Against all odds

Вечером, когда настало время готовиться ко сну, Мидория, как обычно, прогуливался по коридорам дворца, рассматривая прекрасные настенные орнаменты. Он прошел по их этажу, после спустился на этаж Урараки, после вовсе вышел на крыльцо. Свежий и прохладный, пахнущий цветами и немного дурманящий воздух лёгким порывом ветерка ударился о его лицо, колыхая изумрудные волосы. Изуку глянул на стражников и кивнул им в знак приветствия, те кивнули ему в ответ, парень спустился и ступил по вымощенной плитами дорожке куда-то в глубь ночной темноты. Он присел в беседке недалеко от дворца и вдохнул этот самый душистый воздух. Беседки находились совсем недалеко от оранжереи, поэтому летом все ароматы цветов обязательно смешивались в один, опьяняющий и дурманящий, совершенно неразборчивый и густой. Запах благородных цветов смешивался с запахом обычной травы, сырой земли и воздуха летней ночи, превращаясь в тяжёлый, но приятный незабываемый аромат. Мидория очень любил эти летние ночи, когда перед сном мог какое-то время провести в одиночестве наедине со своими мыслями вне окружения дворцовой суеты, ежесекундно преследовавшей его. Тодороки в это время, заперев свои покои на всякий случай, сидел за столом, освещаемым лишь треножным подсвечником, и писал какое-то письмо на обычном листе бумаги. Для официальных писем использовалась специальная королевская бумага, а эту парень выпросил у Урараки. Его перьевая ручка с иссиня-черными чернилами на кончике с тихим скрежетом скользила по неровному листу, выводя какие-то закорючки, из которых в дальнейшем складывались слова. Он водил рукой довольно легко и невесомо, не боясь даже смазать только что оставленные на листе чернила. Сегодняшний день он явно не мог назвать лучшим, но из оставшихся категорий он колебался между «приемлемо» и «могло быть и лучше», что означало наличие озадаченности у Шото. Сегодня его не устраивали несколько вещей, одной из которых был учитель. Им оказался совсем не такой человек, каким парни его себе представляли, а то, что королева закрывала на это глаза или словно специально вела себя так, будто всё хорошо, лишь усиливало экзистенциальный кризис. Почему их должен обучать не действительно известный и образованный аристократ, а какой-то скрытный мужчина, выглядящий, как выбившийся по счастливой случайности в люди обычный ремесленник? Непонятно. Второй же заботой Шото была организация их с Изуку побега. Сказать было легко, получить согласие возлюбленного сложнее, но тоже вполне выполнимо. А вот воплотить эту идею в жизнь, действительно, возможно ли? Тодороки почти никогда даже не покидал пределы собственного дворца, хоть это и не было его прихотью. Лишь пару дней назад с Мидорией он впервые увидел жизнь вне мраморных стен, но этого было явно недостаточно. Как, где они будут жить, как сбежать так, чтобы их не нашли? Он всё чаще задумывался об этом, ведь времени оставалось совсем немного. Связей вне замка у парня тоже практически не было, а его знакомые точно не собрались бы ему помогать. Ну, и, в довесок, парням где-то нужно было раздобыть деньги, чтобы, элементарно, была возможность купить себе еды. Об этом же, лёжа в своей мягкой кровати, перед сном думал и Кацуки. Перед ним стояла такая же задача — организовать побег, однако идей, как это можно сделать, у него было даже меньше, чем у половинчатого. Бакуго никогда не приходилось заботиться о каких-то личностных проблемах, за него всё всегда решали родители, либо слуги, моментально спешащие на помощь «любимчику» дворца. А здесь почти весь груз был возложен на его плечи: именно он предложил Киришиме сбежать, именно его не устраивало грядущее событие, именно он собрался раздобыть денег и придумать план побега, и именно ему пора было повзрослеть. Кацуки сам стал замечать излишнюю требовательность, избалованность и агрессивность, воспитанную в нём, ему начинало это не нравиться. Глядя на утопические для него отношения Шото и Изуку, он невольно начинал задумываться о том, почему у него нет таких же. И проблема была не в том, что ему этого хотелось — отношения с Киришимой его устраивали более чем — ему просто было интересно, почему. Что в этих двоих есть такого, чего нет в нём. Ведь, как и Тодороки, он тоже принц, тоже богат, умён и воспитан. Как и Мидория он открыт для всего нового, что не заходило за рамки его зоны комфорта. Он тоже может проявлять терпимость, быть открытым и спокойным, так в чём же была причина? По сравнению с дворцовой суетой, которая происходила там практически