Любовь к несовершенству

      — Доброе утро, хён, — мурлычет Чон, поворачивая голову к дверному проёму.       Чимин всё ещё где-то на границе сна и бодрствования, подпирает дверной косяк и, прищурив один глаз, смотрит на младшего, который так усердно оформляет ему завтрак. Старший смотрит долго, и почти осознанным взглядом изучает внешний вид Чона.       Видно, тот только недавно вышел из душа, всё ещё с распаренной мягкой кожей и приятным ароматом морского бриза от геля для душа. Халат вяло завязан на талии, позволяет увидеть соблазнительный глубокий вырез груди до пупка, а когда Чонгук подходит к столу с тарелкой ещё пышущего жаром завтрака, Чимин замечает через оголившийся участок бедра, что хитрый засранец без белья.       У Чонгука свой план, который можно увидеть даже невооружённым взглядом, но всё что он получает в ответ — это крепкие руки на талии и целомудренный, мягкий поцелуй в губы. Чимин благодарит за завтрак и усаживается на своё любимое место у открытого окна, откуда веет утренней прохладой. Младший изнывает, буквально, даже такое невинное прикосновение вызывает в теле стаю мурашек, потому что они, кроме обнимашек перед сном, больше ничего не делают. Как бы Чонгук ни елозил призывно, как бы ни касался осторожно в попытке получить хоть какой-то отклик — Чимин засыпа́л моментально, стоило только головой коснуться подушки.       Чонгук понимает, Пак устаёт на работе, и они почти не видятся, сам Чон пропадает на учёбе и, бывает, сам порой засиживается за выполнением домашнего задания. Секс у них происходит слишком редко, но Чонгук не жалуется, в квартире нет ни одной поверхности, где бы они ещё не пробовали с жадной потребностью исследовать тела друг друга и получить отличный оргазм. Но младший, кажется, устал. Сколько попыток он использовал, чтобы привлечь внимание старшего, но, почему-то, именно в такие моменты Пак обязательно занят или телефонным разговором по работе, или ноутбуком.       Он понимает всё, видит, любит до сжимающей удавки на сердце и спёртого дыхания, но выглядит всё так, будто Чимин устал от него и его вечного желания. Чего только не нафантазирует обожжённый горечью мозг. Чон даже об измене старшего думал, вдруг его прекрасный, любимый, горячий мужчина нашёл себе кого-то более подходящего и опытного, и теперь так задерживается на работе, а по приходу домой, буквально валится с ног. Чонгуку неприятно об этом думать, потому что сказать о своих подозрениях не может. Он не любит ссориться с Чимином, потому что раздражённый старший — это опасная смесь из скверного настроения и прожигающего тяжёлого взгляда карих глаз.       Чимин встряхивает темной чёлкой, облизывает губы и откидывается на спинку стула, пока Чон вяло ковыряет вилкой в яичнице, перекладывая несчастный бекон с места на место. Он даже заправляет полы халата и стягивает пояс потуже, когда не замечает заинтересованного взгляда на себе.       — Как ты спал, милый? — интересуется старший, делая пару глотков свежезаваренного кофе.       — Хорошо, — бурчит Чон в ответ, и для пущего эффекта кивает, даже взгляда не поднимая.       — Прости, я вчера очень поздно пришёл, — заводит любимую тему Пак, тянется через стол и касается кончиков пальцев младшего, чтобы осторожно склониться и поцеловать в висок. — Ты сильно злишься?       Шёпот Чимина обжигает кожу, он пахнет ещё тёплым одеялом и горьким кофе, но Чонгук быстро мотает головой и пожимает плечами, мол, и так всё ясно, можешь не оправдываться.       — Ты много работаешь, хён, я понимаю, — Чонгук ничего не хочет больше понимать. Он настолько приелся Паку, что тот элементарного внимания в упор не видит, или какого вообще чёрта происходит?       — Завтрак очень вкусный, спасибо, — продолжает ворковать и гладить тыльную сторону ладони, легко притягивая руку в свою сторону. Чонгуку приходится поднять взгляд и податливо подняться из-за стола, чтобы оказаться на коленях старшего.       Заботливые руки заправляют края халата, будто кутаясь, а влажные, пухлые губы хёна сцеловывают каждый миллиметр мягкой кожи на щеках Чона. Минуты упоительной нежности, и Чонгук тает, забывает обо всех своих обидах, потому что, если человек всё ещё не любит, то он попросту не сможет так бережно и с упоительной нежностью ласкать заботой. По крайней мере, Чонгук в это хочет верить, ведь фальшиво играть в любовь должно быть сложно, и такие прикосновения ощущаются сразу. Чимин очень нежен, настолько, что Чонгук изнывает под целомудренными и бархатными поцелуями-бабочками где-то у себя на затылке.       — Сегодня после обеда едем в магазин, выберем тебе наряд для будущей вечеринки, — Чимин нарушает первым эту долгую паузу и заглядывает в лицо младшего, пока тот задумчиво подвисает на его лице и теребит пальцами отросшие тёмные пряди.       — Что за вечеринка? — Чонгук удивлённо моргает и изгибает бровь. Это впервые, когда старший его приглашает куда-то на совместную встречу.       — Меня повышают, у нас будет больше времени свободного, и я смогу, наконец, проконтролировать твою учёбу, — вдруг заводит старую тему старший, и Чонгук тут же брыкается, вскакивая с колен старшего.       — Я учусь прекрасно, могу и без твоего контроля. Заканчиваю уже проект, материалы готовы. Ладно, я уберу, потом надо проверить почту с заданиями.       Чонгук тоже умеет прикрываться работой, только в его случае это масштабный проект с будущей выставкой работ студентов. Чонгук обучается в академии искусств, особенный уклон на театр, а как дополнительное увлечение — искусство фотографии. Чимин неустанно восхищается своим талантливым мальчиком, а сколько раз он сам был моделью, и Чонгук занимал почётное место на выставке своими тихими, чёрно-белыми кадрами, и будь это природа, простые прохожие или сам Пак. Кажется, у них где-то даже лежит заветный конверт с фотографиями «ню» самого Чимина.       В тот день Чон так канючил свою новую порцию фотографий старшего, на что Чимин пошёл обходным путём и предложил заманчивую идею, от которой Чонгук просто не мог отказаться, и те кадры теперь навсегда хранятся на верхней полке их книжного шкафа, а невинная фотосессия вылилась в настоящую вакханалию. Жгучий взгляд тёмных омутов и яркой вспышки останется навсегда под коркой, потому что в тот день младший будто с цепи сорвался. А кто удержится после таких кадров? Мальчишка буквально не отлипал от него, жадные прикосновения и чуть ли не мольба потрогать подтянутое тело снова и снова. Кажется, в тот момент у них был настоящий рекорд по оргазмам. Чимин, если держался и дразнил младшего, то Чон выглядел так, будто готов кончить от простого прикосновения к своей разгорячённой коже только чтобы старший дал себя потрогать. Такого уступчивого, податливого и соблазнительного младшего, Пак давно не видел. Чимин даже и не вспомнит сколько раз он брал Чона в тот вечер, доводя до исступления, и чуть ли не до потери сознания в лихорадочном: «ещё-ещё-ещё».       Порой Чимин поражается такой сексуальной активности младшего. Когда они переехали из Кореи в Америку, Чонгука будто подменили. Пропало любое стеснение, он расцветал на глазах и уже не смущался таких моментов, чтобы внезапно прижаться к боку и прошептать самую глупую глупость на ухо, распаляя старшего прямо посреди прогулки.       Но Чимин не молодеет, а Чонгук только взрослеет. Немного выматывает. Самую малость. Чимин сам прекрасно понимает, в здоровом теле — здоровый дух, и если их жизнь превратится в рутину, то Чона он может потерять.       