Соприкосновение

Ридли не могла утихомирить бешено стучащее сердце. Внешне она, может, и казалась спокойной, как все ей всегда говорили, но внутри в те минуты всё у неё полыхало и разрывалось от самых мрачных предчувствий. Она боялась увидеть того, к кому теперь со всей неудержимой силой любви, много лет хранимой в тайне, и со всей нерастраченной нежностью стремилась её душа. А человеческий генерал меж тем подошёл к какому-то зданию. На двери в тусклом освещении едва угадывалось изображение креста, намалёванного красной краской. Ридли в своё время достаточно хорошо изучила информацию о планете Земля и её обитателях и теперь, глядя на нехитрый символ, понимала, что Вуори привёл её к зданию лазарета. Сердце замерло, мышка перестала дышать. Если они пришли к медпункту, то, скорее всего, Гэб был ещё жив. Или генерал обманывал дочь, чтобы просто доставить её скорее в то место, где девушку осмотрят и окажут помощь? - Кислотик, милый, подожди здесь, - прошептала она, обращаясь к мотоциклу. Тот заворчал низкими тонами, потом жалобно заскулил высокими надрывными нотами, но делать нечего – пришлось остаться снаружи. Генерал Вуори уже вошёл внутрь здания, и мышка поспешила следом. Ридли хоть и смутно, но всё же помнила те навсегда потерянные времена, когда на Марсе была высокоразвитая медицина, и даже самые захудалые больницы имели прекрасное современное оснащение. И, оглядевшись в помещении, поняла, что никаких шансов у её любимого капри нет. На убитом войной Марсе не помогли, а здесь, на Земле, тем более. Ридли шла за своим провожатым, томимая лишь одним желанием – увидеть милого напоследок и сказать о своей любви. Ещё одна дверь, и вот уже человек, несший на руках свою дочь, и марсианка оказались в маленькой душной палате, где посреди помещения стояла одинокая больничная койка. На ней лежал белый длинноволосый мышиный парень. Лежал неподвижно, как будто мёртвый. Ридли захотелось закрыть глаза и не видеть этого, сбежать куда-нибудь, где всё окажется лишь кошмарным сном. Но приходилось мириться с реальностью. С действительностью, от которой хотелось умереть. Лечь под бок к ненаглядному и навсегда уснуть, обнимая его. - Ну… вот он, - отец Тару, присев на стул возле койки, опустил дочь на край больничной кровати так, чтоб она могла полусидеть на ней. Ридли не знала, что думал обо всём этом генерал, но в тот миг спорить с дочерью он почему-то не стал. Его, наверное, немного успокаивало то обстоятельство, что Тару уже с ним и находится в помещении лазарета. Мышка подошла к койке с другой стороны и, наблюдая, как Тару со слезами на покрасневших, полузакрытых глазах прижимается к плечу неподвижного Гэба, опустилась на колени. Что Тару к нему испытывала, Ридли не знала, но даже если была влюблена, марсианка ничего в тот момент не имела против. Какая разница? Вот он, любимый. Вот его рука – бери и ласкайся к ней. И шепчи: «Я люблю тебя, Гэб. Люблю тебя». Ридли потёрлась лицом о безвольную холодную ладонь умирающего капри, невольно смочила её солёной влагой из глаз и ощутила вдруг в холодных пальцах слабое напряжение. Она взглянула на лица Гэба и Тару, которые были в тот миг совсем близко друг к другу, и услышала тихое, хриплое: - Таа-руу… раа-руу… - Я здесь… Я здесь, братик, - отозвалась земная девушка, крепко обняла марсианского парня и ласково почесала его шею. – Я нашла тебя… Мы тебя нашли: я, Кислотик и Ридли… Мышка, не в силах совладать с собой, заплакала и уткнулась лицом в край постели. Слабые дрожащие пальцы коснулись её правой антенны, и Ридли поняла, что за это (за одно только это!) можно отдать всё на свете. Что есть и чего нет. Кровь по капле отдашь, жизнь по минутке пожертвуешь, в пекло спустишься, но добудешь… Только тщетно всё. Реальность – не сказка. Ридли вновь схватила Гэбову руку и принялась гладить её, зарываясь пальцами в поредевшую шерсть. Ей плевать было на то, что о ней подумают. Она