Белые пятна

…оттяну крайнюю плоть пистолета и упьюсь оргазмом спускового крючка… В. Набоков, «Лолита»

      Майкл Пирсон не доверял даже собственной матери.       Привычка во всех сомневаться — особенно в близких — заложена была в самòм его непростом характере, но, возможно, будь его жизнь — как принято говорить у людей, ничего не добившихся, — немного «нормальнее», эта привычка не стала бы правилом. Но таково было, в принципе, устройство его ума: просчитывать вероятности на три хода вперед, читать мелкий шрифт, обращать внимание на нюансы. Нередко подобная щепетильность стоила ему одного-двух десятков миллионов или целой удачной сделки, но зато, когда он пришел к успеху, успех этот был оглушителен. Зная цену истинного доверия, в мире бизнеса не существовавшего, он умел заставить партнера подумать, будто он ему, Микки Пирсону, верит. Овладевший искусством играть за спиной, улыбаясь в лицо, он никогда не смотрел на чужие улыбки и постоянно оглядывался через плечо, в любую секунду готовый к удару. К счастью, за ним всегда был Реймонд Смит — исключением из правила, впрочем, не ставший.       Homo homini lupus est*, и Реймонд Смит, к сожалению, был человеком, однако, когда в его руку ложилось оружие, оружием становился он сам, так что если, быть может, Майклу он мог изменить, то своему ледяному спокойствию — никогда.       — Скажи-ка мне кое-что, Реймонд, — спросил его Пирсон однажды, — как ты можешь быть уверен, что рука не дрогнет в последний момент?       — Дело в главном законе баллистики, босс. Стрелять нужно с пустой головой — рука сама найдет цель.       Принципы, принципы, принципы — так, кажется, Реймонд и жил, педантичный от светлой макушки до пят, хладнокровный убийца, одетый по-библиотекарски, верный не людям, а только движениям шестеренок в своем мозгу. Пирсон редко кем-нибудь восхищался, и его помощник был в первых рядах: непоколебимая уверенность в своей правоте уживалась в нем с почти невозможной в таком сочетании гибкостью живого ума, а бескомпромиссная честность — с поразительным, почти аристократическим чувством такта. Это делало его не только отличным телохранителем и секретарем, но и потрясающим другом, лучшим из всех, что у Майкла когда-либо были — а со временем и единственным.       И, черт возьми, если был на свете хоть кто-то, за чью жизнь Микки Пирсон с пустой головой пустил бы кому-нибудь пулю в лоб, это был Реймонд Смит. И, хотя Майкл знал, что тот сделает (и не раз уже делал) то же самое ради него, он хотел, чтобы в эту секунду Рей стрелял не потому, что так было нужно, и не из соображений долга и благодарности. Ему хотелось, чтобы Смит стрелял потому, что он был ему важен.       Конечно, отчасти причиной тому было самолюбие Микки, которое свойственная Реймонду вежливая эмоциональная отстраненность иногда задевала, но отчасти еще и желание быть для кого-то незаменимым. Розалинд, может, любила его, как мужчину, но навряд ли как человека, потому что человеком, он, надо признаться, был так себе — и дело не только в «звериной» морали и всех этих пафосных речах про законы джунглей. Просто по-настоящему понять его и принять таким, какой есть, мог только тот, кто нес те же грехи — и так же себя из-за них проклинал.       Вот и суть: они с Реймондом были похожи. Понимали друг друга без слов. Одинаково мыслили и одинаково же относились к вещам.       И это делало их уязвимее, чем любой из них позволял себе думать.