И говорить об этом они до сих пор не осмелились. У каждого своя тишина, и оттуда редкие, но сильные недомолвки.       Утренняя суматоха исходит скорее от Чонгука, который ходит по дому, заткнув уши наушниками, наводя порядки в их светлой гостиной, а Чимин сидит у себя за столом и лишь украдкой бросает взгляд на всё тот же блядский халат, который он даже не удосужился сменить. И теперь Пак только и ловил незначительные одёргивания младшего в попытке поправить или сползший ворот, или сбившийся пояс.       Провоцирует засранец. Да так прозрачно, что тут и самый пробитый дурак понял давно — этот парень желает сорвать крепкую взбучку на свою подтянутую задницу. Только Чимин не всегда даёт всё, что желает капризная чёрная шевелюра с бесстыжими глазами. Чимин искусно дразнит и доводит его до белой ручки. И сейчас тоже. Чонгук как раз раскладывает чёртовы книги по алфавиту в опасной близости от старшего, бормоча себе под нос слова какой-то попсовой мелодии, когда Чимин поднимается со своего места и вынимает у Чона один наушник.       — Тебе пора одеваться, ты время видел?       Чонгук обмирает на месте с поднятой рукой над полкой, когда слышит голос старшего у уха. Чимин, даже не прикасаясь, чувствует, как младшего встряхивает не по-детски, неужели воздержание в один день настолько доводит его? Пак даже не знает, он ли причина этой гиперактивности, или это просто возраст по мозгам бьёт.       — Видел, сейчас только уберу, я оденусь за пару минут, — лепечет Чонгук и тянется на носочки, чтобы убрать книгу на её законное место.       — Я хочу, чтобы ты сейчас пошёл и переоделся, — не уступает, жалит тихим голосом, и когда Чонгук бросает взгляд на лицо старшего, встречается с тем самым оттенком строгости, от которой у Чона трубы горят. Это же ненормально? Пак как бы выглядит строгим, немного хмурым с потемневшим, властным взглядом, и отмотай Чонгука на три года назад — там бы он напрягся и тут же рванул выполнять поручение. А теперь подобное действует с точностью да наоборот.       — Я успею, ещё полчаса до выхода, — противится младший, стараясь не выдавать внешнего мандража, немного склоняется вперёд, чтобы подобрать ещё пару книг, выложенных на свободной полке с какой-то мудрёной темой, в которой разбирается только старший.       — Нет. Ты сейчас пойдёшь и переоденешься, — Чимин забирает два тома и сам быстро вытянувшись убирает их на полку, еле касаясь притесняет Чона ближе к шкафу. Пак клянётся, как слышит судорожный выдох и покорное «хорошо». И, видит Бог, Чимину стоило огромного усилия не вздёрнуть Чона за такую покорность прямо здесь у полок. У него буквально ладони горят и покалывает от требуемого шлепка к смуглой коже на гладких ягодицах, но Чонгука будто ветром сдувает.       Неугомонный мелкий засранец.       Поездка до бутика выдаётся странно напряжённой, Чимин не отрывается взглядом от дороги, а Чонгук ковыряет дырку на джинсах у коленки, поглядывая украдкой на старшего. Его так подмывало взорваться и прямо посреди дороги закатить скандал от скопившейся обиды, и он понимает прекрасно, что сам виноват раз не спросил об этом раньше, чтобы избежать лавину обиды, которая так усердно копилась на самой верхушке. Хочется орать, но всё, что выдаёт Чонгук, похоже на отчаянный выдох.       — Хён, ты ко мне остыл?       Если Чимин и охреневает от вопроса, то виду не подает, лишь сильнее сжимает руль и глубоко так тянет носом воздух, будто собирается рявкнуть в ответ. А затем также глубоко выдыхает и переводит взгляд на мигающий зелёный, чтобы успеть проскочить полосу.       — Что за вопросы, Чонгук? — голос звучит спокойно, как и подобает самому старшему в их паре.       — Просто, мы так редко проводим вместе время, ты… — Чонгук мнётся, прикусывает уголок нижней губы, — стал возвращаться домой так поздно. От тебя даже алкоголем стало разить. Что ещё мне думать?       — Может то, что я работал всё это время, чтобы добиться повышения? — Чимин замедляется и бросает взгляд на младшего.       — Но в выходные, Чимин, в выходные мы либо просто валяемся у телевизора, либо просто ты отсыпаешься. Мы даже не ходим никуда толком.       — Я тебе говорил, что как только я добьюсь повышения, у меня будет больше свободного времени, — Чимин останавливается и переводит взгляд на младшего, который просто молча кивает и собирается уже выйти из машины, когда замок щёлкает, и тот замирает, придерживаясь за ручку, с удивлением бросает взгляд на старшего. — Говорил?       Тон Пака вызывает стаю неприятных мурашек вдоль спины Чона, а изогнутая бровь на хмуром лице заставляет скукожиться до крошечной точки.       — Сегодня мы едем на вечер к моим коллегам, я хочу познакомить тебя с ними. Поэтому, давай без недомолвок, это всё, что ты хотел мне высказать?       — Всё, — кивает Чонгук и ждёт, когда Пак откроет чёртову дверь, потому что градус в салоне повышается. — Правда всё, Чимин.       — Врёшь и не краснеешь, — старший фыркает, и не даёт времени удивиться, снимает блокировку с дверей и выходит первым.       В магазине Чонгук бродит среди вещей без особого энтузиазма, выбрав себе только одну рубашку, пока Чимин вовсю главенствует над продавщицей, бросая оценивающие взгляды на фигуру младшего, требуя от неё какие-то определённые фасоны. По выбору вещей Чонгук всецело доверяет старшему, у того вкус отменный и выбирать подходящие образы он точно умеет, что не скажешь о Чоне. Он бы точно обошёлся парой футболок, любимыми джинсами и кепкой на самые глаза — вот все приоритеты в вещах.       А его Чимин — это неудавшаяся модель, которой лишились многие. Чонгук постоянно ловит очарованные взгляды на своем парне, а после того, как они переехали в Америку, тут уже и мужчины не брезговали взглядами провожать их пару. Чонгук бесился сначала тихо, стеснялся ужасно, а потом сцепленные оковы будто сами собой спали и уверенности прибавилось. Их отношениям нельзя скучать, Чон старается как может, хотя Чимин и не просит ничего взамен, даруя своё внимание безвозмездно, но, всё равно, где-то под ложечкой прорастает корень очухавшейся ревности. И даже вот сейчас, уходя с кипой шмоток в примерочную, Чон видит горящий взгляд девушки, которая услужливо предлагает напитки старшему: воду, чай, кофе или сок. А тот и рад ворковать в ответ, потому что не умеет по-другому, старшему нравится очаровывать, кажется, он весь состоит из очарования, и люди просто не могут пройти мимо.       Бесит-то как, а.       Чимин усаживается в кресло у низкого журнального столика и терпеливо выжидает, пока Чон выйдет с первым луком. Но минуты тянутся, предложенный журнал интереса не вызывает, а поднесенный кофе стоит нетронутым на столике. Чимин переводит взгляд от окна и поглядывает в сторону примерочных. Достав из кармана телефон, он набирает быстро сообщение: «Я вообще-то жду, когда ты мне покажешься». Доставка есть, Чон прочитал сообщение, но отвечать не спешит, Чимин смотрит на экран, ждет пока смиренно ответа. И только через две минуты младший отправляет совершенно ему непонятное и дерзкое: «Я сам хочу выбрать».       Что значит "сам"? Чимин быстро бросает взгляд в сторону консультанта, девушка увлечена новыми покупателями, и пользуется моментом чтобы проскользнуть в коридорчик между примерочными. Сбавляет шаг и будто специально проходит медленно, чтобы Чон услышал его шаги. Пак по пути пальцами задевает ненавязчиво раскрытые шторки, пока не доходит до самой крайней кабинки, где наглухо завешено. и как раз находился младший.       