***
Душ не помогает — тошнит по-прежнему. Не спасает даже темная прохлада шелка. Может, в маленькой комнатке с крохотными Астро на занавесках и узкой подростковой кроватью мне было бы легче? Но я ни за что не позвоню Деб. Хватит с нее Вика. И Бена.***
Стараюсь дышать ровно, глубоко. И мне удается немного утихомирить шевелящийся внутри ком. Он настолько затаился, что почти получается уснуть. Но удары по металлической обшивке в миг разрушают зыбкое умиротворение. Робко, затем настойчивее. Потом кулаком, со всей дури. — Брайан! — орет Майки: — Я знаю, ты дома! Открой немедленно! Предательские окна — огромные арки света, выходящие на Тремонт. Не встану, пусть уходит. Только ведь ключ от лофта всегда при нем. Впервые жалею, что не отобрал. Резко откатывает дверь и тут же закатывает истерику: — Телефон отключен! В агентстве тебя нет! Никто не знает, где ты. Тэд что-то мелет об очередном отпуске. Ты серьезно?! Брайан, что, нахуй, происходит? Накрываю голову подушкой — пусть хоть немного заглушит бурный поток идиотских вопросов. Влетает по ступенькам в спальню и начинает наматывать вокруг кровати. — Ты слышишь меня? Ты же только вернулся, и опять за свое? Сколько можно, блядь! — Майки, иди домой, — звучу глухо, — профессор заждался. Раньше мы бы обкурились, лакали бы виски, развалившись на ковре. Ржали, вспоминая школу. Потом Майк всплакнул бы от накатившей грусти. Я бы утешал, признаваясь в вечной любви… Но этого не будет. И мне сейчас так неуютно в его присутствии, что зарываюсь в постель еще глубже, в надежде, что Майк обидится и уйдет. Не помогает. Набрав в легкие побольше воздуха, Новотны начинает по новой: — Он в больнице. Но разве тебе есть до него дело? Ты же не замечаешь никого, кроме себя и своего члена! Тебе похуй на всех! И на меня тоже… Обдолбался опять! Господи, из него иногда такая баба прет. Но что я хочу от сына итальянки и транса? Не выдержав, выныриваю из-под подушки и, собрав всю злость, отвечаю: — Да, блядь, похуй. И на тебя тоже. Только уйди. Оставь меня в покое. В карих глазах стоят слезы. От злости. Или обиды. Хрен разберешь. Смотрит слишком пристально, и от страха, что расколет, снова прячу лицо. — Уходи… Иди нахуй отсюда! — умоляю в подушку, используя последнюю попытку. Зависает ровно на одну секунду. Потом всхлипывает и бросается по ступеням вниз. Слышу, как быстрые шаги следуют к выходу. И тут же возвращаются обратно. Уверенно доходят до кухни — различаю звук открывшейся дверцы холодильника. Опять по ступеням вверх, и на одеяло падает что-то тяжелое. — На, а то еще сдохнешь от обезвоживания. Теперь точно уебывает — дверь закрывается с такой силой, что звук плотно зависает в ушах. Сажусь, превозмогая вновь забурлившую тошноту. Холодное стекло покрылось капельками влаги и скользит под пальцами. С трудом свинчиваю тугую крышку и пью крупными глотками, смывая горько-соленый привкус. Спасибо, Майк. Теперь не умру. По крайней мере, от обезвоживания. Брошенная в гневе бутылка наводит на мысль — Майк, сука, не отстанет. Мало того, натравит Деб. А уж та вытрясет из меня все в течение одной минуты. Голова адски кружится, но телефон нужен позарез — пришла пора звонить Тэодору.