Когда поёт лира. Акт первый: Трагедия о бессмертном алхимике

      — Мне нужно добыть ружьё.        Именно эти слова, сказанные пугающе спокойным тоном, положили конец долгой мучительной тишине, висевшей в комнате прислуги... и запустили винтики не менее мучительного разговора.        Очень скоро на место смерти Элизабет Лавенцы прибыли Лев и Юкари. Увидеть труп Кларе так и не дали — все трое единодушно сочли его вид слишком ужасающим зрелищем для пятнадцатилетней девочки и поспешили поскорее увести её подальше. Клара не спорила.        Но на обнаружении трупа Элизабет беды выживших не закончились. Все быстро обратили внимание на запах жареного мяса, сильнее всего чувствовавшийся в холле, и Юкари первая высказала пугающее предположение, что так может пахнуть обгоревший труп. К сожалению, её опасения очень скоро подтвердились: придя по запаху в подвал-котельную, они обнаружили прожаренный до углей труп Сохея.        Впрочем, человек в принципе узнавался в этой скукоженной чёрной массе весьма смутно; опознать оккультиста помогли нижняя часть брюк и ботинки, чудом сохранившиеся благодаря тому, что его опустили в печь головой вниз (её, кстати, так и не сумели углядеть в останках в принципе), да оплавившиеся кольца на сухих тростинках-пальцах — а Ямазаки Сохей, как все присутствовавшие Мизунохара хорошо знали, был большой любитель колец. В любом случае, зрелище было не для слабонервных, да и в сочетании с запахом становилось ещё непереносимее — неудивительно, что от такого Юкари стошнило прямо на месте.        И вот в конце концов Лаэрт, Лев, Клара и Юкари собрались в комнате прислуги. Наполнив желудки какими-то более-менее надёжными на вид консервами, добытыми на кухне (при этом старательно избегая мясных, что усложнило задачу), и приоткрыв форточку, чтобы не дышать запахом горелого мяса, они провели некоторое время в безмолвии, думая обо всей ситуации, в которой оказались, и молясь, чтобы трупы Мияко, Элизабет и Сохея были последними.        В такую-то напряжённую атмосферу и ворвался Лаэрт с роковыми словами.        От звука его голоса окружающие, все погружённые в себя, вздрогнули и с недоумённым видом обернулись к нему, словно ещё не до конца сообразив, что эта человеческая масса, сидящая на одной из постелей, сцепив ладони в замок и уперев в них подбородок, вообще может быть источником подобных звуков. А Лаэрт, что ни говори, действительно сейчас больше походил на каменное изваяние, чем на человека: вся его поза выражала напряжение, взгляд был неподвижен, и даже рот, казалось, не открывался вовсе, когда он говорил, — словно его голос раздавался откуда-то изнутри без посредства органов речи.        Однако несомненно было и то, что Лаэрт говорил и мыслил. И то, что он говорил, не могло не навевать тревогу, стоило лишь это осознать.        Первым, кто осознал смысл сказанного, был Лев. Едва он понял, что произнёс его брат, он нахмурился и, после некоторых колебаний, осторожно спросил:       — Ты же не хочешь сказать, что пойдёшь туда, где мы нашли Хитклифа-сана?.. Верно, Лаэрт? — неувереннее добавил он, когда Лаэрт не ответил на первый вопрос.        Впрочем, на второй тот тоже не сразу отреагировал: Лаэрт продолжал сидеть на месте с мрачным выражением, которое с каждой секундой всё больше походило на отчаянную решимость и даже упрямство. В конце концов он, под наблюдением двух обеспокоенных женщин и старшего брата, тяжело вздохнул и, подняв взгляд на приблизившегося Льва, наконец-то ответил:       — Да, я пойду. И, — продолжал он, пропуская в голос сталь, — лучше бы тебе не пытаться меня остановить.        От его жёсткого взгляда Лев растерялся и в итоге сказал явно не то, что собирался изначально.       — Но ведь ты же больше всех говорил о том, что надо сохранить место преступления до прибытия полиции... — смущённо пробормотал он и, чуть помолчав, добавил: — Особенно — ничего не трогать, чтобы не оставить отп...       — Да плевать я сейчас хотел на все эти отпечатки! — не выдержал и перебил Лаэрт, резко поднимаясь с места, отчего Лев рефлекторно отпрянул и низко опустил голову. Впрочем, действительно было отчего: Лаэрт, до этого сидевший мрачнее тучи, теперь глядел на брата пылающим взглядом, готовый взорваться от малейшего неудачного слова. И вот этот самый вспыливший Лаэрт, возвысив голос, продолжал:       — Если я возьму сейчас то ружьё, я сотру отпечатки убийцы с него, а на нём останутся мои и у полиции будет повод подозревать меня в убийствах. А если я не возьму, то мы вчетвером будем беззащитны против маньяка, который, на минуточку, уже вырезал с десяток человек в этом доме! Что, по-твоему, хуже: проволочиться под подозрением пару месяцев или сдохнуть тут вместе с вами, как собака, а, братец? — язвительно заключил он, с вызовом глядя на Льва.        