История без морали об изгнании и возвращении шевалье де Лоррена

В понедельник 24 июня двор Месье отбыл в Сен-Клу. По дороге туда Мадам стало плохо. Закололо в боку. Мадам кусала губы и молча терпела. Если она станет жаловаться всякий раз, утомит всех. Даже господин Ивлен перестанет воспринимать её серьёзно. Но когда прибыли во дворец, боль до того усилилась, что Мадам не смогла этого скрыть. Дамы окружили принцессу и попытались выяснить, в чём дело. Кто-то послал за Ивленом. - Верно, в дороге сильно трясло, - сказала Мадам. – А ещё эта жара. Хочу искупаться. - Нет-нет, ваше высочество, категорически нельзя, - всполошился врач. - Но почему? – удивилась Мадам. - Резкие движения могут усугубить ваше состояние. Лучше всего для вас пребывать в покое, пока боли совсем не исчезнут. Мадам еле удержалась от того, чтобы фыркнуть. Как же. Исчезнут эти боли. Но спорить с Ивленом не стала. Поднялась к себе и легла. Несколько следующих дней Мадам была послушной пациенткой. Вся её активность сводилась к тому, что вместе с дамами она шла к фонтану, рядом с которым было так приятно сидеть, или ждала вечера, чтобы просто спуститься в парк. Но к пятнице ей надоел такой образ жизни. Всё-таки она не старушка. Хотелось двигаться. Да и самочувствие было неплохим. Мадам решила, что большого вреда не будет, если она поплавает. В сопровождении дам и слуг Мадам отправилась к Сене, на берегу которой возвели купальни. В отдалении уже плескались кавалеры Месье, а он сам никак не мог решиться. То выходил из купальни, то скрывался внутри, словно кого-то дразнил. Ещё и одет был в полупрозрачную сорочку, которая больше показывала, чем скрывала. Особенно на солнце. Дамы сняли с Мадам тяжёлое платье, оставив её в сорочке, которая была куда скромнее, чем у мужа. Помогли спуститься в воду. Какое блаженство! Жаркие и липкие дни без купания невыносимы. Отныне Мадам будет плавать каждый день. Даже если господин Ивлен выскажется против. Никто не знает, что делать с её болями, а потому предписывают ей одни ограничения. Но так ведь нельзя! Когда возвращались во дворец, Мадам много смеялась, слушая своих дам. Отличный сегодня день. И таким он будет до самого конца. Потому что за ужином компанию Мадам составят маршал Тюренн и герцог де Ларошфуко*, и английские кавалеры, в числе коих художник Питер Лели. Сколько всего они обсудят! На следующий день Мадам поплохело. Опять разболелся проклятый живот. Да так, что она не смогла следовать обычному распорядку. Вставала и вскоре ложилась, не в силах делать что-либо. Посреди этих мук к ней зашёл Месье. Хотел поговорить, но Мадам была не в состоянии. - Разве это нормально? – спросил он, глядя на корчи жены. - Полагаю, нет, - хрипло рассмеялась Мадам. - Что говорит господин Ивлен? - Что я должна оставаться в постели. - Тогда следуйте его совету. - А я-то собиралась поплясать. Мадам очень злилась на своё тело, которое причиняло ей столько неудобств. Но вечером боль неожиданно отступила. Мадам смогла поужинать, а после спустилась в парк и гуляла там до полуночи. В небе огромной жемчужиной висела луна, заливая всё холодным светом. Мадам любовалась ею, но на сердце было тревожно. Не хотелось возвращаться во дворец. Казалось, если она войдёт туда, больше никогда не выйдет. Но всю ночь ходить по парку Мадам не могла. Это было бы странно. Долгая прогулка поспособствовала тому, что спала она хорошо. Встала рано, преисполненная бодрости. Лёгкий дискомфорт в животе присутствовал, но не шёл в сравнение со вчерашним. Другими словами, не было