История без морали об изгнании и возвращении шевалье де Лоррена

Когда шевалье, Марсан и Морель оказались в Риме, там который месяц шли выборы нового Папы. Кардиналы хотели отдать тиару восьмидесятилетнему Эмилио Алтьери, потому что он вряд ли задержится на этом свете, при этом его отличали ум, благонравие и умение договариваться с кем угодно. Но Алтьери отказывался. Он слишком стар для такой ноши. Пока длилась эта неопределённость, в Рим съехалось столько высокопоставленных лиц светских и духовных, что казалось, простого люда там меньше. Также Рим наводнили проходимцы, коих и без того в городе было без числа. Карманники срезали кошельки всякого зазевавшегося бедолаги и быстро скрывались в толпе. Предсказатели пугали грядущим. Карточным шулерам проигрывали состояния. В таких условиях снять дворец было нелегко. Морель расхаживал по всему Риму, пытаясь это сделать, но всякий раз его либо кто-то опережал, либо цену безбожно завышали. Шевалье не мог присоединиться к Морелю в поисках, потому что Шарль внезапно слёг. Его лихорадило, тело покрылось сыпью, сил не было даже руку поднять. Шевалье остерегался к нему приближаться, но надо было найти врача, чтобы облегчил состояние юноши. Это тоже оказалось не так-то просто. Не зная итальянского, попробуй сейчас отличи шарлатана от толкового врача. Шевалье уже несколько раз пытались обмануть, но сдаваться он не собирался. Оставляя Шарля на попечение слугам в доме на Виа Леонина*, который они сняли на время, пока не подвернётся что-то получше, шевалье ежедневно отправлялся на поиски. Его посетила дельная, но запоздалая мысль, что надо бы нанять француза, который давно здесь живёт и хорошо говорит на итальянском. Можно рассмотреть и другой вариант: итальянца, который говорить на французском, но соотечественнику было больше веры. Небесные сферы как будто подслушали мысли шевалье, потому что в тот же день он встретил Франсуа Джерси*. Паланкин, который нанял шевалье, потому что иначе в римской толчее передвигаться было сложно, оказался западнёй. Носильщики, сообразив, что шевалье в Риме не ориентируется и объясняться не может, доставили его в подворотню, где собирались врезать по голове и ограбить. Джерси проходил мимо и увидел, как двое громил к горлу кавалера приставили нож. Он кинулся на помощь и вместе с шевалье обратил негодяев в бегство. - Что за проклятый город, просто дыра в преисподнюю, - выругался шевалье и убрал шпагу в ножны. – Благодарю, сударь. - Не стоит благодарности, - ответил Джерси. – Так бы поступил всякий. Но я особенно рад помочь французу. - Ба! Так вы понимаете меня! – обрадовался шевалье. – Давненько не случалось, чтобы меня понимали на улице. - В Риме опасно ходить одному, господин… - Филипп де Лоррен, - представился шевалье. – А вы? - Франсуа Джерси. - Вы француз, но живёте в Италии? - Всё верно, господин де Лоррен. - Я могу предложить вам работу, господин Джерси, - сказал шевалье, решив, что нет лучшей рекомендации, чем готовность прийти на помощь незнакомцу. - Но вы ещё не знаете, насколько я бесполезен, - улыбнулся Джерси. – Я – художник, которому никто не делает заказов. - Стало быть, работа вам нужна, - резюмировал шевалье. – Познакомьте меня с городом и сопровождайте всюду. Джерси задумался. Такая работа займёт всё его время, рисовать будет некогда, но, с другой стороны, ему и рисовать стало некого. Умы богатых заняты другим, а клиенты попроще решили затянуть кошельки – кто знает, что будет при новом Папе. Скоро сбережения Джерси иссякнут, а значит, надо соглашаться. - Это я могу, господин де Лоррен, - сказал он. - Отлично, - улыбнулся шевалье. Джерси поймал себя на мысли, что любуется им. Как художник он не мог остаться равнодушен к красоте. С его помощью шевалье удалось разыскать врача, который в самом деле был врачом. Тот, осмотрев Шарля, сказал, что у него лёгкая форма оспы*. Обычно ею болеют в детстве. Шевалье с облегчением вспомнил, что чем-то таким болел и без всяких последствий. Врач