Беги и прячься, Пламя бушует в небесах. Оставайся внутри — Поднимется волна, И накроет тебя. В твоих глазах, В которые я пристально смотрю, я вижу конец Света Ничто нас не изменит Никто нас не спасёт От нас самих
Вдохнув поглубже и собрав все остатки сил которые были у Накаджимы, он, чуть пошатнувшись, распахнул дверь. Разговор предстоял долгий— это Ацуши чувствовал душой, что все еще в страхе и непонимании сжималась в уголке сознания маленьким ребенком, метаясь из стороны в сторону, чтобы найти место куда спрятаться, где схорониться, чтобы никто не нашел, чтобы никто не ранил неаккуратным словом, жестом, действием. Ведь самое ранимое и больное что есть в нас, это душа. Ацуши не раз ощущал, как ее рвут, терзают на части, как она разлетается вдребезги словно дорогое Венецианское стекло, от неверного взгляда, жеста или действия человека. Люди считают, что времена мягкосердечности прошли, настал век черствости, когда для выживания, вы обязаны возвести вокруг собственного сердца стены, запереть его подальше и никому не показывать. Чтоб под вечер или темной, безлунной ночью, достать его и посмотреть, как же потрепанно и покалечено за день твое сердце. Людям свойственно закрываться от неприятностей, скрываться в самом надежном месте — в себе, но это их не спасает. Осколки фраз, обрывки диалогов, неожиданные воспоминания, они все проникают сквозь прочную бетонную стену, что мы возвели и надежнее любого кинжала смоченного в смертельном яде, что парализует нервную систему и медленно заставляет умирать, режут нас. И тот кто считает, что физическая боль—самая сильная и первоначальная, то, скорее всего, никогда не получал истинные душевные шрамы. Когда после того, как ты открыл душу родному, как ты думал, человеку, туда не только плюют, а еще и выворачивают наизнанку показывая окружающему миру. Когда твою любимую собаку переезжает машина какой-то шлюхи, что даже не притормозила, и единственный, настоящий друг, корчась, скуля умирает у тебя на руках, из последних сил стараясь заглянуть в глаза, подбодрить, чтобы ты не грустил, и возможно попрощаться. И Накаджима знал, знал то, насколько сильно отличается физическая боль от эмоциональной по сути, и как же они неотличимы на практике. Ощущения когда ему ломали ребра, выпускали наружу внутренности и перемалывали кости. эЭти ощущение были резкими, головокружительным, но быстро подавлялись способностями тигра или уносили в объятия чудесного небытия, оставляя тело самостоятельно справляться с последствиями неаккуратных деяний. Все они были такими же, как чувства, что появлялись при эмоциональной боли, не такой резкой, но длительной, заставляющей задержать дыхание, скрутиться в позу эмбриона от разрывающих внутренности чувств. Давящей буквально на каждую клеточку твоего тела, пока не спалит тебя изнутри, не оставит лишь безэмоциональный пепел, что все скроет и ты будешь жить дальше, не испытывать долгое время сильных чувств. Словно живой мертвец, за то более спокойно и размеренно, без взрывов чувств аки фейерверков. Ацуши на самом деле не знал какая боль сильнее, ведь для него обе были ужасны, но он понимал, что к обеим можно привыкнуть, и поэтому, он был готов к получению еще одного удара, как от жизни, так и от того, кто стал для него центром вселенной, от его спасителя и наставника: Осаму Дазая. Его жизнь, как маленького человека, на этом не закончиться, лишь станет более серой и неполноценной. Он осознавал, что ему будет трудно найти свое место в мире как несильно красивому омеге, с большим количеством тараканов в голове и фатальной закрепощенностью, но он помнил, как гильдии нужна была его голова и сколько за нее платили, и что предоставить теперь он может не только свою способность. На таких размышлениях, он вспомнил насколько отвратительны были касания альф, что столкнулись с ним у дома. Насколько ему были