***
— Ты — что?! Что?! — Не делай такие страшные глаза, я тебя умоляю. Я сделал ей предложение… Да, и она согласилась. — А… Неужели даже не поупиралась для приличия?.. Ну, хорошо-хорошо, молчу… Но ты должен понять, я реально в шоке от твоих слов. Кому расскажешь, не поверят… Спокойно! Я тебе верю. — Сам в шоке, ты знаешь. — Ага! Не сомневался в тебе, Андрюш. Это ж надо! Пушкареву замуж позвал. — Да не от этого, идиот! Я в шоке от собственной глупости. От тупости своей! Как же я раньше не понял, что надо делать? — Эээ… Не могу с тобой согласиться, конечно. Ну, на счет тупости тебе наверное виднее… И все-таки как так получилось? Расскажи. — Это оказалось единственным выходом из ситуации. Недомолвки, обиды, ревность… Свадьба решит все. — Да уж. Скорее добавит тебе еще и с родителями проблем, и с… Кирой… О! Кстати, как с Кирой-то? — Завтра поговорю с ней… — Завтра-завтра, не сегодня, так лентяи говорят… Жданов, сядешь ты в лужу с этим предложением. — Я не пойму, чего ты хочешь добиться? Не можешь, как друг, просто поддержать? Без скабрезностей. Тогда молчи вообще! — Да ладно тебе, Андрей. Чего ты, правда, взвился так? — У меня душа не на месте со всем этим, Малиновский. Я весь на взводе. Ни о чем думать не могу, кроме… — Расслабься. Ты ж должен быть на седьмом небе от радости! — Но как бы тебе объяснить, чтоб ты понял, Малин? Я хотел бы быть на седьмом небе прямо сейчас, и несколько раз подряд, не останавливаясь. — О, я, кажется, начинаю понимать, о чем ты. Ну-ну? — Но вместо этого мне приходится сидеть в конференц-зале и разгребать эти авгиевы конюшни. И смотреть на то, как моё седьмое небо… — Ага, ну, продолжай… — …занимается всем, чем угодно, вместо того, чтобы… чтобы быть… подо мной… — Господи, Жданов, неужели она так хороша? — Тебе все равно не понять, Ром, насколько… — Почему, ну, почему ты всегда так превратно ко мне относишься? У меня же тоже есть… вот тут где-то… сердце… — Слева, Малиновский… — Чего? — Сердце — слева… — Ну, не придирайся ты! Я только сказать тебе хочу, что если ты весь из себя такой влюбленный, а я — нет, это еще не значит, что я не могу понять твои чувства. — Ну, попробуй… — Я могу понять… Могу… Что тебе сейчас столько придется выслушать, Андрюш. Не завидую. — Дурак, я ни на минуту об этом не задумываюсь. Отец меня поймет. Мама… ну, мама наверняка, сначала в колокола забьет, а потом… мне удастся ее убедить. И вообще… — Да? — Я не понимаю, кому Катя может не понравиться… Так что на твоем месте я бы все-таки мне позавидовал, Малиновский…***
Катя смотрела, как в конференц-зал входят люди. Жданова пока не было. Она подумала, что всё вокруг как-то изменилось после их разговора. Она уже не чувствовала этих удушающих волн враждебности. Уже не было этого противного волнения. Вообще ей казалось, будто Андрей стоял у нее за спиной, положив ей тяжелые руки на плечи. Никто теперь не посмеет обидеть ее. Да даже если это и случится, она не намерена больше страдать. У нее была такая тайна. И самое прекрасное в ней было то, что она вскоре перестанет быть тайной. Взгляд остановился на Кире. Она так пристально смотрела на Катю, словно читала у нее на лице какие-то слова. Но девушка оставалась спокойной. «Ты счастлива?» «Очень». «А что же теперь мне прикажешь делать?» «Он все равно никогда тебя не любил». «Это не правда». «Это так, иначе он никогда бы не полюбил меня». — Где же Андрей? Где Роман Дмитриевич? — нетерпеливым голосом поинтересовался Павел Олегович. — Я бы хотел сегодня закончить обсуждение всех основных вопросов. Жданов вошел в кабинет вслед за Малиновским и первым делом отыскал глаза Кати. Он бы очень хотел улыбнуться, но губы его только тихонько вздрогнули, и он сел за стол. Девушка тут же отвела взгляд. Ей казалось, что они не просто посмотрели, а прикоснулись друг к другу. И в таких местах. Жаром вспыхнули щеки. Она собрала в кулак всю свою президентскую волю и встала. — Нам необходимо обсудить еще два вопроса из повестки