Плохой доктор

— Это шутка. Первое, что выдает Шон после такой новости. Если честно, Нил ожидал другой реакции на такое известие, но в принципе, лучше так, чем непонятная истерика. — Нет, — спокойно отвечает мужчина и смотрит в стол, понимая, что возможно, Глассман ошибся, и Мерфи не надо было этого знать. — Это шутка, — вторит парень, а его руку бьет лёгкая дрожь. Мелендес сразу понимает, что это не очень хороший признак. Учитывая, что он аутист — его реакция, слова, действия не предсказуемы, что сильно пугает. Что делать, если у него случится паническая атака? — Шон, пойми, я... — Это шутка! Парень трогает голову трясущейся рукой, так как делает всегда, когда ему трудно. Глаза бегают по полу, и он даже не старается сдерживать влагу в них. Ему хочется свернуться калачиком и тихо-тихо уснуть, чтобы больше не было больно. — Я понимаю, тебе больно, — начинает Мелендес, стараясь говорить, как можно спокойнее, но мужчина не знает, как отреагирует на его слова Мерфи. Реакция может быть разной: от спокойного кивка до криков и оров на всю больницу. — Это шутка! — уже кричит шатен и срывается со стула с бешеной скоростью. Соленая жидкость течет по его алым щекам, а пальцы с невероятной силой вцепляются в волосы, будто сейчас их вырвут с корнем. Нил пугается, понимая, что всё-таки у него припадок. Хирург поднимается со стула и медленно подходит к своему ординатору, что бешеным взглядом обводит всех присутсвующих. Именно в это секунду люди давят на него, Шону кажется, что все смотрят на него и много-много говорят. А еще людей тоже очень много. — Шон, успокойся, — предостерегающим тоном просит врач и делает два неуверенных шага к аутисту. Раньше тот факт, что дюжина людей будут смотреть на них, был Нилу не очень приятен, сейчас просто восхитительно плевать. Сейчас все внимание хирурга сконцентрировано на юноше, что не может контролировать свои эмоции. — Это глупая никчемная шутка! — Мёрфи будто не замечает никого вокруг, словно он один в своём мире. Парень бьет себя по голове ладонями, глотая неприятные слезы. Он не помнит, когда последний раз было так больно. Ординатор еще раз бьет себя и резко разворачивается спиной к врачу, а потом со всех ног убегает. Шону нужно побыть одному, выплакаться и придумать решение, как избавиться от неоперабельной опухоли мозга в голове любимого человека. Мелендес с лёгкостью мог догнать своего ординатора, но зачем? Парень сейчас явно не в состоянии говорить, а тем более идти на контакт. Возможно, ему нужно побыть наедине со своими мыслями, подумать и успокоиться. Но не натворит ли Шон глупостей? Врач со всей силы бьет по столу и недовольно закатывает глаза. Вот и результат. Зачем он все рассказал? Лучше было бы молчать, и все было бы в порядке. Теперь у Шона истерика, и вообще черт знает, где он. Будь ты проклят, Аарон. Мелендес сдержанно кивает всем присутствующим, что пялиться больше не на что. И сжимает кулаки до побеления кожи на костяшках. Нужно выкинуть все мысли из головы. Нил в первую очередь врач, хирург, а во вторую только мужчина и друг. Так что нужно поднять свою прекрасную задницу и идти работать. Помимо Шона у него есть еще другие ординаторы, ничем не хуже него. Но... Но на кой черт они ему, когда у Мерфи проблемы?

