***
Катя стояла перед зеркалом абсолютно обнаженная и придирчиво разглядывала себя. Совершенно серьезно, без даже слабой улыбки, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, закусив уголок губы, она взглядом очерчивала собственное тело. Она подняла одну ладонь и провела по бедру, с удовольствием отмечая, что за последний месяц ей удалось похудеть еще на пару килограммов, и очертания выровнялись, стали плавными, гладкими. И вместе с тем бедра были все также соблазнительно широки, грудь тяжела, плечи по-женски округлы. Она только что вышла из душа, тщеславно напомнив сама себе Венеру в капельках воды вместо жемчужных украшений и хлопьях пара вместо белоснежных шелковых покрывал. Катя подняла руку и мягко коснулась кожи плеча, затем скользнула к локтю, провела щекочущую линию до самого мизинца. Да кем же еще, как не Венерой, быть ей сегодняшней ночью? Богу положена его персональная богиня, и она должна быть богиней. Она будет богиней. Катя зачерпнула из большой прозрачной банки пригоршню розового пушистого крема и тягучими, плавными движениями растерла его по груди и животу. Нежный аромат, не резкий, слегка уловимый, окатил ее невидимой волной. Потом она принялась ласкать новыми порциями этого нектара свои руки, затем бедра, спускаясь к самым пальчикам ног. Ласкала и проверяла свое тело, каждую впадинку, каждую родинку. Ласкала и представляла, что будет чувствовать ее муж кожей своих ладоней, когда будет прикасаться к ней. И ей на мгновение захотелось прикрыть глаза, будто бы на самом деле она была в ванной не одна. Внезапно в дверь постучали, так что Катя даже вздрогнула, настолько неожиданным и резким оказался звук. Она нашла свой затуманенный мечтами взгляд в зеркале и отозвалась. Хотя ей так не хотелось прерывать блаженную тишину последних часов своего девичества. — Я уже выхожу, — громко сказала Катя и потянулась за халатом. — Катенька, — услышала она голос мамы. — Девочки пришли. Я их пока на кухне расположу, чтобы ты могла одеться. — Мам, нет, — сказала Катя, открывая дверь. — Их — ко мне. Елена Александровна недоуменно смотрела на нее. В коридоре разноцветной стайкой шумел женсовет. — Катя! Кать, — подбежала к ней Пончева. — Кать, слушай, какая ты, а… — и засмотрелась на нее. — А мы тут… Ну, ты такаяяяя!.. — Пончик, оставь ты невесту в покое, — отозвалась Шура. — Ей сегодня положено… — Это ты еще без платья пока, — немного завистливо добавила Амура, качая головой. — Тань, ну какая? — рассмеялась Катя. — Девочки, не до этого сейчас. Заходите, все заходите ко мне, помощь нужна с этим платьем. Я сейчас. — Мы всё принесли… ну, для выкупа, — взволнованно вздымая пышную грудь, выпалила Тропинкина. — Хорошо, — улыбнулась Катя. — Девчонки, поможете мне со свадебным платьем? Оно такое… мне к нему прикоснуться страшно, — она испуганно хихикнула. — Я его только у Милко ведь мерила. И… еще Юлиана скоро подойдет, ну, прическа… макияж там… — она неопределенно взмахнула ладонью около своего лица. — Волнуешься, да? — спросила Света, мягко обнимая подругу за талию. — Ой, девочки, а вы как бы себя чувствовали. Я вот почти весь свадебный пирог съела, пока Пончика ждала, — многозначительно сказала Татьяна и тут же задорно улыбнулась. — Да всё будет хорошо, Кать, ведь вы так друг друга любите… — Катюш, не переживай, я тебе помогу, — Ольга Вячеславовна похлопала ее по плечу. — Мы все поможем. Ну, чего ты? — Ага… Хоооорошо, — вздохнула Катя, сжимая руки в уверенные кулачки. — Девчонки, посидите пока у меня, я скоро. Она по-хозяйски загнала всех в свою комнату, а сама зашла на кухню, где, уставившись в телевизор невидящим, отсутствующим взглядом, сидел Валерий