противны и страшны их похотливые взгляды, а запах исходящий от них, хоть и вызывал некое желание, но также вызывал рвотные рефлекс. Глаза у Накаджимы слегка защипало, и он чудом сдерживал слезы, лишь слегка встряхнул головой, чтоб отогнать навалившиеся на него видения прошлого и плохие мысли. Окончательно придя в сознание, он закусив внутреннюю сторону щеки, держал ее меж зубов, болью не позволяя вернуться к размышлениям и выпасть из реальности на еще большее время. Посмотрев на промокшее пальто Наставника, Ацуши обратил внимание на состояние двора. «Все же на улице ливень»,—отстранено подметил беловолосый паренек. Нос слегка щекотал запах озона и… «Порох? —вопросительно поднял бровь парень, —Нет, такого не может быть». Встрепенувшись, он еще более осознанно посмотрел на стоящего перед ним человека, который кажется вот-вот начнет шутливо закатывать глаза. С натянутой и растерянной улыбкой Накаджима поздоровался с наставником и, отойдя в бок, жестом пригласил того войти в дом, лишь слегка скривившись от боли в руке, от раздраженной гематомы. Он не хотел приносить проблем и неудобств, о ней никто не должен был узнать. Однако под взглядом Осаму, казалось, не укрылось бы ничего. На него смотрели два янтарных глаза, что завораживали на себе внимание большинства девушек. Такие теплые, на первый взгляд, и пронзающие-оценивающие в глубине зрачка. В них хотелось смотреть, в них хотелось тонуть, но в тоже время, если долго вглядываться или засмотреться, можно было почувствовать холодную, костлявую руку смерти на своей шее, что пережимала дыхание и заставляла буквально вопить от чувства опасности. «Если долго вглядываться в бездну, бездна начнет смотреть на тебя»,—охарактеризовали бы многие так этот феномен. Некоторых это пугало, некоторые лишь только больше интересовались, привлеченные ощущением адреналина и игр со смертью. Вот и сейчас, смотря в глаза наставника Ацуши улавливал в них смешинки, они казались весьма веселыми и непринужденными, а немного расширившиеся зрачки выдавали отсутствие злобных намерений, но в глубине этого зеркала души плескалось что-то темное, черное и завлекающее в свои недра, стоит лишь раз прикоснуться. Ойкнув, Накаджима отвел взгляд и уставился в угол своей серой и пустой квартиры. Сейчас он жалел, что взгляду было не на чем сфокусироваться, кроме как на обычном домовом пауке в углу, что плел свое липкое чудо различными узорами и старательно зарабатывал себе на хлеб, но увы москитные сетки не давали ему возможности часто трапезничать. «Надо бы выпустить его на улицу…»—пронеслось в голове у Ацуши, слегка расслабляясь от внезапно появившегося чарующего запаха, стоило лишь двери закрыться у него за спиной.***
Войдя в квартиру по приглашению, с лица Дазая не сползала привычная маска улыбающейся фарфоровой куклы, лишь глаза чуть сузились, стали более хищными, но не настолько, чтобы это заметил Ацуши. Он сейчас казалось бы вообще не заметит ничего, но Осаму не мог себе позволить быть открытым, он играл свою роль, и играл ее блестяще, с каждым днем все ближе приближаясь к своей назначенной цели, к успокаивающим объятиям великодушной смерти. Но с появлением этого мальчишки в агентстве, он все чаще и чаще замечал отклонения от обычного поведения и, казалось, только отдалялся от долгожданного финала, в попытках присмотреть за испуганным котенком, которым являлся Накаджима. «Ангелом хранителем мальчишке я, конечно, не нанимался, но видимо что-то пошло не по плану",—слегка задумался мужчина, вспоминая события пятиминутной давности.***
