***
– Ну-ка признавайся, – Тэхён аж подпрыгивает на месте, когда слышит рядом тихий шёпот друга. Чимин опирается на стойку и буравит в парне целую Марианскую впадину. – Что такое? – Ким правдоподобно округляет глаза и отрывает взгляд от компьютера, наблюдая за мрачным и взвинченным старшим, хоть внешне он всё так же аккуратен и сдержан, Тэхён точно знает, если кусает губы – значит, нервничает. Он его давно таким не видел. Чимин испытующе смотрит в глаза напротив, выискивает, молчит и пытается поймать на лжи, но на удивление встречает естественное удивление. У Пака серьёзные проблемы, маниакальность возрастает до потолка и пробивает его окончательно, тревожность и знакомый уже страх. Тэхён хотел бы попытаться успокоить друга и уверить в том, что Чонгук не трепло, но, по сути, он сдаст себя, хотя, опять же, Чонгук-то ничего и не рассказал только то, что они были вместе. Не более. Но любое слово сейчас сыграет обратный эффект. Слышится гомон другого отдела, у них как раз тоже закончился рабочий день, и среди них Ким замечает Чона, они встречаются взглядом, младший быстро переводит взгляд на Пака, но тот даже не обращает внимания. Чонгук прощается с Тэхёном и просто выходит из здания. Ким проводит большим пальцем вдоль шеи и корчит мину, мол, капздец тебе Чон, Чимин злой и встревоженный, как чёрт. Чонгук обязан решить эту проблему, и чем скорее, тем лучше. Хьюстон, у нас проблемы! Чонгук по-всякому пытался выловить Пака, даже караулил у двери в подъезде, но получил в ответ отборное ругательство и захлопнувшуюся дверь перед носом. Извинения игнорились, Чимин принял обет молчания, а если видел Чона где-то на своём этаже, буравил тяжёлым взглядом. Паку было жаль лишиться такого кадра в своей унылой жизни, но страх быть преданным маячил проклятым бельмом на сердце, и он не справлялся, каждый раз поддавался сомнению. Этот Чонгук моментами даже милым казался, отчаянным и упёртым до какого-то слепого отчаянья. И последней смягчающей ерундой стал огромный букет нежных оттенков гортензии, который доставили Чимину прямо в кабинет ближе к концу рабочего дня. Пак позорно обмяк и уселся на край стола, скосив взгляд на лежащий букет в самом дальнем углу стола с крошечной запиской: «Ты мне, правда, нравишься. Меньше всего я хочу причинить тебе боль». Записку Чимин выбросил, разорвав её на множество кусочков, а вот букет забрал с собой. Всё же красивый и очень дорогой, ненужная упёртость его уже выводила из себя. Он так устал от одиночества. Звонок Тэхёна выводит из некого транса, пока он едет в такси. Тот чуть ли не слёзно просит подняться к нему, и Чимин всё же соглашается.***
– Да по нам клиника плачет, – ворчит Ким, пока страница грузится на его телефоне. – Всё во имя благой цели. – Благого траха моего лучшего друга. – Нет, я не могу его выловить для разговора. Всего, что я желаю – это спокойно поговорить. – Чонгук, ну это ты будешь затирать кому-нибудь другому, – Тэхён недоверчиво смотрит на махинации Чона у коробки с двигателем лифта. – Ты уверен? Я тут как бы в гугле помощь ищу. – У меня руки золотые, не зря я Тому ремонт делаю, справлюсь и без гугла, - глухо отзывается младший. – Нашёл! Смотри сюда внимательно. – Чонгук, блин! Может, не надо? А если… – Тебе просто нужно отключить питание, не более, лифт встанет, и ты вызовешь механика, делов-то. – А если он упадёт?! – голос Кима приобретает истерический оттенок. – Балда, чтобы он упал, надо, чтобы трос оторвался. Тэхён смотрит в тёмные, уверенные омуты и думает, что они где-то явно не там и не в том месте. Сердечко трусливо забивается в уголок и молит одуматься черной