До нескорого, она же

Я тщетно пыталась уцепиться за собственную память. Я помнила, что мне снилась Янтарная, но не могла сказать, о чем мы говорили. Я знала, что из этого сна меня выдернул отец (все-таки он был дома), но и беседа с ним выветрилась из головы. Подозреваю, тут не обошлось без магического вмешательства. Я же ещё не сошла с ума, так? Слова вылетели из моей головы, вот только чувства не смогло стереть даже колдовство (или безумие). Я помнила то понимание, что чувствовала в разговоре с тетей. Я прониклась ее словами — этого нельзя было отрицать. И сопротивление при разговоре с отцом не стерлось из моих мыслей. Может быть, я что-то пыталась ему доказать… В таком случае это было смешно. Ощущения не покидали меня весь школьный день. На уроках я находилась где-то, но не здесь, и к концу занятий решила, что дальше так продолжаться не может. Если мыслями я постоянно возвращалась к разговору с тетей, даже если на нем стоял блок, значит, я услышала что-то важное. Вот только как узнать, что? С кандалами-то на руках… После школы я не стала возвращаться домой. Перед Хомячидзе я извинилась ещё утром словесно, домовой подобрел после остатков гречки. Дом перестал быть мне домом. Дом — это там, где тебя ждут. Я больше не испытывала уют, думая о нем. Лишь только раздражение. Я говорила с тетей. Отец меня разбудил. Он знал. Он знает. Как вообще можно… так? Идти по жизни упорно, со своими установками, не задумываясь о том, что почувствуют другие? Отец ищет решение этой проблемы. Вместе с Натальей Заболоцкой, моей тетей. Но кто сказал, что я нуждаюсь в этом решении? Я отдалилась от школы на несколько дворов и села на свободную лавочку. Взгромоздила сумку с учебниками рядом с собой, откинулась на спинку и прикрыла глаза. День выдался солнечным. Солнечным в самом деле — его слепящий свет проникал даже через закрытые веки. А потому картинка была не черной, а красноватой. Как платье, подумалось вдруг. И тут же уточнилось рассеянно: чье платье?.. Память просто так не обмануть. Мы, черные, можем заставить забыть; но, если мозг вдруг зацепится за какую-нибудь деталь, главную в этой сцене, воспоминание вернется. Платье оказалось не сильно важным. Но что-то в этом было. Так вот, я сидела и пыталась сосредоточиться на своей душе. Чужим душам касаться моей отец запретил, но вот мою не тронул. К счастью. И я летала над городом, рыскала в поисках такого нужного мне сияния. Чернильно-черного сияния Янтарной. Однако поблизости его не было, и я помчалась дальше. Куда-то… в Бельгию. Алина ведь говорила прежде, что ее дом стоит в Бельгии. Тут я и растерялась. Потому что я не знала, где находится Бельгия, а даже если и знала бы… хватило ли у меня сил? Кто-то прошел мимо, загородив солнце, и я распахнула глаза, тяжело вдохнув воздух. Как будто задержала дыхание минуты на полторы. Может, и в самом деле задержала. Я оглянулась вокруг в поисках того, кто мне помешал, и заметила отдаляющийся мужской силуэт. Бросила взгляд на сумку. Она оставалась на месте, но вполне могла уже оказаться на плече какого-нибудь ловкача, со скоростью кометы мчащегося прочь. Потому что, конечно, это надо ещё умудриться — погрузиться в транс посередине вечно живущего города. Голова разболелась сильнее. Она и так сегодня болела весь день. И я вдруг осознала всю ошибочность своего наивного отношения к этому миру. Кто сказал, что я вообще смогу найти тетю? Даже если она не в Бельгии, а на соседней лавке. Вполне возможно, что этот браслет не только скрыл меня от нее, но и ее от меня. Мало ли, что мог отец в него положить. Беспокоится. О Всевышняя! Я поднялась с лавки, подцепила сумки и оттряхнула с брюк невидимую пыль. Двинулась дальше, не зная точно, куда иду… но зная, что не домой. Янтарная. Мне нужна Янтарная. Если не для себя — так для нее самой. Я вдруг осознала, что ноги несут меня в сторону того пешеходного перехода, возле которого мы недавно договорились встретится с Яром… но прежде, чем это произошло, именно возле него я познакомилась с Кириллом. Кириллом, разрушившим мой прежний браслет. А если он сможет освободить меня и от этого?.. В голове запульсировала касающаяся Кирилла мысль, но я так и не смогла ее распознать. Быть может, мы с Алиной говорили