История без морали об изгнании и возвращении шевалье де Лоррена

Прошло два часа, но ничего не изменилось. Состояние Мадам продолжало вызывать тревогу. Ей постелили новую постель, поскольку прежняя запачкалась рвотой и испражнениями. Мадам сумела перебраться самостоятельно, но, коснувшись свежих простыней, замерла без сил. К ней поднесли факел, чтобы врачи сумели лучше разглядеть, как переменилось её лицо. Казалось, Мадам похудела в два раза и напоминала теперь обтянутый кожей скелет. - Если вам мешает свет и жар, факел унесут, - сказал Месье, тоже сильно измученный. - Нет-нет, - пробормотала Мадам. – Мне уже ничего не мешает. Постепенно Сен-Клу наполнился важными особами, а около одиннадцати вечера прибыл король. Он избегал встречаться взглядом с братом, опасаясь, что глаза того выдадут. Людовик знал об уверенности Мадам в том, что её отравили и всей душой надеялся, что это не так. Месье уступил ему место подле принцессы и отошёл к окну. Растерянно оглядел присутствующих. Дамы плакали. Маршал де Грамон плакал. Конде казался озадаченным. Собачки Мадам, сбившись в кучу, скулили от страха. - Ваше высочество, осмелюсь высказать мнение, что разговора её высочества с кюре Сен-Клу недостаточно, - тихо сказала мадам де Лафайет. - Я пошлю за епископом Кондома*, – ответил Месье, скомкав в руке пропитавшийся слезами платок. Он сделал над собой это усилие, а после стоял истуканом, пока король беседовал с Мадам. Раз уж скоро всё сделается ужаснее во много раз, пусть ночь никогда не кончается. В обмен Месье готов не двигаться с места. Может, ему прилюдно выпить той проклятой воды с цикорием, чтобы все уверились, что Мадам никто не травил? Когда стало понятно, что надежды нет, король уехал. Он не мог находиться с умирающей под одной крышей. На Месье король так и не взглянул, и тот счёл, что это из-за отвращения к нему. Людовик всегда верил Мадам больше, а уж сейчас тем более поверит. Между тем Мадам исповедовалась канонику Сен-Клу господину Фейе. Выслушала господина д’Амьена, своего обычного исповедника. После этого прибыл английский посол сэр Монтегю. Его первым вопросом к Мадам было, кого она подозревает в отравлении. Что они говорили дальше никто не разобрал. Потому что говорили на английском. Но Месье был уверен, что речь о шевалье. О том, как с ним быть. О том, какая расправа будет лучше всего. Не в силах этого вынести, принц покинул спальню. Но ему не дали собраться с мыслями в тишине, потому что Мадам, заметив, что мужа нет, потребовала его обратно. "Что ещё вам надо?!", - хотелось крикнуть Месье, но необходимо было хорошо сыграть свою роль. Поэтому он обнял жену и зарыдал с удвоенной силой. - Не плачьте, - прошептала Мадам. - Вы же всегда хотели, чтобы я умерла. - Ничего подобного, - всхлипнул Месье. Мадам не понимала, он врёт или говорит от сердца. Но выглядел Месье искренним, его слова трогали. И только сейчас Мадам с полной ясностью осознала, что оставляет этот мир. С его горестями и тревогами, но и с его радостями и удовольствиями. Мадам сделалось настолько страшно и тоскливо, что захотелось выть. Но надо было держать себя с достоинством. - Ох, ступайте, - взмолилась она, - вы меня слишком растрогали. После ухода Месье прибыл ещё один врач - господин Брейе. С остальными он обсудил дальнейшие методы лечения Мадам. Было решено пустить ей кровь. Но крови вытекло мало. Стали думать, что ещё делать. Мадам слабела на глазах, но нашла в себе силы сказать, что хочет собороваться. Это произошло уже в присутствии епископа Кондома. Его речи вернули Мадам мужество перед неизвестностью, на пороге которой она стояла. Почти до половины третьего ночи продолжался их разговор о Боге. Когда губы Мадам дёрнулись в конвульсии, епископ понял, что пришёл конец. В следующую минуту сердце Мадам остановилось. В спальне воцарилась тишина. Казалось, весь мир замолчал. А потом зарыдали все разом. Месье был в кабинете. Прислонился к стене и тихо бился о неё затылком. Слёзы на щеках не успели высохнуть. Эффиа и Беврон молча смотрели на него. Месье ещё днём велел им сидеть у себя и не показываться. Боялся, что Мадам, только увидев их, начнёт голосить, что её отравили эти двое по приказу шевалье. - Я устал, - пробормотал он. – Я так устал. Беврон шумно сглотнул и покосился на Эффиа. Пусть скажет что-нибудь, пусть облегчит горе Месье. Но Эффиа молчал. Скоро в кабинете догорела единственная зажжённая свеча, и все они погрузились в темноту. Каждый подумал, что всё-таки эта темнота не столь страшна и абсолютна, как та, в которую ушла Мадам. Как хорошо быть живым. Но