Les rêves se réalisent — (с фран* Мечты сбываются)
Чонгук лениво и сладко тянет руки вверх, упираясь тыльной стороной ладони в подголовник постели, минуя толстые, металлические, витиеватые из черной краски прутья, вытягиваясь практически во весь рост. Так сильно, что пальцы на ногах поджимаются, а рядом лежащий парень, шумно засопев, убирает руку с талии и переворачивается на спину. Чонгук быстро замирает, осторожно вертит головой и кротко улыбается при виде немного припухшего лица, взъерошенных угольно-черных волос и раскрытых полных губ, немного сухих и даже потрескавшихся, потому что Чон вчерашним вечером немного переборщил, пока целовался. Что поделать, он слишком любит эти губы и этого молодого человека. Парень решает больше не утаиваться, с игривым и бодрым настроением он быстро переворачивается на бок, подкладывая под голову руку, принимается за самое любимое — разглядыванием шикарного тела перед собой. Рука непроизвольно тянется к голому животу, самым кончиком пальца Чонгук медленно отодвигает тоненькое покрывало, открывая для себя обзор на дорожку под пупком. Томительно и в предвкушении язык скользит по верхней губе. Ещё ниже, туда, где еле заметен бугорок. Тонкая кремовая ткань лишь формальность, даже сквозь неё можно увидеть пока что мягкий член. Чимин во сне хмурится, немного наклоняет голову в сторону и подгибает одну ногу в колене, Чонгук прикусывает себе язык и глубоко тянет воздух ноздрями. Убирает руку, укладывая её между их телами, и просто любуется, вспоминая в красках весь вчерашний день. Они ранним утром приехали в Париж, совсем ненадолго, на три дня. Эта мечта в романтичном Чонгуке была уже очень давно, он и представить не мог, что однажды Чимин к нему подойдет с конвертом и продемонстрирует два билета в город мечты. Чонгук тогда был на седьмом небе от счастья, с горящим взглядом, быстрым сердцебиением, фотоаппаратом на шее и небольшой дорожной сумкой. Блестящие агатовые глаза с восторгом огибали все солнечные улочки, ажурные пейзажи, а кончики пальцев с некоторым трепетом касались нагретых стен старых зданий. Чимин шел рядом и улыбался как дурак, любуясь восторженными речами парня. А чего только стоят Набережные Сены, Чонгук выбрал именно у этой реки небольшой номер в гостинице, и даже целый час простоял на крошечном балкончике, чтобы впитать себе под веки красоту улиц. Он любовался редкими прогулками жителей Парижа вдоль реки, подолгу мог смотреть украдкой, как трепетно целуются и касаются друг друга парочки, с восхищением терялся в восторге от стареньких торговых лавочек вдоль набережной Жоржа, Чимин в одной из них даже приобрел себе парочку книг. В целом их первый день прошел очень насыщенно, Чонгук всячески приставал к старшему с расспросами, мол, а что значит та или иная вывеска. Чимин работал переводчиком в одной компании, и поэтому для него не составляло труда знать несколько языков, но французский у него скорее любительский, Чимин ещё в процессе его изучения, а Чонгук мурашками покрывается, когда слышит, как старший говорит на этом волшебном языке, и подвисает на губах старшего на какое-то мгновение. Чон отрывается от воспоминаний и, прикусив уголок губы, кренится назад, чтобы дотянуться до фотоаппарата на тумбочке. Осторожно садится на постели и наводит объектив на спящего парня. Картина получается в теплых бежевых оттенках. Где-то на уголке подушки, у самой кромки темных прядей играется яркий луч солнца, пробивая себе дорогу сквозь плотные занавески, выискав крошечную полоску между. Тонкая ткань покрывала скрывает лишь пах и одну ногу, позволяя увидеть упругое бедро другой. Чонгук немного отклоняется назад, цепляя обзор в удобном ракурсе, и щелкает