе их разглядеть, как Й`оль отправил их в бурдюк с водой, немного помотылял им, после чего придвинулся к монаху и немного его тряхнул.       — Й`оль… — из-под прикрытых век мелькнули глаза.       — Я здесь. Приподнимись, попей.       Турдил сделал усилие. Й`оль подхватил его голову и чуть приподнял настолько, чтобы монах смог приложиться к бурдюку. Придерживая его, влил в горло Турдила немного воды. Тот поморщился.       — Пей. Нужно больше воды.       Поняв, что спорить бесполезно, Турдил хлебнул еще. Пару раз хватанув лишнего, закашлялся, но в конце, напившись, бухнулся назад. Веки опустились, и он снова погрузился в беспокойный сон. Й`оль спрятал бутылек с гранулами обратно в короб и уселся неподалеку, наблюдая за спящим Турдилом. Улучив момент, Гриваль спросил:       — «Что с ним?»       — Это все из-за жары.       — «Мирук сказал, что это нанниат. Пустыня гневается».       — Точно. Пустыня гневается, Молнии — это тоже божеский замысел. Люди умирают потому, что согрешили, а молоко скисает, потому что-то там богу не угодило, — Й`оль раздраженно мотнул головой.       — «А ты что скажешь?» — Гриваль все же был серьезен.       — Сказал же, жара. Некоторые люди переносят лучше, кто-то хуже. Такие, как Мирук, те, кто жил здесь давно, уже привыкли к жаре, вот и не мучаются. А такие, как Турдил, которые либо в скриптории просиживали дни и ночи, либо в монастыре затворничали, те, кто не готов к такой дороге, тем сложнее. Вот он и не выдержал.       Гриваль промолчал, над чем-то раздумывая, но потом, стараясь двигать руками как можно тише, словно боясь, что Турдил увидит, спросил:       — «Он выживет?»       — Сложно сказать. Узнаем через несколько дней. Пока его не рвало и он не бредит. Это хорошо. Но он сильно ослаб. Если через несколько дней ему станет лучше, значит, жить будет, — ответил Й`оль также тихо.       — «А что ты ему дал?»       — Что? А, это. Это просто соль.       — «Зачем она?»       — Хм… Даже я точно сказать не могу.       — «Ты? Не может быть!» — искренне удивился Гриваль.       — Эй, ты за кого меня принимаешь? Даже я могу чего-то не знать.       — «И как же ты тогда до этого додумался?»       — Я? Никак. Раньше в книгах читал, потом сам такое видел. Народы, которые живут тут, часто едят соль. Некоторые говорят, что от нее чувствуют себя лучше, да и от жары меньше устают. Пока не знаю, как это объяснить, но это и правда так.       — «Мирук говорил, что от этого лекарства нет».       — Ну, соль — это не панацея. Так… Но тут любая помощь не помешает. Вдруг да сладит.       — «А Мирук чего тогда не помог?»       — Сам знаешь, почем нынче соль. Да и будет Мирук еще такие богатства на каждого встречного разменивать.       — «А ты тогда зачем? Сам же весь Иварский орден поносил, а теперь…» — Гриваль все же спросил то, что вертелось у него на уме.       — Что, уже в праведники меня, небось, записал? Зря. Просто не хочу все на своей совести оставлять. Буду потом вспоминать, что не помог. Думать, а что, если б я тогда не прошел? А если б помог? Мне оно не надо, спокойствие важнее. Лучше попробовать. Если уж и после моего лечения умрет, то, видно, не судьба ему жить. Так хотя бы моя совесть чиста будет. И тебе я по той же причине тогда помог. Никакой я не святой. Эти разговоры про праведность и святость оставь церкви. Они там получше моего разбираются. И вообще, все, хватит мне тут расспросов. Турдилу нужен покой. Ша, ша отсюда, — Й`оль демонстративно взмахнул руками, выгоняя Гриваля.       — «Ладно, но если помощь какая понадобится, я неподалеку».       Алхимик кивнул.       Несмотря на это, Й`оль Гриваля не звал. Все три дня сидел у Турдила в палатке. Гриваль сам то и дело заваливался внутрь, чтобы узнать, надо ли чего. Й`оль всячески протестовал, но Гриваль заставлял его пойти прочь отдохнуть и хотя бы поесть, а в это время приглядывал за монахом сам.       Дело было нехлопотным. Всего-то надо было сидеть рядом, иногда обтирать от пота, давать воды с подмешенной солью. И помочь, если Турдила начнет тошнить: перевернуть его набок, чтобы не захлебнулся. Других поручений Й`оль не давал, а Гриваль все выполнял.       В начале Турдил был слишком слаб, даже чтобы пить. Только спал и почти не ел. Лишь на второй день смог немного поесть и набрался сил настолько, чтобы пить самому. На третий день бледное лицо налилось едва проступающим румянцем, а сил хватало на то, чтобы встать и даже немного пройтись. За эти дни Турдил окреп, но не достаточно для того, чтобы увещевать о боге, чему Гриваль был особенно рад. Гнев только улегся, и будоражить сердце он не хотел. Турдил выглядел лучше, и, судя по всему, опасность миновала. По крайней мере на умирающего он не был больше похож.       К вечеру третьего дня в палатку ввалился Мирук. Придирчиво оглянул Турдила и изрек:       — Завтра утром выдвигаемся.       Й`оль было запротестовал: он хотел остаться еще хотя бы на один день, но Мирук был непреклонен. Во время простоя они потеряли слишком много воды и еды, оставаться и дальше могло быть опасно для всех. Так рисковать Мирук не был готов. Понимая, что спорить все же бесполезно, Й`оль, скрипя зубами, согласился. С трудом затащив Турдила на руга, выдвинулись следующим утром.