шевелюре, но тот готов пойти на любые ухищрения. – Может, ты просто подождёшь его у меня и всё? – Успев провести наблюдения за весь год, я понял одно: если есть хоть одна попытка сбежать – Чимин сбежит, если и не огреет меня чем тяжёлым по пути. А рука у него тяжёлая, – Чон ведёт плечами, отчётливо помня яркий шлёпок по спине, который как бы должен был ему помочь откашляться. – А в лифте у него не будет путей к отступлению. – Тогда он тебя точно огреет. – Я готов, – младший улыбается во все тридцать два. А Тэхён от безысходности качает головой. Вот что-что, а таких жертв ещё никто не делал ради Пака, Чимин просто обязан это оценить. Что за извращённые жертвы во имя любви? Тэхён старается запомнить заветный рубильник, для уверенности даже фотографирует его с трясущимися поджилками, и со щенячьим взглядом провожает убегающего Чонгука.***
Чимин будто по будильнику, как и обещал, выходит из квартиры, даже не подозревая о том, как за ним бдит как минимум одна пара тёмных глаз со второго этажа. Лифт плавно опускается на первом этаже и Пак заходит внутрь, нажимая пятый этаж, всё было бы ладно, если бы не цифра на табло, уведомляющая об остановке на втором этаже. Двери разъезжаются настолько медленно, что Чимин как бы ни хотел выпорхнуть наружу не успел бы. Чон Чонгук даже взгляда не поднимает на него, проходит внутрь и сразу же перекрывает пути отступления, выставляя руку в сторону, Чимин упирается корпусом в крепкое препятствие и с ужасом отмечает, как закрываются двери. – Что за игры, Чон? – рычит тут же Пак, грубо скидывая руку. Чонгук толкает старшего к стене и с силой сжимает его плечи, не давая вырваться, чтобы не пинался, выставляет одну ногу вперёд и блокирует любой удар в то, что ниже пояса. Лифт вдруг легко встряхивает, свет гаснет, бренчит что-то над их головой, и загорается красная крошечная лампочка над их головой. Чимин испуганно дёргается, задирает голову вверх, и Чонгук ощущает, как сердце старшего забилось в панике. – Мы застряли, – на грани слышимости изрекают полные губы, и карий взгляд впивается в лицо младшего. – Кнопку, вызови… вызови диспетчера! – Чимин, – как можно тише отзывается Чон, – ты так давно не ездил на этом лифте и не знаешь, что эта кнопка не работает? Нужно звонить механику напрямую. – Так позвони! Я свой телефон оставил дома! – Пак начинает паниковать, и Чонгук думает, что опять не предусмотрел, что у него может быть паническая атака. – Успокойся, прошу тебя, послушай меня, – не помогает, Чимин будто задыхаться начинает, – Чимин! – Ловит испуганный взгляд и повторяет, – вдох-выдох, ладно? Давай, я тут с тобой, всё нормально, успокойся. Тихий и уверенный голос Чона действует почти успокаивающе, Чимин заторможено моргает, концентрируется на голосе и крепких руках, будто бы они помогут в случае катастрофы. Чонгук чуть ли назад не сдаёт, когда Пак вдруг льнёт к нему и зарывается лицом в грудь, утыкаясь носом, и всем телом так плотно, что становится нестерпимо жарко. Такой вдруг осторожный, податливый, крошечный трусишься. Чонгук чувствует укол совести, что сыграл на беде старшего, но, ведь, ему необязательно об этом знать? Ох, ну и мудачина ты, Чон Чонгук. – Тш-ш-ш, – убаюкивает младший, прижимая Пака к себе, поглаживая одной рукой по светлой макушке. – Но я… я тоже телефон забыл. Думаю, скоро кто-нибудь выйдет и вызовет нам подмогу… Врёт и не краснеет, ну или же стыдится по самую макушку, но красное свечение мастерски маскирует конфуз. Чимин в руках успокаивается, бормочет что-то вроде долгого ожидания и судорожно вздыхает. У Чонгука неподъёмное тепло в груди разливается, но любое слово сейчас