затвор именно в тот момент, когда старший с тяжестью приоткрывает глаза. Чонгук замирает, всё ещё смотря на экран, а губы Чимина медленно изгибаются в легкой улыбке. — A bien dormi? — Чонгук понятия не имеет, что у него сейчас спросили хриплым голосом, а Чимин улыбается сонно. Вот ведь, знает же, что может завести младшего с полуоборота. — Спал хорошо? — исправляется. Чонгук облизывается, быстро поднимает глаза и только кивает, не отрывая взгляда. Он кладёт фотоаппарат рядом с собой, всё ещё молчит, немного медлит, подкрадывается, опираясь рукой рядом с бедром старшего, и наклоняется, чтобы томительно и осторожно прикоснуться губами к тёплой кожи на бедре. А Чимин смотрит, не отводя взгляда из-под прикрытых век, видно только, как у него грудь немного приподнимается от тяжелого дыхания, а мышцы живота заметно напрягаются, стоит только Чону поцелуями подняться выше, к выпирающей тазобедренной косточке. Чимин немного ёрзает на подушке, тут же зарывается пальцами в пряди младшего, любуясь утреннему приветствию, позволяя скинуть с себя ненужную ткань. У Чонгука щеки странно алеют, он взгляд уводит и высовывает язык. Чимин напрягает мышцы живота и замирает, когда чувствует, как мягкий, влажный язык проводит по всей длине дёрнувшегося органа, с пухлых губ тут же срывается вздох. Проворный язычок останавливается под головкой, а губы тут же обхватывают её, доставляя необходимо тепло и наслаждение. Чимин прикусывает губу, давит затылком в подушку, позволяя себе насладиться прекрасным утренним минетом. Чонгук плавно перебирается между ног старшего, обхватывая пальцами упругие бедра, немного приподнимается, чтобы вобрать в рот практически весь член, не помогая себе руками, Чимин тут же плавно толкается бедрами навстречу, уже ощутимее сжимая в пальцах выбеленные пряди волос младшего. — Вот так…хорошо, — хрипит Пак, неотрывно любуясь тем, как набухший член пропадает между алыми губами и как сладко стонет младший, прерывая зрительный контакт. Чонгук старается, чувствует, как затекает шея, но останавливаться нет никакого желания. Вбирает член медленно, стараясь языком выводить немного неровные, но чертовские приятные узоры, в особенности — под головкой, каждый раз поддевая уретру, собирая смазку и мыча глухо. В груди вибрирует удовольствие, а рука старшего лишь сильнее давит на затылок, безмолвно требуя ускориться. Собственный член стоит колом, задевая кончиком чувствительной головки мягкую ткань постельного, отчего хочется прижаться теснее и потереться, чтобы получить долгожданную каплю собственного наслаждения, но если он это сделает, то кончит в эту же секунду. Матрас скрепит под их весом, когда Чимин немного меняет положение и вытягивает вторую ногу, Чонгук на мгновение отстраняется, понимая, что от него хотят. Старший задевает осторожно яички пальцами ног и ловит блестящий взгляд младшего. — Продолжай, так же и тебе удобнее, — старший ухмыляется и приоткрывает губы, будто ловя неровный вдох, когда Чон стонет от прикосновения. Чонгук тут же ведет бедрами, ласкаясь об теплую кожу и снова прижимается губами к стволу, совсем легко вбирая в рот тонкую кожицу, срывая с губ старшего довольное шипение. Ему так нравится. Вгоняя ногти в ягодицы Чимина, Чонгук выгибает шею, вновь захватывая орган в горячий плен, уже активнее двигая головой, а бедрами рвано толкается навстречу, размазывая смазку по смуглой коже. Чимин смотрит внимательно, старается не открывать взгляда и смотреть на то, как самозабвенно сейчас ему отсасывают. Лучшее парижское утро, лучше горячего ароматного кофе и круасана с мягкой начинкой карамели.***