Лев не нашёлся, что ответить на эту тираду, лишь сглотнул и отвёл глаза. Лаэрт победоносно, но как-то не очень здорово оскалился.        Тем временем Юкари, молча выслушавшая весь его монолог, поёжилась и опустила глаза в пол.       — Вы не знаете, что это такое, Лаэрт-сан, — быть под подозрением полиции... и заодно всего света, — проговорила она, болезненно хмурясь и явно вспоминая какой-то неприятный, но очень (слишком) знакомый опыт.        Реакция Лаэрта была предсказуемой: резко обернувшись к Юкари, он хмыкнул и раздражённо начал:       — Поверьте, Котобуки-сан: мне глубоко на...плевать, — тут же поправился он, вспомнив, что разговаривает с приличной женщиной. Затем он отвёл взгляд и, автоматическим жестом взявшись за галстук и непроизвольно сжав его под самым узлом, сглотнул и сдавленно объяснил: — Конечно, я понимаю, чем мне это грозит, и что моя жизнь в таком случае определённо будет не сахар. Я понимаю, но... — он нервно ухмыльнулся, — но я не могу просто сидеть и ждать, пока нас всех убьют так же, как остальных. Теперь я, как Глава семьи, обязан всех защитить...        Клара, всё это время слушавшая не перебивая, на этих словах не сдержалась и сухо хохотнула.       — И какую семью ты собрался возглавлять, братец Лаэрт? — саркастическим тоном поинтересовалась она, когда взгляды окружающих обратились на неё. — Троих калек, включая тебя самого?        И она снова хохотнула.        С самого момента смерти Элизабет Лавенцы её не покидало ощущение неправильности происходящего, подавившее все её дурные предчувствия. Дело было даже не в том, что Элизабет умерла, а в том, что умерла именно Элизабет, та самая, вокруг которой равнодушие и покорность судьбе, казалось, создавали невидимый щит. По крайней мере, так это воспринимала Клара. Однако после того (оказавшегося последним) разговора Элизабет точно вознамерилась доказать Кларе, что все её суждения о происходящем в Лунной Гавани были ошибочны, и в первую очередь — мысль о её, Элизабет, неуязвимости.        ...Или же дело было в том, что тогда сказала Клара? "Ничто по-настоящему её не шокировало" — казалось, именно это утверждение было самым неубедительным для Элизабет Лавенцы, и именно его она решила "опровергнуть" своей смертью. Точно нарочно сняв свой "щит", чтобы выбить Клару из колеи. Принести свою жизнь в жертву ради доказательства собственной правоты. И, как бы Клара ни хотела оспорить это, смерть Элизабет Лавенцы действительно приблизила её к той самой грани — вон, она даже начала проявлять свои настоящие эмоции!        Однако всё ещё только приблизила; ведь Клара знала, что лишь одна вещь в этом мире способна действительно уничтожить её, а эта вещь сейчас пока была лишь "возможностью", а не "фактом".        Впрочем, Лаэрт своими действиями рисковал приблизить воплощение этой возможности в жизнь. И, опасаясь этого, Клара непроизвольно пустила в ход один из своих самых действенных защитных механизмов.        Но даже ему остальным было что противопоставить.       — Вообще-то есть шанс, что дядя Такечи ещё жив... — вдруг пробормотал в сторону Лев.        Окружающие на это вздрогнули. Впрочем, придя в себя, Лаэрт с удовольствием зацепился за эту возможность атаковать кого-то помимо Клары. Выпрямившись, он убрал руки в карманы брюк и с ядовитой улыбкой заметил:       — Ага. А ещё есть шанс, что именно благодаря ему глава семьи теперь — я. — Видя, как от этих слов побледнели остальные, Лаэрт, глядя в первую очередь на Льва, продолжал: — Да-да, возможно, благодаря дяде Такечи. Вспомни-ка, братец, его поведение, когда мы ходили к маме рассказать новости о первых трёх смертях. Вспомнил? А напомнить тебе, каким именно мы нашли труп Сида? О да, именно: с отрезанной головой! Ничего не напоминает, ни на какие мысли не наводит? А, а-а?        