Трудности выбора

Генджи зажимает его, когда зол - опрокидывает на кровать, оставляет укусы и засосы на шее и теле Ханзо, трахает его грубо и властно, вцепляясь жёсткой рукой в волосы или шею. Он рычит ему в ухо что-то грязное и унизительное: - Ты моя сучка, Ханзо… Видел бы твой ненаглядный папаша, как ты течешь от того, что я ебу тебя… Ханзо чувствует себя раздавленным, распятым, пригвожденным накрепко руками собственного брата. Он сходит с ума, до крови вцепляясь зубами в запястье, неспособный сдержать постыдных стонов. Он хочет пропасть, раствориться, вывернуться наизнанку. Хочет забрать все, что вливается в него брат с каждым неистовым движением бедрами. Иногда он говорит о своих чувствах - скомканно, странно. Смотрит в глаза - и из янтарной глубины на Ханзо обрушивается сама бездна, тяжёлая, давящая и жадная. Ему кажется, что через глаза брата он заглядывает в преисподню. Губы Генджи в такие моменты повторяют мантру: - Ненавижу… Хочу тебя… Ханзо сдаётся, извивается, боится этой бездны в родных глазах и боится отвести взгляд. Все, что он может - умолять брата не останавливаться. Генджи нравится эта игра. Он связывает руки Ханзо и доводит его до изнеможения. Он разбавляют поцелуи и ласки укусами и шлепками, хрипло шепчет в ухо - так, чтобы брат расслышал наверняка: - Когда ты ломался, я хотел уже наконец зажать тебя и отыметь так, чтобы ты не мог свести ноги на следующий день… У меня стояло так, что бедра ломило… Как я хотел уже сорвать с тебя эту опостылевшую маску святоши… Ханзо полюбил его разговоры - во время. Грязные, пошлые слова, выжигающие все внутри диким и животным возбуждением: - Ты… Такой тугой… Горячий… Так тесно обхватываешь мой член… - Обожаю, когда ты стонешь… Как ты дрожишь подо мной… Тебе хорошо, нравится трахать меня, братик?... - Я могу выебать тебя между грудей и кончить на лицо… Хочешь? - Генджи говорит это, отрываясь от посасывания соска Ханзо… - Они такие мягкие, я уверен, что смогу это сделать… Я буду сосать твои соски каждый день, пока из них не начнёт течь молоко... Ханзо забывается в эти моменты, захлебывается воздухом и чужими жадными стонами, качается где-то на облаках на периферии растопленного страстью сознания… Нет ничего, кроме его личного божества - злого, требовательного и властного, каждый раз вытягивающего из Ханзо душу, высасывающего ее через горячие касания и поцелуи… Он смотрит на Генджи с обожанием, впитывая каждую мелкую деталь в его образе, стараясь навсегда высечь его в своей памяти - так же, как он навсегда поселился в его сердце. Упрямый подбородок. Тонкие губы и прямой нос со слегка вздернутым кончиком. И властные, жадные, голодные глаза, похожие на янтарь… Они будто пытают изнутри, и под их взглядом плавится сам Ханзо. - Пожалуйста… Генджи… - Скажи, что ты хочешь. - Пожалуйста, трахни меня... Генджи улыбается, неожиданно тепло и нежно, обхватывает его, крепко прижимает к себе: - Кто я такой, чтобы отказывать своему старшему брату? - он говорит это, практически выдыхая в чужой приоткрытый рот, навалившись на него и прижав к постели всем телом, и Ханзо протряхивает от того, что он чувствует вибрацию голоса под горячей кожей брата. Каждый раз Генджи словно раздевает его, снимая новый слой, и это намного интимнее, просто обнаженного тела. Он обнажает его до самих костей, до истекающего кровью сердца, вплавляется в него раскаленной сталью. Им больно. Им хорошо - слишком, чтобы пытаться разорвать порочный круг. Им страшно - потому что они оба кубарем летят с обрыва, и все, на что они способны, повиснув в смертоносном свободном падении - хвататься друг за друга. Ханзо любит эти игры не меньше, чем Генджи. Ханзо больно понимать, что это давно не игра. Ханзо боится, что вот-вот настанет день, когда мир постучится, разрушив их уютную скорлупу уединения и заставив внести свою плату.