История без морали об изгнании и возвращении шевалье де Лоррена

Графу де Лозену было велено на балу не показываться. Явно дурной знак для него. Жениться на Монпансье ему не позволят. Не то чтобы это было мечтой графа, скорее это было мечтой герцогини, а ему достаточно получать от неё подарки. Всё-таки Монпансье порядком за сорок, Лозен приближается к этому возрасту, но если она матерью уже вряд ли станет, то он отцом - легко. Ему нужна молодая женщина в жёны, а богатая пусть будет любовницей. Это самый разумный расклад. Размышляя так, граф собирался в Париж. Раз уж вечер у него ничем не занят, Монпансье просила забрать кое-какие побрякушки у ювелира, но с большим удовольствием Лозен заглянет в таверну. Когда он спустился на улицу, господин д’Артаньян, капитан-лейтенант мушкетёров, перехватил его и взял под руку, словно хотел сообщить доверительную новость. - По приказу короля вы арестованы, - прошептал он. – Прошу, давайте обойдёмся без лишнего шума. Под правую руку Лозена взял другой мушкетёр, и совместными усилиями графа затолкали в карету. Точнее, любезно помогли устроиться в ней с удобством, а после карета покатила в Бастилию*. Из придворных никто не знал о случившемся. А уж тем более не знала об этом герцогиня де Монпансье. На балу она прожигала Месье гневным взглядом, но в три ручья не ревела, как то будет ночью. Месье, поняв, что Лозена нигде нет, воспрянул духом. Он много танцевал с женой и другими дамами, в том числе с Монтеспан. Маркиза ему так нежно улыбалась, что королю пришлось бы ревновать, не будь принц содомитом. Кавалеры Месье все как один были статными красавцами, поэтому дамы тоже танцевали с ними охотно. Эффиа пригласил мадам де Ла Ферте, чтобы забавы ради позлить её молодого любовника де Лонгвиля*, не так давно ставшего герцогом и возгордившегося немерено. И забава удалась. Герцог пришёл в такую ярость, как если бы маркиз не танцевал с мадам де Ла Ферте, а пыхтел между её ляжек. Эффиа, видя, что ревность Лонгвиля превзошла всякие ожидания, решил продолжать в том же духе. Стал обхаживать Ла Ферте, строя из себя влюблённого. С ним мало кто мог тягаться в очаровательности, когда он старался для этого. Лонгвиль кипел и шипел, словно забытая кастрюля на огне. Улучив момент, когда Эффиа отошёл за вином для дамы, герцог занял его место. - Сударыня, я бы не советовал брать что-либо из рук маркиза д’Эффиа, – прошипел он. - Почему же? – удивилась Ла Ферте. - Вспомните, что случилось с первой женой Месье. - Кажется, вы на что-то намекаете, - улыбнулся Эффиа, который быстро вернулся и всё слышал. - Я бы не сказал, что намекаю! – выпятил подбородок Лонгвиль. Маркизу хотелось выплеснуть вино прямо ему в физиономию, но к чему портить бал? Со всем он разберётся завтра. Игнорируя юнца, он предложил Ла Ферте руку, чтобы перебраться в место поудобнее. Здесь вдруг завоняло дерьмом. Может, кто навоз принёс на подошвах? Ла Ферте согласилась. Ей хотелось немного помучить Лонгвиля. Ему будет полезно. Пусть знает, что хоть Ла Ферте уже за сорок, она всё равно привлекает мужчин. Даже тех, которые для прочих дам потеряны. Бал подходил к концу. Самые слабые уже не могли двигать ногами. Самые выносливые ещё пытались танцевать. Король и королева собрались идти спать, но путь им преградила герцогиня де Монпансье. Она покинула бал раньше всех, ибо ей противно было находиться рядом с Месье и пить за него, но что-то заставило её вернуться. Причём, в великом расстройстве. - Сир, - начала она взволнованно, - мне только что сообщили странную новость. Будто бы графа де Лозена арестовали. - Это так, - кивнул король, досадуя, что придётся перед сном