***
*** Осень — это нечто большее, чем просто красное, желтое и черное. Это ещё серая дымка, коралловый закат и темно-зеленая листва, которая никак не хочет увянуть; это тепло, которое не обжигает, а прощается, и осторожный холод, пока что не осмеливающийся коснуться души. И это конец, но в то же время начало. Вся моя жизнь — и начало, и конец. Школьный день прошел насыщенно. Я не была в школе всего лишь два дня, но на уроках мне казалось, будто я прогуляла, по меньшей мере, месяц. Учительница истории напрочь завалила меня на зачете, а на физкультуре я сама завалила кросс, прибежав предпоследней. Биологичка очень возмущалась тем, что я пропустила консультацию. Классная руководительница, она же величайший математик всех времен и народов, весь день ходила за мной по пятам и требовала заявление от родителей до тех пор, пока я, спрятавшись в туалете, не сотворила ей это заявление и подписала вместо отца. За годы обучения я мастерски научилась изменять подчерк и подделывать подпись. И это я сейчас не намекаю на то, что часто прогуливаю. Судьба такая… Вика, к слову, в школу не пришла. И я даже догадываюсь, почему. Так вот, я была даже рада, когда смогла оторваться от домашки, которая уже звенела в голове, и отправиться на встречу с Яром. Правда, в этот раз я была в кроссовках, а не в туфлях, но вышла с запасом, и поэтому уже в семнадцать сорок шесть стояла возле пешеходного и смотрела вокруг. Светофор подмигивал мне то красным, то зеленым. Люди смотрели недоуменно. Чего, мол, стоишь? Но это вообще-то было мое дело, стоять или нет. И всех неравнодушных я награждала высокомерным взглядом. Хотя сегодня, да, у меня не было стрелок на глазах, выразительных бровей, ярких губ и скул, и особо выразительно я не смотрелась. Однако ещё утром я замазала круги под глазами, и поэтому не должна была выглядеть пугалом. Яр — он не Влад. Влад бы заявился сюда ещё в половину шестого и ждал бы меня, чтобы, не дай Всевышняя, я не стала ждать его. Влад очень не любит, когда его ждут. А вот Яр, видимо, относится к этому спокойно. Белый, что с него взять… Когда часы на телефоне показали ужасающие три минуты седьмого, у меня зазвонил телефон. Говорил маг. В этот раз я ответила первой: — Только не говори, что ты заблудился. — Я заблудился, — сказал Яр. Мне показалось, что он разговаривает на ходу. — Нет, правда. Ты уже там? — Я тут уже пятнадцать минут, — призналась я. — То есть шестнадцать. Ой, семнадцать… — Виноват, — отозвался он. — Но все же подскажи. Вот я вышел на остановке, и… Я терпеливо объяснила Ярославу, как ему подойти ко мне, и уже через пару минут увидела, как он заворачивает за угол. Честно говоря, я думала, что это будет сложнее. Но Ярик оказался молодец. Ещё не потерян для этого города. Он тоже меня увидел. Махнул рукой. Я величественно кивнула в ответ. Ещё бы я махала каким-то там белым… Яр был как тогда, несколько дней назад, перед шабашем. Красивый, если смотреть объективно. В своем ненаглядном пальто и темных джинсах. С открытой головой. А на мне была короткая зеленая куртка и леггинсы. Ну, ещё и кроссовки. И лохматый хвост, скатившийся с макушки куда-то к затылку. Встретились два слоя общества: Яна из среднячков и аристократ-Ярослав. Угадайте, над кем будут больше смеяться? А кого пожалеют?.. Яр почти приблизился ко мне, и я соизволила сделать пару шагов к нему навстречу. Когда между нами оставалось чуть больше метра, он остановился, и я тоже замерла, поругав себя, что чуть не приблизилась к нему вплотную. — Ну привет, — пробормотала я. — Вы же, белые, любите приветствия. — Ну привет, — отозвался он. И заметил: — Я спокойно живу и без них. Я чуть склонила голову, рассматривая его, и не выдержала: — А ты чего такой красивый? — Я таким родился, — заметил Ярослав с гордостью. И перевел стрелки на меня: — А ты чего? — Чего я чего? — поинтересовалась я. Собрались высококультурные люди и давай чегокать, как гопники на лавочке. — Чего такая красивая, — пояснил Яр. — Это ты так пытаешься заявить, что я не соответствую твоим