Сергеевич. — Папа, я… — начала Катя. Отец резко повернулся в ее сторону, и тут же еще больше насупился, однако ничего не сказал. — Я поговорила с Андреем… Он мне все рассказал, — на ее губах играла спокойная улыбка уверенного в себе человека. — Да? И что? Надеюсь, свадьбы не будет, — Валерий Сергеевич скрестил руки на груди и отвернулся от дочери. — Папа, — укоризненно проговорила девушка и подошла к нему. Она встала сзади и обвила руками его за плечи. — Пап… В такой день… Давай не будем сегодня ссориться. — Я с тобой не ссорился. Не я же твой муж, которого ты начала обманывать… еще до свадьбы, — отрывисто сказал ей отец. — Я не могу молчать сегодня, но… я была не у Коли, — смех предательски закрадывался в ее проникновенное признание. — Не у Кольки? — удивился он. — Где ж ты бродила, скажи на милость, — спросил Валерий Сергеевич уже без особого интереса, словно все понял про свою непутевую дочь. — Кольку бы я еще смог понять. Все-таки друг… — Я была у Андрея, — просто ответила Катя. — У Андрея Павловича Жданова, если тебе угодно, своего жениха, то есть будущего мужа. Отец снял с себя ее объятия и встал, нахмурено глядя на девушку. — Ты хочешь сказать, что провела целую ночь в доме Жданова? Ты это хочешь сказать? И не стыдно тебе, Катерина, признаваться в таком… — он оглядел всю комнату в надежде подобрать емкое, но приличное слово. — Не смогли день простоять, да ночь продержаться? — Почему, ну, почему мне должно быть стыдно, пап, — не сдержалась и рассмеялась она. — Сегодня Андрей станет моим мужем, если ты еще это не забыл. — До свадьбы… — Валерий Сергеевич раздраженно цыкнул. — Ночью. Что люди скажут? — Но ведь я люблю его, папа, — ничто и никто сегодня не смог бы стереть с ее лица эту улыбку. — Но… Я… Катюш… Я не хочу тебя отпускать, ты знаешь, — вдруг сдался Валерий Сергеевич. — И просто ищешь любой способ, чтобы не отпускать? — кивнула она и приблизилась. — Да… — отец почесал в затылке. — Я всё понимаю, что ты замуж выходишь и все такое, но… все равно ничего не могу с собой поделать. Почему вы не можете жить с нами? — удивленно воскликнул он. — Папа, послушай, я люблю Андрея, уже очень давно. Но разве это значит, что я тебя разлюбила, — Катя наклонила голову к плечу отца, тот обнял ее, спокойный, улыбающийся. — Но теперь-то у тебя прибавится забот, чтобы еще про родителей помнить, стариков, — пожурил он ее. — Я никуда не денусь, если захочешь, сможешь видеть меня хоть каждый день, — Катя надеялась, что ее слова не были похожи на начало сделки. — Тут уж будь уверена, каждый вечер на ковер ко мне, с рапортом, — усмехнулся он. — Но… расскажи мне… Зачем ты ходила к Андрею… Павловичу…? — Так получилось, пап, — немного смутилась Катя, отстраняясь. — Ты знаешь, — она выдохнула все сомнения. — Вчера Малиновский устроил этот пресловутый мальчишник. — Что еще за мальчишник? — спросил Валерий Сергеевич. — Ну, не говори, что у тебя такого не было. Мужское братство, прощание с холостой жизнью, громкая вечеринка, — дочь попыталась напомнить ему. — Нет, когда мы с твоей мамой женились, мы никакого такого мальчишника не устраивали… Мы любили друг друга, так чего нам было жалеть о холостяцкой жизни? — Валерий Сергеевич развел руками. — Ну, хорошо-хорошо, — тихо рассмеялась Катя. — Не в этом дело, Андрей тоже попал на этот мальчишник только по принуждению… князя Малиновского, — Катя с пафосом закатила глаза. — И ему было плохо, знаешь, хватил лишнего… И я не смогла быть дома одна… Волновалась очень. И просто поехала к нему. — Вот они, эти твои современные нравы. Мальчишники, девишники. Просто поехала?.. — неодобрительно проговорил отец, крепче прижимая к себе Катю. — Так