круглосуточно — все всё время куда-то спешили, старались что-то делать, выполнять свои обязанности — на улице была редкая тишина. Летний лес редко бывал тихим, скорее, даже никогда. Всегда что-то звучало: то птица перелетает с ветки на ветку, то начинает петь свои мелодии тихим щебетанием; то от тёплого игривого ветерка заколышутся пышные кроны деревьев и кустов, производя уже свои еле слышимые, приятные слуху звуки; то белка запрыгнет на ветку, с ветки в дупло, а там вытащит из-за щёк собранные вкусности и начнёт их грамотно и умно укладывать, шуршать. А то дальний лесной ручеёк зажурчит, забурлит внезапно, разбиваясь краями о жесткие камни, и убежит себе дальше на поиски матери-реки, и никогда не вернётся. И именно этой редкой, буквально мгновенной, тишиной сейчас, лёжа на тёплой и мягкой траве, наслаждался красноволосый полукровка-дракон. Подложив скрещенные руки под голову и согнув одну ногу в колене (привычку так лежать он перенял у Бакуго), Киришима с закрытыми глазами лежал на земле и наслаждался. Даже таким энергичным людям нужно когда-нибудь отдыхать. Он старался даже тихо дышать, чтобы не нарушить это хрупкое мгновение, пока его грудь ровно и медленно поднималась на вдохе и опускалась на выдохе. Он тоже о многом думал, например, о том же самом побеге. Конечно, Кацуки уверил его, что сделает бо́льшую часть подготовки, что всё будет хорошо, но всё че парня волновал вопрос: что для их счастья может сделать он? Все эти годы грозный блондин сам приходил к нему играть и общаться, сам начинал разговоры и рассказы о себе и своей жизни во дворце, сам предлагал парню чем-то заняться и сам волновался о его здоровье и прочем. А что сделал Эйджиро? Неужели, ничего?! Не совсем, ведь он сделал самое главное — начал их историю. Воспоминания о том дне, об их первой тусовке в драконьем логове и первом поцелуе, навсегда займут отдельное место в сердце. Но неужели это всё? Чем занимался дракон всё это время, кроме тренировок и игр с блондином? Сказать, что ничем, было бы неправильно, как и сказать, что искал связи в их отношениях только Кацуки, тоже. Дракон всегда был готов прийти ему на помощь, поддержать или подбодрить. Он часами спокойно слушал недовольные высказывания принца о своей жизни, Изуку, матери и прочих раздражающих его вещах. Ему не было это тягостно, наоборот, он был очень рад, что может выслушать возлюбленного, что тот ему открывается. В свою очередь, Бакуго был рад тому, что у него есть жилетка, в которую можно поплакаться, пусть и не признавал этого. Но для мужественного, смелого и авантюрного Киришимы этого было недостаточно. Хоть в отношениях парней и не было разногласий и ссор, дракон чувствовал, что отстаёт от своих друзей, отдаляется от них. Он уже очень долгое время не виделся с Мидорией, не был знаком с Шото, а Бакуго не любил тратить их совместное время на разговоры об этой сладкой парочке. Но всё же особой вины дракона в этом тоже не было. Показываться перед дворцом или просто выходить в люди было опасно, и единственным вариантом оставалось сидеть спокойно на месте и ждать, пока придёт блондин. Но Эйджиро это не устраивало. Абсолютно не устраивало.

***

Спустя несколько дней, Шота и его новоиспечённые ученики собрались в бальном зале. Несколько занятий уже прошли, однако мужчина ни на сантиметр не сблизился с парнями. Бакуго и Тодороки он считал интересными личностями, ведь оба имели вполне незаурядные характеры: прямолинейный, агрессивный и избалованный блондин, и благовоспитанный, но весьма неоднозначный и двуличный половинчатый. Однако, Мидория не интересовал его подобным образом. В нём он видел вполне обычного юношу, живущего по общим понятиям и правилам, разве что стеснительного и «по счастливой случайности» признанного самой королевой. — Итак, сегодняшний урок будет посвящён танцам, — начал мужчина, ступив в центр зала, — я хочу посмотреть на ваши способности. — Какие могут быть способности в простой перестановке ног с места на место? — недовольно приподнял бровь Кацуки. Шота немного тяжело вздохнул: — Есть большая разница в том, чтобы уметь танцевать, и не уметь. Когда твой партнёр и ты умеете правильно двигаться, танец будет доставлять вам удовольствие. Вам не придётся заботиться и задумываться о том, куда и как ступить, куда и как ступит спутник. Вы будете делать это, не задумываясь. Однако если один из вас делать это не умеет, вам придётся хорошенько попотеть и напрячься, чтобы, элементарно, не отдавить друг другу ноги. — Таким дикарям никогда не понять суть