По мере того, как он говорил, Лаэрт оттеснял брата к стене, так что к концу монолога последний оказался практически в углу комнаты. Лев не нашёлся, что ответить на все вопросы, которыми его засыпали. А вот Юкари, слушавшая Лаэрта в удивлении, в конце концов не выдержала и, встав с места и приблизившись к Лаэрту, спросила:       — Погодите, Лаэрт-сан, вы и правда считаете, что Такечи-сан мог убить Мияко-сан?        Лаэрт, не сводя взгляда с Льва, без тени сомнения кивнул.       — Они с мамой всегда были на ножах, а тут ещё и смерть Сида, в которой он подозревал её, — у него вполне могло спустить тормоза, когда он увидел, что Хитклиф, её защитник, мёртв.        Лев на это опустил глаза.       — И всё-таки не хочется верить, что он опустился до такого ужасного поступка, как убийство... — проговорил он, с выражением боли на лице положив ладонь на грудь.        Лаэрт на это ничего не сказал, только хмыкнул. Затем он развернулся и, сделав пару шагов в сторону двери, упрямо повторил:       — В любом случае, я иду за ружьём, и никто из вас меня не остановит. Мы не можем сейчас сидеть и покорно ждать смерти, когда уже убито столько народу...        Юкари, которой эта идея явно не нравилась, протянула было к нему руку — и, тут же опустив, неуверенно предложила:       — Но не пойдёте же вы в лес один, Лаэрт-сан? Может, мы все вместе...       — Нет, — решительно мотнул головой Лаэрт — и, видя, как стушевалась Юкари, чуть смягчившимся тоном объяснил: — Я думаю, что если и делать это, то надо забрать ружьё максимально быстро, — поэтому я планирую добираться бегом. Я, если вы не знаете, довольно неплохой атлет — чего, к сожалению, не скажешь обо всех остальных здесь присутствующих. Так что уж простите, но вы будете лишь меня замедлять.        Выслушав его, Юкари не нашлась, что возразить, и низко опустила голову, пробормотав лишь полное сожаления:       — Если бы только Амакуса не выпросил именно на эти пару дней выходные!..        Тем временем Клара, сидящая ближе всех к окну, подползла к спинке кровати и, чуть отодвинув занавеску, заглянула в образовавшуюся щель. Затем она хмыкнула и вернулась на прежнее место, не забыв поправить шторы.       — Там от озера поднялся туман — хоть глаз выколи! — прокомментировала она, скрестив руки на груди, — и, невольно пропустив в голос беспокойство, добавила: — Ты же заблудишься там, братишка...        Лаэрт ухмыльнулся такому обращению — но тут же со вздохом покачал головой и решительно заявил:       — Не заблужусь! Не имею права. В конце концов, — продолжал он, запрокидывая голову назад и устремляя взгляд в потолок, — я обязан вернуться и вас защитить. Это мой долг как Главы — не допустить больше смертей. Я, — он горько усмехнулся, — и так уже слишком долго плошал и слишком много кого не смог защитить: Лави-тян, маму, девочек, Памелу, Каина, Мери-сан, Ямазаки-сана, Хитклифа... даже тётя Цудзура и Сид — их смерти тоже в каком-то смысле на моей совести. Именно поэтому, когда умерло столько людей, — он обернулся и взглянул прямо на Клару, — я не могу позволить хоть одному человеку умереть. В том числе и себе.        На этих словах Лаэрт криво улыбнулся. По телу Клары прошла волна дрожи: она слишком хорошо читала его нынешний взгляд — взгляд отчаянного человека. В тот миг, когда Лаэрт увидел труп Элизабет Лавенцы, в нём что-то сломалось — и теперь этот сломанный человек смотрел прямо на неё, Клару, и в его взгляде ясно читалось: она — то самое дорогое существо, которое ему страшнее всего потерять и которое он действительно рискует потерять, если ничего не предпримет. Клара невольно поёжилась и, ощущая, как внутри нарастает дурное предчувствие, сделала ещё одну слабую попытку его отговорить.       — Но ведь ты помнишь, что случилось, когда ты в последний раз оставил Памелу-сан, Элизабет-сан, Кору-тян и Котобуки-сан одних? — тихо поинтересовалась она, опустив глаза.        Боковым зрением она заметила, как её слова подействовали на брата: того всего передёрнуло от напоминания об этом провале. И кто знает, изменил бы он своё решение и был бы спасён или же просто бы окончательно сломался, если бы в этот момент к нему не приблизился Лев и не положил ладонь ему на плечо в ободряющем жесте.        Лаэрт вздрогнул и быстро обернулся к брату. А тот аккуратно убрал руку и, слабо улыбнувшись, сказал:       — Я вижу, что ты настроен решительно, Лаэрт, и что спорить с тобой будет только хуже, так что не стану тебя останавливать. Что до безопасности Клары-тян и Котобуки-сан... Я ведь остаюсь здесь и смогу хоть как-то обеспечить её, верно? Поэтому положись на меня. Пожалуйста.        