внешним идеалам красоты и смотрюсь рядом по-нищенски? — уточнила на всякий случай. — Нет, — он помотал головой. — Это я делаю тебе комплимент. Я неловко рассмеялась. И стала вспоминать, когда меня в последний раз называли красивой. Даже если и в ответ. Зря вспоминала! Потому что в голове почти сразу всплыло письмо, накатанное Владом в конце летней охоты на нечисть. Оно у меня до сих пор на старом телефоне хранится. Смелости удалить не хватило. Вот там да. Там Влад называл меня красивой. Но его можно понять и простить. Голову мальчика задурманили гормоны, он придумал себе, что влюбился, и объектом его влюбленности стала я. Быть может, и потому, что в момент активации гормонов находилась рядом. И он придумал себе мою красоту. А вот что ударило Яра, я не знала. И чтобы не драться в ответ, предложила ему пройтись вдоль улицы. Ярослав на предложение никак не ответил, о чем-то серьезно задумавшись, и я, не дожидаясь соглашения, пошла сама. А Яр побрел следом, по непонятным причинам не слишком довольный моим решением. — А может быть… — заявил он спустя секунд тридцать молчаливой прогулки. — Мы куда-нибудь зайдем? Я покосилась Яра — он шел справа, со стороны дороги, и будто даже загораживал меня от шума проносящихся машин, хотя метра девяносто в нем явно не было. Мы остановились возле пешеходного, но не того, возле которого собирались встретиться, а у его соседа. — Я не хочу никуда заходить, — призналась я. — Только что вышла из дома. Меня там заданиями завалили… Слушай, а как твоя учеба? — осенило меня. — Так ли тяжела жизнь будущего медика, как ее малюют? Хотя я слышала, что вам там спать некогда, а ты ещё умудряешься гулять… и прогуливать. — Терпимо, — отозвался Яр. — Справляюсь. Может быть, через несколько дней это поменяется, с ног на голову и едва-едва в то же время, ну а пока… — Почему? Не слишком мне вдохновили Яриковы намеки. Но он не успел ответить — светофор загорелся зеленым, и мы поспешили перейти через дорогу. Мне вообще нравятся пешеходные в больших городах: красный горит полторы минуты, а зеленый пятнадцать секунд, и за это время тебе нужно пролететь двадцать метров и остаться в живых. Тут в голове одна только мысль остается: как бы, черт возьми, успеть. И сама я еле успеваю. Что уж о людях пожилого возраста говорить?.. Когда мы оказались на той стороне, на телефон пришло оповещение, и мне стало интересно, что же это такое. Ничего интересного не было — по Яночке вновь очень соскучился мобильный оператор, но Яр неожиданно заинтересовался этим событием. Пару секунд он задумчиво глядел на телефон, а потом спросил: — А магпочтой ты пользуешься? Понимаю, это изобретение белых, но я слышал, что и у черных оно есть. — Пользуюсь, — отозвалась я. Глаза Яра загорелись, и он миролюбиво попросил: — Не подскажешь название почты? Адресом для писем в самом деле служило название почтового ящика, и обычно маги ставили в качестве названия свое ФИО, только если не пытались скрыться от товарищей. А я не пыталась. Пожала плечами: — Заболоцкая Яна Алексеевна. Без пробелов. Оригинально, не правда ли?.. А у тебя, Ярослав Владимирович? Яр фыркнул и заметил: — Я рад, что ты помнишь мое отчество. Но у меня название куда оригинальнее. Белый Олень. Без пробелов. — Белый Олень? — переспросила я и рассмеялась. — Серьезно? Он согласно покачал головой. Я пару секунд смотрела на него, а потом заметила: — В принципе, тебе идет. Но почему именно олень? А не осел, например, или буйвол… — я оглянулась вокруг и заметила женщину, выгуливающую собаку на той стороне дороге, — или мопс? — Когда-то я был маленьким, — начал Яр. — И у меня тогда волосы ещё не успели потемнеть… — У тебя они и сейчас светлые, — встряла я. — Не настолько, — он покосился на меня. — Когда-то были совсем… ну, золотыми, наверное, не знаю. А глаза большими и серыми. Да, они у меня сейчас большие и серые. — Серо-голубые, — поправила я. — В данный момент больше голубые. — Какая ты внимательная, — Ярослав качнул головой. — Но я не про то. Не совсем про то. Меня так называла мама, с