о нем прошлой ночью. И как, интересно, мы пришли к этому разговору? Я на него пожаловалась? Я на мгновение замерла и рассмеялась. Даже не знаю, что меня так развеселило. Возможно, съезжающая крыша в самом деле имела к этому какое-то отношение. Однако больше мгновения на месте я не простояла. Долг звал. И он требовал идти вперед, к пешеходному, а потом дальше, дальше и дальше. Туда, где все началось, где я провалилась в тот портал, чтобы потом очутиться на другом краю этого мира. Ладно, возможно, я преувеличиваю. Но вот готический черный особнячок, стоящий в окружении прекрасного парка с желтыми деревьями, в самом деле имел к истории некоторое отношение. Давно я все-таки не гуляла по улице в иное время, кроме вечера и раннего утра. А ведь после обеда город не такой, как прежде. Чуть более медленный. Люди никуда особо не спешат, потому что те, кто не успел вернуться вовремя, уже опоздали, так что и спешить незачем. Да и тем, кто ушел раньше, спешить тоже не имеет смысла. У тебя есть свободный часок — так чего бежать?.. Нет, конечно, всегда найдутся те, кто гонит вперед, не позволяя себе остановиться хотя бы на мгновение. Но что считать исключения?.. Минут через десять я его настигла. Ещё не особнячок, но уже переходный пешеход. И замерла, ожидая, когда закончатся девяносто секунд, только-только загоревшиеся перед самым моим появлением. Я с надеждой оглядывалась вокруг, а вот на что надеялась — даже сказать смешно. Но могу намекнуть. На то, что некоторые люди дежурят у этого пешеходного днями и ночами, не отвлекаясь на сон, еду и посещение туалетов. Но, конечно, такого не бывает. Поэтому никого я не встретила. И пошла дальше, все ещё на что-то надеясь, с каждой секундой меньше и меньше. В конце концов даже успела устать. Сумка одиннадцатиклассника — ноша не из легких, что бы там кто ни говорил. Ещё и это солнце… Осеннее. Когда вроде печет, но ветер холодный, и не понимаешь, то ли тебе раздеться, то ли запахнуться плотнее. Но все равно шла. Может, к этому несчастному особняку вела меня моя душа… не знаю. Но ведь говорят, что мозг думает над решением задачи даже тогда, когда мы о ней забыли; так почему же душе не вести себя подобным образом? Я настигла особняк, сейчас совсем неживой. И подошла к самым его воротам. Они были приоткрытыми, как в тот день, когда я вернулась с настоящего путешествия к Янтарной, словно после этого никто им не прикасался. Я немного постояла, не решаясь войти внутрь, а потом все же шагнула на территорию прилежащего к особняку парка. И увидела его. Я видела его. Я не верю в судьбу, а потому и в случайности не верю; что-то привело его сюда — или привел кто-то, подсказав, где надо подождать. Быть может, мы с Янтарной мыслим одинаково. Иначе зачем бы она ещё посылала Кирилла на ближайшую из лавочек этого парка? Он сидел и смотрел в сторону входа — то есть в мою. Но, когда я вошла, мгновенно ожил. Поднялся без излишней суетливости, сделал несколько шагов в мою сторону и вновь замер. Нас разделяло метра четыре. И я прошептала, не надеясь, что услышит: — Кирилл… Что же рассказывала о нем Алина?.. Я наклонила голову, вглядываясь в колдуна, в которого когда-то по-настоящему поверила. И почему отец не мог стереть… все? Все, начиная с происшествия на шабаше — и до сегодняшней ночи. Чтобы я мучилась только головными болями, но не знанием. Ведь это возможно осуществить. Сложно и энергозатратно, но возможно. Хотел, чтобы и душа моя страдала? Сберег свою — для чего-то более важного?.. — Рад видеть тебя, Яна. Он чуть поклонился, и ветер растрепал черные волосы. — Это она сказала тебе, что я приду сюда, так? Кирилл кивнул и заметил: — Янтарная догадывалась, что ты можешь прийти. Я не приближалась, но и не отдалялась от него. Решительности не хватало ни на то, ни на другое. Так и стояла в полушаге от выхода — и сладостного забытья. Но разве я когда-то отступала? Да если и отступала… разве я сейчас могу отступить? Это моя тетя. Такая же, как Наталья Заболоцкая. И куда больше понимающая, чем отец. — А сама? — спросила я. — Почему она не пришла сама? — Соблюдает осторожность, — Кирилл пожал плечами. — Я думаю, так. Хотя сама Янтарная ничего мне не сообщает. Даже цель твоего прихода для меня неизвестна. Я