Произнеся последнее слово самым проникновенным тоном, на который он только был способен, Лев внимательно заглянул брату в глаза. Лаэрт видимо колебался. Наконец, он медленно, нерешительно кивнул, положил руку Льву на плечо... и вдруг поднял на него неожиданно холодный взгляд.       — Ладно, — сквозь зубы процедил Лаэрт, — оставляю их на тебя. Но, — продолжал он, угрожающе понижая голос, — если хоть что-нибудь случится с Кларой...        И сжал пальцы на плече Льва. Тот даже не поморщился, хотя от действия Лаэрта на его пиджаке образовалось несколько заметных складок, а на кисти самой сжимающей руки от напряжения отчётливо выступили кости. Вместо этого Лев улыбнулся пугающе спокойной улыбкой и объявил:       — Если что-нибудь случится с Кларой — значит, что-то уже случилось со мной. Ты же хорошо это знаешь, — добавил он, невесело усмехнувшись.        Лаэрт ещё пару секунд испытующе смотрел ему в глаза — а затем деревянно кивнул, и его пальцы наконец-то расслабились, а рука соскользнула с плеча Льва. Не говоря больше ни слова, Лаэрт резко развернулся, точно боялся передумать, — и спешно вышел из комнаты.        Всю эту сцену Клара наблюдала с неуютным ощущением. "Я ведь правильно понимаю, что Лаэрт Льву только что... угрожал?" — подумала она — и сама же поёжилась от этой мысли.        Клара всегда знала, что у её братьев не слишком-то близкие отношения — уж точно не такие близкие, как с этими братьями у неё. Однако она всю жизнь объясняла это простой разницей характеров. В конце концов, где вечный магнит для окружающих Лаэрт, а где — скромный, задумчивый Лев? У них, несмотря на общее происхождение, не так уж много тем для обсуждения и не так много общих взглядов. Объясняя себе это так, Клара могла жить спокойно и хорошо общаться с обоими. Однако сегодня... сегодня она впервые задумалась о том, что пропасть между Львом и Лаэртом — нечто большее, чем просто "несходство характеров".        Понимая, что не найдёт себе места, если что-нибудь прямо сейчас не сделает, Клара поднялась с кровати и приблизилась к Льву. Тот стоял там же, где его оставил Лаэрт, и полным боли и тревоги взглядом смотрел на едва закрывшуюся за братом дверь. Клара сочувственно оглядела его, а затем опустила голову и, заложив руки за спину, негромко поинтересовалась:       — Ты боишься?        Лев моргнул — и тут же, даже не повернувшись к ней, без промедления ответил:       — За него.        И перекрестил дверь, за которой скрылся Лаэрт, словно накладывая заклинание на удачный путь.        Клара ничего не ответила.

***

       По личным ощущениям Клары прошло уже не меньше часа — однако наручные часы Льва, которого с завидной регулярностью дёргала то она сама, то Юкари, говорили от силы о пятнадцати минутах. В любом случае, Лаэрт всё не возвращался, и время в ожидании тянулось мучительно медленно.        Первые пять минут Клара всё подходила к окну и выглядывала в щель между стеной и занавеской, будто надеясь, что от этого действия туман рассеется. Однако тот не только не спешил соответствовать её ожиданиям, но и, казалось, лишь густел. Клара начинала всерьёз беспокоиться, как бы Лаэрт не заблудился в лесу. Не помогал ослабить тревогу и тот факт, что уже очевидно смеркалось.        Наконец, она перестала мучить себя и просто спокойно села на своё место рядом с Юкари на одной из кроватей, равноудалённой от выхода и от окна. Сюда их попросил переместиться Лев: он объяснил свою просьбу тем, что при таком расположении в случае нападения с обеих сторон у них будет шанс убежать. Юкари приняла его аргументы и, не считая периодических вопросов о времени, стойко переносила ожидание. Впрочем, у Клары вообще сложилось впечатление, что эти двое довольно неплохо друг друга понимали.        Сама же она, отстав от окна, в итоге заняла себя тем, что выковыривала из подошвы туфель особенно крупные осколки стекла. Оно оказалось там, когда они вчетвером спустились в подвал и абсолютно все наступили на какую-то разбитую склянку, валявшуюся у порога. Тогда из-за общей суматохи с горелым мясом и трупом они не придали этому особого значения; теперь же... Теперь у Клары было достаточно времени, чтобы спокойно подумать. Чем она и занималась, разглядывая в полумраке комнаты очередной осколок. "Странный у него запах, — отметила Клара, поворачивая предмет. — Какой-то... химический?"       — Да и вообще в этой истории слишком много странного... — невольно подытожила она свои мысленные рассуждения вслух и тяжело вздохнула, откладывая осколок на прикроватную тумбочку к его собратьям.        Юкари, очевидно, уставшая от молчаливого ожидания, зацепилась за её замечание и вежливо поинтересовалась:       — Вы имеете в виду что-то конкретное, Клара-сан?        Клара повернулась к ней и одарила неуверенным взглядом: непохоже было, что Юкари как-то хочет её подразнить или нечто подобное — да и кто бы подумал о таком в данной ситуации? Именно поэтому в конце концов Клара призналась:       — Не думаю... То есть да, конкретных подозрительных деталей тут действительно много, но я скорее говорила обо всём в целом. Понимаете, Котобуки-сан, — продолжала она, опуская глаза в пол, — наша семья, конечно, всегда была со странностями, но, насколько мне известно, такого, как сейчас, с ней всё-таки не происходило... Насильственных смертей не было. Ну, как минимум последние лет двадцать пять — иначе, думаю, братец Лев бы хоть раз это упомянул.        С этими словами Клара взглянула на брата. Лев, всё это время стоявший с закрытыми глазами и подпиравший дверь, явно погружённый в себя, приподнял веки и кивнул.       — За первые пару лет своей жизни ручаться не могу, но на моей памяти ничего такого не было, — равнодушным тоном подтвердил он — и, вновь прикрыв глаза, добавил: — Разве что смерти Отца, Кенджи-сана и тёти Юи — но рак, автокатастрофа и даже падение с лестницы мало походят на ту резню, которая происходит здесь сейчас.        Выслушав его, Клара кивнула.       — Да уж, не походят, — согласилась она — и, вновь повернувшись к Юкари, произнесла: — Но всё-таки сейчас тут уже умерла куча народу. Неужели нам все эти годы только и не хватало какого-то ритуала, чтобы кто-то всех перерезал?        Юкари одарила её сочувственным взглядом, от которого в груди Клары что-то кольнуло. А писательница тем временем уже отвела глаза и с каким-то особым пониманием проговорила:       — Иногда причины копятся годами, и для трагедии достаточно лишь повода — а уж дальше всё покатится по наклонной само. Вы, Клара-сан, — продолжала она, одарив Клару проницательным взглядом, — случайно не знаете, кто мог хотеть, допустим, отомстить вашей семье? Кто мог так ненавидеть семейство Мизунохара, что только и ждал, что повода истребить всех, в том числе беззащитных детей и непричастных гостей? Всё-таки ненависть — сильный мотив...        На слове "отомстить" Лев вздрогнул, но ничего не сказал. Клара обратила на это внимание, но предпочла пока проигнорировать. Вместо этого она с задумчивым видом посмотрела Юкари в лицо — а затем подёрнула плечами и просто ответила:       — Да наверняка таких уйма народу. Мы же богатые и не самые добрые. Впрочем, — продолжала она, упираясь руками в кровать и запрокидывая голову назад, — возможно, убийца не просто прикрывается проклятием, а действительно верит в легенды о философском камне. В конце концов, в этой семье многие начинают верить... в странные вещи.        И с этими словами она красноречиво покосилась на Льва. От того не ускользнуло её выражение, и он, слегка покраснев и схватившись за галстук, выдавил:       — Клара-тян, можешь, пожалуйста, в такие моменты не смотреть на меня, а?..        Клара лишь неловко усмехнулась. На это Юкари одарила обоих рассеянным взглядом, и Лев, отведя глаза, смущённо объяснил:       — Просто я верю... в не очень популярную здесь, в Японии, религию... И меня при каждом удобном случае дразнят... Я... — Он сглотнул, всё ещё чувствуя на себе вопросительный взгляд Юкари, и в конце концов совсем тихо признался: — Я православный христианин...        Румянец на его щеках стал ярче, и он стал старательнее отворачиваться от собеседниц. Клара, которая действительно любила его дразнить, хихикнула.       — Пока мы его тут дёргали со временем, братец Лев всё это время молился своему Богу за благополучие братца Лаэрта, как пить дать! — заявила она и, кивнув в сторону Льва, добавила: — А ещё вы, наверное, заметили, как он то и дело за галстук хватается, верно, Котобуки-сан? Всё просто: он тянется к крестику, который на шее носит.        В этот момент Лев, который уже успел покраснеть до самых кончиков ушей, как раз тянулся к галстуку. Слова Клары заставили его поперхнуться воздухом и так и застыть с рукой в паре сантиметров от заветного талисмана. Юкари же на это объяснение растерянно моргнула.       — Крестику? — переспросила она.        Лев сглотнул.       — Вы же не хотите слушать долгую лекцию про православие, Котобуки-сан, верно? — сдавленно спросил он и, ещё старательнее отворачиваясь, бросил: — А ты, Клара-тян, постыдилась бы смущать так людей. Я понимаю, — продолжал он, понижая голос, — что это твой способ справляться с тревогой, но всё-таки предпочёл бы, чтобы из-за него не страдали другие...        И замолк. Остальные также не произнесли ни слова, разве что Клара усмехнулась и пожала плечами. На некоторое время повисла тишина. Клара вновь покосилась на окно: лёгкий ветерок всколыхнул занавески, принеся с собой запах сырости и чего-то сладковатого. Клара устало выдохнула.       — И всё-таки, — внезапно безо всяких эмоций произнесла она, — я и правда слишком пассивна.        Лев и Юкари вздрогнули и удивлённо воззрились на неё. Так как Клара никак не комментировала своих слов, Юкари отважилась осторожно уточнить:       — Что вы хотите этим сказать, Клара-сан?        Клара, до этого глядевшая расфокусированным взглядом в одну точку на полу, подняла на неё глаза, и Юкари стало неуютно от того, каким непроницаемым было её лицо. А Клара, ещё немного помолчав, наконец-то начала:       — Давайте смотреть на ситуацию объективно. С обнаружения самой первой партии трупов я не сделала ровным счётом ничего, чтобы остановить убийства. А за это время успели умереть несколько давних слуг семьи, моя тётя, мои кузины, даже моя родная мама... У меня не осталось никого из моей большой семьи, кроме родных братьев, и то один... — Клара запнулась, и её пальцы сжались на покрывале. — Один ушёл в лес и всё никак не вернётся, и я совершенно ничем не могу ему помочь... Я чувствую, что могла бы это как-то изменить, если бы попыталась, но я... я...        Клара закусила губу и ниже опустила голову. Если начинала она ровным, даже сухим тоном, то с того момента, как она вспомнила Лаэрта, в её голос всё больше стали прорываться эмоции, пока, наконец, не захлестнули её с головой — и именно в этот момент она предпочла прерваться, чтобы не дать себе их выпустить. Как она и делала всегда со своими настоящими чувствами.        Всё то время, что она говорила, Лев смотрел на неё с сочувствием и не перебивал, лишь так же сжал кулаки, когда она упомянула Лаэрта. Увидев, что она не намерена продолжать, Лев бросил нервный взгляд на дверь, которую всё это время закрывал собой, а затем, поколебавшись, оставил свой пост и подошёл к сестре.        Оказавшись напротив Клары, Лев опустился на корточки и, положив руки ей на плечо, с грустной улыбкой заглянул ей в лицо.       — Пожалуйста, только не говори, что ты тоже что-то "должна" сделать, Клара-тян, — мягко произнёс он. Когда взгляд Клары сфокусировался на нём, он горько усмехнулся и продолжал: — Ты не сделала ничего дурного; наоборот, ты вела себя правильно, не лезла на рожон и обеспечила свою безопасность. И, признаюсь тебе честно, мы с Лаэртом оба тебе очень, очень благодарны за это. А сейчас... сейчас ты говоришь совсем как Лаэрт. — Лев помрачнел. — И помнишь, что он сделал после этого? Да, эта идея с ружьём. Надеюсь, — продолжал он с обманчиво расслабленной улыбкой и бесконечно пытливым взглядом, — ты не станешь говорить, что это твой долг как следующей в очереди на место Главы — всё исправить?        Клара моргнула: в выражении Льва было столько тревоги за неё, Клару, что она при всём желании не смогла бы сказать таких слов... даже если бы хотела их сказать. Именно поэтому она в ответ на его вопрос помотала головой и, слабо улыбнувшись, ответила:       — Нет, я на место Главы не мечу — это трон для братца Лаэрта, а не для меня. Пусть он и занимает, когда вернётся. И да, — продолжала она, видя, как расслабился Лев, — спасибо тебе, братец Лев. Правда, спасибо за поддержку.        И она улыбнулась чуть теплее. Лев также улыбнулся. Кивнув, он наконец-то отпустил Клару и, поднявшись на ноги, вернулся на прежний пост.        Впрочем, слова поддержки лишь частично успокоили Клару. Некоторые вопросы оставались нерешёнными.       — И всё-таки, — продолжала она, устраиваясь на кровати поудобнее, — кое-какие моменты, мне кажется, обсудить стоит. Например, — продолжала она, когда внимание окружающих сосредоточилось на ней, — стихотворение.        