Чимин абсолютно спокойно, без угрызения совести, проскальзывает внутрь и обнаруживает младшего в забавной позе. Тот как раз наклонился чтобы стянуть брюки с ног, услышав копошение позади себя, так и замирает, поднимает глаза и впивается взглядом в отражение Пака, когда замечает, как старший плотоядно улыбается, смотря на выпяченную пятую точку, обтянутую темной тканью боксеров.       — Мы договорились, я выбираю тебе одежду, — голос Пака звучит безмятежно, сам он неохотно отводит взор от бёдер и смотрит в зеркало.       — Мистер Пак? — в конце коридорчика раздаётся встревоженный голос консультанта, ещё бы: ни Чимина, ни выложенных вещей.       Чонгук живо выпрямляется, пока Чимин просовывает голову наружу и обольстительно улыбается при виде девушки.       — Да-да, не переживайте, мы здесь. Просто помогаю своему парню с выбором.       Девушка резко останавливается, видно, ей неловко. Губы складывает в подобии «оу», рдеет, быстро кивает и отходит.       — Да я сам хочу выбрать, — Чонгук нелепо хлопает ресницами и тянется за другой рубашкой, когда Чимин возвращается полностью в кабинку, поправляя край шторки.       — Я сказал — нет, — старший подходит ближе, перехватывая рубашку из рук Чона. Дыхание щекочет кожу, и она мгновенно усеивается мурашками, что не остаётся без внимания. — Я уже решил, что мы купим.       У Чонгука ком в горле скапливается, и слюны во рту вдруг так много, будто он сейчас захлебнётся, когда несдержанные пальцы касаются его талии, переползая на спину, вдоль позвоночника кверху. Давление приходится у изгиба шеи, и младший теряется на мгновение, когда понимает, чего хочет от него Пак.       — Хён? — губы определённо его не слушаются, а потемневший взгляд привычных шоколадных зрачков заставляет ощутить перекатывающуюся горячую волну вниз и отдаёт покалывающей взволнованностью. Чимин отчётливо видит в отражении, как дыхание нервно сбилось, и рельефная грудь младшего вдруг поднимается тяжелее обычного. Сама ситуация, что они всего лишь за шторкой, в примерочной, в которую могут войти и другие посетители, отдаёт неистовым адреналином. А Чонгук даже не сразу соображает, хочет ли он поддаться настойчивому давлению, или выпихнуть Чимина отсюда с горящим лицом от стыда.       Чимин чувствует смятение младшего, с шумным выдохом притискивается всем телом позади, вминая пальцы немного выше тазобедренных косточек, чтобы парня от неожиданного напора не повело вперёд. Глядя прямо в растерянные оленьи глаза, лениво чмокает под ушком, высовывает язык и проводит им по мочке уха, чтобы потом охватить губами, вобрать и оттянуть с чувствительным укусом. Чонгука изнутри встряхивает знатно, он судорожно накрывает ладони старшего, когда те ведут вниз к бугорку в белье.       — Хён, не надо, — звучит мало того, что не убедительно, так ещё и таким жалостным тоном, отчего Чимин явно решает отказать, пробираясь кончиками пальцев под швом белья, дотрагиваясь до нежной кожи на лобке, чувствует и видит, как набухает член, но не касается его. Ведёт ниже к мошонке, и Чонгук сдаётся. Толкается задом в пах старшего, крепко вдавливая пальцы в кисти рук старшего. — Тут… нельзя…       — Где написано? — хрипит в ухо Пак, отзывчиво потираясь вставшим членом в промежность младшего, еле ощутимо сжимая основание члена, проскользнув уже всей ладонью в чужое бельё.       