причины для безотчётной тревоги, какую ощущала Мадам ещё с ночи. Не хотелось общаться с дамами, слушать их разговоры. При этом Мадам потребовалось увидеть Месье. Немедленно. Она приписала это своему странному состоянию. Месье принимал ванну. Он был один, не считая Сент-Фуа, его первого камердинера. Мадам сочла добрым знаком то, что Эффиа и Беврона при нём нет. - Господин де Сент-Фуа, я бы хотела остаться с мужем наедине, - сказала Мадам. Камердинер посмотрел на Месье. - Ступайте, Сент-Фуа, - разрешил Месье, а затем обратился к жене: - Какой неожиданный визит. Что-то случилось, Мадам? Чёрные глаза впились в лицо принцессы. Мадам ответила таким же пристальным взглядом. Потом её взгляд переместился ниже. Месье был полностью обнажён. Принимать ванну в сорочке, как то подобало приличным людям, ему претило. Он любил выставлять своё тело на всеобщее обозрение. Кавалеров он соблазнял, а жену просто не стеснялся. Мадам, подчиняясь порыву, нагнулась к мужу и поцеловала. Месье так оторопел, что даже не сопротивлялся. Потом, когда принцесса отстранилась, увидела, с каким ужасом он смотрит на неё. Но Мадам это только раззадорило, она хотела поцеловать его ещё раз, но Месье сказал сердито: - Довольно! - Вы – мой муж, - пришлось напомнить Мадам. - И что с того? Необязательно врываться ко мне и приставать! "Какая абсурдная ситуация", - подумала Мадам. И самое смешное, что это она её создала. Но у кого ещё искать поддержки? - Мне страшно, - призналась она. - Чего вы боитесь? – проворчал Месье. - Сама не знаю, от этого только страшнее. Месье вздохнул. У Мадам расстроены нервы, это очевидно. Но у него тоже расстроены нервы и всё по её вине. - Мне тоже страшно, - сказал он. – Каждую минуту. - Чего вы боитесь? – повторила Мадам его вопрос. - Я боюсь за шевалье, - ответил Месье и схватился за края ванны. – Верните мне его. Ведь теперь вы в силе. Луи обожает вас. Если вы попросите за шевалье… - Вы заблуждаетесь относительно моего влияния, – холодно возразила Мадам. – Я могу попросить сотню раз и это будет бесполезно. Шевалье удалили, потому что так захотел ваш брат. А я к этому не имею отношения. Когда же вы уясните? Она лукавила, но лишь отчасти. Король рассыпается в любезностях, делает ей подарки, но ничего серьёзнее этого ради неё не предпримет. Он до сих пор не вернул Конака и мадам де Сен-Шомон. Даже если Мадам попросит за Лоррена, это не сыграет роли. Шевалье стоял у короля поперёк горла, поэтому он сейчас в изгнании. Если так можно назвать его необременительную жизнь в Италии. Вода в ванне Месье остыла, стало неприятно находиться в ней. Когда принц встал, Мадам не отвела взгляд. - Я бы хотел, чтобы сейчас на вашем месте сидел шевалье, - сказал он, понимая, что это жестоко. Мадам ничего не ответила. Месье говорил ей вещи и похуже. Наверное, пора оставить надежду на то, что они когда-либо смогут жить счастливо. Месье не выкинет Лоррена из головы. Но даже если так, без Лоррена всё равно спокойней, а потому Мадам приложит все силы, чтобы он не вернулся. Чуть позже принцесса пошла в часовню слушать мессу. Умиротворения ей это не принесло. Тревога и раздражение росли. Вдобавок появилась слабость. На обратном пути даже пришлось опереться на руку мадам де Лафайет*. - Как я устала от всех, моя дорогая Мари, - сказала Мадам. – Только с вами мне приятно быть рядом. - Может, вам следует отдохнуть, ваше высочество? – спросила Лафайет. Мадам покачала головой. - Хочу посмотреть, как работает господин Лели. Лафайет довела Мадам до залы, в котором расположился