***
Лаэрту раньше никогда не приходилось заходить в спальню матери. Если у неё возникала необходимость поговорить с ним, она вызывала его в кабинет, и там ему было всё хорошо знакомо: письменный стол, книжные шкафы с классической и с оккультной литературой, запах пыли и благовоний... Здесь же Лаэрт вступил на неизведанные территории и теперь совершенно новым взглядом изучал обстановку. К сожалению, взгляд был напряжённый, а не полный любопытства, какой он бы ожидал от себя в подобной ситуации ещё вчера. Как и кабинет, комната Мизунохары Мияко отличалась опрятностью. Может, незнакомцу расставленные тут и там ароматические свечи в жутковатых подсвечниках да другие объекты явно оккультного вида и показались бы на первый взгляд чем-то хаотичным, но Лаэрт прекрасно знал: они находятся в строгом, определённом лично Главой порядке. Остальные же объекты и предметы мебели: застеленная двухместная постель, раздвинутые шторы, мягкие кресла, тумбочки, платяной и книжный шкафы из красного дерева, маленький столик с книгой, лежащей обложкой вверх (лингвистические познания Лаэрта позволили ему узнать в названии славянский алфавит), — всё остальное тоже находилось в безукоризненном порядке... Точнее, почти всё. На фоне этого порядка особенно резко выделялась тревожная деталь: один из шкафов стоял под углом к стене, точно являлся приоткрытой дверью, ведущей в тайную комнату. Лаэрт сглотнул. Он, как и любой член семьи Мизунохара, прекрасно знал, куда ведёт эта "дверь": она скрывала за собой лестницу, соединяющую спальню на втором этаже с кабинетом на первом, — привилегия Главы наравне с личной ванной, дверь в которую открыто красовалась на той же стене в паре метров от знаменательного шкафа. Лаэрт отрывисто вдохнул. Он уже с минуту неподвижно стоял в центре комнаты, и эта приоткрытая дверь-шкаф так и манила к себе, точно зазывая войти и проверить кабинет. Но Лаэрт медлил; в его груди прочно укоренилось ощущение, что открытые двери сегодня сулят только беду. И, наивно пытаясь хоть немного обойти это "правило", он первым делом развернулся к двери в ванную и, уверенно пройдя к ней, тактично постучался. — Мама, ты тут? — негромко позвал он, старательно подавляя дрожь в голосе и напряжённо вслушиваясь в тишину. Напрасно: ни единого признака присутствия живого человека за дверью не было. В этот момент в комнату робко, с долей благоговения, вошёл Лев и окинул помещение полным волнения взглядом. Тайный ход сразу же предсказуемо привлёк его внимание. — А ведь мама никогда не держит эту дверь открытой... — пробормотал он, хмурясь. От этого комментария Лаэрт едва заметно вздрогнул. А в следующий миг он не сдержался и злобно скрипнул зубами: хотел он того или нет, Лев напомнил ему, что, в отличие от него, привилегией входить в комнату матери обладает. Тем временем Лев приблизился к Лаэрту и с беспокойным видом спросил, кивая на дверь ванной: — Мамы там нет?.. Лаэрт отрицательно мотнул головой. Лев опустил глаза в пол. — Значит, придётся искать там... — мрачно заключил он, тревожно косясь на приоткрытый ход. Лаэрт медлил с ответом. Вывод Льва был очевиден — однако после всех сегодняшних "находок" оба брата слишком хорошо понимали, что может ожидать их внизу, и просто не могли заставить себя проверить свои догадки. И даже присутствие друг друга не могло дать им необходимый толчок к действию. К счастью, они всё ещё были не одни. В щель двери в коридор, оставленной Львом приоткрытой, осторожно заглянула Юкари и вопросительно позвала: — Мияко-сан? Лев и Лаэрт синхронно вздрогнули и обернулись к ней: Юкари смотрела на них с беспокойством. Лаэрт не сдержал кривой улыбки. — Как видите, мамы у себя не оказалось, — ответил он и, пройдя