Осаму медленно шел по улице, тяжелые капли дождя падали ему на плащ, неаккуратно всасываясь в ткань и бинты. Он все никак не мог привыкнуть к мысли о подопечном омеге, всегда этот неказистый паренек как-то привлекал его внимание, но он привык уже списывать это на то, что Накаджима был под его опекой и был слегка неуклюж, что и заставляло малыша привлекать к себе внимание. У мужчины не было желания считать, что единственная причина, по которой он все это время пытался помочь котенку, была обусловлена обычным очарованием омег. Скривившись от мыслей про парней, что являются омегами, и от того, что его подопечный один из таких, Осаму медленно продвигался по спальному району, поставив курс на общежитие. «Я должен проверить Ацу-куна, все же, кем бы он ни был, он не выходит на связь и не появлялся в агентстве, попросту сбежав с задания, я должен его проведать»,—мелькнуло в голове у шатена. Он должен был с ним поговорить. Решить все недопонимание меж ним и агентством и слегка побыть наставником. Карман оттягивал вес появившихся в нем безделушек. Слегка приостанавливаясь, Дазай поднял голову вверх, подставляя лицо холодным каплям дождя, что тяжёлыми хлесткими ударами медленно приводили его мысли в норму. Казалось, сейчас среди улицы стоял не мужчина, в бежевом пальто и большом количестве бинтов, а неподвижная статуя, в которой скульптор пытался изобразить немую молитву, тихое обращение к небесам. Вот только встрепенувшись от влаги попавшей за слегка оттопыренный шиворот плаща, человек растянул губы в хитрой улыбке. Что-то привлекла его внимание, раззадорило. Сфокусировав взгляд глаз цвета патоки пред собой, Дазай увидел долгожданное общежитие. Вот только состояние его калитки и защитной системы оставляло желать лучшего, забор и решетка были погнуты казалось бы диким зверем что хотел вырваться на свободу, но на самом деле прорывался с боем во внутрь. Об этом говорили погнутые прутья перил на втором этаже, что ранее превратили в некий забор, отделяя владельцев от окружающего мира. А перед закрытым на замок входом о чем-то спорили два парня, слегка погнутые прутья, валяющиеся рядом кирпичи и не пойми откуда притащенный лом выдавали, что мужчины пришли не к себе домой, и не с добрыми намерениями. Улыбка Дазая стала слегка более хищной, превращаясь в легкий оскал, от вида которого, многие бы собаки сбежали в будку. Размеренно шагая, Дазая вошел во двор общежития, глубокие тени залегли на его лице, а глаза поблескивали красным. Увидев всю картину еще на подходе, Осаму сразу приблизительно осознал ситуацию. Он был уверен, что его ученик сумел скрыться от этих людей в доме, но они пришли по его следу потеряв голову от запаха и желания. Возможно, ещё от чувства затронутого достоинства. Присмотревшись повнимательнее к уже заметившим его двум альфам, его улыбка приобрела еще более хищные черты. «Два не очень сильных альфы, даже заурядный омега с ними справился бы, будь я все еще в мафии, не принял бы их за живой материал… это будет скучно, но они раскрыли пасть на то, что принадлежит мне»,– прорычал в мыслях парень. «Черт, — сплюнул Дазай, — из-за этого всего, я медленно еду рассудком»,—продумал уже более спокойно мужчина, с четкой уверенностью, что после всей этой истории, его стопы направят его в бар, где он сумеет найти и закадрить очередную привлекательную омегу. Уже без желания превратить людей в паре метров от него в фарш, он почувствовал давящее чувство чужого запаха. Глаза парня сузились, ему бросали вызов. Еще с момента вступления в ряды мафии, когда он бросил подростковые замашки, он и забыл, как альфы умеют по желанию припугнуть более слабого экземпляра, просто пожелав этого. Странная способность сохранившаяся еще с момента борьбы за территории у неандертальцев. Однако, данный способ борьбы в настоящее время был варварским, буквально животным, и такие действия расценивались как пощечина. «Мусор», — пронеслось в голове у Дазая. Вспомнив как в детстве пугал бездомных псов, что нападали на него, Дазай с непроницаемой улыбкой посмотрел на альф и усилием воли захотел прогнать их, напугать или даже убить. Отдаваясь давно забытым чувствам превосходства, его