скажем, это очень старая традиция. А на девичник я девчонкам только мамины пироги предложила, да домашнее вино. И разошлись в одиннадцать. — Ты еще мамины пироги поругай, вообще загремишь на гауптвахту, — полушутя полусерьезно пригрозил ей отец. — Я должен был тебя беречь для мужа. А ты… то есть вы… ай! — Ну, ничего не было, пап, — успокоила она его. — И даже если бы и было. Это единственный человек, который… который этого заслуживает, — смущенно добавила она. Валерий Сергеевич нашел ее глаза и мудрым взглядом посмотрел на нее: — Если ты так говоришь, значит, так оно и есть, значит, он тебя на самом деле заслужил.***
— Ром! Ну, ты слишком круто поворачиваешь! — в который раз выкрикнул Жданов, вцепившись в ручку на двери. — Можешь вести чууууточку осторожней? — Ну, Жданов, в Америку собираться, да дождя бояться… — рассмеялся друг. — Ты готов связать себя священными узами брака на всю жизнь, вон даже траурный костюм по этому поводу нацепил, и боишься попасть в автокатастрофу? Не смеши меня, и… пристегнись. Мы и так опаздываем. Жданов потянулся за ремнем безопасности, не отрывая глаз от стремительно несшейся им навстречу дороги. Они только что выбежали из дома, запрыгнули в машину и теперь мчались по шоссе в сторону ближайшего салона красоты. Выбриться и причесаться, как следует, Жданову не удалось. Руки дрожали, то ли от бурного вчерашнего вечера, то ли от поднимавшегося со дна живота волнения. Потом по программе у Малиновского стоял визит в ресторан. Он так гнал Андрея, что даже не дал ему выпить хоть чашку кофе. Говорил, что позавтракать прилично можно будет только в ресторане. — Мы спешим. Дел еще целая куча, — озвучил Роман мысли Жданова. — Слушай, я не знаю… — он нервно рассмеялся. — Я будто бы и хочу того, что должно произойти, и будто бы… Знаешь, вот хочется заснуть, а потом проснуться, и всё уже готово… — Понимаю-понимаю, — Малиновский закачал головой. — Хочется пропустить все неприятное, скучное, обязательное, и перейти к десерту? — он улыбнулся Андрею. — Ну, ты же знаешь, ее родители точно будут против. — Да я не об этом! — рассердился Жданов такой догадливости друга. — Ну, попробуй себя обмануть… — предложил Малиновский. — Мне редко встречались парни, которые в свадебной церемонии находили бы удовольствие. — Когда это ты стал специалистом в мужской психологии? По-моему, ты с другого берега, — усмехнулся Жданов. — Неделю назад ты даже не знал, что полагается свидетелям делать. — Это просто потому, что меня никогда не заставляли быть свидетелем, — пожал Малиновский плечами. — Но на свадьбах я был! На нескольких. Правда, эти пары уже развелись… Но тогда-то об этом никто не знал! — Что ты несешь? — удивился Жданов. — Не отвлекайся от дороги, ты и так гонишь порядочно. И не надо вот таких разговоров мне под руку. Я чуть не потерял невесту… сегодня с утра… с твоей легкой руки. — Жданов, Жданов! — внезапно громко воскликнул Роман. — Научи меня так, Жданов, а? Я тоже хочу так влюбиться, в одну, в самую неприметную, но с огромным добрым сердцем. — Ты так и напрашиваешься? — зло повернулся к нему друг. — Еще несколько слов, свадьба не закончится, а начнется мордобоем! — Нет. Ты меня не понял. Я не шучу. Я действительно хочу осознать, как могло так произойти, чтобы ты, неисправимый бабник, влюбился в… в… Катю Пушкареву. Надеюсь, этим именем всё сказано. А сегодня ты собрался на ней жениться! — Интересно, что ты скажешь, если я тебе сообщу, что еще и венчание задумал? — ослепительно улыбнулся Андрей. Малиновский резко вильнул вправо, чуть не наехав на тротуар. Испуганные внезапным маневром пешеходы разбежались матерящейся стайкой. — Что? Венчание? Это еще что