к большому платяному шкафу, демонстративно распахнул двери. Нутро, как и ожидалось, встретило его лишь аккуратно развешанной одеждой, среди которой Глава при всём желании явно спрятаться не могла. Юкари неуютно поёжилась. Подоспевшая к этому моменту Клара выглянула из-за её плеча и, окинув комнату беглым взглядом, нахмурилась. Кивнув на злополучный шкаф, она взглянула на ближайшего к нему брата — Льва — и вопросительно начала: — А это же?.. Тот кивнул. — Да, это дверь на первый этаж. И, — он опустил взгляд и облизнул губы, — она была уже открыта, когда пришли мы. Глаза Клары слегка расширились: она тоже поняла смысл происходящего. А вот на лице Юкари отразилось замешательство, да и мелькнувшая в проёме Элизабет не казалась особенно взволнованной новостью. Лаэрт, видя всё это, подёрнул плечами и объявил: — Мы с Львом проверим, что там. Вы пока оставайтесь здесь. И, развернувшись, уверенно направился к тайному ходу, на ходу кивнув брату, чтобы тот следовал за ним. Лев секунду поколебался, прежде чем кивнуть в ответ и, выдохнув и быстро перекрестившись, поспешил за Лаэртом. ...А Лаэрт, едва вступив в тесный коридорчик, мигом учуял знакомый металлический запах, смешанный с ароматом сыроватой древесины, и с трудом сдержал рвотный позыв. "Почему всё ощущается так же, как когда я нашёл Сида?" — мучительно подумал он, делая шаг вперёд, к крутым ступенькам, в то время как всё его существо яро противилось мысли спуститься — и в то же время неспособный просто развернуться назад, ибо там, за его спиной, робко вступил в комнатушку Лев. Игнорируя его полный удивления и тревоги тихий возглас, Лаэрт задумался, зачем он позвал его с собой. "Наверное, именно для этого — чтобы не было соблазна повернуть назад", — в конце концов сделал вывод он, медленно спускаясь по лестнице. А запах крови тем временем становился всё невыносимее и всё удушливее с каждым шагом. Лаэрт усиленно вслушивался в скрип ступенек под ногами, тщетно пытаясь отвлечься от того, о чём сообщало ему обоняние. Лев, сначала бормотавший что-то на тему запаха крови, к счастью, быстро замолк, за что Лаэрт был ему очень благодарен — иначе бы он просто не выдержал. И вот они уже преодолели поворот. Из приоткрытой двери в кабинет брезжил тусклый свет. Благодаря тому, что на первом этаже тайный ход также был скрыт книжным шкафом, он не открывался полностью и не давал хорошего обзора на кабинет. Именно поэтому Лаэрт и Лев до самого последнего момента не видели всей картины. Едва оттолкнув дверь и вступив в кабинет, Лаэрт застыл на месте и в ужасе воззрился на то, что там происходило. Точнее, на то, что там находилось. А в кабинете, за столом, сидела женская фигура. Телосложение, одежда, даже серебряное кольцо на пальце лежащей на столешнице правой руки — всё выдавало в ней Мизунохару Мияко; единственным, чего для полного образа Мияко не хватало, была её голова. О да, голова: за стол, чуть наклонившись вперёд, был посажен обезглавленный труп Мизунохары Мияко, "приветливо" встречающий гостей разрезом на шее. Из ужасающей раны на стол и на одежду капала кровь — а самой головы нигде не было видно. Мияко словно присела отдохнуть, а голову просто оставила где-то, как оставляют на спинке стула пиджак в жаркую погоду, настолько естественной выглядела эта поза. Несколько секунд Лаэрт просто в ступоре смотрел на эту фигуру, ещё утром бывшую его матерью, — а затем на его лбу выступил холодный пот, его живот скрутило в жгут, и он спешно зажал рот обеими руками, непроизвольно отступая назад. И едва не закричал, наткнувшись на что-то спиной, — но, к счастью, вовремя вспомнил, что за ним следовал Лев. — Лаэрт! — испуганно воскликнул тот при виде дрожащего брата и