губы дрогнули, слегка обнажая ряд белоснежных зубов, напоминая оскал. Два парня не могли пошевелиться, резкое желание сбежать буквально читалось в их глазах, но оцепенение, как перед смертью, не давало им уйти, ведь тот кто на них надвигался с каждым шагом, казался все менее человечным. Казалось, сама смерть пришла по душу бандитов. Взяв себя в рука Осаму моментально подавил звериную суть всех альф, что он выпустил для игры и ответа тем неудачникам, что осмелились преградить ему путь и бросить вызов. Хотя и давление чужой воли и угасло, но альфы, словно на ватных ногах, стояли без движения, их взгляды были опустевшими. Казалось они уже подготовились к тому, что их сейчас разорвут на части. Слегка закатив глаза, Дазай одним отточенным до блеска движением достал из-под плаща пистолет и, недолго думая, выстрелил в воздух. Бандиты встрепенулись. Приобретя осмысленность во взгляде, они резко попятились, наблюдая за странным человеком с пистолетом в руках. Отойдя спиной на достаточное расстояние, они бросились бежать, в то время, как Осаму с легкой полуулыбкой доставал ключи от входной двери в подъезд.***
Дверь за спиной альфы тихо затворилась, отрезая квартиру от шума улицы, почти запираясь от умиротворяющих звуков дождя. –Сегодня чудесная погода, не находишь? —якобы невзначай спрашивает Осаму поворачиваясь к застывшему в дверном проходе Накаджиме, слегка сверкнув хищным взглядом. У юного тигра зрачки были расширены и он слегка, незаметно, как ему казалось упирался в дверь. Непривычный к запаху альф мозг, явно разрывало от желания и непонимания одновременно. Взгляд брюнета был насмешлив, как бы показалось многим, но если посмотреть не поверхностно, взглянуть в суть, есть возможность увидеть скрытую пелену непонимания, темную печаль, сожаление и сдерживаемое желание. Запах течного омеги мог играть на гормонах, на звериной сути любого, еще неопытного альфы, или того, кто не имел бы своей собственной силы воли. Дазай же пролетел по всем пунктам, уже давно перешагнув через стадию нелепого, зеленого юнца, что не может сдержать в себе мимолетное чувство. Умея подавлять любые ненужные ему сейчас эмоции. В шутливой наигранной манере, Дазай опять позвал Накаджиму, слегка коснувшись его плеча. Лишь это сумело привести в чувства юношу. Неосознанно зашипев от боли, Накаджима в ужасе отпрянул назад, больно впечатываясь корпусом в дверь. «Я проиграл»,—подумал светловолосый, осознавая, что уж такую его реакцию, просто так нельзя будет объяснить. Взгляд Дазая потяжелел, Ацуши буквально ощутил как на секунду вокруг сгустилась атмосфера, наливаясь тяжестью и перекрывая возможность дыхания. —Ацуши-кун … —Я, я все объясню! Я просто потянул руку во время задания, ничего такого,—быстро запричитал Ацуши бегая глазами по комнате, всеми возможными способами стараясь не сконцентрироваться на Дазае. Парень явно очень сильно волновался, ведь складывалось ощущение, что даже амеба могла врать более убедительно, но сейчас Дазая это не веселило. Взяв себя в руки, он все же решил, что в данный момент можно не натягивать на себя маску невинного дурачка, на казалось бы отрешенном, безэмоциональном лице лишь глаза сверкали словно два уголька. —Да… Всего лишь руку потянул и это никак не связано с тем, что кого-то поджидали двое альф на входе и почти сломанные прутья заборов,—иронично заметил мужчина, лишь слегка приподняв правую бровь, наблюдая, как от его слов вздрогнул и обнял себя за плечи беловолосый паренек. Ацуши опустил голову смотря на чистый пол, его взгляд хотел сосредоточиться хоть на одной песчинке, но не мог, не находил. Мозг клинило, он опять начал зацикливаться и все больше погружаться в пучины транса. «Меня поджидали…?»