— Чимин-а, — вдруг тихо выдает младший, останавливаясь у одной из стеклянных витрин магазинчика и смотрит на что-то конкретное за стеклом. — Что такое? — Чимин внезапно останавливается в метре, не замечая остановки Чона, и удивленно оборачивается, перекладывая в руках пакеты с покупками. — Я хочу, — Чонгук нервно облизывает губы и только потом поворачивает голову к старшему. — Кое-что. — Что? — вопросительно изогнутая бровь и озадаченность в медовых глазах. Легкий ветерок подхватывает пару прядей его черных волос, и Чонгук тяжело сглатывает, уводит взгляд обратно к витрине. — Мы же купили всё, нет? — Я сейчас, подожди тут! Чимин и рта открыть не успевает, как Чонгук резко разворачивается и уходит уверенным шагом к стеклянным дверям магазина. Нелепо хлопает глазами почти минуту, а потом неуверенно делает шаг к магазину, чтобы взглянуть на витрину. Вот так сюрприз, и пока не понятно, что там понадобилось Чонгуку. Магазин продает разнообразные униформы, вот они, три манекена: форма доктора, пожарника и полицейского. Чимин блуждает взглядом по витрине, стараясь заметить младшего в глубине магазина, но не видит никого кроме одной женщины с мужем и стоящего пожилого мужчины у кассы. — Зачем ему понадобилось форма? Ему же выдают новую каждые полгода, — бубнит Пак себе под нос и решает пока в ожидании уткнуться в телефон, иначе выглядеть ему странно со стороны, пока он так назойливо пялится в магазин и не заходит. Старший подпирает стену, перекладывая пакеты аккуратно под ноги, прячет руку в карман брюк и утыкается в экран телефона, листая непрочитанные сообщения, которых набралось достаточное количество за время его отсутствия. Чонгук появляется так же неожиданно, как и исчез. Чимин только открывает рот, чтобы спросить, что он там забыл, как желание говорить отпадает само собой. Чонгук выглядит взбудораженным, с раскрасневшимся лицом и поджатыми губами, он подлетает к Чимину, хватает пакеты и тут же разворачивается к пешеходному переходу. — Домой, живо! Чимин удивлён, но беспрекословно слушается, подстраиваясь под быстрый шаг младшего, даже украдкой оглядывается на магазин, будто небольшое здание сейчас раскроет ему все секреты странного поведения Чона. В номер они чуть ли не влетают, Чимин последним разувается и следует в комнату за младшим. — Хён, — глухо отзывается, и с бегающим взглядом мнётся у края кровати, бросая туда пакеты, и среди них забирает тот, что притащил из злополучного магазина. — Что-что-что? — тарахтит Чимин, уже не на шутку пугается такого поведения, видит, как шея у парня покрывается небольшими красными пятнами, а губы сжимаются в одну полоску, он будто порывается что-то сказать, но никак не решается, слова застревают где-то в горле, а свободная рука сминает и тянет край белоснежной футболки. — Я хочу… чтобы ты надел это, — Чонгук резко вытягивает руку с пакетом вперед, а Чимин подозрительно косится на него, на пакет, потом снова на него. — Там…ммм…форма…полицейского. Надень…её. Младший весь напрягается, а у Чимина над головой луч озарения проступает, он еле сдерживается, чтобы не прыснуть от осознания, но чётко знает, насколько Чонгук смущается таких вещей, поэтому героически молчит, поджимая губы. Неужели его мальчишка решил внести такое разнообразие в их сексуальную жизнь? Нет, Чимину не на что жаловаться. Чонгук хоть и смущается многих вещей, но ключик к нему уже подобран, отчего младший всё схватывает налету и постепенно раскрепощается, в особенности зная, как и насколько старшему сносит голову. А здесь он сам решил проявить инициативу. Но ведь он мог приобрести такой аксессуар и в обычном секс-шопе, видимо, слишком припекло, если вспомнить, как тот унёсся в магазин с горящими глазами. Чимин делает плавный шаг к Чонгуку, видит, как тот нервничает, и