быстро обхватил его плечи, словно это хоть немного могло унять дрожь. Затем его взгляд упал на труп — и его рука отпустила плечо Лаэрта, чтобы осенить мёртвую мать крестным знаменем. — Господи помилуй! — пробормотал Лев и, сглотнув, выдавил: — Мама... И так и застыл, держа брата за плечо, не в силах сказать или сделать что-либо ещё. Зато его появление привело в порядок мысли Лаэрта. Когда первичный шок прошёл, Лаэрт сбросил руку брата с плеча и, отрывисто вдохнув через рот (запах крови от этого способа проникал в ноздри ничуть не хуже), сделал шаг в сторону трупа. — Нам надо здесь осмотреться... — произнёс он. Лев, потирающий оттолкнутую ладонь второй, поднял на него робкий взгляд, а затем кивнул и также осторожно шагнул в комнату. Когда они оба более-менее привыкли к виду трупа (насколько вообще к такому можно привыкнуть), они смогли немного оценить обстановку. Ситуация складывалась следующая: кабинет Главы, как и её комната, находился в обычном идеальном порядке, и о произошедшем тут убийстве, помимо, собственно, тела, напоминала лишь лужа крови на ковре в центре комнаты, как раз между копиями портрета и гобелена — точно убийца специально избрал это символическое место. Следов присутствия отрезанной (причём крайне неаккуратно) головы же нигде не было. Всё это братья смогли оценить, не слишком углубляясь в комнату и не отходя далеко с изначальных мест — ибо сил приблизиться к трупу матери они в себе так и не нашли. В какой-то момент, окидывая кабинет взглядом, Лев рассеянно произнёс: — Странно... Лаэрт обернулся и вопросительно вскинул бровь. Поймав на себе его взгляд, Лев объяснил: — Просто у меня такое чувство, что для столь сильного запаха тут слишком мало кро... Договорить ему было не суждено: внезапно сверху послышался чудовищный грохот, столь резкий и громкий, что Лев от неожиданности вскрикнул. Лаэрт также вздрогнул. Пару секунд оба не шевелились — а затем побледнели, поняв, что случилось. — Клара... — в один голос пробормотали братья — и, не сговариваясь, бросились назад, на второй этаж.***
— Что у вас произошло?! — крикнул Лаэрт, влетая в спальню. Клара вздрогнула от звука его голоса не слабее, чем парой мгновений назад — от громкого удара, раздавшегося прямо у неё за спиной. Впрочем, если в тот момент у неё было чувство, что сейчас у неё остановится сердце, то теперь она просто отреагировала на неожиданный раздражитель. Хотя "отреагировала" — слишком громкое слово для описания того, как она в целом неподвижно стояла в стороне от двери и наблюдала за попытками Юкари её открыть. А вот Юкари на недавние события действительно отреагировала: когда дверь в спальню внезапно захлопнулась, она резко развернулась — а затем принялась пытаться её открыть. Юкари дёргала ручку вверх-вниз, толкала дверь плечом — но та с удивительным упорством не поддавалась. На это писательница могла лишь чертыхаться. Именно за этим занятием и застали её Лаэрт и прибежавший следом Лев. И пока старший брат пытался отдышаться после столь быстрого подъёма, Лаэрт беспокойно озирался, точно искал что-то глазами. Точнее — кого-то. Юкари же, не прекращая толкать дверь, объяснила: — Мы решили не стоять в коридоре, а зайти в комнату и подождать вас тут. Но когда вошла Клара-сан, дверь вдруг резко захлопнулась — а Элизабет-сан осталась там! При упоминании Элизабет Лаэрт весь побледнел. — Л-Лави-тян — там?.. — переспросил он, точно надеясь, что ослышался. Клара на это мрачно кивнула. — Удивляюсь, как ещё меня этой дверью не зашибло — меня буквально толкнуло внутрь... — прокомментировала она, поёжившись. Когда Лаэрт быстро повернулся к ней, Клара с плохо скрытой тревогой продолжала: — А потом там ещё за ней был какой-то шум, и мы