— с недоверием думал юноша, он подозревал, что все так и будет, ведь шум и споры в почти пустом общежитии в новинку, однако уверял себя в обратном. Он не представлял, что за ним могли прийти прямо к порогу его дома, к его крепости, где он мог скрыться казалось бы от всего. Страх медленно пробивал каждую клеточку его тела, заставляя содрогаться. Ужас играл на нервах юного мальчика, он не знал что делать в этой ситуации и отчаянно нуждался в помощи. Однако, не желая этого признавать, лишь больше погружался в пучину отчаянья. Сколько бы добра не было дано человеку, насколько бы хорошо к нему не относились, если он уже не раз обжегся о доверие к людям, он уже не сумеет до конца доверять кому-то кроме себя. Ведь так проще и правильнее, не доставлять людям неприятностей, не давать им повод возненавидеть тебя или считать слабым и беспомощным. Сжав с силой рубашку на руке, он лишь с легким дуновением ветерка от раздраженно-печального вздоха своего наставника понял, что ткань слегка отодвинулась, открывая постороннему доступ к созерцанию недавно образовывавшейся гематомы, что так сильно напоминала отпечаток руки нападавшего. «Все же надо было пустить их на фарш»,—раздраженно подумал мужчина. –Ацуши, я вроде не выгляжу как вчера родившийся ребенок, так что давай договоримся, больше без вранья,– растягивая губы в наигранной улыбке, ласково произнес Осаму, и тут же сменил тон на безэмоциональный, отдающий в каждом звуке хлопком выстрела или скрежетом металла.– Это единственное, что они смогли сделать с тобой или есть еще следы? От вопроса Ацуши еще больше содрогнулся, подняв испуганно-извиняющийся взгляд на Дазая, он лишь покачал головой. —Есть еще пара ссадин и синяков, но ничего серьёзного, Дазай-сан,— с наигранной улыбкой произнес Ацуши, но глаза говорили о том, что вот-вот и он расплачется. Тяжело вздохнув, Дазай одной рукой дотронулся до лба, частично прикрывая лицо. Сделав глубокий вздох, он с раздражением почувствовал запах других альф. Легкий, едва заметный в аромате, что выделял течный омега, но такой раздражающий. Тихо чертыхнувшись сквозь зубы, Осаму довольно быстро хотел вернуть себе вид улыбающегося, беззаботного человека. Но открыв глаза, заметил мелкие серебристые капли, что скатывались по щекам ничего не замечающего омеги. Уже настолько глубоко погрузился во внутренний мир, что не замечал вокруг ничего, медленно сползая по двери, все ближе и ближе к полу. -Ацуши-кун…—тихо, но отчетливо произнес Дазай, собираясь с силам подавляя любые намеки на желания, что с каждой секундой все больше подкидывала ему натура альфы. Увидев, что подопечный никак не отреагировал на его голос, Осаму наклонился к уже сидящему на полу парню и взяв того за руку, потянул его на себя, насильно поднимая на ноги, заставлял вернуться в реальный мир. -Ч…что? — непонимающе вздрогнул мальчишка, стыдливо отводя глаза, в которых чуть расширились зрачки от близкого нахождения рядом с альфой. «Черт, этого еще не хватало», — чуть раздраженно вспомнил о причине своего прибытия Осаму. —Ацуши, нам нужно поговорить,— с наигранной улыбкой произнес Дазай. —И лучше бы это делать не на пороге. Легкий намек выбил почву из-под ног паренька, встрепенувшись, он замотал головой и покраснел. —Ой, п.прошу прощения! Я не хотел показать свою негостеприимность. Пожалуйста, проходите на кухню, Дазай-сан! — засуетился парень, потянув, не отпустившего его руку наставника, по маленькому коридору к несколько просторной кухне с мягким уголком.—Я сейчас приготовлю вам горячий чай, вы весь вымокли под дождем! Если хотите, я могу набрать вам горячую ванну! Такое поведение хоть и не сильно уже шокировало Осаму, однако, слегка сбивало с мыслей. Он никак не мог привыкнуть к особенности мальчишки, так быстро переключаться с одного на другое, но нельзя было сказать, что данное поведение ему слегка не льстило. —Ацуши-кун, мне конечно очень приятна твоя забота, но не мог бы ты отпустить мою руку,— слегка насмешливо произнес мужчина, наблюдая как тигренок моментально покрывается красной краской и выпустив руку суетливо пытается что-то объяснить, путаясь в словах и буквах. Это забавляет Дазая, но тут и там промелькивающие гематомы и синяки на теле юноши не дают ему насладиться происходящей ситуацией.