При упоминании стихотворения Юкари поёжилась.       — Да, вы, кажется, говорили в столовой, что убийства происходят в соответствии с ним... — пробормотала она.        Клара уверенно кивнула.       — Верно. Я обратила внимание ещё после первых убийств, но тогда это была лишь смутная догадка — а всё, что происходило до этого момента, меня лишь убедило. По три жертвы на каждый стих, в каждом терцете на гобелене выделены нужные слова... Разве что смерть мамы из этого выбивается. — Клара смутилась и, чуть подумав, неуверенно предположила: — Ну-у, может, это чисто ради количества?        Лев кивнул.       — Так, мы поняли, что убийства шли по стихотворению. И-и?..        Клара обиженно поджала губы.       — "И-и"? — переспросила она и хмыкнула. — Очевидно же, что сам способ убийств привлекает внимание к стихотворению и указывает на его важность!.. Может, это какой-нибудь ключ к лаборатории алхимика, или там загадка лингвистическая, или географическая, или ещё какая-нибудь? Ну, как на том острове в восьмидесятых, по которому мама фанатела, помнишь?        Последние слова были обращены ко Льву, однако той, кого от них передёрнуло, оказалась Юкари. К счастью, брат с сестрой не обратили на это особого внимания. Вместо этого Лев нахмурился и осторожно заметил:       — Ты же понимаешь, Клара-тян, что я совершенно не помню подробностей, ибо в восемьдесят шестом году, когда это произошло, меня у моих родителей даже в планах не было. Впрочем, — Лев отвёл взгляд и мрачно усмехнулся, — не то чтобы даже в девяносто третьем конкретно я у них в планах был...        Клара на это замечание смутилась и опустила глаза. В эту минуту она меньше всего ожидала, что той, кто нарушит тишину, станет Юкари. А Юкари, не глядя ни на кого, неожиданно произнесла:       — На Роккенджиме эпитафия ведьмы была ключом к скрытому золоту — а ещё ей пользовался убийца, чтобы придать резне видимость ритуала.        Клара и Лев оба вздрогнули от того, как внезапно она это сказала, и быстро повернулись к ней. На их вопросительные взгляды Юкари смущённо потупилась и сказала:       — Что? Мне в конце девяностых было восемнадцать, тогда обсуждения были на пике из-за обнаружившегося дневника выжившей, Уширомии Евы... в моей школе о Роккенджимской трагедии очень много сплетничали... — заключила она совсем тихо и отвернулась.        Клара и Лев, не до конца убеждённые её объяснением, переглянулись, но дальнейших вопросов задавать не стали. Вместо этого Клара торжествующе кивнула и воскликнула:       — Видишь: эпитафия как ключ! Возможно, и у нас та же ситуация.        Лев с сомнением подёрнул плечами.       — И что ты предлагаешь с этим делать? — поинтересовался он.        Клара скрестила руки на груди.       — Как что? Попробовать решить хотя бы эту загадку, конечно же! — заявила она — и, не дожидаясь ответа, потёрла подбородок и принялась рассуждать: — Вот например первый терцет: там выделены названия частей света. И, если выделено три из них, возможно, стоит обратить внимание на ту единственную, которая не упомянута?        Лев, смотревший на всю эту идею с долей скептицизма, за неимением лучшего способа скоротать ожидание всё-таки возвёл глаза к потолку и протяжно хмыкнул в задумчивости.       — Это, насколько я помню... Север, юг и восток — значит, нам нужен запад?        Клара кивнула.       — Верно, — подтвердила она. — Убийца воспользовался этим стихотворением как ориентиром, где располагать трупы, — а мы пойдём в другом направлении!        Юкари, слушавшая их краем уха, при всём своём нежелании в итоге заинтересовалась разговором, так что теперь уточнила:       — Получается, наше место — поляна неподалёку от западного крыла дома или лес за ней?        При упоминании поляны Лев вздрогнул, живо вспомнив, что он обнаружил там в качестве части второго терцета — точнее, кого он обнаружил висящим на иве. Эти мысли заставили его помрачнеть, в то время как Клара, не обращая на него внимания, с ухмылкой продолжала:       — Это если мы будем следовать логике убийцы. Дело в том, Котобуки-сан, — объяснила она, — что название "западное крыло" — чисто номинальное, и часть дома, где мы сейчас, носит его исключительно потому, что находиться слева, если смотреть от парадного входа. Однако географически запад находится вовсе не там — реальный запад надо искать в другом месте, а именно — в стороне кладбища!        