самого детства — Олененок — и когда пришло время мне обзавестись своей магпочтой, я и оставил этого Олененка. Ярослав казался мне слишком скучным. А прозвище, данное мне мамой, хотелось увековечить. Она как раз ушла незадолго до этого. Он отвернулся. И мне стало за себя стыдно. Почему не мопс, ага. Идиотка. Ясно, конечно, что все черные бестактны, но ляпнуть то, что ляпнула я — это уже верх бестактности. Даже отцу было бы за меня стыдно, если бы он услышал, что я тут молочу своим языком. — Десять лет, — вдруг произнес он. — Десять лет прошло с тех пор, как она умерла. А я прожил на свете восемнадцать. Понимаешь? — Яр покосился на меня. — Без нее уже больше, чем с ней. Но до сих пор вспоминаю о маме хоть раз в день. Вроде бы и отпустил, но не до конца. Вроде и не должно быть так… больно, но даже спустя десять лет боль окончательно не ушла. Ярослав говорил все это, смотря вперед, перед собой, будто находился не тут, а в своем детстве, и в тысячный раз переживал все то, что пришлось пережить единожды. Я понимала его. Моя мама до сих пор оставалась жива, но для меня ее тоже не существовало. Хотя, что бы я себе не говорила, я не до конца отпустила ее — и свою к ней обиду. Яр почти совсем замедлился, и я поняла, что мне надо сделать хоть что-нибудь, хоть как-то его поддержать. И я неловко коснулась его предплечья. Даже такое действие было для меня подвигом. Просто потому, что я вообще не привыкла прикасаться к людям. Ярослав посмотрел на меня, будто видел впервые. И спросил: — Ты разрешаешь? Я кивнула, не зная, на что даю согласие — и готовая ко всему. Тогда Яр остановился и сжал меня в объятиях, обхватив мою спину руками. Свободы движений хватило только на то, чтобы положить ладони на его талию. — Спасибо тебе, — прошептал он, положив голову мне на плечо и уткнувшись в съехавший хвост. И повторил: — Спасибо, Яна. — За что? — спросила я тихо. — За то, что я живу, — ответил он. — Нет, не так. Жи-ву. И я опять не смогла промолчать: — Ты и без меня… жил. По-моему, даже легче, чем до встречи со мной. Он рассмеялся и поинтересовался: — А что по-твоему полноценная жизнь? Объятия спали, и я оказалась на свободе. Но Яр не отошел. Он стоял близко-близко и смотрел на меня. А через несколько секунд произнес: — Я обещаю тебе, что помогу разобраться во всей этой истории с Янтарной. — Это рыцарская клятва? — поинтересовалась я. — Ну, почти, — отозвался он. — Вы, черные, ведь закрепляете клятвы душой и кровью? Хочешь закрепить? — Душой и кровью, — повторила я. — Красиво звучит… Но я закреплять ничего не буду. — Душу жалко? — Тебя, дурачка, — ответила я. Развернулась, пошла дальше и по ходу спросила: — Предположим, что история завершится, а дальше ты что собираешься дел… Я замерла. — Скорее всего, меня здесь не будет. Об этом я тоже хотел тебе рассказать, но все не выпадало моме… — ответил Яр на периферии сознания, и я не успела даже спросить, на что он намекает. Теперь было не до вопросов. Впереди стоял Кирилл, и он смотрел на меня. Сколько нас разделяло? Метров десять? Меньше? Больше? Глазомер у меня плохой, но я точно могу сказать, что он находился не на расстоянии вытянутой руки. Однако я ясно видела его темно-карие, почти черные, глаза. Видела… Но не подчинялась им. Дурман не появился в моей голове. Там возник страх. Страх от осознания того, что Кирилл пытается на меня воздействовать, и облегчение, даруемое тетиным браслетом. Он меня не коснется. У него не хватит мощи. Но зачем ему вообще касаться меня?.. — Знакомое лицо, — заметил Ярослав по соседству. — Это, случаем, не тот пижон, к которому ты тогда сбежала?.. — Он, — ответила я тихо. Кирилл пошел в нашу сторону. — Правда, тогда мы ещё не были знакомы. — Женщины, — пробубнил Яр. Спустя шагов пятнадцать Кирилл остановился и произнес: — Здравствуй, Яна. Я отозвалась, глядя ему в глаза: — Обычно я не здороваюсь, Кирилл. Он кивнул и посмотрел на мага: — Здравствуй, спутник чудесной Яны. Припоминаю твое одуховлетворенное лицо. — А я с тобой не знаком, чтобы тебя