художник Питер Лели. Он рисовал Месье и Марию Луизу. Те замерли в неестественных позах. Но при этом отец нежно держал дочь за руку. Мадам удивляло, что Месье, столь не любящий её, любит детей, которых она родила. А ведь ему когда-то нашёптывали, что Мария Луиза не его дочь, но Месье пропускал это мимо ушей. - Мама, я устала, - пожаловалась девочка. - Если хотите красивый портрет, придётся потерпеть, - сказала Мадам, усаживаясь на кушетку. - А уж как я устал, - скорчил гримасу Месье. - Скоро вам можно будет снять доспехи, ваше высочество, - выглянул из-за холста Лели. – Я только наложу немного краски… Месье не умел проводить время в молчании, а потому приставал к художнику с вопросами и просто говорил на всякую тему, какая ему приходила в голову. Поначалу Мадам слушала, но вскоре её сморил сон. Это было необычно, потому что ей тяжело было уснуть даже в тишине. Когда Мадам открыла глаза, не сразу сообразила, где находится. Звуки долетали как будто издалека, но потом на Мадам сразу всё навалилось: голоса мужа и придворных дам, щебет птиц на улице. Мадам охнула и попыталась приподняться на локте. - Что с вами? – спросил Месье, покосившись на неё. Мадам переменилась внешне. Лицо потеряло всякую прелесть. Но разве такое может быть за столь короткий срок? Если бы мадам де Лафайет и мадам д’Эпернон не согласились с ним, Месье бы решил, что его подводит зрение. Но дамы тоже заявили, что с принцессой что-то не то. - Желудочные колики никого не красят, - ответила на это раздосадованная Мадам. Эта небольшая странность была через пять минут всеми забыта. Господин Лели сказал Месье, что его присутствие и Марии Луизы более не требуется. Художник уловил все особенные черты внешности и закончит портрет, не утруждая их высочеств позированием. - Рад слышать, господин Лели, - сказал Месье, а потом уже слугам: – Скорее снимите с меня доспехи. - Мы прогуляемся, папа? – спросила Мария Луиза. - Не сейчас, дитя моё, - с сожалением ответил Месье. – Мне надо в Париж по срочному делу. Прогуляемся вечером. Он хотел увидеть Мореля перед тем, как тот вернётся в Рим. Месье осушил поданный слугой бокал с вином, проглотил пирожное, бросил в рот несколько виноградин и уже собирался идти вниз, как вдруг завопила Мадам. Мария Луиза испугалась и стала дёргать отца за рукав, спрашивая, что происходит. - Просто болит живот, - ответил он и велел увести готовую разрыдаться девочку в её комнаты. Мадам в это время согнулась пополам. - Боже мой, какая боль! - кричала она. – Невыносимо! Её лицо покрылось испариной и сделалось красным. - Мадам де Гурдон, что вы только что подали её высочеству? – резко спросила мадам де Мекленбург*. - Всего лишь воду с цикорием, - пролепетала Гурдон. – Её принесла мадам де Гамаш. - Так распорядилась её высочество, - Гамаш готова была разрыдаться. Пока придворные дамы выясняли степень вины друг друга, Мадам продолжала кричать. - Помогите мне! – разозлилась Лафайет. – Мадам надо проводить в спальню! Месье смотрел на происходящее в немом изумлении. Он никак не мог понять, Мадам в самом деле плохо или она ломает комедию. Если последнее, то зачем ей это? - Позовите… позовите господина Ивлена, - сбивчиво распорядился Месье. – И господина Эспри. Пока дамы под руки вели Мадам в спальню, она заливалась слезами и жаловалась, что больше не может терпеть. Когда её уложили, Мадам стала метаться. Месье, присевший на край постели, не знал, что делать. Состояние жены стало пугать его. - Нагнитесь ко мне, - хрипло велела Мадам. Месье подчинился и его