танца, — не удержавшись, съязвил Шото, ухмыльнувшись уголками губ. На это по залу разлетелись агрессивные крики. — Суть танца постигнуть действительно тяжело, даже невозможно. — своими спокойными вороньими глазами смотрел на юношей учитель. — Ведь как можно объяснить то, отчего людей тянет начать двигаться под музыку? Это не является физической потребностью, значит, проблема здесь. — он поднял руку и показал пальцем на на свою голову у виска. — Тц, и долго вы будете читать нам эти бессмысленные лекции, — цыкнул Бакуго, — учить нас не собираетесь? — Ты можешь помолчать и послушать, у тебя вообще есть чувство прекрасного? — тоже с неким раздражением глянул на него Шото. До того, как эти двое собрались, было, затеять драку, Айзава подошёл и положил им на плечи свои руки. — Прекратите конфликтовать, господа. Пройдите к центру зала и мы начнём урок. — его голос был вполне спокойным, но словно приказным. Парни переглянулись и молча встали туда, куда их просили. Через буквально час по залу стали раздаваться недовольные цыки и вздохи. — Где ты, чёрт возьми, меня трогаешь?! — крикнул Бакуго, прервав тем самый ровный стук носа туфли учителя о пол, который отбивал им ритм вальса. — Нигде я тебя не трогаю! — раздражённо крикнул в ответ Тодороки, держа руку на талии блондина. — В чём снова проблема? — уже усталый подошёл к ним Айзава. — Принц Кацуки, что опять не так? — занятие прерывалось уже не первый раз. — Его рука слишком низко! — Она там, где должна быть. — парни смотрели друг на друга, казалось, желая уже устроить побоище. Учитель просто наблюдал, ибо не имел возможности вставить слово. — А ещё ты отдавил мне уже все ноги, и ты слишком сильно сжимаешь моё плечо. — продолжил Тодороки с нотой явного недовольства. — Я не виноват, что они у тебя слишком длинные, я не успеваю шагать за тобой! Ты всегда ступаешь быстрее ритма! — рычал блондин. — Господа, прекратите кричать. — повысил голос Шота, заставив юношей повернуться в его сторону. — Принц Шото, вам следует поднять руку на спину принца Кацуки, чтобы не доставлять ему неудобств. Принц Кацуки, вальс — быстрый танец, вам следует двигаться быстрее. И осторожнее, чтобы не наступать партнёру на ноги. Оба парня недовольно цыкнули, но сделали так, как им было велено. Ещё через час занятие подошло к концу. Измученные принцы разбрелись по разные стороны зала, отпивая воду из стаканов, стоящих на небольших столиках. Туда были принесены кувшины с водой и стаканы специально перед занятием. — Вы совершенно не умеете танцевать. — произнёс свой вердикт Шота абсолютно уверенный в сказанном. Он достал из кармана свои те самые часы, чтобы посмотреть время. — Что?! — одновременно завопили принцы. — Вы совершенно не умеете танцевать вместе. — внезапно с тем же хладнокровием продолжил учитель. — У вас определённо есть задатки, если вы будете танцевать по отдельности, но как партнёры вы самая бездарная пара, которую я только встречал. Бакуго глянул на него и недовольно цыкнул, Шото и вовсе не повёл бровью, но оба были согласны. Они не подходят друг другу, и что ещё могло доказать и наглядно показать это, как не танец. Танец — это своего рода проверка души человека, его внутреннего себя. Чтобы гармонично двигаться, партнёры сами должны находиться в гармонии, подходить друг другу на неощутимом, ментальном, уровне, они должны суметь стать одним целым, однако этой парочке это вовсе не светило. А в той ситуации, в которой были принцы, это вообще была полнейшая смехота, ведь исполнять они должны были не просто какой-то, а свадебный танец. Впрочем, куда уж там до него. — Эй, половинчатый! — после окончания занятия, когда учитель удалился по своим делам и и парни тоже пошли в свои покои, Кацуки внезапно схватил Тодороки за грудки и отвёл к одной из стен. — Ты реально меня бесишь! — Взаимно! — крикнул шёпотом на него в ответ Шото, стараясь убрать от себя чужие руки. — Что тебе надо?! — Как же ты достал меня своими долбанными манерами! Думаешь, умный такой?! — кричать Кацуки не мог, но тихий его голос всё равно был грозным. — Ну, уж поумнее некоторых! — надменно фыркнул парень. В это время с другого конца коридора на этаж бесшумно ступила королева. Она не часто носила туфли на каблуках во дворце, потому что от этого уставали ноги, а платья в пол давали ей возможность гулять в более удобной обуви. Митсуки любила иногда прогуливаться по дворцу, особенно в такие дни, как сегодня — тёплые и ясные — и рассматривать свой же дворец. На несколько секунд она остановилась у портрета покойного