приветствовать, — отозвался Яр, — поэтому ты и тут промахнулся. Так что ты пожаловал? Яна сейчас не слишком расположена к разговорам с кем бы то ни было… — Кроме тебя? — Кирилл ухмыльнулся. — Возможно. Но мы это решим сами. Яна, — он вновь посмотрел на меня. Колдовские глаза. — Сегодняшней ночью я понял, что наше знакомство началось неправильно. Мы слишком многое утаили друг от друга. Конечно, во время второй нашей встречи кое-что выяснилось, но сейчас я хотел бы быть с тобой предельно честным и раскрыть то, что до сих пор оставалось скрытым. — Ты пытаешься меня заколдовать, — не спрашивала, а утверждала я. — Почему же тогда ты не бежишь? — поинтересовался он. — У тебя есть все шансы спастись, оказаться как можно дальше от меня. И заодно защитить своего приятеля. — Мне интересно, — ответила я сквозь зубы. — Интересно? — он выгнул бровь. — Интересно, что ты можешь предложить, кроме гипноза, чтобы исполнить указание той, которой ты служишь. — Ты знаешь. Похвально, — заметил Кирилл. — Я догадывалась, — отозвалась я, — но ты подтвердил мои догадки. Ярослав коснулся моего запястья, и я осознала это касание, но не почувствовала его. Нас с Кириллом будто окружил невидимый, но прочный купол. Ещё один. И мы остались только вдвоем. Я приготовилась в любой момент задействовать душу, чтобы доказать свою правоту. — А ты мне сразу понравилась, — заметил Кирилл. — Ты мне тоже — но это осталось в прошлом. На нашей первой встрече ты был гораздо более милым, чем сейчас. — Благодарю, — он кивнул. — Но тогда я в самом деле не знал, что ты — это ты. И я бы оставался милым впредь, если бы твоя знаменитая родня о тебе не позаботилась, — он кивнул на мое правое запястье, на которое был надет скрытый за курткой браслет. Слушать это отчего-то оказалось больно. Подаренный Кириллом свет погас, и я осознала, что погружаюсь в темноту. Но молчала, не выдавая себя. Хотя понимала, что от него ничего не скрыть. Ни чувств, ни браслета. — Что ты знаешь о магии Янтарной, своей тети? — будто подслушав мои мысли, поинтересовался Кирилл. — Ты интересовалась хоть чем-нибудь… или предпочла остаться в счастливом неведении? Он сделал шаг в моем направлении. И сразу после этого вперед шагнул Яр, загораживая меня своим плечом. Он не ощущал купол — но его ощущала я. И понимала, что никакого вреда Ярослав Кириллу не причинит. А осень вокруг стояла не просто желтая, красная и черная. Пряталось за горизонт пыльное солнце, по небу плыли серые облака, и косяк белых птиц летел сквозь них, переговариваясь. Я люблю осень. Пусть каждый год мне и приходится вновь умирать на фоне этого яркого великолепия. — А что выбрал бы ты? — спросила я, встречаясь с глазами Кирилла. — Неведение или страдания? У него была другая красота. Не сияющая, как у Яра, и ни изящная, как у Влада. Темная красота. Жгучая. Всепоглощающая. На первой нашей встрече я вдруг решила, что это — именно та красота, которую я искала все свои семнадцать лет. Но ее носитель оказался лишь прислужником моей тети. И мне тоже очень жаль. — Когда-то я выбрал знания, — ответил Кирилл, не пояснив, что за эти последовало. Купол начал подрагивать, и я поняла, что наше уединение вот-вот закончится. Но прежде, чем проиграть, Кирилл коснулся моего правого запястья, и я явственно услышала, как расстегивается карабин на надетом тетей браслете. Карабин, который не по силам было расстегнуть никому, кроме создателя магической вещи. По крайней мере, так я считала раньше. Поднялся ветер, и я, не удержавшись на ногах, провалилась в пустоту. Если бы я вдруг забыла, где нахожусь, то решила бы, что заглянула в собственную душу. Вокруг меня струился чернильно-черный туман с лиловыми всполохами, в некоторых местах дырявый, точно кто-то отрезал от ткани с несколько десятков лоскутков. Я брела по нему — или это туман двигался мне навстречу. А потом появилась она, и туман вел ее ко мне. Моя тетя. Моя настоящая тетя. Ещё одна. На ней было то же самое черное платье, которое я помнила ещё по рыжему замку. Волны каштановых, совсем моих, волос покачивались