бережно сжимает его ладонь с пакетом, перенимая его. — Хорошо, — мурчит старший, улыбаясь с каплей хитринки, в карих глазах вместо озадаченности знакомый игривый тон, и Чонгук неосознанно расслабляется, но всё ещё стоит на месте. — Как ты хочешь, чтобы это произошло, малыш? Чонгук сжимается весь, пытается хоть что-то выдавить из себя и с какой-то мольбой смотрит на старшего, а тот и так всё понимает. Сложно, ему сложно говорить о таком так открыто, почему вдруг становится невыносимо жарко и пытливо, особенно — когда Чимин подходит совсем близко, обнимает свободной рукой за талию и льнёт губами к уху. — Хочешь, чтобы я был строгим полицейским или более лояльным? — помогает Пак, слегка задевая губами горящую кожу под ухом, и Чонгук на этот вопрос нервно кивает, а потом тут же кротко мотает головой в отрицании. Чимин понимает и расшифровывает только ему одному понятный позывной. — Примешь душ, и накинь на себя только халат, будем импровизировать. Чимин улыбается, обжигает горячим дыханием мочку уха, вызывая в Чоне стаю мурашек, их видно под короткими рукавами футболки. Упоительное зрелище. Чимин отступает от младшего, ловит его взбудораженный взгляд и пятиться в сторону, соблазнительно улыбаясь. Чонгук пулей вылетает из комнаты и закрывается в ванной, откуда тут же звучит шум воды. Чимин переодевается довольно быстро, пряча одежду, и в завершении придирчиво осматривает себя в зеркале. Забавный факт, из них как раз Чонгук служит в участке, но тот и словом не обмолвился о подобной фантазии, а тут такое и так неожиданно, видимо, поездка им явно сыграла на руку, раскрывая в младшем тайные желания, а Чимин только за. Он очень любит эксперименты, но с Чонгуком нужно осторожно, чтобы не спугнуть и не отбить желание. Прекрасно обучаемый и послушный ребенок, Чимин в восторге. Окинув себя ещё раз оценивающим взглядом, Пак заправляет волосы назад и надевает фуражку, а затем идет к окну, раскрывая полностью занавески, чтобы ещё дневной свет и уходящие лучи солнца демонстрировали ему всю предстоящую красоту. Затем уходит в коридорчик и терпеливо дожидается, когда Чон соберётся выходить, а фантазия подкидывает яркую картинку одну за одной, особенно на том моменте, где младший, может быть даже себя растягивает. Они никогда не были принципиальны в выборе ведущего, всё само как-то решалось без лишних слов. В штанах уже становится немного некомфортно, Чонгук специально выбрал костюм размер в размер? Чимин слышит, как стихает шум воды за дверью, и уже с готовностью собирается выйти из номера, иначе стоять в коридоре гостиницы у двери как минимум странно, да ещё и с откровенным выпирающим бугром в штанах. Ох, Чон Чонгук, что же ты творишь? Когда замочек на двери щелкает Чимин лишь ухмыляется с нездоровым оскалом, пятится к двери и выскакивает из номера. Делает глубокий вдох, прокручивая в голове примерные фразы полицейских, представляя почему-то на месте себя уже Чона. Нужно будет попробовать наоборот, но это потом, когда они вернуться домой, и желательно, когда Чонгук придёт с дежурства. Да, именно так. Мысли накаляют, будоражат. Пак стучится в дверь, быстро окидывая взглядом пустой коридор. Дверь приоткрывается не сразу, лицо младшего распаренное, мягкое, и щеки розовые, а светлые пряди в полном беспорядке, немного темнее привычного оттенка из-за влаги, которая тяжелыми каплями спадает на шею и закатывается под мягкий воротник серого халата. Чимин входит в роль на все возможности, какие только способен, используя первое, от чего Чона хорошо так подбрасывает. — Добрый вечер, сэр, — тише обычного произносит старший с дежурной улыбкой, дьявольски лживой улыбкой, говоря на чистом французском, отчего Чонгук