Лев, ещё приходящий в себя от воспоминаний, болезненно ухмыльнулся.       — Так кладбище — твой окончательный ответ на первую часть "загадки", Клара-тян? — сдавленно поинтересовался он, закрыв лицо ладонью и не глядя на Клару.        Та повернулась к нему и смерила долгим задумчивым взглядом. Её молчание заставило Льва раздвинуть пальцы и взглянуть на неё в ответ: в его выражении не было ничего, кроме бесконечной усталости. Они ещё пару секунд удерживали зрительный контакт, будто передавая какие-то дополнительные оттенки эмоций через него, прежде чем Клара кивнула и ответила:       — Положим, так. Точнее, — поправилась она, — мне он кажется более вероятным. Как минимум тем, что кладбище — созданная Коппелиусом локация, его собственными человеческими руками созданная, и есть огромный шанс, что он оставил на ней дальнейшие подсказки, а не просто пытался "усмирить духов". Именно поэтому, — продолжала Клара, неожиданно поднимаясь с места, — я считаю, что при первой же возможности нам стоит посетить кладбище.        От этого заявления у остальных расширились глаза. Лев даже побледнел и некоторое время буквально силился сказать что-то, прежде чем сумел пробормотать:       — Ты же не предлагаешь нам всем пойти на кладбище сейчас?       — Сейчас, когда по округе бродит убийца, — взволнованно вторила ему Юкари, — в лесу густой туман и вообще темнеет, а Лаэрт-сан...       — Нет, я не предлагаю идти прямо сейчас, — покачала головой Клара — и тут же, решительно взглянув по очереди на обоих, объявила: — Я предлагаю пойти тогда, когда вернётся Лаэрт. Сразу.        Это заявление лишило Льва и Юкари дара речи. Такое простое в своей наглости, сумасбродности и отчаянности, оно поставило их в тупик, так что они могли лишь широко распахнутыми глазами глядеть на Клару и пытаться понять, что творится в голове у этой девушки... и как бы её отговорить. Ибо, глядя на Клару и видя её горящие решимостью глаза, оба прекрасно понимали: так просто от этой внезапной идеи она не оступится.        И они были совершенно правы в своём выводе: отказываться от плана Клара была не намерена. Логически она понимала всю рискованность данного предприятия, но чутьё твердило ей: она и так слишком долго игнорировала этого слона в комнате, чтобы теперь не поставить на карту всё. А её чутьё в этот день уже спасло ей жизнь, так что Клара была склонна ему довериться.        Столкновение мнений могло бы развиться в серьёзный спор, если бы в этой драме не случилось вмешательства извне.        Лев на правах старшего брата уже открыл было рот, чтобы попытаться отговорить сестру от безумной затеи, когда со стороны восточного крыла раздался чудовищный грохот, а всю комнату прислуги внезапно сотряс мощный толчок. Стёкла в окнах жалобно зазвенели, а Клара, находившаяся дальше всех от опоры, с тихим вскриком плюхнулась задом обратно на кровать. "Уж чего-чего, а землетрясения нам тут ещё не хватало!" — подумала она, потирая ушибленную пятую точку, которой приземлилась на довольно жёсткий матрас.        Впрочем, Лев самым первым понял, что тут дело не в обычном землетрясении: находясь у двери и, соответственно, ближе всех к источнику грохота, он втянул ноздрями воздух и мигом почувствовал...       — Пахнет жареным... — пробормотал он, весь бледнея, — и, резко развернувшись, распахнул дверь, бросив на прощание: — Я мигом — проверю, что там, и буду здесь!..        И исчез в проёме, захлопнув дверь за собой.        Клара вновь поднялась на ноги, опасаясь, как бы толчок не повторился, и в то же время нутром чувствуя, что случилось нечто. Нечто гораздо более неординарное, чем типичное в Японии стихийное бедствие. И пока Юкари также вставала с кровати, кидая тревожные взгляды на окно (вдруг это был какой-то отвлекающий манёвр убийцы, готовящегося атаковать с другой стороны?), Клара сцепила ладони в замок перед грудью и мысленно взмолилась: "Только бы с ним ничего не случилось!"        К счастью, со Львом, на которого были направлены эти мысли, действительно ничего не случилось: меньше минуты спустя он уже влетел обратно в комнату прислуги, весь взмыленный и тяжело дышащий. Впрочем, первые же его слова доказали: расслабляться было рано, ибо финальный акт трагедии только начинался.       — Нам нельзя оставаться в доме! — выпалил Лев, держась за галстук и пытаясь перевести дух. — В восточном крыле что-то взорвалось, и теперь вся библиотека в огне!