дня… — начала она и тут же запнулась, когда заметила, как на нее смотрит Малиновский. Не просто смотрит, а как будто первый раз видит ее. Рот приоткрыт, брови чуть сдвинуты. Тело застыло в неестественной позе на слегка откинутом назад стуле, словно он забыл, что надо двигаться. И думал совершенно не о том, что она говорила. Неужели Андрей рассказал ему? Ну, конечно!.. Чем еще можно было объяснить это удивление в его глазах? Катя перевела взгляд на Андрея, тот в ее сторону не смотрел. Она сжала кулачки так, что ногти впились в розовую мякоть ладоней. Ну, она ему позже покажет! При этом решимость в ее взгляде была такая сильная, что Малиновский, смешавшись, чуть не свалился со стула. — Роман Дмитриевич, разве вам в детстве не говорили, что на стульях качаться нельзя? — любезно поинтересовалась Катя таким сладким голосом, что Малиновский еще больше засмущался. — Может, вам нехорошо? У нас тут… жарковато… сегодня. Выпейте водички. — Нет… спасибо… мне уже… нормально… Екат… Катерина… Валерьевна… я… только… вот… Уф! Спасибо, — не нашелся, что ответить Малиновский. Общее недоумение длилось недолго. Катя снова начала говорить. О перераспределении секретарей. Об упрощении внутреннего контроля. Об отмене магнитных карточек в курилке и туалете. Все снова отвлеклись, поддерживая обсуждение. Пока свои соображения высказывал приглашенный специально Урядов, Катя села. «Не удержался. Уже растрепал. И кому? Этому отвратительному Малиновскому. Этому бесу», — с остервенением думала Катя, придумывая способы мести для Андрея, а потом вдруг… «Но разве не благодаря ему вы сейчас вместе, Екатерина Валерьевна? Разве не он заставил Андрея из самых невинных, самых гуманных побуждений начать эту интригу? Уж Малиновский-то не виноват в том, что Жданов влюбился в вас. Он просто думал о нем в меру собственной испорченности. Иначе никогда бы не начал эту безумную авантюру. Попробовал влюбить тебя в Жданова, а получилось все наоборот. Надеюсь, он понимает это. И осознает, что на самом деле сотворил. Ах, как же приятно об этом думать! Как приятно это видеть! Просто тело отрывается от земли и парит, как в невесомости». И она невольно улыбнулась Малиновскому, все еще задумчиво глядя на него, от чего тот еще больше покраснел, дрожащими неуклюжими руками налил себе воды и большими шумными глотками осушил стакан. За это зрелище Жданову не надо было мстить. Его надо было отблагодарить как следует.***
— Ну что ж, мне всё предельно ясно. Я полностью удовлетворен, — его отец осматривал конференц-зал. — Теперь я могу удалиться на покой с легким сердцем, — он слегка улыбнулся Кате. — Надеюсь, на покой… — теперь он строго посмотрел на своего сына. — Павел Олегович, как договаривались, я буду присылать вам отчеты каждую неделю, — кивнула Катя, вставая и по-деловому протягивая ему руку. Жданов-старший пожал тонкие девичьи пальчики. Андрей почувствовал толчок странной горделивой нежности при этом. Смотрите, какая моя девочка. Кто еще может сравниться с ней? Павел Олегович придержал руку Кати в своей. — Я думаю, что недельные отчеты будут мне необходимы только на первых порах. А потом я вполне удовольствуюсь помесячными, — он похлопал ладонью по ее руке. Жданов краем глаза заметил недовольное лицо Киры и ее порывистые движения, с которыми она покинула зал. Удивительно, но совесть его при этом была совершенно неподвижна. Завтра. Он решил, что обязательно поговорит с ней завтра, попробует всё объяснить. Кира поймет. Жданов желал ей только счастья, ведь ей придется жить дальше… без него. Но трусливая малодушная лень где-то в глубине души, как осадок в винной бутылке, неприятная бурая масса, булькала и пускала пузыри. Потом, всё потом. Завтра, послезавтра, через неделю. Собрание кончилось. Сейчас он схватит Катю в охапку и утащит в свою берлогу. И не собирается отпускать ее до самого утра. До завтра, до послезавтра, до следующей недели. На самом деле Жданов понимал, что ничего не получится так просто. Только