такое?! — выкрикнул он. — Жданов, так ты думаешь, что это… всё это… на всю жизнь? Навсегда? — Господи, ну, сколько можно тебе повторять, что я люблю Катю. Люблю. Люблю. Люблю. — Жданчик! Ты вырастаешь в моих глазах. Я голову твою уже не вижу, она — в облаках, — рассмеялся Малиновский. — Боже, ты когда-нибудь можешь хоть что-то воспринимать серьезно, — вздохнул Жданов вполне риторически. — Вот посмотри, какой-то салон, — и он указал пальцем на красочную вывеску. — Я вез тебя в нечто более презентабельное, — Малиновский неодобрительно оглядел фасад. — Но если ты хочешь здесь… — Не важно, нечего время терять. — Я жду тебя в машине. Мне понадобится какое-то время, чтобы прийти в себя после твоих признаний, но, — Роман угрожающе поднял палец, — мы еще не закончили разговор. А пока убирайся, я не хочу тебя видеть! — Как скажешь, — рассмеялся Жданов, открывая дверь.***
— Так, о чем мы там говорили? — припомнил Малиновский, как только Жданов, еще благоухающий чем-то сладким, сел на пассажирское сиденье. — Сначала скажи, это прилично? — взволнованно он отогнул козырек и осмотрел себя в зеркале. Роман, не скрывая веселья, рассмеялся. — Ничего смешного, у нее было только двадцать минут, чтобы привести меня в порядок. — Да все нормально. Ты же не на первое свидание едешь, я тебя умоляю! — продолжал потешаться Малиновский. — Так о чем же мы говорили? — спросил он, заводя машину. — Ты лучше скажи мне, куда ты собираешься ехать завтракать, — поинтересовался Жданов, откидываясь в кресле. — Сразу хочу тебя предупредить — только в зал для некурящих. Меня еще до сих пор мутит от воспоминаний о вчерашнем смоге. — Ладно-ладно. Сегодня твой праздник, так и быть, — разрешил ему Роман. — Ну, так о чем же мы там говорили? — троекратно спросил он. — Кажется, ты пытал меня насчет любви, — усмехнулся Андрей. — Ах да! — будто бы вспомнил Малиновский, ударив ладонями руль. — Да, любовь… Зачем ты мучаешь меня? Ну, так зачем? — Я не понимаю, к чему весь этот разговор? — Жданов в волнении облизал губы. — Я же тебе говорю, я хочу понять! — убедительно воскликнул Роман. — Время убить скорей. Ну, ты сам просил… — Жданов набрал в грудь воздуха. — Нет, подожди, — остановил его Роман. — Только серьезно, договорились? Серьезно, я прошу тебя. — Малиновский, это все напоминает мне разборки двух голубых, один из которых готовится покинуть другого, — раздраженно выкрикнул Жданов. — Обратись за этим к Милко. — Считай, что так. Пойми, что для меня это такое же событие, как и для тебя, — Роман сделал вид, будто смахивает слезу. — Хорошо. Если серьезно, то… Я до Кати знаешь как жил? Также как и ты сейчас, — тут же взгляд Жданова стал сосредоточенным. Он помолчал, пожевал губами, прежде чем продолжить. — Я думал, что еду в супер новомодном сверхскоростном поезде. СВ, официантки, первоклассное купе. Причем я думал, что нахожусь в голове поезда, — и замолчал. — Жданов, я так люблю твои образы, но… это ведь не конец еще, да? — подтолкнул его Малиновский. — Так, дальше, — Жданов сцепил руки перед собой, и стал похож на американского проповедника в этом черном костюме, гладко причесанный, волосок к волоску, вдохновенный. — Еду я в этом поезде и счастлив несказанно. У меня полные карманы денег, меня обслуживают по первому разряду, в мое купе постоянно ломятся самые прекрасные девушки. Я же только коплю ощущения. — Ты заводишь меня слишком далеко, к чему, к чему? Приподнимай занавеску, давай уже, — поторопил его Роман. — Слушай, — Жданов улыбнулся, смотря вокруг, словно подбирал нужные слова. — Я-то думал, что эти люди входят в мое купе только для того, чтобы развлечь меня. И когда они мне надоедают, проводник ссаживает