надолго ли это? Если начнут выяснять, кто отравил Мадам и каким образом, понадобятся виновные. А кто лучше всего подходит на эту роль? Никчёмные миньоны. Месье пытался решить, как лучше всего поступить. Велеть Беврону и Эффиа мчатся на самый край Франции, а оттуда за границу? Но это было бы явным признанием вины. Нет, нельзя. Он облизнул пересохшие губы и вздохнул. В тишине осторожный стук в дверь показался грому подобным. Все трое вздрогнули и предположили худшее: за миньонами пришли. Это в самом деле оказалось так. На пороге стоял граф д’Арманьяк и пытался что-либо разглядеть в темноте. - Ваше высочество, - позвал он, – я здесь по тайному делу. Его величество желает переговорить с господами Эффиа и Бевроном. - Переговорить, граф? – напряжённым голосом уточнил Месье. - Всего лишь, - подтвердил Арманьяк, прекрасно понимая, что испытывает принц. – Со мной никого нет. - Вы хотите сказать, с вами нет гвардейцев? – Месье готов был взорваться, но граф был на его стороне, поэтому не следовало срывать злость на нём. - Да, ваше высочество, - склонил голову Арманьяк. Эффиа внутренне собрался. Он выдержит любой исход этой ситуации. Никто не увидит его растерянным или испуганным. Он не подведёт Месье. Беврон думал схожее, хотя ему было страшнее, чем маркизу. Месье со слезами обнял каждого из них, а после кавалеры последовали за Арманьяком, которому было очень неуютно от того, какое он исполняет поручение. Оставшееся время до рассвета Месье провёл, слушая соболезнования придворных. Он был морально истощён и притворяться убитым горем даже не приходилось. Он был именно таким. Сильная тревога за шевалье, Эффиа и Беврона грызла всё его нутро. Он ничего не сумел добиться для шевалье, кроме замены тюрьмы на изгнание. Ещё эти аббатства шевалье всё-таки получил. Но вернуть его Месье оказался не способен. Как наверняка окажется не способен защитить всю троицу от королевского гнева. Что ему делать? - Да-да, - бормотал Месье кому-то в ответ. – Ужасное несчастье. Небольшой переполох устроила мадам де Мекленбург. Заявив, что не в силах выносить неизвестность, она велела принести той же воды, что наливали Мадам. Отговаривать её не смели, ведь это значило признать, что Мадам отравили. А кому, кроме фаворитов Месье и его самого это могло понадобиться? Пока придворные затаили дыхание, Мекленбург одним глотком осушила чашку. - Теперь, - сказала она дрожащим голосом, - осталось лишь ждать. - Вот это будет номер, если вы последуете за Мадам, - прошептал Конде, наклонившись к уху бывшей любовницы. Мекленбург проигнорировала, она старалась казаться загадочной и трагичной. Однако она заметила то, что в суете остальные упустили из виду: спаниель, которому дали злосчастной воды, до сих пор жив и вполне бодро продолжает скулить наравне с остальными. Какое-то время Мекленбург была в центре внимания. Прислушивались к каждому её вздоху, приглядывались к каждому движению. Но взошло солнце, а Мекленбург до сих пор была жива и на боли в животе не жаловалась. И внимание придворных переключилось обратно на Месье. Что-то нет нигде его фаворитов. Очень подозрительно. Месье понял, что терпеть больше не может. В порыве отчаяния спустился в пустынный парк. По траве стелился туман, солнце золотило всё вокруг. Месье просто стоял, наслаждаясь тем, как тёплый ветер касается его лица. Но вдруг кто-то коснулся его плеча. Месье обернулся и увидел Эффиа. - Я не призрак, ваше высочество, - устало улыбнулся маркиз. - Антуан! – всхлипнул Месье и кинулся его обнимать. Позже Эффиа рассказал, что король пытался вытянуть из него признание в отравлении Мадам. В обмен на правду обещал свою защиту. Мол, его цель не наказать виновных, а выяснить, как всё было на самом деле. Очевидно, чтобы защитить Месье. Но Эффиа не в чем было признаваться, и он ничего не знал. С Бевроном была та же ситуация. Когда король понял, что ничего нового не узнает, разрешил им уехать из Версаля. Однако, когда они спускались вниз, навстречу им поднимался Морель в сопровождении Вильруа. - Не похоже, чтобы господин де Волон волновался, - быстро добавил Эффиа, видя, как расширились глаза принца. - А где Беврон? – пробормотал Месье. - Сказал, что пошёл проверить гвардейцев, но я думаю, он на кухне, набивает брюхо, - презрительно фыркнул маркиз. - Я поеду в Версаль, - решил Месье. – Если брат подозревает меня, пусть скажет это прямо. - Позволите составить вам компанию? – спросил Эффиа, хоть и валился с ног. - Вы с ума сошли, Антуан. На сегодня с вас достаточно. Месье отправился в путь. Он не сменил одежду, не причесался. Об