выдержать сцену. - Но за что?! – вскричала Монпансье. - Потому что мне так угодно, кузина. Король кивнул ей и вместе с королевой двинулся дальше. Монпансье в бессильной злобе смотрела им вслед. Придворные, хоть и были уставшими, тотчас ощутили прилив бодрости. Вот это новость! Король приказал арестовать графа де Лозена! Более всех был поражён Месье, а его злорадство не поддавалось описанию. Теперь этот мерзавец Лозен на своей шкуре узнает, каково быть арестантом! Когда Монпансье подлетела к нему, очевидно, желая треснуть веером по голове, принц не дрогнул и не смутился. - Вы ведь знаете, какая это боль, когда с любимым обходятся несправедливо! - прошипела она, еле сдерживая слёзы. – За что вы со мной так? - А я-то тут при чём? – спросил Месье и обошёл кузину. Лизелотта держалась рядом, гадая, правильно ли она поняла то, что услышала. На следующий день при дворе обсуждали арест графа де Лозена. Вот это развязка! Кто бы мог такую вообразить! Ведь Лозен был не только возлюбленным Монпансье, но также другом самого короля. И вдруг такое внезапное падение. Неужели крики Месье затронули некие струны в его венценосном брате? Не волновало случившееся только Эффиа. У него была своя забота. Следовало поквитаться кое с кем. Маркиз поручил лакею следить за Лонгвилем. Как только напыщенный юнец выйдет из Старого дворца и соберётся куда-нибудь ехать, пусть об этом сразу доложат. Герцог продрых до обеда, а потом засобирался в Париж по делам. Не подозревая об опасности, спустился вниз, уселся в карету и приготовился скучать. Карета медленно покатила за пределы дворцовой территории. Через полчаса уже была на дороге, ведущей в Париж. Вскоре с каретой поравнялась лошадь. Она мчалась так, словно её подгонял сам дьявол. - Надо поговорить! – крикнул всадник Лонгвилю. Тот высунулся в окно и узнал Эффиа. Скривился недовольно, но всё-таки велел кучеру остановиться. Маркиз в свою очередь натянул поводья. - О чём нам говорить? - спросил Лонгвиль с выражением крайнего отвращения. - Не нам, - ответил Эффиа, удерживая лошадь на месте. – Нашим шпагам. Вы, сударь, делаете грязные намёки в мой адрес. - Я вам снова повторяю, это не намёки! – рявкнул Лонгвиль. – Вы – паршивый отравитель! Но драться с вами? Увольте! Вы мне не ровня! А теперь оставьте меня в покое! Поехали! Последние слова были обращены к кучеру. Громоздкая золочёная карета тронулась. Эффиа смотрел, как колёса оставляют следы в дорожной грязи. Хотелось вытащить Лонгвиля за волосы и извалять в ней. Но несколько минут ему казалось, что он бессилен что-либо сделать, ведь Лонгвиль – принц крови*. Однако ярость маркиза была до того сильной, что он пустил лошадь вдогонку и, нагнав карету, крикнул: - Не будьте трусом! - Кого вы назвали трусом? – заорал Лонгвиль, отворяя окно. – Останови! Когда карета остановилась во второй раз, герцог выскочил на дорогу, разбрызгивая грязь во все стороны. Только он собрался открыть рот и наорать на полоумного Эффиа, как тот обрушил на герцогскую спину удары тростью. - Раз вам не пристало драться со мной, - приговаривал маркиз, задыхаясь, - делать нечего. Придётся проучить вас таким образом. Лонгвиль орал и чертыхался, пока не сообразил укрыться в карете. Его лакеи, поначалу растерявшиеся, теперь полезли за пистолетами, которые держали при себе, чтобы защитить господина от грабителей. Но Эффиа уже решил, что с Лонгвиля достаточно. Пришпорил лошадь и скоро сделался недосягаем для пуль. Его распирало от смеха. Ну и рожа была у Лонгвиля! И визжал герцог как свинья! О том, что у дерзкой выходки будут последствия, Эффиа не переживал. Лонгвиль никому ничего не скажет. Очень уж ситуация