до последнего мгновения будет ласкать эту руку, запоминать на ней каждый мышечный бугорок, каждый шрам от давнишних пыток и ранений, каждую шерстинку. Рука, до того из последних сил напрягавшаяся, вдруг замерла, ладонь безвольно повисла в пальцах мышиной девушки, и той показалось, что она и сама уже видит свет в конце тоннеля… *** - Дочка! – как сквозь вату в ушах слышала бедная Ридли громкий голос земного генерала. – Ты чего? Тару! – какая-то возня, удаляющиеся шаги и окрик. - Малкки! Сюда, скорее! Ридли, которой больше всего на свете хотелось превратить больничную койку Гэба в собственный смертный одр, с тупой болью в душе догадалась, что несколько мгновений назад Тару умерла вместе с Гэбом. *** Было светло, тепло и тихо. Лишь свежий ветерок, приятный и ласковый, шевелил волосы Тару. Но они почему-то были белыми, как потоки света вокруг. Как шерсть на руках девушки… Она однажды уже видела у себя такие, только совсем крохотные, детские. Теперь же эти руки принадлежали взрослой девушке, но нигде и никогда Тару Каллио не видела ничего изящней. Тару, ничего не понимая, заозиралась, сама не зная в поисках чего. Наверное, хоть какого-то объяснения. Где она? Что с ней? Что происходит?! Взгляд уцепился за густую дымку вдали, и девушка медленно пошла в ту сторону. Под ногами, обутыми в мягкие кожаные поршни с узором в виде цветущих трав, было нечто, похожее на затвердевшее облако. Ступать на эту зыбь было страшно, но вроде бы она держала, и ноги никуда не проваливались. А сзади, создавая очень странное, непривычное ощущение, извивался длинный хвост… Приближаясь к странному туману, Тару с каждым шагом всё чётче различала в нём очертания широкой изогнутой полосы моста и мужской фигуры перед ним. Мужчина, высокий и стройный, стоял к Тару спиной, а лицом – к мосту. На нём был тёмно-зелёный китель, белые штаны – всё такое новенькое, чистое, что даже не верилось. Белоснежные волосы с ярко-красными прядями тихонько трепал ветер, антенны стояли прямо, длинный хвост спокойно лежал, теряясь в клубах затвердевшего облака. Сердце Тару замерло. Она, едва сумев вдохнуть, крикнула и не узнала свой голос. Он был другим: тоньше и звонче. - Гэб! Знакомая фигура резко обернулась, и лицо, своеобразное, но любимое, прекрасное в каждой чёрточке, правильными те были или нет, озарилось широкой изумлённой улыбкой. - Ярни… - густой низкий голос прозвучал так тепло и ласково, что внутри всё зашлось от счастья. - Ярни? – удивлённо повторила Тару и вдруг, отведя взгляд от чудных бирюзовых глаз, увидела в зеркальной поверхности моста то, что заставило её окаменеть на мгновение. На Тару Каллио смотрела неописуемо красивая мышиная девушка, вся белая, точно первые девственные хлопья снега, с густой копной таких же белоснежных длиннющих волос, с глазами, бирюзовыми, как и у Гэба, но с более спокойным, лишь чуть игривым и невыразимо глубоким взглядом. Тару не сразу поверила в то, что это её отражение, но одно-единственное слово, произнесённое Гэбом, всё же окунуло девушку в осознание этой невероятной метаморфозы. - Красавица. Гэб подошёл и крепко обнял её. Тару, всё ещё охваченная смятением, удивилась, что стала как будто выше, ведь она всегда была рослому капри едва по грудь, а теперь утыкалась носом в его плечо. Вдыхая запах, родной и знакомый до умопомрачения, Тару поняла, наконец, причину своего преображения. Они с Гэбом покинули мир живых, и теперь находятся у моста, перекинутого через реку смерти. И дочь генерала Вуори выглядит так, как мышка Ярни, если б злая судьба позволила ей вырасти и расцвести. Тару уяснила уже (три сна, привидевшихся ей на земле, подсказали), что она – это и есть та самая, маленькая сестрёнка Гэба, не вынесшая мучений, но не пожелавшая упокоиться с миром в то время, как брат продолжал страдать. Ей дали шанс родиться вновь. На другой планете, существом совершенно иного вида. И всё это для того