вздохнула. Посмотрела на него. Не отступлю. Никогда не отступлю. Буду идти до самого конца — даже если это будет проигрыш, а не победа. Я шагнула к Кириллу, и он шагнул ко мне — так мы сократили расстояние между нами метров до двух с половиной. Закатав рукав правой руки, я продемонстрировала Кириллу запястье, казавшееся сейчас необычайно тонким, и браслет, оттягивающий его вниз. Кирилл покачал головой. — Новая защита? — Вроде того, — согласилась я. — И что ты хочешь от меня? — Чтобы ты ее разрушил. Кирилл вдруг рассмеялся и напомнил: — Не ты ли в прошлый раз очень обиделась на меня после подобного действия? — Тогда все было иначе. — Что поменялось сейчас? — Многое, — отозвалась я решительно. Не выдержав, сократила расстояние между нами до полуметра, посмотрела на него снизу вверх и спросила: — Разве ты не рад? Не рад, что я пришла к тебе? — Ты пришла не ко мне, Яна, — ответил Кирилл, и в его голосе я уловила горечь. — Ты пришла, чтобы я соединил тебя с ней. Давай свой браслет. Я молча протянула ему руку, и Кирилл нежно обхватил мою ладонь, будто только что я согласилась на предложение стать его невестой и пришла очередь надевать кольцо. Простое касание ничем не помогло. Кирилл нахмурился, провел по запястью тремя пальцами, двигая их волнообразными движениями. Браслет остался на месте. Тогда Кирилл взял в руки уже его, покрутил… И снова пустота. — Что не так? — спросила я тихо. — Не могу найти лазейку, — отозвался он. — Точно крепость, в которой нет ни входа, ни окон… Настолько высокая, что и через крышу не пробраться. — Ты не сможешь его снять, — поняла. Кирилл кивнул. — Надо придумать что-нибудь ещё, — не унималась я. Он посмотрел на меня — наши взгляды пересеклись — и Кирилл вдруг поинтересовался: — А ты знаешь, Яна, зачем это все вообще? В прошлую нашу встречу я тоже давал тебе похожие намеки, но, судя по тому, что сейчас происходит, они прошли мимо тебя. — Это все? Ты про встречи с… Янтарной? — Я пожала плечами и призналась: — Нет, но узнаю, уже совсем скоро, как только ты поможешь мне с ней связаться. Или, быть может, я уже узнала все этой ночью… Но, понимаешь ли, отец стер ее из моей головы. И я вновь посмотрела на него. То ли желая разжалобить, то ли ещё что-то. Я в тот момент не осознавала сама себя. Даже не представляю, что мог подумать обо мне Кирилл. — Узнаешь… — повторил он, будто не слышал моих прежних слов. — Конечно, узнаешь. Если они не узнают это раньше. — Они… — Конечно, — Кирилл кивнул. — Янтарная затаилась не просто так. Она знает, что ее разыскивают. Лишь обо мне ещё никому неизвестно, — он чуть улыбнулся, — и это единственное мое преимущество. — Ты думаешь, могут найти? Он покачал головой так, будто был уверен, что найдут. — Тогда почему ты стоишь? — спросила я. — Почему не защищаешь ее? — Ты думаешь, ей нужна моя защита? — ответил Кирилл. Я обошла его по кругу, погруженная в свои мысли, и Кирилл даже не повернул голову сторону. Стоял и смотрел прямо. То есть, на ворота, ведущие во двор особняка. Завершив обход, я вновь остановилась напротив. И не смогла сдержать ещё один вопрос, щекочущий язык: — Почему ты вообще помогаешь ей? Кирилл молчал, даже не удостоил меня взглядом. Тогда я решила зайти с другой стороны: — Почему ты поверил ей? На этот раз Кирилл вздрогнул, и я поняла, что задела его за живое. — А почему ты? — парировал он. — Не только ведь потому, что вы родственницы? — Не только. Но и поэтому тоже. Мне близко то, что она говорит… Неужели и тебе? Ветер разыгрался. Волосы Кирилла трепетали, как язычки пламени, да и мои, не собранные в прическу, пожалуй, напоминали ленты. Ветер продувал мое пальто — поэтому я и предпочитаю обычно куртки. И, мне казалось, даже касался моей души. Солнце скрылось, и мне вдруг стало холодно. А я хотела, чтобы мне было тепло. Я шагнула к Кириллу и уткнулась головой в его плечо, не понимая саму себя. Чтобы я — да полезла обниматься?.. Причем к кому? К незнакомому человеку? К предателю? К ученику той, от которой меня пытаются защитить? Но его куртка ещё хранила тепло — то ли солнца, то ли тела. А рука Кирилла спустя мгновения обняла меня за спину, в области лопаток, и коснулась своевольных волос. И глупые мысли выветрились из головы. — Зачем