может пошатать хиленькое единение и на место ему придёт ураган. Поэтому всю заготовленную речь выносит с пинка. – И почему все неприятности происходят со мной, когда ты оказываешь рядом? – ворчит старший, пытается мягко отстраниться и вдохнуть глубоко, но Чонгук будто приклеился и отпускать не хочет. – Всё нормально, я успокоился… отпусти… – Не хочу, – Чонгук скользит щекой по волосам и прижимается губами к виску над ухом Чимина, обжигая его горячим дыханием и прогоняя стаю мурашек по телу в руках. – Даже не подумаю отпускать. Не хочу и не буду. Чимин, я целый год за тобой гоняюсь… и сейчас даже не подумаю отпустить. В подтверждение слов он сжимает объятья, склоняет голову ниже и зарывается носом в местечко под ухом. Чимин озадаченно хлопает ресницами, смотря в стену. – Целый год? Так вот почему твоё лицо мне так знакомо было. А я думал, что это у меня паранойя, и я вижу странного типа, ты же понимаешь, что это, немного незаконно? – Да к тебе не подобраться, даже для простого разговора, – Чонгук немного отстраняется и заглядывает в лицо старшего, встречая на его лице хмурую морщинку задумчивости на лбу. – Чимин, ты мне… правда очень-очень-очень нравишься. – Мы уже переспали, неужели интерес не остудил? – брыкается вдруг Чимин. – А ну отпусти, иначе пропишу по физиономии! – Я не ради секса! То есть и ради него, но это не первой важности! Неужели так сложно пойти хоть разок на уступку и позволить о себе позаботиться? – Отпусти, я сказал! Чонгук был бы не Чонгук, если бы беспрекословно послушался такого угрожающего тона. Он ловит приоткрытые губы Пака, жмёт его плотнее к стене и прикусывает мягко нижнюю губу, тут же проводя языком по укусу. Чимин дёргается снова, пытается отвернуться, но Чонгук перехватывает его лицо в свои ладони и углубляет поцелуй, поймав тихий вздох. – Тэхён говорит, что я втрескался, – шепчет горячо между поцелуями, – но я не могу понять, потому что ты не даёшь шанса. – Снова льнёт ближе, обхватывая губами чужой язык, медленно обсасывая и прогоняя волну возбуждения в старшем, – Дай мне шанс, прошу, Чимин. Я точно знаю, что без ума от тебя. Пак мычит в поцелуй, прикрывает глаза и хватается пальцами за толстовку младшего на талии. Как давно он не целовался, позабыл даже этот приятный привкус сладкой неги, которую можно получить. А с Чонгуком и правда приятно целоваться, так приятно, что голова кругом идёт. Наверное, он слишком долго к себе никого не подпускал, что просто отучился доверять. И ломать свою жизнь из-за одного мудака – изначально было роковой ошибкой. Но здесь уже играет упёртость Чимина, он неожиданно больно прикусывает наглый язычок в своём рту и не сильно, но твёрдо толкает младшего в грудь. – Думаешь, трахнул меня разок и красивыми речами с букетом подкупил? Чонгук поджимает губы, прижимая саднящий язык к нёбу. – Нужно ещё разок, для твоей уверенности, м? – младший дерзко изгибает бровь и вновь наступает, пока Пак отшатывается в другой угол кабинки. – Я тут заметил, что тебе нравится эта игра в кошки-мышки. Так я могу устроить. Чонгук хищно скалится, а Чимина продирает в предательском предвкушении. Оно копошится под самой кожей и колется так, что внизу живота вспыхивает пожар от воспоминаний их последней стычки в ванной. Чимин слукавит, если скажет, что ему не понравилось и не понравился сам Чон. Но он настолько боится отношений, настолько сильно не может переступить через свой страх, что это доводит порой до сумасшествия. Чимин даже не осознаёт, как провоцирует младшего, не отдаёт себе отчёта, что ему уже привычно жить в таком ритме. Настолько вжился в роль одиночки, тоскуя по