назначил больному сон и обильное питьё, и запросил за свои услуги круглую сумму. Джерси зашептал шевалье, который ещё не научился разбираться в местных деньгах и ценах, что это очень дорого, но шевалье лишь пожал плечами и отсчитал монеты в ладонь врача. - Когда мы найдём дворец, - сказал шевалье, спускаясь вниз по лестнице, - вы можете перебраться туда, чтобы всегда быть под рукой. Боюсь, вам придётся стать моей тенью. - Вы человек щедрый, господин де Лоррен, - улыбнулся Джерси, - а потому, как вам угодно. - Давайте перекусим, - шевалье огляделся в поисках слуг и, не заметив никого, стал звонить в серебряный колокольчик. Вскоре на длинном столе появились приборы для шевалье и Джерси. Перекус включал себя суп из каплуна, жареных цыплят, паштет с грибами, пирог с дынным мармеладом и взбитый крем. Джерси обычно на всём экономил и питался плохо, поэтому сейчас у него слюнки потекли. - Только не скромничайте, господин Джерси, - сказал шевалье. – Набейте брюхо до отвала. Лично я так и поступлю. К удивлению Джерси, шевалье де Лоррен, который явно принадлежал к числу высшей знати, на что указывали и его костюм, и манера речи, и осанка, весьма к себе располагал. Джерси ещё не знал, что он за человек, можно ли вообще с ним связываться, но хотел быть в его обществе. У шевалье был очень приятный голос и хорошее чувство юмора, хоть и грубоватое, а на его лицо можно было смотреть вечно. С Лоррена следовало писать ангелов. У Джерси даже возникла мысль уговорить его попозировать… - Так откуда вы? – спросил шевалье. - Отовсюду понемногу, - ответил Джерси. – Но родился в Париже, куда отец с матушкой перебрались из Лондона. Они католики, так что сами понимаете. - А вы предпочли Рим… - сказал шевалье, подумав, что даже у бедного художника есть право пересекать границу, а у него, Гиза, это право отобрали. - Здесь я продолжил обучение живописи, - Джерси сделал глоток восхитительного вина, - но даже мне было очевидно, что в лучшем случае я художник средних способностей. Морель явился под вечер, заявив, что ему удалось договориться с неким Гаспаром Палуццо Альбертони*. Тот готов сдать половину своего дворца, но втридорога. - Палуццо? – не выдержал Джерси. – Это семейство связано с кардиналом Алтьери. - А вы, сударь, кто? – спросил Морель. – Надеюсь, мой вопрос вы не сочтёте дерзким. - Франсуа Джерси – моя римская тень, - представил художника шевалье. - Очень приятно, господин Джерси, - ответил Морель. – А я – Антуан Морель де Волон. Сопровождаю господина де Лоррена в его скитаниях. Но вернёмся к плуту Палуццо, кем вы говорите он приходится старику? - Точно сказать не могу, - смутился Джерси. – Но у него дурная репутация. - По Палуццо сразу видно, – усмехнулся Морель. – Вас позабавит как мы познакомились. - Неужели в борделе? – спросил шевалье. - Кто же ходит днём в бордель? – покачал головой Морель. – Я решил заглянуть в так называемую кофейню. Вылакал две чашки ужасного пойла, а после третьей решил, что ничего лучше на свете нет. Погодите, хмуриться, господин де Лоррен, сейчас я перейду к сути. В этом заведении собрались сплошь богачи, потому что у кого ещё есть возможность тратить деньги и время. Палуццо был среди них и у него случилась перебранка с каким-то типом. Понятия не имею, о чём шла речь. Но итальянский очень мелодичен. Господа выхватили шпаги и глядели друг на друга со зверским видом. Я решил, что надо вмешаться. Палуццо лет двадцать, он смазлив, и, конечно, я принял его сторону. Тоже выхватил шпагу и вытаращил глаза. Даже крикнул: "Что за скотина!". В итоге ничего не случилось. Вмешались знакомые с обоих сторон. Но Палуццо оценил мою инициативу. К счастью, он говорит на французском. Так вот, когда он узнал, что я ищу свободный дворец, предложил свой. Я потом отыскал этот дворец и обошёл со всех сторон. Очень недурно. Думаю, внутри тоже. - Вы переезжайте как можно скорее, пока ваш Палуццо не передумал, а я останусь здесь вместе с Шарлем, - решил шевалье. – У него