***

Вечер опустился на город, казалось раньше чем обычно. Часы только пробили шесть вечера, а за окнами уже была непроглядная тьма и свет ночного города. Трудная смена. И день тоже. Нил чувствует себя разбитым и каким-то не своим. Он до сих пор не получил даже sms от своего ординатора, что все хорошо, но Мелендес предупредил Глассмана об реакции парня. Аарон сказал, что этого и следовало ожидать, и что теперь все понятно. Что стало ясно, мужчина так и не понял. Он прошел по больнице раз пять, не желая идти домой. Почему-то ему казалось, что в его квартире случится что-то не то. Хирург присел за столик на первом этаже возле выхода и просто смотрел в стену, наконец-то, разрешая себе погрузиться в свои мысли. Что в их отношениях изменилось? С каких пор? Неужели они действительно стали чем-то большим, нежели просто коллегами? И что думает об этом Шон? Видит ли он вообще разницу? Может Глассман прав и их отношения в корне поменялись? С одной стороны Нил видел в Шоне — гения, отличного врача, слегка туповатого идиота в плане общения, но в целом хорошего человека, когда не бесит, но с другой — эти чертовы глаза. Яркие. Поразительные. А губы наверняка мягкие, как... Нил бьет себя по лицу. Мысленно. Но ощутимо. Это не правильные мысли, но разве в этом мире есть что-то правильное? Ладно, хорошо. Если честно, то да, ему нравится Шон. Глупо это отрицать. — Почему ты еще здесь? — голос Клэр он узнает из толпы людей, — Что-то случилось? Меледнес не знает, что ответить. Врать не хочется, но и рассказывать про болезнь хочется еще меньше. Нил откидывает на спинку стула и постукивает подушечками пальцев по столу. — Что бы ты сделала, если дорогой для тебя человек был смертельно болен? Вот перед ним сидит Браун. Красивая, умная, хороший врач и просто отзывчивая девушка. Ее глаза тоже превосходные, а губы тоже мягкие. Но это тоже всегда напоминает о том загадочном парне, что не идет из головы. — Ну, — девушка слегка опешила от такого вопроса, — Не знаю даже. Вы же не смертельно больны. Нил еле сдерживаясь смеется в голос, так как не смеялся никогда. Что? То есть он всё-таки прав, и она в него влюблена. Но...Черт, как же это смешно. "Вы же не смертельно больны". Браун не представляет, как попала в точку. — Доктор Меледнес? — тонкие пальчики девушки сжимаются в кулачок, будто она чего-то боится. Ей страшно от того, что она может оказаться не права. — Извини, Клэр, но нас ничего не может связывать... — ...Потому что мне нравится доктор Мерфи, — за него заканчивает шатенка и выдавливает из себя улыбку. Но слезы в глазах не скроет тупое движение мышц лица. — Что? Нил хмурит брови и неодобрительно косится на своего ординатора. Нет. Этого не видно, и тем более этого нет. Мерфи просто хороший врач и все. — Нил, — она впервые называет его не официально, а просто по-дружески, — Не переживай. Я заметила еще после случая на операции. Ты слишком его опекаешь. И сложив два плюс два... — Ты получила неправильную картину, — нагло перебивает хирург, все так же хмурясь, — Если ты не поняла, то я недавно расстался со своей девушкой... — Которую даже не вспоминаешь, потому, что у тебя в голове только Шон, — она ядовито улыбается, понимая, что полностью права. — Нет, — возражает мужчина и кривится, словно от отвращения, — Не правда. — Правда, вообще-то, — Клэр качает головой и трогает свои кучерявые волосы рукой, — Когда я подошла к вам, вы назвали Морган Шоном. — Ошибся. С кем не бывает? — Да, но при этом, ты никогда раньше не признавал свои ошибки, — скептически кривит бровь девушка и наиграно закатывает глаза, — А еще ты представился пациенту, как Нил Мерфи. — Может тебе показалось? — мужчина изгибает левую бровь, но в душе, понимает, что мог такое вытворить. Ведь действительно в его голове только парень с аутизмом и заболевания разных спекторов. — Навряд ли, — девушка наиграно кривится, будто неуверенна в себе, а потом тихо вздыхает. — И что ты хочешь этим сказать? Что я гомосексуалист? — Нил скрещивает свои руки на мощной груди, неотрывно всматриваясь в ее лицо. Почему его не тянет на таких, как Браун? Почему он вечно думает об одном единственном парне с расстройством аутического спектра? — Я хочу сказать, что сейчас ты должен встать и бежать за ним, пока не поздно. Потому, что... Поверь мне, ты нравишься Шону, как мужчина. Мелендес замирает, как статуя. Это не возможно. Быть такого не может. Хотя...