теплу, что просто провоцирует и доводит до злости и раздражения любого из партнёров, будто дожидаясь, а хватит ли их надолго? Скольких он оттолкнул? Но там Чимин смиренно оставался на своём месте, прощаясь с потенциальной жертвой сразу же, после первого отказа, и возвращался в пустую квартиру. Побег ему не помог. Ни на йоту. Ничего не менялось, кроме погоды за окном. Чимин ощущал себя одиноким. Беспомощным. Отчаявшимся. Обиженным. Гордым и с пустым ударом в груди. Чонгук оказывается совсем близко, Пак загнанно мечется взглядом по лицу младшего, и это останавливает младшего. Что-то шепчет ему сбавить оборот, протянуть руку, прошептать и прижать крепко-крепко, чтобы не отпускать. Чон Чонгук влюбился. Ни за какие-то заслуги или действия. Сначала очаровала внешность, тихий голос, и затем вечно опущенный взгляд с воющей пустотой на дне. Чимин не был счастливым человеком. Он топил себя в повседневности, в чужих руках, и тут же уходил. А Чонгук так не хотел, он хотел ухватиться, попробовать подступиться, приласкать и показать нечто другое. А там уже как получится. И, не дай боже, Тэхён сейчас наверху всё испортит. – Чимин? – младший поддевает осторожно Пака за подбородок, подступает ближе и приподнимает лицо, заглядывает в глаза и осторожно улыбается. От этой тёплой, красивой улыбки у старшего ком в горле копится. Но в этот раз Чимин не хочет слышать ничего, он хочет почувствовать и убедиться. Сам льнёт, разводит руки Чона в стороны и прижимается к губам, настоятельно требуя глубже и ближе. Чонгук чуть ли не растекается в лужу от нахлынувшей теплоты в груди от такого осторожного прикосновения, тёплого языка по губам. Тело Пака плавится, когда чужие ладони бережно подхватывают, прижимают теснее, ласкают с осторожностью сквозь рубашку, дарят аккуратное и самое драгоценное. Он целую вечность этого не чувствовал. Чонгук медленно распаляется, тепло из него ищет выход и концентрируется на одном человеке. Так вот, что ты чувствуешь, когда добиваешься желаемого. Это лучший пик наслаждения, особенно то, как Пак цепляется за него, шумно дышит и сам ласкается, млеет от поцелуя, к которому не подпускал никого. – Ты такой красивый, – шепчет на кончик носа, целуя под одним глазом. – Замолчи… – Ты мне нравишься, безумно сильно, – шепчет у губ, целуя мягко в подбородок и под челюстью. – Всё в тебе такое прекрасное, очаровательное. Даже, – целует под другим глазом и снова возвращается к губам, – твой горячий характер, ты сводишь меня с ума. Я столько времени думал о тебе. – Замолчи, боже… – Чимин плавится, ослабляет хватку и обнимает за шею, растворяясь в мягком, влажном и ленивом поцелуе. Чонгук плавно подмахивает бёдрами, одной рукой подхватывает старшего за талию, а другой помогает скрестить ноги за своей спиной под сбившееся дыхание. Чимин держится крепко, упирается затылком в стену лифта, сильнее сжимает ноги, елозя по паху Чона, отчётливо, чувствуя недвусмысленный бугор в его джинсах. Воспоминание яркой вспышкой отдаёт в голове, скручивая в спазме, вызывая грудной стон, пока младший зацеловывает шею и перебирается на ключицы, отодвигая ворот рубашки. – Хочу тебя, Чимин, хочу взять тебя всего, – Чонгук слепнет, тычется мягкими поцелуями, жадно вдыхая запах смуглой кожи, ведёт носом, принюхивается, и даже не стесняется того, как это странно выглядит. Чимина от такого действия встряхивает, вызывает тихий скулёж. – Не хочу тут, стой, – бормочет старший, пытается вяло брыкаться, ноги спустить с талии, но Чон держит крепко и придавливает лишь сильнее, похотливо потираясь своим стояком об паковский. Ведёт головой в сторону, когда Чимин