пытались открыть и звали Элизабет-сан, но она не отзывалась... Казалось, побледнеть сильнее, чем он уже есть, просто невозможно; однако с каждым своим словом Клара наблюдала, как последние кровинки отливают от лица её брата, так что к концу её объяснения он уже напоминал мертвеца. А когда она сказала про молчание Элизабет, его губы задрожали — а затем он резко бросился к двери и, оттолкнув Юкари, принялся дёргать что было сил, громко зовя Элизабет. Впрочем, Лаэрт быстро понял, что так просто дверь не поддастся, — какая бы сила её ни захлопнула, она сделала это намертво, так что единственным вариантом оставалось её выбить. И Лаэрт, шумно вдохнув, попытался это сделать. С того самого момента, как она отошла, чтобы пропустить Юкари (теперь стоящую рядом), Клара не сдвинулась с места. И теперь она с этой же позиции наблюдала за тем, как отчаянно пытается что-то сделать её брат: как остервенело дёргает ручку, как бьёт дверь плечом, своим крепким плечом спортсмена, которое, несмотря на все усилия, даже на миллиметр не сдвинуло проклятую дверь... как рычит в бессильной злобе и поливает эту преграду между собой и Элизабет таким потоком брани, что из него проще было выделить цензурные моменты, чем перечислять нецензурные — зрелище крайне тревожное для Клары, которая за пятнадцать лет жизни видела брата матерящимся меньше раз, чем можно перечесть по пальцам, не говоря уж о том, чтобы он делал это в доме. Лев, судя по его виду, был обеспокоен состоянием брата (да и вообще всем происходящим) ничуть не меньше Клары. Пару раз он порывался что-то сделать, но тут же застывал, очевидно, не понимая, что, собственно, может вообще сделать в этой ситуации. Наконец, его лицо слегка прояснилось от внезапной мысли. — А ведь на столе у мамы я видел ключи! — воскликнул он и резко сорвался в сторону лестницы. — Сейчас принесу!.. Ну, или выйдем через кабинет! — добавил он уже из мрака тайного хода. После этого от него только и было слышно, что топот при спуске с лестницы. Клара и Юкари проводили его встревоженными взглядами — а затем вновь обернулись к Лаэрту. А тот ещё пару раз толкнул дверь — и, наконец, уверившись в собственном бессилии, с размаху пнул её ногой, лишь чтобы с очередным проклятием броситься вслед за Львом. Ещё несколько секунд Клара и Юкари стояли неподвижно, совершенно оглушённые случившимся. Особенно растерянной чувствовала себя Клара. "Буквально полчаса назад она говорила про "играть роль" и "смириться с волей высших существ" — а теперь осталась за дверью и не отзывается? Это звучит слишком безумно, даже с учётом всего, что успело произойти!.. — лихорадочно думала она. — Неужели, она — тот самый "третий", которому суждено испариться? Она, копия невесты бессмертного алхимика с портрета? И она не должна дожить до конца? Бред, даже с оккультной точки зрения это странно! Что у неё за роль тогда такая? Раствориться и вернуться уже как воскресшая невеста? Или же..." — ...А ведь он реально может сейчас за ней броситься, — полубессознательно пробормотала Клара — и, побледнев, произнесла: — И тогда... Мысль она не закончила — ноги, раньше чем язык, отреагировали на напрашивающийся вывод, и, погоняемые внезапным животным ужасом, понесли Клару вслед за братьями, вниз. А когда она спустилась, она застала в кабинете следующую картину: обезглавленный труп за столом, очень, очень похожий на её мать; Льва, стоящего у этого стола с растерянным видом и вытянутой рукой — очевидно, ещё пару секунд назад он держал в ней связку ключей, прежде чем её буквально вырвал Лаэрт; и Лаэрт, звенящий этими самыми ключами, по очереди втыкая их в замочную скважину и дёргая, и повторяющий, как мантру: — Откройся!.. Откройся!.. Откройся!.. — Ла... — начала