тушуется, губы поджимает и хмурится, но на удивление не теряется. — Поступила жалоба, можете уделить мне немного времени? — Я не говорю на французском, — обрубает младший и уже собирается закрыть дверь, но Чимин подставляет носок ботинка, расплываясь в улыбке. — О, простите, — тут же исправляется Пак, заговорив уже на английском. — Теперь, думаю, мы сможем найти общий язык? Вы же говорите на английском? Чонгука всего потряхивает от предвкушения, но внешне старается держаться отстранённо. Он запахивает халат плотнее и позволяет старшему войти. Плотно поджимая губы, он закрывает дверь и проходит в комнату первым. — Можете присесть, — Чон подбородком указывает на единственное ближайшее кресло, а сам усаживается на край постели у подножья и складывает руки на груди, а одну ногу закидывает на другую, будто нарочно оголив кожу над коленом. — Так чем я могу быть Вам полезен? Чимин хищно мажет взглядом по открытой коже и медленно усаживается в кресло, широко расставив ноги, Чонгук старается не смотреть на обтянутые тканью ноги, она сейчас по швам разойдётся. Если бы таких офицеров было больше, интересно, преступность увеличилась или наоборот уменьшилась? — Поступила жалоба, — начинает Пак, снимая кепку и легко встряхивает головой, поправляя отросшую челку. — От Ваших соседей, — Чонгук вопросительно изгибает бровь, старается выглядеть спокойным, но честно говоря, получается паршиво, — Вы слишком шумный. Я должен буду выписать Вам штраф. Чон чувствует себя странно, ему необыкновенно жарко и немного стыдно от всей затеи в целом, но Чимин выглядит таким чертовски горячим, притягательным, уносящим здравый рассудок и стеснение. Чонгук вдруг поднимается на ноги и под пристальным взглядом Пака подходит ближе. — Может быть, договоримся, офицер? — на грани слышимости лепечут губы, а взгляд старается избегать притягательного лица. Чимин прищуривается, выдыхает как-то нервно, сжимая пальцами подлокотники, он подается немного вперед, отчего Чон замирает на месте, сжимая крепче ткань халата. Нервничает и смущается, старший это видит, и от этого лишь азартнее. — Как нехорошо, сэр, предлагать взятки, — Чимин цыкает и качает головой. — За такое предложение я бы мог Вас арестовать. Уголки губ Чона отчего-то тянутся в еле заметную ухмылку, он будто ждал именно этих слов. Чона задевает что-то изнутри. Что-то темное, обжигающее и желанное, спрятанное глубоко внутри и так настырно вырывающееся наружу. — Тогда арестуйте меня, офицер Пак, — тихий тембр младшего будоражит нутро Пака, он с трудом сдерживается, чтобы не вздрогнуть, когда чувствует прикосновение к своим бедрам. Чонгук склоняется перед ним, возвращая обратно в кресло, давит пальцами на мышцы, чем вызывает сдавленный вздох с губ старшего. Такой Чонгук на миллион долларов, если не больше. Именно такой, когда его можно зацепить и вытянуть его сущность наружу, Чимин жутко любит играть с огнём, а сейчас в этих ониксовых очах именно играет адово пламя. Смущение всё ещё балансирует на грани, но вверх одерживает тайное желание и страсть. Как же это хорошо выглядит. — Если хорошо постараешься, Чон Чонгук, — хрипит Чимин, наблюдая за тем как парень опускается перед ним на колени и поддевает пальцами бугор под ремнём, не расстёгивая, даже не пытаясь, а наоборот дразнит, облизывая алы губы. Чимин почти не дышит, поднимает одну руку и небрежно отодвигает халат с плеча, оголяя левое плечо. Сминает кожу, чувствует чужую дрожь, а затем перебирается подушечками пальцев вдоль груди под ткань, дотягиваясь до твердого соска. — Интересно, внизу ты такой же твердый? Покажи… Голос Пака срывается на хрип, а взгляд плотоядно скользит к паху, скрытого тканью. Чонгук дышит немного