сжимает его волосы и пытается заставить посмотреть на себя, но Чонгук слишком увлечён. – Не могу оторваться, – с упоением бормочет чёрная шевелюра где-то с уровня груди Пака, где пуговицы уже расстёгнуты, и юркий язык проходится по впадинке, плавно перетекая ленивыми поцелуями к правому соску, очерчивая тёмный ореол. Чонгук бы его всего облизал, зацеловал, исследовал каждый миллиметр солоноватой от пота кожи, чтобы испробовать настоящий вкус, и только потом бы брал старшего с томительной и нужной жаждой. Чтобы истязать в ласке, топить в наслаждении. И желательно везде, он хочет его себе на все выходные. И поэтому лифт его совершенно не смущает, он, честно говоря, и не надеялся на такой исход. Но этот Чимин и его замашки рушат все планы, такой же непредсказуемый и неожиданный. Чимин теряет все свои слова, оправдания и доводы, что лифт – это не то место, и что их могут обнаружить. Несчастный, всё никак не привыкнет, что стесняться нечего. Пока что нечего. Чонгук его лишь распаляет и пока ничего себе не позволяет, кроме как с силой сжать ягодицы, чувствуя, как это нравится старшему, наслаждаясь очаровательным пыхтением в попытке подавить стон. Вспотевшие от духоты, разгорячённые под кровавым оттенком лампочки, в замкнутом пространстве. Страсть нарастает медленно, так правильно и необходимо. Чимин дёргает на себя Чонгука и впивается в его губы жадным поцелуем, оба загнанно и шумно дышат, сталкиваясь языками, кусаются и вылизывают так, будто от это в последний раз. Только бы успеть. Пак ныряет рукой между их телами, путается в толстовке, задирает её, трогает всей ладонью влажную кожу, мышцы живота сжимаются под его прикосновением и, наконец, ловко справляется с пуговицей, она выпрыгивает из петли словно была готова уже. С молнией небольшая помарка, старший шипит и грубо дёргает её вниз, дорвавшись до набухшего члена под мокрым бельём. Чимин ластится ещё ближе, сдавливая ствол пальцами прямо сквозь ткань, вызывая в младшем дрожь и глухой стон в свой рот, пока чужие руки также пытаются справиться с мешающими брюками старшего. Чонгук становится совсем не нетерпеливым, жадно глотает дыхание Пака, пока одёргивает ремень и резко опускает его на пол. Чимин ахает от неожиданности, позволяет себя отвернуть к стене и жмётся лбом в стенку, судорожно хватая ртом воздух, сам помогает избавиться от своего белья и протяжно стонет, когда напряжённый член скользит между ягодицами по всей длине, размазывая смазку, которая им сейчас бы не помешала, но, кажется, Чон находит выход из положения, нагло толкая два пальца в рот Чимину. Они оба на пределе и хочется, как можно скорее почувствовать сладкую истому от проникновения, поэтому Чимин несдержанно засасывает пальцы, обильно смачивая их слюной, балуясь языком, слыша, как мычит младший и прикусывает его буквально за загривок, оттягивая с силой кожу на задней части шеи. Чонгук даже не сразу ловит тот момент, когда головка упирается в напряжённый проход и старший напрягается всем телом, прикусывая его пальцы. Он ведь хотел сделать всё осторожно, но, похоже, Пак так не думает. – Ты… не р-растянут, – Чонгук шипит в изгиб шеи и убирает одну руку на талию, сжимая её до красных следов, пытаясь удержать старшего на месте. – Давай уже! – Чимин с пошлым звуком избавляется от пальцев во рту и толкается, чувствуя, как головка уже в нём. Он пытается расслабиться, шипит и жмурится, тело потряхивает от напряжения, а из груди вырывается обрывистый стон, когда Чонгук неожиданно толкается глубже, наполовину и влажными пальцами сжимает напряжённую бусинку соска, оттягивая и слегка прокручивая. Старшего страшно