их на каком-нибудь полустанке моей памяти, и я совершенно забываю про них. — Андрюш, тебе бы только книжки писать, фантастические. Я не понимаю, к чему ты ведешь. — Ты, кажется, просил меня об этом сам, так теперь не перебивай! — рассерженно воскликнул Жданов. — Хорошо, не волнуйся так, я же слушаю, — извиняясь, сдался Малиновский. — Я думал, что несусь по самой середине жизни, по железнодорожной колее, прямо к цели, которую сам определил и приказал машинисту держать туда курс. Я думал, что везу всю жизнь в своем поезде, в вагоне-ресторане, в почтовом вагоне, в вагоне с джакузи и бассейном, в двухэтажном вагоне с только что отстроенными пахнущими краской танцполами, — Жданов щелкал пальцами, пытаясь поймать мысль. — Я думал, что люди на станциях, мимо которых я с грохотом проезжал, завидуют мне, мечтают оказаться рядом, пройти через мое купе. Но все на самом деле было не так! — он размахнулся и вдруг хлопнул Малиновского по плечу, так, что тот вздрогнул и чуть не ударил по тормозам. — Аккуратней, Ждан! Иначе точно не доедем! — возмутился Роман, вернув Жданову удар кулаком в предплечье. — Да подожди ты! Я… Я… понял, что это не так! Никуда я не ехал, никуда, понимаешь, я сидел… на больших черных, запылившихся чемоданах. В каком-то богом забытом… зале ожидания. Да, именно! В полутемном зале ожидания, полном таких же идиотов, как и я сам. Такие залы часто показывают в кино про… военный коммунизм. И никто не рвется ко мне. Так, на несколько часов хотят заполнить мной свое время, пока ждут свой поезд. Наверное, я из всех посетителей был самым приятным на вид, еще не настолько побитым молью, и глаза поблескивали. И может, даже кто-то мог ради меня оставить мир, сесть рядом со мной, вложить в мою руку свою ладонь. Не знаю, почему, — Жданов озабоченно потер лоб рукой. — Этот пункт я не обдумывал пока. Но это и не важно. Важно то, что оказывается, вся жизнь пролетала мимо меня блестящей электричкой, вместе со всем богатством ощущений. А у меня всего-навсего не было на нее билета… — он, как будто осознавая что-то, улыбался в пустоту. — И билет продала тебя Катя Пушкарева, я догадался, — тон Малиновского стал похож на тон врача-психиатра. — Нет, Ром, не продала, она и была билетом, — Жданов облегченно вздохнул. — Застрелите меня, если я что-нибудь понял. Посадили грушу, выросла яблоня, а на ней треугольные бананы, гроздьями… Но красиво. Жданов посмотрел на него странно-странно. Малиновский почувствовал осуждение в его взгляде. — Я в порядке, извини, больше никаких вопросов, — быстро сказал он. — Она на самом деле чудная девушка, правда, немного не в моем вкусе. — Немного не в твоем вкусе? — усмехнулся Жданов, словно приходя в себя. — Малиновский, вспомни, как ты ее называл, пока я не понял, что люблю Катю. Вспомни все обидные прозвища, которые ты придумывал ей, с каждым разом новые. И как ты относился к ней после того, как я признался ей в любви. Ты верил в это меньше всех на свете, даже меньше ее самой! И что ты скажешь сейчас? Малиновский молчал, и не смотрел в его сторону, вдруг полностью захваченный дорогой. — Я хочу тебе сказать только одно, — добавил Жданов. — Ничто и никто не повлияет на мое чувство к ней. Никакие слова, никакие сомнения. Ничьи советы и насмешки. Не только сегодня. Тебе может показаться, что я на душевном подъеме, потому что сегодня — наша свадьба. Нет, так будет всегда. Я не хочу уничтожить нашу дружбу. Это последнее, на что бы я решился. Но… так будет, что любимая женщина всегда будет для меня важней… — Извини, если ты так все это себе представлял, — серьезно ответил Роман. — И… если ты ее полюбил, то уж я-то как-нибудь научусь ее уважать.