неровно, прикусывает с силой уголок губы и опускает веки, словно смущается, но рукой тянется к поясу, и тут уже Чимин не выдерживает, Чонгук будто специально его терпение испытывает. Он грубо прерывает жест и с силой тянет пояс, ослабляя узел, распахивает полы и стонет по-грудному, любуясь стоячим членом, увитым аккуратными венками, и крошечной каплей смазки на головке. Старший облизывается, и Чонгук это видит, ему невыносимо жарко, но желание прикрыться улетучивает, не успевая даже образоваться в голове. — Ложись. Быстро, — Чимин дуреет, собственный член ноет в штанах, Чон даже не успевает сообразить толком, когда Пак вдруг давит ему на грудь и укладывает прямо на пол. Поясницу и задницу холодит от прохладного паркета, а легкий сквозняк с открытого балкона добавляет россыпь мурашек, лопатки тонут в мягком ковре, и сам мальчишка лишь возмущенно охает. Чимин точно голоден, бесспорно, и особенно сильно. Это выглядит по-сумасшедшему, особенно то, как он хрипло рычит, раздирая халат, и льнёт языком в ложбинку мышц под грудью. Чонгука простреливает приятная волна, ноги раздвигаются шире под натиском твердых ладоней, колени разводят в сторону, пока темные пряди щекотят кожу боков, где так бессовестно бесчинствует старший. Он легко кусает, посасывает кожу, и Чонгук стонет, когда видит пухлые губы Пака уже над пупком. Язык вылизывает с жадностью, оставляя после себя еле заметные алые пятнышки, которые в самом деле пройдут быстро, а руки блуждают упругими ягодицами, сминают, будто потирают смуглую кожу, упиваясь чудесной гладкостью и нежностью кожи. Чимин поднимает взгляд, лицезрит исподлобья как покрывается пятнами шея младшего, как красиво выпирают бусинки сосков на рельефной груди, и как тяжело она вздымается. Охрененная картинка, чистая эстетика, особенно когда старший спускается ниже кусачими поцелуями и останавливается у паха, в миллиметре от дернувшегося члена. Головка сочится, к коже тянется тоненькая струйка выделений, и пахнет Чонгук также прекрасно, примесью геля для душа и мягкой кожей, его малыш всегда пах особенно. Непередаваемо и по истине особенно, свежестью и чем-то домашним, родным. С ума сводящий. И только его, вот такой беззащитный в его руках, готовый ко всему с легким румянцем на лице, у Чимина особенный пунктик на такого мальчишку. Чонгук хватает ртом воздух и выдыхает уже через нос, жмурится и несдержанно стучит по мягкому ковру ладонью, сгребая ворсинки в кулак, когда головка пропадает меж опухших губ старшего. Чимин мычит в удовольствии, он никогда не смущался выражать своего удовольствия, и Чонгук даже немного завидует, срываясь на очень тихий стон. Он зарывается в угольно-черные пряди, сжимает с силой и надавливает навстречу не только рукой, но и бедрами, а Пак будто бы и ждал этого, проглатывая его целиком, затаив дыхание, чтобы не подавиться размером. У младшего срывает последнюю чеку, он толкается в податливый рот несдержанно, знает прекрасно, как такое любит старший, у Чимина вообще много прелестей и чертей внутри, и каждый раз это всё варьирует от сладостной невинности до полного грехопадения. И Чонгук ещё ни разу не угадывал, что в данный момент в Паке больше всего, он будто хамелеон, каждый раз подстраивается исключительно под настрой младшего, как и сейчас. Разве можно вот так, почти задыхаясь, глотать член, и так постыдно стонать между ног, пока вязкое выделение и слюна стекает в уголках губ? И что-то вдруг подсказывает Чонгуку забрать инициативу незамедлительно, пока его парень так самозабвенно отсасывает, в легких перерывах зацеловывая плоский живот и с болью пережимая кисти младшего в своих ладонях. В таком состоянии старший стерпит что угодно, а Чон