Тихая мелодия из динамиков в помещении рассеивает их шёпот, когда новые покупатели начинают заполнять первые две кабинки в дальней стороне, слышатся хаотичные разговоры, и эта ситуация волнует обоих, а Пака в особенности. Он скалится в плотоядной ухмылке и неожиданно сдавливает заднюю часть шеи младшего, подталкивая его нагнуться вперёд. Чонгук охает и тут же прикусывает себе язык, упираясь ладонями в зеркало. Сердце бьётся где-то под глоткой, а перед глазами сумасшедшая картина: Чимин опускает его трусы до колен и присаживается ниже, оказываясь лицом на уровне его задницы.       Краска от лица то отливает, то, наоборот, приливает, становится настолько жарко и холодно, страшно и желанно, что у Чона голова кружится. Неужели Чимин собирается сделать это прямо здесь? Да Чонгук свалится сейчас к чертям от стыда и выброса эндорфина в мозг. Такого они ещё со старшим не делали от слова никогда. Чимин порывался несколько раз попробовать в прошлом, но Чонгук тут же извивался, вырывался из рук с красным лицом и запутанными словами в оправдании, почему этого не следует делать. А теперь, мальчишка никуда не денется, и Чимин не собирается себе отказывать в таком удовольствии. Тем более, Чонгук уже давно нарывался, почему бы и нет. А ещё Чон такой маниакально чистоплотный засранец, что Чимин его машинально сравнивает с леденцом, и не изведать такое лакомство попросту величайший грех.       Пак одной рукой фиксирует парня перед собой, чтобы не дёргался, а другой помогает себе раздвинуть одну половинку, видя, как колечко мышц сокращается. Чимин чуть ли сам не стонет от такого сладкого зрелища, ловит напуганные и расширенные глаза в отражении и ухмыляется как довольный кот.       — Будь паинькой, любимый, — говорит одними губами и скрывается из поле зрения. Чонгук вздрагивает, хочет выскочить отсюда в ту же секунду, когда ощущает влажный язык между ягодицами.       Беззаботные голоса и спокойная музыка из динамиков стирается в одно сплошное эхо в голове младшего, его встряхивает как никогда, он изгибается в пояснице, поднимаясь чуть ли не на носочки, пока умелый язык вырисовывает плавные узоры у пульсирующего прохода. Зеркало у лица запотевает, а Чонгук глаз оторвать не может, прислушиваясь к буре эмоций внутри него, теряясь в спектре ещё неизвестных ему ощущений. Но ему так приятно и упоительно, бёдра сами подаются навстречу, а губы плотно сжаты, чтобы не застонать от удовольствия в голос.       Чимин же будто жадничает, боится не успеть, вылизывает мокро, легко надавливает кончиком языка по нежным стеночкам заставляя тело в своих руках дрожать и плавиться. Он ведёт языком ниже, к мошонке, в перерывах целуя и покусывая бархатную кожу ягодиц, доводя младшего до каких-то невообразимых спазмов и сильной дрожи в ногах. Пальцы упираются в стену, ладони преют и неприятно соскальзывают с гладкой поверхности.       — Выпрямись и помоги мне немного, — бормочет старший, когда немного отходит и помогает Чонгуку отстраниться от стены, заводя его руки назад, чтобы он сам придерживал свою задницу раздвинутой. Тот дрожит, закрывает глаза от постыдной позы, но безропотно подчиняется, потому что понравилось. — И глаза открой.       Чимин освобождает себя от самого важного — поддержки младшего, увлекаясь процессом и лаская ладонью полностью вставший член Чона.       Чонгук слушается, победно выдерживая пощипывающее напряжение в ногах и пояснице, дышит забито, плотно сжимает губы и старается не откинуться прямо здесь от переизбытка ощущений, потому что кислорода вдруг становится совсем мало, когда он видит, как старший плавно двигает ладонью по его члену, размазывая с сочащейся головки смазку по всей длине. На мгновение даже не понимает, что ему приятнее: как язык вылизывает там, где он не давался никогда, открывая новый обзор на эту ласку, или же то, как приятно ласкают его член, подводя к самому краю. И почему он не давался Чимину так раньше? Теперь его любовник влип по полной. За эти несколько минут в Чоне взросли два новых фетиша, и если Чимин их не будет исполнять в будущем, то он за себя не отвечает.       — Чимин-а, я б-больше н-не могу, — сипло, на издыхании шепчет младший, и Пак чувствует, как напрягается тело. Покружив кончиком языка по расслабленному колечку и целует в правую половинку ягодицы.       — Повернись, — командует снова, и Чонгук готов не только повернуться, что угодно только бы насытиться таким будоражащим голосом старшего, ощутить ещё хоть немного ласки. Лопатки прижимаются к прохладной поверхности стены, и Чонгук уже хочет выдохнуть от облегчения, когда чувствует удушающую тесноту на своём члене.       — Твою ж мать! — Чон несдержанно всхлипывает и тут же жмёт обе ладони ко рту, пока Чимин втягивает в рот его член практически во всю длину.       — Мистер Пак, у вас всё в порядке? — снова голос консультанта и где-то совсем близко, Чонгук готов её придушить собственными руками.       — Да! У нас всё в порядке, — отзывается Чонгук, берётся за самый краешек шторки одной рукой, а другой зарывается в волосы старшего, толкаясь в его рот особенно глубоко, не позволяя отстраниться.       Девушка топчется рядом, беспокоясь за товар, когда зияет крошечное пространство у стены и шторки, она может заметить лицо Чона с сумасшедшим блеском в широко открытых глазах, и совсем крошечный участок оголённой шеи с плечами. Невольно скользит взгляд в зеркало, но она не видит рядом Пака.       — Мы уже выбрали, скоро выйдем, — чеканит Чон и тут же задёргивает шторку обратно, оставляя ошарашенного консультанта по ту сторону.       Чимин смотрит снизу вверх, сдавливая пальцами основание члена и водя языком вокруг набухшей головки, улыбается и поддаётся снова вперёд, заглатывая полностью, пока пальцы младшего сжимают тёмные пряди волос и милуют приятно кожу головы. Чон прикрывает глаза, подмахивает бёдрами навстречу, позволяя старшему хозяйничать снова, тот продыху будто специально не давал. Низ живота сводит судорогой, а сладкий комок возбуждения взрывается будто мириады звёзд под веками, когда он обильно кончает, в последних толчках, утопая между опухших губ старшего.       Чонгук затихает, ощущая себя желейной массой, хватается за плечи старшего и лениво приоткрывает глаза, когда Чимин поднимется на ноги, обвивая руки вокруг талии младшего. Он хочет поцеловать Пака, но тот с улыбкой отстраняется.       — Зачем нагрубил несчастной?       — Так получилось, — бурчит младший в ответ и жмётся всем телом к Чимину, хочет помочь с чужим возбуждением, но тот снова не даётся. — Чимин-а?       — Мне терпимо, — старший поглаживает щёки Чона большим пальцем. — Мы и так тут задержались, бери бордовую рубашку и те брюки, и я буду ждать в машине.       — Но я хотел…       — Бордовую, Гуки, и только бордовую. И не заставляй хёна долго ждать, — мужчина медленно подтягивает бельё младшего, аккуратно заправляя обмякший член. — Я буду в машине, люблю тебя.       Чонгук отводит взгляд, быстро-быстро кивает и ему остается только заметаться быстро по кабинке среди кучи одежды, когда Чимин оставил его одного. О какой он там глупости думал недавно? Что он, якобы, надоел? Кажется, Чонгук готов расширить горизонты их интимной жизни только чтобы их жизнь не казалась унылым полотном многих среднестатистических пар.       Потому что Чонгук любит до сжимающей удавки на сердце и спёртого дыхания. И отпускать своего хёна он не собирается ни в одной из вселенных. Ему жизненно необходимы эти ласковые руки, счастливая улыбка и теплый взгляд карих глаз, в которых он тонет от щемящей нежности каждый чертов раз.