лишь, чтобы снова встретиться с Гэбом, чтоб помочь в самый трудный час. «Как же так получилось, Тару-Ярни? Как вышло, что помочь не смогла? Не может такого быть! Не должно быть. Неправильно!» На макушке Тару что-то напряглось и зашевелилось, выдавая порывы души. Антенны! Обычные мышиные антенны. Но какое же неописуемое чувство! Непривычное и всё же почему-то отдалённо знакомое… Брат, ощущая напряжение девушки-мышки, зарылся пальцами ей в волосы и ласково почесал кожу между антеннами. Тару, успокаиваясь от его прикосновений и печально любуясь своим отражением, лучезарным взглядом и улыбкой, с сожалением проговорила: - Да, красавица… в такую Форд сразу влюбился бы. Это тебе не уродина с голой кожей, как сказал один крысиный мальчишка. - Крысы видят только глазами, - ответил Гэб, проведя пальцами по мохнатому уху сестрёнки, - а мыши – ещё и антеннами. Тару прекрасна всегда. В любом облике. Форд не мог не увидеть. - Увы, но это уже не важно, - Тару закрыла глаза и крепче прижалась к брату. - Тару может вернуться, - прошептал Гэб. - Должна вернуться. - Нет, – мотнула девушка белокурой мышиной головой и заговорила, подражая манере капри. – Тару не сможет без Гэба. Тару хочет быть с Гэбом. Всегда. Объятия стали ещё крепче, а антенны переплелись, трепеща от соприкосновения. Да-да. Они, антенны, много раз, без счёту, вот так встречались. Брат и сестра – два белых мышонка – больше всего на свете любили друг друга, часто и подолгу сидели в обнимку и не могли передать, как были счастливы, что у Ярни есть Гэб, а у Гэба есть Ярни. Брат был немного старше, но малютке-сестре он казался настоящим героем – никому не давал в обиду: ни сверстникам, ни скуке, ни холодным горным ветрам. И сестра, как могла, берегла его: от его собственной бесшабашности и неугомонности. Если он больно падал откуда-то, резался отцовским ножом, пронзал ногу ржавым гвоздём или получал синяки в драках, маленькая белая мышка всегда оказывалась рядом и лечила улыбкой и лаской. Они всегда были вместе – два белых мышонка, брат и сестра. И в отчем доме, и в страшном поганом узилище. Рука об руку, сердце к сердцу. Они и теперь будут вместе. Вечно. *** Глаза в глаза, душа в душу. Нельзя отделить одну от другой… Ветер усилился и потянул на хрустальный мост. Внизу клубился бескрайний туман, там, куда вела хрупкая, трещащая под ногами узкая полоса, виднелся чудесный город в окружении величественных пиков, а мост позади рассыпался сотнями крохотных звонких осколков, стоило только сделать шаг. Дорога здесь была одна – в волшебную страну загробного мира, а путь назад исчезал, растворяясь в бездонной мгле. - Гэб хочет, чтоб Тару вернулась, - остановился вдруг брат, преодолевая порывы ветра. - Только с Гэбом! – воскликнула Тару, держась за его сильную руку в белой перчатке с кроваво-красным узором. - Гэбу некуда возвращаться, - обречённо покачал головой парень-капри и, невольно поддавшись силе воздушных потоков, сделал ещё один шаг вперёд. Тару держалась за Гэба руками, обвивала его хвостом. Волосы Тару, растрёпанные ветром, который с каждой секундой становился всё сильней и сильней, переплетались с прядями брата. Даже они, казалось, не желали его отпускать. Но от всего этого Гэб, как мог, старался избавиться. - Назад всё равно пути нет, - убеждала его девушка-мышка. – Пропасть не перепрыгнуть. Гэб нахмурился и вдруг оглушительно свистнул. Тару зажмурилась от резкого звука, а когда открыла глаза, то увидела перед собой на хрустальном мосту мотоцикл с кислотной подсветкой. - Кислотик перенесёт, - крикнул капри, потому что ветер теперь уже выл, а байк отчаянно взрыкивал шальными аккордами. – Садись! И передай привет Ридли. Он улыбался, а белая Тару была не в силах ответить тем же. Она не хотела. Без него – не хотела! Гэб, борясь с буйством ветра, увлекавшим его в вечность, насильно усадил сестру на верного стального друга и крикнул тому: - Жми! Мотор