Глассман, чертов засранец, прав. Видно, Аарон давно увидел между ними искру и поддталкивал Мерфи к этим действиям, но зачем? Неужели ему не хочется, что бы у Шона были дети, семья, жена? — Я ослышался? — безэмоциональным тоном спрашивает шатен и недоверчиво склоняет голову в правую сторону. — Он сам говорил. Поэтому советую поехать к нему домой. Он ждет тебя в любом случае. — Знаешь, Браун, ты лучше, чем я думал, — Мелендес тепло улыбается, что у Браун бегут сотни мурашек по телу, — Но...Нет, я не допущу тебя до операции. Возможно, Нил думал, что она помогает ему просто так, но всегда нужно искать лазейки. Никто не может точно сказать, какой это человек — добрый, честный, злой или алчный? — Зато я теперь знаю, что у меня нет шансов, — грустная улыбка играет на женских губах, а голова опущена вниз. Предательские слезы катятся по щекам и шее, ведь Браун делала это из добрых намерений, потому что любит мужчину, который никогда не станет ее. — Я всегда тебе это говорил, — слегка осуждающе отвечает Нил, думая о том, что поступает довольно жестоко. — Ты слишком высокомерный, — если честно Клэр никогда не умела натягивать улыбки и счастливые маски на лицо, когда ей больно и этот раз не стал исключение. — Поэтому я стал лучшим, — Мелендес был нарциссом, но никогда в этом себе не признается. Да, он любил себя, и считал хорошим хирургом, но разве это имеет значение в данную минуту? Шатен игриво подмигивает девушке и разворачивается к ней спиной, направляясь к выходу. В любом случае, Браун права — ему стоит съездить к Шону и поговорить, наконец-то расставить все точки над i, и понять, что делать дальше. — Все равно спасибо. За Шона, — тихо, практически бесшумно шепчет мужчина и кидает последний взгляд на Клэр. Та сидит не жива, не мертва, а на лице застыла маска боли. Конечно, она ожидала, что Нил ответит ей взаимностью, но... Есть цели. Есть действия. А его цель сейчас сидит дома и думает об опухолях мозга. Как бы не было больно, сколько бы слез не лилось рекой, Нил никогда не ставит это в приоритеты. Наоборот, иногда это его подбешивало, ведь плачут только слабые или дети. Влага на глазах — не показатель честности или искренности. Зачастую люди профессионально выдавливать слезы и кричат от боли, которой нет, чтобы добиться своей цели. Мелендес научился в это не верить. Жизнь научила его многому, возможно, даже большему, чем нужно. Но он не жалуется — то, что было, то прошло и уже не вернётся. Только если воспоминания. Не смотря на тёплую погоду в пиджаке темно-синего цвета прохладно. Возможно, он себя накрутил, а может действительно упала температура. Только что сказать? Извини, что тебе больно, я не хотел, чтобы ты знал, но это Аарон настоял, вини его! Или нет, вот это лучше. Шон, пойми, когда я умру станет легче. Может это? Мерфи, мы друг другу никто. Подумаешь выпили, ты признался, что гомосексуалист, а еще мы друг другу нравимся, но этого ничего не значит, так что не переживай. Нет, зная, Мерфи лучше всего подойдет это. Не расстраивайся, может встретишь ту самую на моих похоронах. — Мелендес, какой ты же придурок, — тихо бормочет под нос сам для себя хирург и открывает входную дверь. У Шона тупая привычка не закрывать двери, которая раздражает Нила. Либо он специально это делает, либо тупит. В квартире тепло, по крайне мере лучше, чем на улице. Нил чувствует сердцем, что Шон дома, поэтому снимает пиджак и проходит в гостиную. — Вот черт, — обречённо произносит хирург, когда видит перед собой эту картину, — Шон, твою мать.