в своих мечтах он мог представить себя и Катю на необитаемом острове, где никому ничего не надо доказывать и жить в свое удовольствие — любовь и экзотические фрукты. Его конференц-зал продолжится. Кира, мама, отец. Как много надо потратить усилий, чтобы убедить их в своей любви к Кате. Ведь их же он не может прижать к груди и поцеловать, в конце концов. И Жданов с тревогой посмотрел на Павла Олеговича. Но мысли были такими тяжелыми, что Андрей даже глаза закрыл. Нет, не сейчас, домой, в постель, в… Как далеко он мог еще спрятаться? — Андрюш, — к нему подошла Маргарита Рудольфовна. — Мы улетаем завтра вечером. Я надеюсь лицезреть тебя перед нашим отъездом. — Для чего? — спросил он отвлеченно, наклоняясь к ее щеке и обнимая за плечи. — Я бы хотела с тобой поговорить, мальчик мой. И это не обсуждается. Ты найдешь для меня место в своем плотном рабочем графике? Жданов посмотрел на Катю. Она складывала бумаги в папку, но видно было, как внимательно она прислушивалась к их разговору, иногда замирала. Валерий Сергеевич что-то тихо говорил ей. Зорькин стоял чуть поодаль, нервно поправляя галстук. Затем они вышли, а Катя только бросила им вслед обеспокоенный, рассеянный взгляд. — Да, конечно, я надеюсь завтра видеть и тебя, и папу, — сказал он уверенно, Андрей хотел добавить Кате своей решимости. Если можно было сделать это рот в рот! Он призвал свое тело успокоиться, для чего тяжело вздохнул. — Я позвоню утром, если ты не возражаешь, мам. — Только не слишком рано. Я так измоталась сегодня со всеми этими делами и переживаниями. Пожалуй, я приму успокоительное на ночь. Так что не звони ни свет, ни заря, — Маргарита Рудольфовна и на полслова не выглядела так, как говорила. Почему-то часто взглядывала на Катю. — Хорошо, мам, обещаю, — кротко сказал Жданов. — Марго, ты идешь? — поинтересовался из-за ее плеча Павел Олегович. — Да-да, Паш, иду… У меня сердце кровью обливается, он такой непутевый, боже, как я его тут покину, — запричитала она достаточно тихо, чтобы это не выглядело нарочитым, и достаточно громко, чтобы Катя и Андрей услышали ее. Жданов покачал головой вслед родителям. За столом сидел только Малиновский, и допивал пятый стакан минералки. — Ты идешь, Андрей? — спросил он, вставая, боясь посмотреть на Катю. — Нет, пожалуй, мне надо поговорить… с Екатериной Валерьевной, — Жданов почесал за ухом. — И потом я сразу домой, к себе. Устал очень. — Пожалуйста, прекратите это! — вдруг необычно громко воскликнула Катя. Она встала между ними, ниже каждого на голову, разозленная маленькая женщина. Жданов замер. — Ну, я же не слепая, я всё вижу, Андрей! Признайся, ты всё ему рассказал! — она указала пальцем на испуганного Малиновского. Пока она не видела Романа, он покрутил пальцем у виска, ошарашено глядя на Жданова. — Когда ты повзрослеешь? Ты и твой… твой друг. — Почему мне сегодня кажется, что я предмет неодушевленный? Ты не знаешь, Ждан? Удивляюсь, как… — Заткнись, Малиновский, — прикрикнул на него Жданов. — Катя, успокойся. — Ты всё ему рассказал, как и тогда! Но ведь я тебя просила не говорить ему ничего. Никому. — Ну, как в сказке про царевну-лягушку, Жданыч, — хохотнул Малиновский. — До поры до времени шкуру не выкидывать… — Роман… Дмитриевич, я еще успею спросить вашего мнения! — огрызнулась Катя, не оборачиваясь. — Но как ты не понимаешь, это мой друг, мой самый близкий друг, — оправдывался Жданов. — Спасибо, Андрюх, за… — с облегчением проговорил Роман. — Да заткнись же ты! — обернулся Жданов. — Ты всегда будешь игнорировать мои просьбы, Андрей? — Катя подошла к нему вплотную. — И всегда — с ним? Я уже начинаю думать, что ты мне с ним изменяешь… — саркастически добавила она. — Ну, что ты такое говоришь? Но ты… ты ведь, наверняка, рассказала о нас Зорькину! Я больше, чем уверен, — выпалил Андрей. Лучшая защита, это нападение, подумалось ему. И он восхитился, как ярко горели Катины глаза. Раньше он никогда не думал, что женщина в гневе может быть такой