—Нет, Ацуши-кун, ванна мне не нужна, за время, что я тут, пальто и бинты уже сумели просохнуть, а сейчас я хотел бы все же завершить то, зачем я сюда пришел. С этими словами Осаму достал из кармана какой-то непонятный флакончик с мутной жидкостью и темную упаковку, с непонятным содержимым, но по звуку Накаджима понял, что это были какие-то таблетки. —Так вот, никогда конечно не думал, что буду нечто подобное объяснять, да и не сильно я подхожу для этой роли, ну да и ладно, осмелюсь предположить, Ацуши-кун, что разницу между омегами и альфами тебе объяснять не нужно,—слегка насмешливо произнес забинтованный мужчина в кремовом плаще.— Так вот, хоть это было и не очень ожидаемо, но ты оказался омегой. И сколько бы ты этого не отрицал, данный факт не изменить. Заметив растерянное выражение лица ученика Дазай понял, что он оказался прав, и попал с отрицанием в яблочко. «Котенок не желает быть плюшевым?"—с усмешкой подумал Осаму, лишь только на уровне подсознания отмечая, что скорее всего, данная его особенность заставила своего обладателя еще больше ненавидеть свою светловолосую макушку. — И это не имеет такого уж важного значения, но, сегодня, насколько я вижу, ты понял, что может с тобой случиться, если ты не будешь аккуратен во время течек и не только,— подметил Осаму, на последних словах понижая голос и добавляя в него ощутимый металл,— однако, для данных случаев есть это. Осаму протянул юноше принесенные вещи и положил перед растерянным котенком. —Это таблетки-подавители, они будут убирать желание на определенный период, котёнок,—на последнем слове Дазай споткнулся, «чеерт»-пронеслось у него в мозгу.— И также, они заглушат запах, убирая его почти или же полностью, у каждого индивидуально. Для перестраховки, перед тобой лежит флакон с... скажем с духами. Они полностью убирают привлекающий запах, превращая тебя, в глазах альф в бету. Думаю, больше объяснять не придётся? —С.спасибо большое, Дазай-сан! —заикаясь произнес тигренок, он не знал почему, но от всей этой ситуации у него горели уши так, будто ему объясняют как правильно заниматься сексом.—Сколько я вам должен? Последняя фраза довольно сильно волновала юношу. В данный момент у него наличными была не такая уж и большая сумма, а все что на карточке, он планировал растянуть пока не найдет новое место работы, но он не мог просто оставить такой жест доброй воли со стороны наставника. —Нисколько. Считай это подарком. Того, что я принес хватит на пару течек вперед, дальше тебе самому придётся это все покупать,— произнес Осаму и с насмешкой вспоминали, как его расхваливали омеги в лавке, считая, что это он покупает для своей любимой. И лишь он знал, что до этого, покупал данные подавители себе во времена бурной подростковой молодости в портовой мафии, где было нужно во время заданий быть всем кем угодно, и бетой, и альфой, и даже омегой. Подавленный Накаджима опустил взгляд, он не знал что его дальше ждет, и такой подарок был ему как раз кстати. Однако, он не мог начать двигаться дальше, пока не услышит слова об увольнении от Дазая сам. —Дазай-сан…—робко начал мальчишка не поднимая взгляд на наставника, выводя того из приятной неги воспоминаний. У него ужасно болела грудная клетка и каждый фибр в душе разрывался ярчайшими салютами боли, заставляя внутренности скручиваться, а сознание сжаться где-то на задворках.