для него постыдная: не смог дать отпор женоподобному содомиту. Но наверняка он будет мстить исподтишка*. Да и пусть, решил маркиз. В этот момент в Риме шевалье де Лоррен озадаченно хмурился над картами. Приходилось делать вид, что он вовсю думает над побегом мадам Колонна. Ему удалось убедить любовницу, что всё следует отложить до весны, но что делать, когда придёт весна? Мадам Колонна хотела, чтобы шевалье расписал побег по пунктам: где они наймут кареты и сколько, как погрузят вещи, какими дорогами поедут, как попадут во Францию, где им там устроиться. Последний пункт был самым лёгким. - Вы поселитесь в Лионе, - сказал шевалье. – Мой приятель Вильруа сейчас там губернаторствует. Он договорится, чтобы какой-нибудь монастырь вас приютил. - Монастырь? – вытянулось лицо Марии. Но выбирать не приходилось. Беглая жена – нежеланная гостья в любом доме. По крайней мере, первое время так будет, а там, глядишь, Людовик XIV пожелает с ней встретиться и пригласит ко двору. - Но как нам добраться до Лиона? – Мария тоже бросила взгляд на карту. – Лоренцо непременно пошлёт погоню. - Как раз думаю над этим, - пробормотал шевалье. На самом деле он думал над письмом Месье, в котором принц рассказал о свадьбе. Шевалье беспокоило, что Месье симпатизирует второй Мадам. Ещё немного и заживёт обычной семейной жизнью. - Куда вы? – удивилась Мария, когда шевалье, надев перчатки, направился прочь из спальни. - Пройтись, - бросил он. - Но… - У нас ещё уйма времени, сударыня. Просто бесконечное количество часов. Шевалье заглянул к брату, который был занят тем, что позировал Джерси. Марсан стоял, одну руку уперев в бок, а другой опирался на трость. - Дайте угадаю, этот портрет вы пошлёте маркизу де Сеньеле? Марсан едва заметно кивнул, чтобы не мешать художнику его рисовать. - Я думал, страсть между вами быстро сошла на нет. - На её месте возникла дружба, - неразборчиво пробормотал Марсан, едва разжимая губы. - И как маркиз находит Провинции? – спросил шевалье, потешаясь над ним. - После Италии там тоскливо. - У вас словно до сих пор во рту его член, - сказал шевалье. – Не разобрать, что вы говорите. Марсан густо покраснел. А шевалье улыбнулся. Он хотел позвать Марсана с собой, но у того было дело получше. Шевалье, хоть и потешался над чувствительными юнцами, коими были Марсан и Сеньеле, но в глубине души был доволен, что они сдружились. Сеньеле со временем займёт место своего отца и будет во многом полезен. Оставив Марсана и Джерси заниматься важными глупостями, шевалье пошёл к Морелю. Тот, по счастью, умирал от скуки. Приятели, отвергнув несколько вариантов, решили отправиться в театр. Даже если представление разочарует, общение с актёрами всегда бывает приятным. Или с актрисами – это в случае шевалье. Вернулись во дворец Колонна за полночь. - Не знаю как вам, Морель, а у меня Рим в печёнках сидит, - сказал шевалье перед тем, как разойтись по спальням. - Меня скоро им тошнить будет, - согласился Морель. Каждый день одно и то же. Даже люди одни и те же. Шевалье тяготился буквально всем. Рим был большим городом, но шевалье казалось, что его заперли в четырёх стенах. Он уже сомневался, что в Неаполе будет легче. Но если мадам Колонна всё-таки сбежит от мужа, шевалье придётся уехать. Коннетабль не даст ему и Марсану спокойно жить в Риме. А если мадам Колонна останется, то она превратит жизнь шевалье в ад постоянными слезами и упрёками. Ей это уже почти удалось. Другими словами, переезд неизбежен. Выбирая между Неаполитанским королевством и Венецианской республикой, шевалье выбрал первое. Неаполь по размерам почти не уступал Парижу. Говорили, что люди там утопают