за спиной. Но теперь я могла видеть ее лицо, и если бы я не помнила наизусть лицо матушки, я бы решила, что передо мной именно она. Они были очень похожи. Старшая сестра и младшая. Моя тетя приходилась младшей, но она все равно была чуть старше, чем матушка, когда та ушла. Она носила чуть более узкое лицо и немного более длинный нос. В целом ее лицо казалось острее, чем лицо моей матери — или я сама себя обманывала. А ещё она имела своеобразные рубиновые губы и светло-карие глаза. Глаза-шампанское, в которых веселятся пузырьки… и глаза-янтарь, в которых навеки застыла мудрость. Теперь я поняла, за что ее называют так — или называли когда-то. У моей матери глаза были безоблачно-голубыми. Тем не менее, я походила на них обеих. И лицом, и застывшем на нем выражением, и фигурой. Лишь только глаза у меня были отцовские. Приблизившись друг к другу, мы остановились — или это замер мир вокруг. — Я рада тебя видеть, — произнесла тетя. — Не могу ответить тебе взаимностью, — призналась я. — Я понимаю, — она кивнула, и это был мой кивок. — Мы провели рядом слишком мало времени, чтобы ты полностью осознала и приняла мои принципы. Но только вслушайся, Яна! — она взмахнула руками, и это был жест моей матери. — Яна — Солнце. Яна — Янтарь. Слышишь? В тебе от янтаря даже больше, чем во мне, Яна-янтарь. Только вслушайся... Она пытливо смотрела мне в глаза, и это был взгляд безумца. Безумца, заблудившегося в собственной душе. Я послушно повторила это «Яна-янтарь» — что-то в данном сочетании все-таки было. Тетя довольно кивнула и заметила: — Я рада, что теперь смогу говорить с тобой. Я видела, как ты не хотела, чтобы наша связь прерывалась. Ты должна понять… Ибо ты чувствуешь то же, что и я — и я не ошиблась. Я расскажу тебе все, вот только… И она замолчала. Тогда попыталась что-то сказать я — в моей голове крутилась тысяча вопросов, — но туман начал рассеиваться, и тетя исчезла вместе с ним. А потом растворилась и я, чтобы очнуться в объятиях Яра. Он крепко прижимал меня к себе, и вид у мага был несчастным. Я распахнула глаза, посмотрела на его подбородок и спросила: — И долго я пробыла… так? Яр посмотрел на меня с беспокойством во взгляде. — Секунд десять, — ответил он. И пояснил: — Ты упала. А твой приятель сразу сбежал. Ярослав освободил меня из объятий, и я встала на ноги. Даже более-менее уверенно. — Верю… Я пошевелила рукой и почувствовала спавший браслет. Вынула его из рукава и молча убрала в карман. Защитный контур Кирилл нарушил, и теперь браслет служил лишь украшением. Есть артефакты, которые работают подолгу, останавливая и возобновляя работу, но данный браслет к таковым не относился. Над одним артефактом работают десятилетиями, и никакие касания не смогут разрушить его силу. Но даже если и так. Мой браслет — не простая вещица. Почему Кирилл справился с ним так просто? Какими знаниями владеет моя тетя, если ими так свободно распоряжается ее прислужник? — Это она была там? — уточнил Яр. — Твоя… Янтарная? Я кивнула и заметила: — Мне кажется, она никогда не оставит меня в покое. — Я помогу, — отозвался Ярослав решительно. — Ты не понимаешь… — пробормотала я. — Она не так проста, и… — Я помогу, — не унимался он. — Зачем? — не вытерпела. — Зачем это все? Зачем Кирилл? Зачем Янтарная? Зачем… ты? Я покосилась на Яра, но он не ответил, благоразумно отвернувшись. Не сговариваясь, мы пошли обратно. Прогулка, ясное дело, не заладилась с самого начала. А когда-то мы так легко размышляли о всякой фигне! Прошло всего два месяца, но, кажется, многое поменялось с тех пор. Я поменялась. Яр. Я не решилась продолжать расспросы — ни я, ни Ярослав не были настроены на долгие беседы. Я шла впереди, а Яр — по моим следам, внимательно оглядываясь вокруг, будто за каждым кустом сидели Кириллы. И запоминал дорогу к моему дому, естественно. Хотя, если маг плохо ориентируется на местности, по моим закоулочкам он никогда сюда не дойдет. Тем не менее, мы остановились возле моего подъезда. И я заметила: — Теперь ты знаешь, где я живу. — Кроме