прекрасной. — Да Коля — святой человек! Как ты и твой дружок вообще могут сравниться с ним? Я же просила тебя!.. — Катя прищурилась и покачала головой, давай Жданову понять, что он — безнадежный случай. — Обсуждали нас, наверняка. Ты ему всё рассказала? — Я болтливостью не страдаю! В отличие от тебя. — Кать, ты знаешь, такую новость очень сложно удержать в себе… Все равно мне пришлось бы рассказать… — Но я…я! тебя попросила, Андрей, — зло выпалила Катя, глядя ему в глаза. — Э… — услышал он слабый голос Малиновского. — Я бы хотел… — Помолчите, Роман Дмитриевич! — так громко крикнула Катя, что оба мужчины вздрогнули. — Он — мой друг, ближе у меня никого нет. Если бы не он, этого вообще не было бы! — Жданов решил мстить. — Ах вот как, значит, я должна еще и благодарить его! — и Катя слегка притопнула ногой. — — Неплохо бы было, — вставил Жданов, заворожено глядя на ее лицо. Красавица, моя красавица. — Может, это за Малиновского я обещала выйти замуж? — спросила она вновь. — Рассмотри такой вариант, — ответил Андрей, не обращая внимания на закашлявшегося Рому. — Жданов, что это?! Что значит, обещала?! Обещала она, — возмутился Рома, но его никто не заметил. — Может быть, ты скажешь, что это он пригласил меня сегодня к себе домой? — голос Кати слабел, стихал, она как будто успокаивалась, только два алых пятна на щеках выдавали ее внутреннее возбуждение. — А я и не говорю, ты сама сказала, — Жданов почти не следил за смыслом того, что говорил, его рука потянулась к волосам Кати, чтобы погладить их. — Может, это с ним мне так хочется провести сегодняшнюю ночь? — совсем тихо проговорила Катя и прижала его руку к своей груди. — Да, наверное… — Жданов обнял Катю за талию. — Всё еще хочется? — Ну, я тогда… поехала? — спросила Катя. — Что, на разных машинах? — Жданов следил за блеском в глубине ее зрачков. — Давай, на твоей, — тихо попросила Катя, не отводя глаз. — Хорошо, — он ласкал ее тонкие пальцы. — Заедем поужинать? — снова задала она вопрос. — Ты хочешь есть? — удивился он. — Не знаю, — смущенно улыбнулась Катя. — Закажем домой, — почти прошептал он, думая только об одной, самой классной, еде на свете — ее обнаженном теле.***
Малиновский смотрел на них широко распахнутыми глазами. На его лице застыло выражение какой-то легкой гадливости. Так смотрят маленькие мальчики на то, как их родители целуются. И думают про себя с отвращением «фу, девчонки!». — Я не мешаю вам? — громко и немного раздраженно спросил он. — Опять ощущаю себя предметом мебели, древнегреческим рабом… с опахалом. Где у тебя тут свечки, Палыч? Я подержу. Андрей оторвался от Кати, на которую смотрел, почти в упор, мягко касаясь ее лба. — Господи, Малина, ты еще здесь? — томно протянул он. — Шел бы ты… — Да, Роман… Дмитриевич, — в такт ему проговорила Катя. — Вам явно здесь не место… — Но… Ты… Андрюх… домой собирался… а теперь?.. А, ну вас! — он махнул рукой и заторопился к выходу, не дожидаясь ответа. — Друг, друг я ему… Тоже мне друг выискался! Да что б я видел такого друга в гробу, в белых тапках… — и его голос затих за дверью. — Смешной какой… — улыбнулась Катя. Жданов провел большим пальцем по ее губе. — Смеешься… Значит, не сердишься? — спросил он. — Не сержусь, — усмехнулась девушка. — Кажется, кто-то очень спешил домой… — Да, — выдохнул Жданов и порывистым жестом поднял Катю на руки. — Сейчас… еще немного… И он принялся целовать ее. Сейчас им придется выйти из опустевшего конференц-зала, пройти через весь офис с таким видом, будто они не знакомы. Даже за руку его нельзя будет взять. Будет короткая передышка в лифте. Но думать, что вот-вот кто-нибудь беспощадно нажмет кнопочку и прервет их уединение, было бы невыносимо. Потом они сядут в машину и начнут приближать обоюдный экстаз со скоростью девяносто километров в час. Но пока, держа Катю на своих руках, Жданов еще мог насладиться ее близостью, дрожью, теплыми впадинками под коленками. Пока так, чтобы еще больше распалить воображение…