или в роскоши, или в нищете. Для кого-то Неаполь был грязным и опасным городом, кто-то видел только помпезность барочных дворцов. Зависло от количества монет в кошельке. Кошелёк шевалье никогда не оскудевал, поэтому его жизнь в Неаполе, вероятно, будет приятной. Смущало только, что Неаполь был под контролем испанцев. Но Венецианская республика казалась местом более зловещим. Шевалье вдоволь наслушался про её тайную полицию. На улицах Венеции якобы установлены львиные уста – специальные ящики для желающих донести на кого-либо. Стоит шевалье сойти с корабля, как за ним начнут следить. Слава отравителя не позволит остаться в глазах полиции просто праздным путешественником. И всё же шевалье когда-нибудь побывает в Венеции. Ведь наверняка его изгнание затянется на долгие годы. В спальне ждало письмо от Лувуа, которое курьер привёз поздно вечером. Шевалье тотчас распечатал его. Лувуа, не любивший ходить вокруг да около, потратил на вступление всего пару предложений. Затем перешёл к сути. Советовал шевалье написать королю, чтобы заверить в своём раскаянии и желании сражаться под его знаменем. Мол, когда начнётся война с Провинциями, шевалье посчитает великой честью быть среди остальных дворян. Было очевидно, что просто так Лувуа не стал бы раздавать советы. В связи со скорой войной для шевалье забрезжила надежда. Он вполне может получить дозволение присоединиться к армии. Король не так уж сильно нуждается в его талантах, но может понадеяться, что шевалье убьют в одном из сражений. Даже на таких условиях шевалье хотел вернуться. Потому что тогда он наконец увидит Месье. Два года разлуки! За это время можно разлюбить и влюбиться в заново. Тем более это легко Месье. Он лакомый кусочек для содомита или просто честолюбца. Но Месье продолжал уверять шевалье в своей любви. Да и Арманьяк писал, что Месье скучает. Это очевидно всякому, с кем он говорит. Тень грусти и беспокойства не сходит с его лица. Даже юный и красивый Шатийон не может заменить ему шевалье. Даже мужественный Беврон. Даже Эффиа. Никто-никто не может. Это только пока, думал шевалье. Ещё полгода и Месье перестанет вспоминать, что в Италии скучает тот, кого он обещался любить вечно. Может ли любовь вообще длиться так долго? Шевалье прислушивался к себе, пытаясь уловить какие-то изменения в своём чувстве. Пожалуй, ему стало бы легче, разлюби он Месье. Его бы уже не тянуло во Францию столь сильно. Он мог бы просто жить, а не заполнять свои дни событиями и развлечениями, чтобы они проходили скорее. Но любовь шевалье осталась неизменной. Забавно, что при этом в неё никто не верил, кроме Месье, за что придворные считали его чрезмерно наивным. Они-то полагали, что сердце шевалье черство, а Месье любить просто не за что. Но что взять с глупцов? Шевалье вытащил из ящика стола миниатюрный портрет принца и с минуту глядел на него. Затем убрал обратно. Как же он любил сочетание благородного и порочного в лице Месье. В нём угадывались черты Бурбонов, Габсбургов и Медичи, при этом игривые улыбки и томный взор скорее подобали шлюхе с Нового моста. Притягательность Месье была в двойственности его натуры. Высокое в нём сочеталось с низким. Но чего в нём не было, так это холодности и безразличия. Как он отдавался шевалье всякий раз! Окружённый всеми благами мира, Месье не был пресыщен. Легко воспламенялся и воспламенял других. Любил ласки и с тем же удовольствием дарил их. Как кто-то может его заменить? Шевалье обречён тосковать по нему до конца дней. Поэтому стоит написать королю, как советует Лувуа. Шевалье выкажет покорность и почтительность, и всё что угодно, лишь бы разлуке с Месье подошёл конец.