было Клара, выходя из тайного хода — и тут же почувствовала, что наступила на какой-то небольшой и довольно мягкий объект. Клара сделала шаг назад и опустила глаза: на полу валялся скомканный листок бумаги. Чувствуя странное любопытство, смешанное со знакомым дурным предчувствием, так некстати решившим всплыть именно в этот момент, Клара опустилась на корточки, подняла листок и, встав на ноги, развернула. "Поздравляю, Лаэрт-кун: теперь ты — Глава семьи Мизунохара!" — гласила записка. Клара пару секунд смотрела на неё с непроницаемым лицом — а затем побледнела, настолько дурно ей стало от такой откровенной издёвки. Её пальцы невольно сжались на краях, и она подняла глаза — и тут же встретилась взглядом со Львом. Всего один взгляд старшего брата — и Клара прекрасно прочитала всё по его лицу: и то, что эта записка лежала рядом с ключами; и то, что Лев нашёл её первым; и то, что именно он скомкал и выбросил её, зная, как сильно ударит содержание по Лаэрту; и то, как теперь он одними глазами буквально молил Клару ничего не говорить. Да, Клара прекрасно считала все чувства Льва. И он точно так же считал все её чувства, когда она подарила ему твёрдый кивок в ответ. В этот момент в грохот и звон ключей у двери вмешался новый звук — щелчок открывающегося замка. Лаэрт выдохнул — и, распахнув дверь, бросился вон с криком: — Лави-тян!!! Клара проследила за ним взглядом — а затем скомкала и отбросила записку и кинулась следом, совершенно проигнорировав протягивающего к ней руку Льва и его зов. Преодолевая лабиринт библиотеки и лавируя между книжных полок, Клара очень быстро потеряла Лаэрта из виду. Однако она не останавливалась: она понимала, что Лаэрт скорее всего побежит наверх — туда, где в последний раз видели Элизабет Лавенцу, — и решила последовать за ним. Ничего сложного — просто бежать к лестнице (особенно если не ставить задачу догнать этого спортсмена и бывшего капитана школьной команды по кендо)... Но почему же её опять гложет это проклятое предчувствие? Что может случиться с ними двумя за этот короткий отрезок пути? Или же... Что может случиться с Элизабет Лавенцей, с копией дамы с портрета на втором этаже? Почему она вообще оказалась в такой ситуации? Что... Клара потрясла головой. "Сейчас не время думать — сейчас надо просто догнать Лаэрта!" — твёрдо сказала себе она и, вдохнув через рот, припустила ходу. ...И да, ей показалось, или ближе к холлу запахло жареным мясом? Наконец, Клара добралась до дверей библиотеки — и они, как она и предполагала, оказались широко распахнуты. Прямо перед ними она остановилась и перевела дух. Сердце бешено колотилось, а в ушах невыносимо стучало — и дело явно было не только в быстром беге. Клара прижала руку к груди и сжала пальцы на ткани блузки: предчувствие чего-то плохого становилось слишком невыносимым, оно сводило с ума и давило на грудную клетку изнутри, словно желало вырваться из-за решётки рёбер наружу. Стараясь хоть немного отогнать его, Клара зажмурилась, закрылась от реальности. "Нет, с Лаэртом всё хорошо, а ты меня обманываешь!" — мысленно сказала себе она — и, распахнув глаза, вышла в холл. И тут же её насторожила одна вещь: она не слышала звуков бега. Она ожидала услышать топот, шаги — хоть что-то указывающее на перемещение Лаэрта, доказывающее, что он поступил именно так, как она предполагала, и направился на второй этаж снаружи. Однако нет — ничего подобного не было. Лишь давящая тишина... Впрочем, и тут Клара ошиблась: когда она напрягла слух, кое-какой звук она смогла различить. Этот звук — тихое, практически подавленное дыхание. Клара ещё сильнее прислушалась: очередной вдох раздался со стороны лестницы. Сама невольно