подкидывает, он хватается пальцами за стену, задевает панель с кнопками и смачно ругается, вытягиваясь в умелых руках, у Чонгука, кажется, звёзды перед глазами. Чимину нравится, охренеть, как нравится такое, и это не может порадовать все его тайные мыслишки и бережно погладить кинки, которые уже знатно воспалились от вечного желания при виде Чимина. Сколько всего и каким мыслям поддавался младший, пока лицезрел этот трудолюбивый образ офисного мужчины. Неужели ему сейчас воздалось за его трудолюбие? Только там, где воздалось, там же и останется. Нет уж, Чонгук так просто не пойдёт на поводу, он дразнится, двигается медленно и лишь иногда позволяет себе резкий толчок, когда немного подтягивает задницу старшего выше и задевает простату под нужным углом, отчего Пак закатывает глаза и сипит о том, чтобы маленький засранец начинал двигаться быстрее. Чонгук тоже хочет. Хочет получить всё до последней капли. – Ты… будешь встречаться со мной? – Чонгук зарывается пальцами в волосы старшего и довольно грубо одёргивает его назад, намертво припечатывая того к стене. – Иди в задницу… – стонет и цепляется ногтями в предплечья парня. – Да я уже там, – звучит шлепок об кожу, и Чимин дуреет, отчаянно хватая ртом воздух, но Чон влажной ладонью затыкает ему рот, в попытке нащупывая, что ещё нравится старшему, и в собственное убеждение выкручивает сосок, натягивая уже ощутимее, почти болезненно. Пак задыхается, мычит и плавится, как пластилин, позволяя с собой делать что угодно. – Я же тебя заебу. Чимин с трудом разлепляет глаза и прикусывает мягкую ладонь, тут же проводя языком поэтому же месту, сжимаясь внутри и вызывая гортанный стон с губ Чона. Он улыбается, улыбается, как безумный, и плавно толкается навстречу, чувствуя лёгкое послабление в пояснице, за что получает мягкий шлёпок по соску, и здравый рассудок отъезжает окончательно. Мордашка красивая, тело идеально, а член, лучший, идеальный член с которым можно сделать что угодно. А Чимин ужасно хочет его. Именно этот, и ощущать не только в себе, он хочет попробовать, облизать и подавиться острым вкусом. Почему бы и нет? – Да-да-да! – мычит и позволяет себя впечатать обратно в стену. Развязный и такой липкий, Чонгук с ума сходит, начиная вбиваться в упругое нутро, массируя упругую кожу до жгучих красных пятен. Там точно останутся синяки. Ловя уже тёмные круги перед глазами от сладкого наслаждения и желания не останавливаться ни на секунду, Чонгук грубо разворачивает лицо старшего к себе и вбивается в опухшие губы грубым и глубоким поцелуем, всасывая с жадностью влажный язык. Чимин стонет, цепляется, как может, то за стенку, то за Чона, требуя ощутить его везде с хаотичной жадностью. Ему так наскучили случайные партнёры, к которым вечно приходится найти хоть какой-то подход, а здесь… здесь просто идеальный вариант, и Чимину даже не хочется вдаваться в подробности, как такое с ним произошло, но этот сосед выносит его по всем фронтам. Они трахаются, совершенно не заботясь о том, что их явно сейчас слышно, жадно толкаются и дышат почти в унисон под нихрена не утешающий грохот кабинки, захлебываясь друг в друге окончательно и бесповоротно. Они, видно, совсем отключились от внешнего мира. Чон царапает разнеженную кожу и сжимает член Пака поверх его ладони, надрачивая ему с ещё большим остервенением, сбиваясь по самые яйца, только бы услышать шипение вперемежку с высоким стоном, который так балует его слух. – Я… к-кончаю, – Чимин хрипит и кусается, пока в конвульсиях оргазма толкается в их ладони, позволяя Чонгуку на последних толчках выбить из себя до последнего глотка воздуха. Тело