ты это делаешь? — спросил он тихо. — А ты зачем? Так ведь и не ответил. Но и на этот вопрос Кирилл тоже не нашел ответа. Зато спустя секунд тридцать пробормотал, не повышая громкости голоса: — Есть ещё один способ связать тебя с ней. — Какой? — Через меня, — признался он. Я отступила на шаг, чтобы видеть глаза Кирилла — его темные колдовские глаза. И я увидела их. Глаза смеялись, когда Кирилл произносил: — Ты хотя бы не сбежала. Поняла, о чем я говорю, ведь так? — Примерно… — Да ладно, — он улыбнулся, — ты точно поняла. Янтарная отзывалась о тебе, как об очень смышленой девочке. Душа наиболее уязвима в те моменты, когда нарушается ее равновесие. Я ухмыльнулась. Потому что я и в самом деле поняла. И чувствовала себя теперь так, будто угодила в собственноручно вырытую яму. Или так, будто меня собирались убить оружием, которое я изобрела сама. Как легче всего нарушить равновесие души? Ну конечно, я знаю. Я нарушала. Я смирила Кирилла скептическим взглядом и уточнила: — Не уронишь? — Как минимум, плавно опущу на землю, — отозвался он. — Обещаешь? — Обещаю. Естественно, я стребовала с него гораздо большее обещание, чем просто удержать меня на ногах. «Обещаешь, что я увижу ее?» «Обещаю сделать все, что в моих силах». В предыдущий раз, когда я осуществляла нечто подобное, то действовала первой. Решила не мелочиться и теперь. Если он потянется ко мне, я в последний момент смогу увернуться. Если потянусь я, тут уж сбежать не получится. Потому что я сама на это решусь. Позволю себе быть такой отважной — и решусь. Это похоже на ныряние под воду. Когда мгновение назад твоя голова находилась в воздухе, а в следующее резко опускается вниз, и все вокруг меняется. Среда обретает неожиданную плотность, и ты — уже не ты. Под водой я никогда не решалась открывать глаза. Так и сейчас — прежде чем совершить все то, что я совершила, я зажмурилась. Шагнула вперед, обхватила шею Кирилла — вновь это пересечение взглядов — и зажмурилась. А потом потянулась к его губам, точно зная, где у Кирилла губы. Он обнял меня за талию. И я распахнула душу. В следующее мгновение я успела предположить, что все это может быть лишь грубой шуткой, насмешкой над заблудившейся в собственной душе дурочкой. Что через несколько секунд поцелуй закончится — вместе с кислородом — а я все ещё буду здесь. Недоуменно отойду назад, и Кирилл засмеется, обрадованный тому, как ловко ему удалось меня обмануть. Но ещё одно мгновение — я едва успела почувствовать тепло и мягкость губ Кирилла, — как я уже была не здесь. Моя душа унеслась туда, где была душа Алины, и душа Алины приняла меня, не зная, что это — не Кирилл. Картинка была расплывчатой, слишком нечеткой. Но я все равно разглядела лицо Алины — очень близко. И ее губы, спрашивающие: — Яна? — Это я, — заговорила я быстро. Удивительная вещь — магия! Ты можешь вести две параллельные жизни: целоваться с одним и разговаривать с другим. — Кирилл мне помог… Я хотела всего лишь предупредить тебя. Мой отец и тетя, другая тетя… Они ищут себя. Сегодня отец разбудил меня, когда я разговаривала с тобой, и заставил забыть наш разговор. Но я обязана тебя предупредить. Может, ты на мгновение прекратишь общение со мной? Пусть они успокоятся и поверят, и тогда… Янтарная слушала меня со всей внимательностью. Я ощущала ее присутствие каждой клеточкой своего невесомого тела — и отвечала ей своим беспокойством. Я закончила говорить, но Алина молчала, и тогда я уточнила: — Ты ведь послушаешь мой совет, верно? — Яна… — она потянулась ко мне рукой. И я потянулась к Янтарной, вот только и я не смогла ее коснуться. — Поздно. Это было единственное слово, что я услышала от Алины. Поздно — и будто разом треснули стекла всех домов поблизости, и осколки полетели вниз, и самый крупный достался мне, и я не смогла его пережить. Поздно — и Янтарной не стало вовсе, осталась лишь пустота. Поздно — и мир, такой непостоянный, вновь сменился, хотя я так и не открыла глаз. Мир пришел в движение, и я уже не чувствую на своих губах губ Кирилла, но ощущаю руки кого-то другого, что кажутся мне чужими. Поздно — и Кирилл смеется, пока его смех вовсе не замолкает, потому что всему приходит конец. Поздно. Но я хотя бы знаю, что он смеется не надо мной.