мужа. Картина около двух метров в высоту в золотой раме красовалась на стене дворца. На ней был изображён молодой мужчина со светло-русыми волосами, в прекрасной одежде и короной с множеством драгоценных камней на голове. Он стоял, немного улыбаясь, с плеч его спадала красная мантия с белоснежным мехом. Глядя на портрет, Митсуки немного улыбнулась и пошла дальше. — Так приторно улыбаешься учителю и продолжаешь делать вид, что всё хорошо?! — фырчал злобно Кацуки. — А у тебя есть варианты получше? Неужели хочешь, чтобы королева узнала правду? — приподнял бровь Шото и глянул в алые глаза. Блондин цыкнул. — Что бы ты там себе не думал, я никогда и ни за что… Я не собираюсь выходить за тебя! — чуть было не ударив Тодороки, Бакуго с силой сжал его рубашку, лишь чудом заметив что-то за стеной. Из-за неё показалось светлое платье, а затем и королева, которая, погружённая в мысли и воспоминания о прошлом, тоже мальчиков не заметила. — Я тож…— не дав Шото договорить, блондин рукой закрыл ему рот, приторно и неестественно начиная улыбаться. Глазами он показал в сторону, и, чуть повернув голову, Тодороки заметил край шлейфа платья Митсуки, которая поспешила спрятаться за стеной, чтобы не смущать парней. Прикрыв рот рукой, блондинка расплылась в улыбке и притаилась, сверкая радостными глазами. — Заткнись, — сглотнул Бакуго, держа всё то же выражение лица и понимая, в какую ужасную ситуацию они попали, — я так ждал, пока уйдёт этот учитель, чтобы остаться нае… — Тише, — поднял серьёзный взгляд Шото, пытаясь подыграть блондину так, чтобы это выглядело более естественно, — нас могут услышать. — он убрал руки Кацуки от своей рубашки и умело развернул его, прижав спиной к стене. Бакуго вздрогнул и нахмурился, всем своим видом выражая неприязнь, и уже хотел было закричать на него. — Ты!.. — Ти-ше. — смотря ему прямо в глаза, настойчиво повторил Шото. «Меньше всего я сейчас хочу, чтобы меня видели с ним!» — думали принцы одновременно. — Не затыкай меня, — более спокойно заговорил Бакуго. Они всё ещё прислушивались, чтобы понять, ушла ли королева. — Я всего лишь сказал… — Извини, — с некоторой улыбкой вновь перебил его Тодороки, стараясь говорить больше, ведь по его голосу напряжение почти не чувствовалось. — Просто не хочу, чтобы нас прерывали. Вдруг кто-нибудь пойдёт по коридору и найдёт нас? — парень состроил невинное личико и показал взглядом на стену, за которой стояла Митсуки. Эта реплика была адресована именно ей и произнесена так, чтобы была точно услышана. — Не думаю, что люди будут шляться здесь в такое время. — добавил Кацуки, смотря с Шото в одну сторону. Время было довольно позднее, скоро должен был состояться ужин. — А если боишься, то отпусти меня, и…продолжим потом. — он своей рукой толкнул руку Тодороки, которой тот опирался на стену рядом с телом блондина. — Разве я тебя держу? — улыбнулся Шото. — Ты сам схватил меня. «Идиот, ты должен мне помогать!» — пронес в голове Бакуго. — Ты… — Ты прав, продолжим потом, — игриво заговорил Тодороки, словно измываясь над беспомощностью блондина, — потому что она ушла. — сказав это, он убрал руку от стены и отошёл на несколько шагов. Не веря его словам, Бакуго выскочил в проход и убедился, что там никого нет. Оба тяжело выдохнули. — Ещё хоть раз…мне придётся стоять и вот так разговаривать с тобой… — злобно начал Кацуки. — Не волнуйся, — так же недовольно и раздражённо начал Шото, — я лучше умру. — Взаимно. — цыкнул блондин и направился вдоль того же коридора, оставив половинчатого позади. Через полчаса настало время ужина, за столом собрались и стар и мал. Митсуки была в явно приподнятом настроении, не могла спокойно сидеть на месте и постоянно улыбалась. Она была так счастлива и упивалась тем, что якобы застала флиртующих принцев, что затмила себе голову несуществующей идиллией. В её глазах всё было не так, как на самом деле, к огромному сожалению всех и каждого, однако разочарование всё ещё тихо и мирно ждало своего часа. Ступив за порог трапезной, принцы увидели мечтательную блондинку и сглотнули. По их спинам прошёл холодок. — А вот и наши мальчики, — приторно радостно начала она, улыбаясь. — что же вы так долго? — Мы вовремя. — недовольно цыкнул Кацуки и стал подходить к своему месту. — Сейчас ровно время ужина. — Мог бы и повежливее с матерью! — немного недовольно глянула на него королева, на что в ответ фыркнули. — Садитесь уже кушать. — Извините, — начал вдруг негромко Шото, тоже подходя к столу, и смотря на одно пустующее место, — а где Мидория?..