затаив дыхание (в нос сильнее ударил запах жареного), Клара медленно, опасливо направилась на его источник. Очень скоро в её поле зрения оказался Лаэрт, и она было почувствовала облегчение — но быстро насторожилась вновь, осознав, что Лаэрт стоит на повороте и неподвижно смотрит на что-то. На некий объект перед собой, на проклятой правой лестнице. Клара на секунду остановилась и невольно сглотнула — а затем с ещё большей тревогой продолжила приближаться к Лаэрту. Выходя из библиотеки, наблюдатель видел только центральную лестницу, поворот и кусочек левой; правая же была скрыта от его глаз, и нужно было подойти ближе к ней или к столовой и гостиной, чтобы рассмотреть, что там находится. Клара выбрала первый вариант и медленно, шаг за шагом, подходила к лестнице, каждую секунду ожидая чего-то поистине ужасного. Вот Лаэрт, стоящий ближе к правой лестнице и с ужасом смотрящий на что-то на ней; он не двигается и дышит через раз, тихо, так что шаги Клары звучат громче его вздохов... Уже ступив на первую ступеньку, Клара заметила у его ног какой-то маленький бело-красный объект... а затем, почти дойдя до площадки, разделяющей одну лестницу на два потока, разглядела на нижних ступенях справа знакомую макушку покрытой белоснежным волосами головы, повёрнутой лицом к стене... и из-под этой самой головы стекала алая лужа, ударяющая в нос знакомым металлическим запахом. Когда Клара была в шаге от площадки, ступень под её ногой громко скрипнула, заставив Лаэрта вздрогнуть и наконец-то обратить внимание на неё. Его выражение резануло Клару без ножа: в нём было столько отчаяния и потерянности, что ей физически больно было видеть брата таким. А Лаэрт продолжал мутными глазами глядеть на неё, словно всё ещё не видя... Клара сглотнула и, чувствуя, что такое его состояние на неё слишком давит, негромко позвала: — Лаэрт... Это возымело неожиданный для Клары эффект: взгляд Лаэрта резко прояснился — и вместе с осознанием на его лице отразился неподдельный ужас. Клара и сама испугалась его в таком состоянии и, протянув к нему руку, сделала ещё шаг вперёд. — Ла... — попыталась она позвать его снова — но не смогла. Едва она ступила на площадку, Лаэрт вдруг резко подался вперёд и, обхватив её за плечи обеими руками, крепко прижал к себе в объятии, так, чтобы она не смогла увидеть то, на что он смотрел последние несколько мгновений до её прихода. — Не смотри, Клара! — в какой-то панике воскликнул Лаэрт, крепче стискивая её. Но Кларе не нужно было особенно долго смотреть — ей хватило краткого мига, пока Лаэрт притягивал её к себе, чтобы понять: на правой лестнице лежал в неестественной позе головой вниз окровавленный труп Элизабет Лавенцы. И Кларе не нужно было знать причину её смерти — падение ли с лестницы, как в случае тёти Юи, или удушение, как с той, чьё имя гувернантка носила в этом доме — Кларе не нужно было знать причину. Ей хватило уже того, что она сейчас видела перед собой. Стоя крепко прижатой к груди брата, Клара могла смотреть лишь в противоположную трупу сторону да вниз, под ноги — и там-то она разглядела тот бело-красный объект, на который обратила внимание ещё внизу лестницы. У её ноги, прямо как тот стеклянный шарик, подкатившийся к ним с Элизабет и Корделией с утра, лежал маленький, круглый, перепачканный кровью человеческий глаз с жёлтой радужкой. Кларе не нужно было смотреть на труп, чтобы увериться: у него отсутствует как минимум один глаз. И она смотрела только на этот глаз, некоторое время молча переваривая случившееся. — Дурной знак... — наконец негромко повторила она утренние слова Корделии — и уже увереннее продекламировала: — "Its firefly eyes won't cry again..." И громко, истерически рассмеялась.