сейчас буквально разорвется от желания. Чонгук вырывает руку, ловит на мгновение удивленный взгляд Чимина, когда приподнимается и хватает воротник рубашки, которая чудом не расходится по швам. Они больно ударяются зубами, но обоим это будто и нужно было. Чонгук целует жадно, засасывая чужой язык с завидным упорством и толкаясь своим, Чимин задыхается, мычит и улыбается в поцелуй, слепо нащупывая рукой край матраса позади младшего, и напирает сверху, прижимаясь горящим возбуждением к животу младшего, немного неприятно от давления, но в то же время нестерпимо хорошо хотя бы от такого прикосновения и легкого трения. Чонгук дёргает пряжку ремня на себя, и пуговица вылетает из петли. Пак несдержанно и громко стонет в чужой рот, когда упругая плоть выскакивает из штанов, кожа бедер немного горит от жесткой ткани, но как же хорошо оказаться на свободе. Чонгук рычит, когда понимает, что Пак был всё это время без белья. Кто-нибудь, усмирите его сейчас же! Чон перехватывает старшего за талию, выскальзывает из-под него и помогает прижаться грудью на край кровати, Чимин удивленно расширяет глаза, когда оказывается в другом положений, и сейчас явно не он доминирует. — Слишком медленно, офицер Пак, — шипит младший над ухом и оглушающим шлепком прикладывается ладонью к упругой заднице, где уже прокрадывается алый след. Чимина чуть подкидывает от такого, в груди копится дикий пожар. Он ахает, забывает все слова даже на родном языке, и выгибается в пояснице, чувствуя липкий член между ягодиц. Чонгук бесстыдно трется и толкается головкой в мошонку. — Чонгук! — сипит Пак и особенно сильно толкается назад, вызывая стон у парня позади. — Ты…точно…точно хотел, чтобы это я… — Просто заткнись, хён! — требует Чон, мыча в самое его ухо, а затем со всем желанием впивается зубами в кожу на задней части шее. Чимин закатывает глаза от такого странного жеста со стороны младшего, это и самом деле очень странно, необычно, и Чонгук явно вошел в кураж. Чимин, кажется, открыл в младшем новую ступень эволюции в их интимной жизни. Длинные пальцы Чона давят на живот под рубашкой, а затем тянут ткань, вырывая пуговицы из петель под особенно грубый толчок в мошонку, Чимин боится сорваться в голос, поэтому утыкается лицом в одеяло и глухо стонет уже туда с легким хрипом. Чимин дрожит, когда влажная головка трется о задний проход, надавливая и размазывая смазку, поясницу обжигают немного грубоватые прикосновения пальцев, Чонгук окончательно озверел, тяжело дыша в затылок. — Хён, ты такой сексуальный в этой форме, я не удержался. Такой красивый…такой упругий, — шипит Чон и медленно проталкивает средний палец в узкую дырочку. — Ну расслабься, немного… Чимин слушается, жмется щекой к одеялу, кусает губу и немного расслабляется, пропуская в себя. Чон дрожит, нервно пережимает кожу в изгибе шеи и тянет на себя, заставляя старшего немного приподняться. Он старается медленно разработать старшего, добавляя ещё палец постепенно, слышит, как шипит Пак, но не останавливается, постепенно раздвигая пальцы на манер ножниц, ведёт подушечками пальцев по узким стеночкам и жмурится от узости, представляя, как его член скоро окажется внутри. Ещё немного, и Пак уже сам аккуратно подвиливает бедрами навстречу, пальцы уже увереннее двигаются, и младший нетерпеливо облизывается, вынимает пальцы, подставляя головку ко входу. — Давай, демон чертов, — ругается Чимин снова на французском, а Чонгук стонет с ним в унисон, когда терпеливо с нажимом толкается внутрь, закатывает глаза, хватаясь свободной рукой за талию, случайно царапая кожу под ребрами. Старший сжимает зубы, чувствуя крепкую хватку на шее, и стремительно тонет от острого удовольствия от