этом даже думать сил не было. Всё, что он мог сейчас - откинуться на сидение кареты и закрыть глаза. В Версале ему пришлось некоторое время подождать, пока его пригласят в кабинет короля. Если не считать охраны, принц был совершенно один. Солнечный свет лился из больших окон, озаряя его тонкую фигуру. Казалось, он такой же невесомый, как и пылинки, которые кружились в солнечных лучах. Когда двери кабинета отворились, на пороге показался Морель. Заметив Месье, он тотчас отвесил низкий поклон, но им не удалось даже словом обменяться. Морель вышел, Месье зашёл. - Мне жаль, Филипп, что вам приходится переживать такое, - сказал король. Он выглядел таким же уставшим, как и Месье, но при этом на удивление довольным. По всему выходило, что Мадам никто не травил. Людовик был счастлив в это поверить. Оставался только один нюанс. - Надеюсь, вы понимаете, что допросить ваших друзей и господина де Волона было необходимо, - продолжил он. - Как и меня, сир. - Я бы хотел узнать кое-что. - Что именно? - Господин де Волон во Францию прибыл с поручением от Папы. Я знаю, что это правда. Однако очень подозрительно, что его визит совпал со смертью Мадам. Но более всего меня заботит, чего ради вы с ним встречались. - Морель передал письмо от шевалье, которое нельзя было отправить обычным образом, - бесцветным голосом пояснил Месье. - Что же это за письмо, Филипп? Месье молча вытащил его из кармана и положил на стол перед братом. Он не стал вымарывать непристойные места. Пусть король прочтёт его от начала и до конца, и убедится, что никто не думал травить Мадам. И король прочёл. Когда дошёл до эротических фантазий шевалье, преисполнился отвращения. Какая грязь, какое бесстыдство. С сыном Франции обходятся как с дешёвой потаскухой. Но нельзя было поддаться порыву и смять бумагу, бросить в огонь. Те низости, что творились в спальне принца, значения не имеют. Важно установить отсутствие его вины в смерти Мадам. Сделав несколько глубоких вздохов, Людовик сумел продолжить, а когда дочитал, спросил с облегчением: - Вы только лишь хотели развестись с Мадам? - Только лишь! – воскликнул Месе и истерично расхохотался. – Теперь это "только лишь"! Затем он вдруг начал рыдать. - Лучше бы я умер! – крикнул он. – Тогда бы никому не было дела! Тогда бы шевалье не грозила опасность! А теперь в каждом переулке его может поджидать убийца! - О чём вы говорите? – смутился король этому выплеску эмоций. - Ну как же! Мадам кричала, что её отравили! Разве Карл II это стерпит?! Он и без того ненавидел шевалье, а теперь пожелает ему отомстить! Станет требовать от вас казнить его! А если вы проигнорируете, он подошлёт к шевалье убийц! Я знаю! Знаю! Месье трясся, словно страшно замёрз. - Я прикажу устроить публичное вскрытие тела Мадам, - решил король. – Английскому королю не к чему будет придраться. - Он всё равно решит, что его обманули! – не унимался Месье. - Верните шевалье! Верните! Прошу, Луи! - Я не могу, Филипп! – рявкнул король, через секунду укорив себя за это. Потом повторил уже спокойно: - Я не могу. Как это будет выглядеть со стороны? Он потёр переносицу. Сейчас вернуть Лоррена во Францию можно только в качестве подозреваемого. Если дозволить ему вернуться как ни в чём не бывало, это будет вопиющим нарушением правил приличия. Месье уронил лицо в ладони и продолжил рыдать. Отчаянно и некрасиво. Король стал опасаться, что ещё чуть-чуть и принца удар хватит. - Карл II сейчас зависит от денег и поддержки Франции, - сказал он быстро. – Маркиз де Круасси* даст ему понять, что шевалье де Лоррена нельзя трогать. Месье отреагировал на это лишь громкими всхлипами. Тогда Людовик выбрался из-за стола и пошёл распорядиться, чтобы для Месье заварили успокаивающие травы. А после сам поил брата, потому что тот был не в состоянии держать чашку. Через полчаса Месье немного успокоился. Стал искать в кармане платок, но им столько раз пользовались за ночь, что сейчас он был непригоден. Тогда король протянул ему свой. - У меня к вам дело, Филипп. Королю самому не нравилось то, что он сейчас скажет, но иногда долг велит быть бессердечным. - Какое, сир? – прошептал Месье. - Ваше вдовство не должно затянуться. Уже сейчас следует подыскивать новую Мадам. Как насчёт герцогини де Монпансье? Месье ошарашенно поглядел на него. - Сегодня же поговорю об этом с герцогиней, - решил король. Месье был не в силах спорить. Арманьяк и Вильруа помогли ему спуститься вниз и усадили в карету. - Бедный Месье, - сказал Вильруа, когда карета отъехала. Арманьяк кивнул. Бедный Месье. Что тут ещё скажешь?