— Я все понимаю… спасибо большое, что вы решили в последний раз позаботиться обо мне, но прошу вас, не тяните… я знаю, что в агентстве, нашем отделе, не работают омеги… скажите… меня ведь уволят и вы пришли это сказать. Выпалил юноша со всей силы сжимая левую руку на предплечье, раня кожу ногтями, и ощущая, как медленно струятся алые капли к локтю, окрашивая белую рубашку алым. За время монолога юноши, на лице Дазая не дрогнула ни одна мышца, он сидел на мягком уголке, поставив руки локтями на стол, и положив голову с полуулыбкой на ладони, наблюдал за тигренком. Дождавшись завершения монолога, он слегка картинно рассмеялся, но в этом смехе звучали искренние нотки. Не Понимая происходящего, Накаджима поднял взгляд полный слез на наставника. —Я без понятия, что могло прийти в твою светловолосую голову, Накаджима-кун, но спешу тебя разочаровать, никто тебя увольнять не собирается. Ты нам нужен вне зависимости омега ты или нет, агентство не делит сотрудников на разные касты, единственное, что является решающим-твоя способность и острый ум,— сосредоточено и спокойно начал говорить Осаму, сверкая бесенятами во взгляде.—Единственные требования, используй то, что я тебе принес сегодня и не занимайся любовью с кем-то из агентства во время задания или рабочего дня, в здании агентства. Но… если никто не заметил — то можно сказать, что ничего не было,— подмигнул Дазай ошарашенному и смущенному Накаджиме, наслаждаясь его выражением лица. Тихо смеясь он начал вспоминать как когда-то, нарушая все запреты и правила Куникиды-сана, соблазнил официантку в кафе, и закрывшись с ней в пыльной подсобке не выходил оттуда часа два. После чего, про это место пошли слухи, рассказывающие о женском призраке, завывания которого можно было услышать идя по темным коридорам мимо данной кладовой. И никто не замечал, как каждый раз после рассказа данной истории на лице брюнета возникала самодовольная улыбка, а девушка, что так ни разу и не ответила на предложения мужчины совершить двойное самоубийство, стыдливо отводила взгляд. Внезапно шатен почувствовал кое-что странное. Вернувшись из мира воспоминаний, он обнаружил, что его обнимает донельзя счастливый котенок, у которого из глаз лились слезы, но на лице расцветала улыбка. Смотрелось странно и неказисто, но в душе у альфы что-то кольнуло и сжалось. Вмиг осознав, что запах омеги вскружил ему голову, чего он и не заметил, он с некой долей ужаса осознал, что парень еще не принял препараты, и скорее всего, сейчас поймет свою ошибку почуяв запах того, кого так опрометчиво кинулся обнимать. Слегка теряя рассудок, Дазай обнял хрупкое, счастливое тельце и одним рывком подмял его под себя, поставив руки по бокам головы омеги. Глаза Накаджимы распахнулись от удивления, а улыбка сменилась растерянностью и диким страхом, слегка примешавшимся к желанию. —Не… стоит забываться… Ацу-кун… ибо это может плохо кончиться,—выдыхал по слову Дазай, прикрыв взгляд карих глаз и слегка скрыв лицо за шевелюрой.—Я предупредил. Чувствуя неимоверную власть над собой, Накаджима одновременно ощущал странные, противоречивые чувства. Страх, желание, осторожность и опять появившуюся ненависть к себе. Рывком встав и отойдя от поваленного на мягкий уголок парня, Дазай повернулся к окну, распахивая его настежь, и слегка высовываясь в него взъерошивая волосы. «Второй этаж… тут даже если спрыгнуть не умрешь» — разочарованно подумал мужчина. —П…простите, такого больше не повторится! — запричитал мальчик за спиной брюнета, заставляя того лишь слегка раздраженно выдохнуть. «Бордель… я сегодня точно пойду в бордель»,—решил про себя Дазай, со скучающим видом разглядывая идущих по дороге людей. Почему-то, неспешно идущие люди ему напомнили ту парочку альф, что он прогнал. Раздраженно мотнув головой он отошел от окна, наблюдая, как Накаджима сидит устремив невидящий взгляд в пол. «Он видимо, все же принял подавители», — подметил Дазай.