тотчас заключили в объятия. - Я умираю, умираю, - отчаянно зашептала Мадам ему на ухо. – Умираю! - Какая глупость! - в ответ зашептал Месье. – Не может быть, чтобы вы умирали! В ответ Мадам стиснула зубы и поморщилась, страшно мучаясь. Месье инстинктивно отпрянул, но жена его удержала. - Меня отравили! – зашептала она, а затем выкрикнула: - Вода была отравлена! Месье наконец вырвался из её рук. Так вот к чему ведёт Мадам. Разыгрывает попытку отравления! Хочет добиться, чтобы шевалье казнили. Его изгнания этой стерве мало. Но нельзя показывать свою неприязнь. Месье чувствовал, что теперь все взгляды прикованы к нему. - Пусть эту воду дадут собаке, - велел он, будто ему даже в голову не пришло, что в отравлении заподозрить могут его и шевалье. – И пусть скорее несут змеиный порошок. - Но я сама приготовила воду с цикорием и попробовала её, - всхлипывала Деборд, камеристка принцессы. – Со мной же всё в порядке! - Дайте мне все противоядия, какие найдутся! – кричала Мадам. – Если бы вы знали, как я страдаю! Чтобы успокоить Мадам, так и поступили. Но разные порошки только усугубили её состояние. Началась рвота, боли усилились, хотя казалось, что усиливаться им некуда. Но Мадам больше не кричала, потому что у неё не осталось сил. Месье был в ужасе. Мадам не должна умереть! Если она умрёт, шевалье никогда не позволят вернуться! Его будут считать тем, кто придумал Мадам отравить! Карл II наверняка решит подослать к нему своих агентов, чтобы в каком-нибудь переулке перерезали шевалье горло! И это в лучшем случае! Ведь шевалье могут приволочь во Францию и публично казнить, ещё и содомию приплетут к его обвинению! Мысли принца метались от одного ужасного варианта развития событий к другому. Он запаниковал. Сделался таким же бледным, как и его умирающая жена. - Это просто результат сильных колик, ваше высочество, - попытался успокоить его Эспри. – Ручаюсь вам. - Вы и про Филиппа Шарля говорили, что с ним всё хорошо!* – не выдержал Месье. Мадам захотела исповедаться. Послали за кюре из Сен-Клу. После она потребовала мужа. - Не умирайте, - прошептал Месье, наклоняясь к ней, - пожалуйста, не умирайте. Мадам ощутила, как его слёзы падают на её лицо. - Я никогда не любила графа де Гиша, - прошептала она. – Вы зря меня терзали. Мадам сделала над собой усилие и погладила мужа по щеке. Месье горестно всхлипнул. Боже мой, он больше не увидит шевалье. Ему не позволят быть счастливым после такого. Однако, когда прибыл господин Валло, врач короля, и осмотрел Мадам, то заявил, что не видит опасности. Мадам, безусловно, сильно страдает, но скоро ей станет легче. Его слова подтвердили Ивлен и Эспри. У Месье забрезжила надежда. Вдруг это правда всего лишь колики? Он бы всё отдал, чтобы так оно и было. - Господа врачи ничего не понимают, - отрезала Мадам, - мне осталось недолго. Месье держал её за руку, и рука была холодна как лёд. Черты лица заострились. Но Месье не хотел принимать очевидное. Остальные присутствующие тоже отказывались верить, что Мадам умирает. Ей пустили кровь, после чего наступило заметное улучшение. - Вот видите, ваше высочество, - сказал Валло. – Худшее позади. Мадам только усмехнулась. - Дабы наверняка изгнать болезнь из вашего тела, следует поставить вам клистир с александрийским листом, - продолжал врач. - Вы изгоните только остатки жизни, - слабо отозвалась Мадам. Её уже не слушали. Все считали, что принцесса накручивает себя. Но улучшение наверняка не заставит себя ждать. Мадам дали столько лекарств, что иначе и быть не может.