квартиры, — заметил Яр. Я посмотрела наверх и указала на балкон, завешенный розовой шторкой. — Седьмой этаж. Квартира справа. Да… Спасибо, что проводил. Как теперь обратно-то пойдешь? — Разберусь, — отозвался Ярослав. — Если что, звони, — предложила радушно. — Я здесь местная, знаю, куда и что. Могу даже подсказать, как дойти до Влада. Он поблизости. Или до Вики. Яр поморщился: — Я лучше пойду домой. — И вновь посмотрел наверх. — Слушай, у тебя, по-моему, шторка шевелится… Пока я поднимала голову, шторка шевелилась уже умереннее. Это значило одно из двух… — Либо отец, либо домовой, — заметила я. — Впрочем, с первым ты уже знаком, а второй любит только меня. Пока, Яр. И спряталась в подъезде.***
Отец оказался дома, так что управлять шторкой в самом деле мог именно он. Но я не стала ничего спрашивать. Смотрел — ну и флаг ему в руки. Он вышел меня встречать, мы обменялись кивками, и на этом наше общение закончилось. Я пару минут посидела с Хомячидзе и вернулась к себе в комнату, за ненаглядное домашнее задание. И тесты. Мне следующим летом ещё поступать. Оторвалась только около десяти, решив перекусить. Сходила на кухню и сделала себе бутерброд со шпротами, сохранившимися ещё с лета. Сидела за кухонным стулом, пила чай и смотрела в окно, на темно-синее небо. А потом вспомнила о нашей сегодняшней прогулке и решила посмотреть магпочту. Не зря же Ярослав ей так интересовался… Я не прогадала. Письмо действительно нашлось. Или даже не письмо, а так, короткая заметка, написанная от руки на гладкой белой бумаге ровным, совсем не врачебным почерком. Вот у Влада почерк был далеким от идеала, так, скорее схематичным. Поэтому я с первого же взгляда поняла, что это не Влад. А кроме него мне сюда никто и не писал, так что сомнений в авторе записки не оставалось. «Ты сегодня спрашивала, зачем», — писал Ярослав. Я тяжело вздохнула. Лучше бы не спрашивала, честное слово. Есть же нудные люди… Причем я совсем недавно причисляла к ним Влада, а теперь вот… Обнаружился новый кандидат. «За других я не могу говорить, — продолжал маг. — Но за себя отвечу. Потому что ты мне небезразлична — а мы беспокоимся за тех, кто для нас что-то значит. P. S. Надеюсь, что это сообщение до тебя дойдет, потому что больше отправить я его не решусь». Я же говорила — ничего хорошего ждать не стоит. А ведь я уже это все проходила… Совсем недавно. Повторенье — мать ученья? И директор больницы, где лежат съехавшие с катушек?.. Я перевернула присланную Яром записку и начеркала неряшливо: «Давай без этого. Пожалуйста». Вложила записку обратно, в специальном окошке указала «Белого Оленя», который тут же растворился. Это значило, что письмо отправлено. Но на всякий случай я приподняла крышку и убедилась — внутри ничего не было. Придумал тоже. И ведь не за себя обидно — за него. Нафантазирует себе… а потом будет страдать. И я буду страдать. Потому что и я не умею равнодушно наблюдать за теми, чьи судьбы рушу.***
В пятнадцать минут первого я заглянула в кабинет отца. Он как раз сидел за компьютером, быстро что-то печатая в открытом документе. Но мое появление все равно заметил. Я смотрела на него из коридора, держась правой рукой за стену, поэтому он не мог видеть пустующего запястья. Бесполезный браслет я спрятала в один из отделов малахитовой шкатулки, к другим украшениям, среди которых затесался и кошачий глаз, когда-то подаренный мне кулон, что я не осмеливалась надевать, но и избавиться от этого подарка воли не было. — Спокойной ночи, отец, — заметила я, посмотрев на него. — Спокойной ночи, Яна, — отозвался отец. Он вздохнул, прислонил ладонь к глазам и заметил: — Хотя в ближайшие часа два сон мне не улыбается. — Устал? — вдруг спросила я. Слишком беспомощным он выглядел в тот момент. — Терпимо, — ответил он. Отец никогда не признается в собственной слабости, и в этом я стараюсь ему подражать. Судя по всему, получается не всегда. Я молча ушла в свою комнату, не став больше ничего говорить. И про браслет тоже. Ибо я считала это своей — и только своей — проблемой.