—«Они имеют эффект неплохого успокоительного, глуша все ощущения, минимум на полчаса». Подойдя ближе к юноше, он положил ладонь тому на голову, аккуратно и нежно перебирая мягкие пряди пальцами, слегка взъерошивая волосы. Он чувствовал исходящий от подопечного запах омеги, не такой яркий и срывающий голову, но манящий. «Волосы и одежда уже успели пропитаться запахом…» — пронеслось осознание в голове шатена. «Значит, все же придется использовать еще одну уловку». —Ацуши-кун,— позвал по имени мальчика, Осаму. Подняв слегка затуманенный взгляд на наставника, он вопросительно повернул голову. —Я знаю, ты сейчас вряд ли что-то ощущаешь, но постарайся запомнить, хорошо? —слегка тихим, внушающим голосом начал мужчина.— На случай если будет дождь или сыворотка не сработает, я буду оставлять тебе одну свою вещь раз в неделю, ты должен ее носить, так запах будет давать ложное ощущение другим альфам, что ты уже с кем-то, это ослабит их интерес. Четко проговорив это, он спустил руки на предплечья паренька, от чего тот только слегка поморщился, и ощутив неприятную, слегка теплую влагу, он сморщился. Его рука была в крови от раненого предплечья парня, которое пострадало из-за порыва приглушить шторм чувств бушующий у юноши в голове. «Надо обработать…» — подумал Дазай и понял, что именно он может оставить своему подопечному на первое время. Встав и пробежавшись взглядом по кухне мальчика, Осаму не сумел найти того, что искал. «Аптечка… У этого паренька она должна быть». Отойдя от ученика, что продолжал наблюдать за тем, чтоб пол не начал шевелиться, он пошел в коридорчик, с четким намерением найти то, чем возможно было бы обработать раны парня. Ведь тигр не желал заращивать повреждения самостоятельно, что слегка сбивало с толку Осаму, но было не первоначально для него. Пройдясь по квартире мальчика, он нашел перекись, что валялась на полочках в ванной, и вернувшись в кухню, он начал медленно стягивать со своей руки бинты, слой за слоем. Они были чисты, он это знал, так как в агентстве закрывшись наедине в мед.кабинете, он делал перевязку на переполненном шрамами теле. Смочив бинты большим количеством перекиси, он повернулся в юному тигру. —Ацуши… пожалуйста, сними рубашку,— произнес забинтованный, наблюдая, как словно бы фарфоровая марионетка, по велении кукловода, начал раздеваться Ацуши, даже не взглянув на Осаму. Подойдя ближе, мужчина сел на корточки, и забрав окровавленную рубашку небрежно бросил ее на пол. Его зрение было приковано к одному: множество уродливых, больших и не очень синяков, гематом и царапин покрывали тело мальчика, казалось, их наносили одновременно. Такое чувство, что хрупкое тельце попало под машину или слетело с лестницы, но отчетливый иссиня-красный синяк с гематомой, точно передающий форму ладони, говорил об ином, это сделали люди. «Убью». — пронеслось в голове у Осаму. Не зло или раздраженно, это пронеслось с четкой уверенностью, надежно заседая в памяти и на подкорках сознания. Невидящий взгляд мальчика обратился к Осаму, который тут же это заметил. Слегка придя в себя, Дазай начал аккуратно перевязывать руку парня своими бинтами, делая довольно толстые слои, ведь разница в росте сохранялась и в длине рук, так что, то количество бинтов, что идеально подходило Дазаю — было слишком большим для Ацуши. Завершив перевязку, Осаму встал, подняв с пола рубашку тигренка и сложив, положил ее на чистый стол. -Накаджима.—строгим тоном проговорил Дазай. — Я сейчас ухожу, тебе сейчас нужно лечь спать. В случае надобности набирай. После данных слов, повернувшись к выходу, Дазай пошел к двери. Он был уверен, что его задача будет выполнена, иначе быть просто не могло. Покидая дом, он у самого выхода задержался, на ключнице висело две пары ключей, одни принадлежали мальчишке, вторые же были точно запасными. Лишь слегка задумавшись, Осаму взял ключи с полки и захлопнув дверь, направился туда, где его всегда ждали как постоянного гостя. В свой любимый бар, наполненный темной решимостью не вернуться этой ночью домой.