наливается свинцом, а пульсирующий проход наполняет до краёв вязкая сперма, Чимин мычит и морщится от дискомфорта, еле удерживаясь на ногах, Чонгук упирается лбом в его плечо и дышит не менее рвано. Между ног некомфортно от липкости, но чертовски упоительно от всей ситуации в целом. Он сейчас позволил себя взять прямо в убогом лифте, без какой-либо защиты, и добровольно согласился на условия этой наглой морды. Можно это посчитать условной причиной, потому что вариант более чем приемлемый. Чимин ещё хочет многое попробовать, он прикусывает губу и позволяет за собой поухаживать – натянуть бельё с брюками. Неудобно, но главное – добраться до душа. Пак разворачивается к младшему и лениво окидывает его взглядом, отмечая то, как тот с дрожащими руками пытается заправить мягкий член в белье. Он тянет руки, встречает немного удивлённый взгляд, и с хитрой ухмылкой на губах помогает справиться с небольшой проблемой, поддевая пальцами пояс джинсов и резко дергая на себя. Чонгук шумно выдыхает и успевает замереть в миллиметре от лица старшего. – Как там тебя зовут? – шепчет он и обводит взглядом лицо парня, останавливаясь на губах. – Ч-чонгук, – младший тяжело сглатывает, облизывая губы. – Чонгук, – повторяет Пак и кивает, словно сам себе, тут же повторяя жест Чона с губами. – Покажешь, что ещё умеешь? Думаю, я заинтересован. – Я с превеликим удовольствием. В этот раз Чимин отвечает на поцелуй с готовностью, лениво вылизывая чужой рот и слегка приобнимая за плечи. Вдруг лампочка под потолком загорается жёлтым, кабинку дёргает слегка вниз и двери как-то чересчур медленно открываются. Оба парня вздрагивают и поворачиваются в сторону прохода, где на них во все глаза вылупились: Тэхён и какой-то мужчина в рабочей робе. Тэхён весь извёлся от волнения, да ещё и тросы опасно дребезжали, пока специалист проверял автомат. Но кто ж знал? Нет, он мог догадаться, но, чёрт, в лифте?! Ким бы в жизни себе такого не позволил, это же, ну типа, «фу»? А эти братья-кролики совсем из ума выжили? Чимин ладно, тот ещё экстремал, но Чонгук! Когда ему ребёнка-то испортили? Чимин легко отталкивает Чона в грудь, одёргивает раздербаненную наполовину рубашку и отводит взгляд, пока Чонгук абсолютно бесстыдно разворачивается к «спасителям» с расстёгнутыми джинсами и скалится в благодарной улыбке. – Эм... – Тэхён виновато хлопает ресницами, хватается за предплечье ошалевшего от такого бесстыдства механика и толкает в сторону. Чонгук не теряется, проводит их взглядом недолго, хватает Чимина за руку, срывает ещё один вялый поцелуй, резко опускается и закидывает старшего себе на плечо. Тот что-то выдаёт протестующее, брыкается в руках от такой наглости и видит, как Чон его уносит в свою квартиру. Вопросов будет много у соседа, но Чонгука уже не остановить, он собирается воплотить в жизнь каждый пунктик по исследованию тела Пак Чимина, и не только тела. Залезет в душу, обнимет до хруста костей и не выпустит. Залечит и не оставит тонуть в одиночестве. А если потребуется, ещё год готов обхаживать строптивого старшего. Но Чимин не против. После душной кабинки, раскрытые окна и прохлада простыней в небольшой спальне младшего вызывает лёгкое головокружение и приятную дрожь. О душе уже никто не вспоминает, у них впереди огромный марафон. Он позволяет Чонгуку изучить каждую впадинку, косточку, родинку. Позволяет целовать себя с жадностью, позволяет любоваться подолгу на контрасте белых простыней, потому что Чимин сам налюбоваться не может этим горящим ониксовым взглядом, пропитанным неподдельной лаской и восхищением. Позволяет окунать себя в бредовый шёпот над ухом.