взревел, Кислотная Акула взвился, и перед тем, как зажмуриться от внезапно накатившего страха, Тару в последний раз метнула в сторону брата длинный и цепкий хвост… *** Ридли вздрогнула, ощутив что-то, чего совсем не ожидала, и невольно отпрянула. Глаза Гэба и Тару, лежавших рядом, резко распахнулись, но взгляды были неподвижными, не отражали ни чувств, ни мыслей. Старый человеческий медик забегал, пытаясь понять, что творится с его пациентами, генерал Вуори, не находя себе места от волнения, то и дело дёргал врача. Да и мышка, не зная, что обо всём этом думать, тоже растерялась. - От…пус…ти! – белый парень, казавшийся ожившим мертвецом, еле-еле двигал губами; он не просил даже – умолял. Кого – Ридли поняла лишь тогда, когда услыхала слабенький, но на удивление твёрдый ответ от Тару: - Нет! Земная девушка выглядела не менее жутко, чем Гэб, и Ридли сообразила, наконец, что они пребывают в состоянии прямого контакта. Антенны Гэба, вновь ожившие, не прикасались ко лбу Тару, но контакт всё равно был… - Что это такое? – недоумённо прошептал Вуори. Мышка, представляя себе его состояние, и сама с трудом сдерживала порывы паники. - Ваша дочь, похоже, удерживает его душу внутри тела, но так как оно уже неспособно к жизни, то Тару делится с Гэбом собственными силами… Она не даёт ему умереть, если хотите. Генерал, нетерпеливо выслушав Ридли, глянул на неё как на умалишённую. - О чём вы, Ридли? Вы смеётесь или у вас от горя разум помутился? - Я в своём уме, генерал, - марсианка обижаться не собиралась, но и промолчать не могла. – Вы просто не знаете специфику нашей психофизиологии… - Даже если б я знал эту вашу «специфику», - земной главнокомандующий не сдержался и проявил-таки свой крутой нрав, резко и грозно повысив голос, - объясните мне, дураку: при чём тут моя дочь? Какая у неё-то может быть специфика? Что у неё с этим вашим Гэбом? Во что он её втянул? - Он вообще-то просит отпустить его, если вы заметили! – как могла спокойнее ответила на это Ридли. Да, хотелось взвиться от несправедливости обвинений, но разве можно было в чём-то винить отца, единственная дочь которого оказалась в такой ситуации! Ридли в тот миг проявила все чудеса самообладания, на какие только была способна. Взбешённый генерал, казалось, уже готов был выгнать мышь из медпункта, чтоб не мешалась и «не плела всякую чушь», но положение спас солдат, неожиданно вбежавший в палату с докладом. - Разрешите доложить, господин генерал! – громко отчеканил он и, не став дожидаться ответа, продолжил. – Плутаркийцы у периметра. Просят аудиенции с вами. Во главе их женщина. Утверждает, что монархиня Плутарка… Пока земной главнокомандующий, переводя взгляд с умирающей дочери на вестового, пытался разобраться в словах последнего, Ридли вдруг встрепенулась и с криком: «Это свои! Они нам помогут!» - стремглав выбежала из медпункта. *** - Стойте, Ридли! Объяснитесь! Мышка остановилась, когда оказалась вне помещения и наткнулась на ждавшего там Кислотика. Мотоцикл взвился, уловив её волнение, но Ридли было не до объяснений с умной машиной. - Велите впустить их, генерал! Плутаркийцев… Они на нашей стороне, и могут помочь вашей дочери! Вуори недоверчиво воззрился на мышиную девушку, но та продолжала настаивать на своём, и мужчина, велев ей следовать за собой, поспешил куда-то вглубь оцепленной территории. *** Ридли бежала, не помня себя от желания скорей оказаться рядом с Дочерью Девятого Царства. Если надо, Ридли падёт ей в ноги, целовать их будет, забыв обо всяком отвращении и гордости, но выпросит жизнь для тех, кто безмерно дорог её сердцу. Ведь не может же Царевна не знать, что такое любовь! А коль и не знает, то у неё должно быть чувство справедливости. В беде Гэба виновны её сородичи, и она обязана исправить это. Если есть хоть капля чести и совести. И если имеется такая возможность на её невероятном, немыслимо технологичном корабле…