наполненности, почти перестает дышать, упираясь руками в край матраса, выгибаясь почти дугой в пояснице. Его распирает от огромных размеров младшего, перекрывает в удовольствии вперемешку с легким дискомфортом. Он слепо, с пеленой перед глазами, тычется носом в щеку Чону и ловит его влажные губы, сплетая их языки, пока тот пробно толкается глубже, постепенно увеличивая амплитуду толчков. Чимин чуть ли не кричит в губы, когда его прижимают к краю, а напряженный член касается края грубой ткани, для изнеженной плоти — это слишком, но Чонгук тут же исправляется, обхватывая его в ладони и под редкие толчки ведет рукой, доставляя старшему двукратное удовольствие. — И кто это…ещё из нас громкий, м, Чимин-а? — Чон упивается своей властью, вдалбливаясь в упругое тело, с каждым разом сотрясая того в удовольствии, но там ответа не следует, Пак странно затихает и медленно рассыпается под уверенными руками. Он жмурится, толкается на встречу и чувствует, как не желает останавливаться ни на миг, увеличивая скорость. Чонгук утыкается в его шею, толкаясь в сопровождении звонких шлепков кожу об кожу, постепенно возвращая старшего в полу лежачее положение, вдавливая его одной рукой в постель, а другой- выгибая поясницу, и найдя нужный угол, безжалостно толкается точно в простату. Пак забывает вздохнуть и выдохнуть, он жмурится, глухо вскрикивает, теряется и сгорает дотла, заметавшись, и чуть ли не разрывая постельное от простреливающего удовольствия. Его будто скручивает в набухший узел, и перед глазами буквально взрывается весь мир. Он ещё никогда так не кончал, никогда не ощущал такого давящего удовольствия изнутри, до такой степени, чтобы даже голоса не подать. В Чимине становится так узко от оргазма, что младший даже толкнуться ещё не успевает, как протяжно стонет, выскальзывая резко из него и обильно кончая на бедро. Чонгук немного растерян, чуток напуган, но ещё и слова вымолвить не может, потому что Чимин под ним дрожит пронизывающе и протяжно с глухим стоном обильно кончает, судорожно хватаясь за ладонь на шее. — Хён?.. — шепчет младший, прижимаясь к влажному виску старшего. Чимин молчит, безвольно сползает на пол и упирается лбом в собственные руки, Чонгук терпеливо ждет, пока тот отдышится, успокоится и придёт в себя. — Э-это…было…сильно, Гукки, — еле слышно хрипит старший и с трудом поворачивает голову к Чону, улыбаясь. Чонгук дышит сам тяжело, смотрит на старшего и почему-то чувствует распирающее удовольствие внутри. Он ещё не доводил Пака до такого сильного оргазма, чтобы тот и двух слов толком не мог связать и так долго отходил. Видимо, их обоюдное желание исследовать друг друга даёт свои плоды, Чон улыбается в ответ и мягко целует в щеку. — Я рад, — мурлычет он и пододвигается ближе, укладывая голову напротив старшего, заглядывая тому во всё ещё мутный расфокусированный взгляд. — Зас…засранец, мел…кий, — лепечет Пак, а губы младшего ещё шире расползаются в самодовольной улыбке. — Тш-ш-ш, ещё успеешь высказаться, — воркует и лениво зацеловывает мягкие губы, переплетая пальцы с тёмными прядями, массируя кожу головы, Пак прикрывает глаза и устало, но в благодарность стонет от прикосновения, всё ещё разнеженный от сильного оргазма. — Спасибо, что исполнил моё желание, люблю тебя. — Х-хочу п-повторе-ения, к-когда…в-вернемся домой… — дрожащим голосом лепечет старший, и Чонгук готов исполнить любую его прихоть, только бы чаще лицезреть такое довольное и любимое личико старшего. За окном солнце уже зашло за горизонт, оставляя после себя всё ещё горящий закат, наполняя комнату уютом, а где-то между шелестящих занавесок виднеется очертание Эйфелевой башни, которую они просто обязаны успеть посетить.