лёгкая форма оспы, кто же пустит его на порог. - А, - сказал Морель, - вы нашли врача. Какое облегчение. На следующий день Морель со всеми своими вещами отравился во дворец Палуццо на Виа Латта*. Шевалье составил ему компанию, желая сразу же выбрать себе комнаты. Чуть позже к ним присоединился Джерси, который перевёз во дворец свой нехитрый скарб: одежду да принадлежности для живописи. Дворец оказался прямоугольным зданием с большими арочными окнами. Всего в нём было три этажа, а по периметру крыши располагались статуи. Сам хозяин – двадцатилетний юнец с капризным выражением лица, чёрными глазами и в златокудром парике – проснулся после обеда и сразу направился поприветствовать новых жильцов. - Вы прибыли в Рим не в самое удачное время, господа, – заявил он с сильным итальянским акцентом. Шевалье понимал его с трудом. – Надеюсь, кардинал Алтьери скоро перестанет противиться неизбежному и примет то, что должен стать Папой. Палуццо был в халате, наброшенном поверх сорочки, голые ноги обуты в домашние туфли. Морель почти облизывался, глядя на него. А Палуццо пришёл в восторг от шевалье. Это же дерзкий любовник Филиппа Французского! Какая прелесть! Очень красивый, очень! Итальянцы умеют ценить всякую красоту, мужскую в том числе. - А мне, наверное, скоро придётся жениться, - ни с того ни с сего Палуццо сменил тему. – Ужасно несправедливо. Может быть, мне тоже податься в мальтийские рыцари? Это ведь не слишком сложно, господин де Лоррен? Расписаться на каком-нибудь клочке бумаги и всё? - Почти, - улыбнулся шевалье, думая, что этот Палуццо просто шут. – Но вам придётся отказаться от всей вашей собственности. - Какой кошмар. Я к этому не готов. Лучше женюсь. - Мудрое решение, - поддержал Морель. - В этом деле столько нюансов, - продолжал юноша, не заботясь о том слушают его или нет. - Не могу раскрыть их, хотя у вас такие приятные физиономии. Мы наверняка подружимся. - Я уже питаю к вам дружеские чувства, - сказал Морель, не в силах оторвать взгляд от тонких щиколоток, покрытых тёмными волосками. Ему хотелось провести по ноге Палуццо и добраться до яиц. Когда Палуццо наконец ушёл, все, кроме Мореля, выдохнули с облегчением. - Если он станет заходить к нам ежедневно, я съеду, - предупредил шевалье. - Да бросьте, друг мой, - Морель сжал его плечо. – Палуццо нам нужен. Только представьте, если Алтьери в самом деле станет Папой. Шевалье страдальчески закатил глаза. А Джерси расхаживал по галерее. Запрокинув голову, он изучал роспись на потолке. Изображены были пирующие олимпийские боги, а в их числе Палуццо. Катамитус* подливал ему вино, а Юпитер обнимал за плечи и пытался что-то втолковать. К реальности Джерси вернул шевалье. - Идёмте, - сказал он, - хочу наконец осмотреться в городе. Они вышли из дворца и покатили в карете по Виа Латта. У шевалье не было желания идти пешком или нанимать портшез. В Риме это чревато последствиями. Тем более что солнце припекало так, что получить тепловой удар ничего не стоило. Пот струился по вискам, к телу липла одежда. Но шевалье был в полном восторге от того, что видит в окно. Без счёту памятников древности. Наверное, каждый булыжник мог рассказать что-нибудь занимательное, если бы обладал устами. Остановку сделали на Пьяцца Навона*. Шевалье захотел фруктов, а на этой площади как раз располагался рынок, но также прекрасные дворцы и церкви, и три фонтана: Мавра, Нептуна и Четырёх рек с обелиском в центре. - В августе площадь намерено затапливают, чтобы охладить город, - сказал Джерси. - Потрясающе, - отозвался шевалье и вонзил зубы в сочное яблоко. Вот бы сейчас Месье был с ним рядом, видел то же, что видит шевалье. Вдруг его озарила мысль, он чуть не хлопнул себя по лбу, жалея, что не додумался раньше. А потом спешно прожевал откушенный кусок и спросил Джерси: - Вы можете нарисовать для меня Пьяцца Навона? Я хочу отправить рисунок Месье. - Месье? - Ну да, герцогу Орлеанскому, брату Людовика XIV, - нетерпеливо пояснил шевалье. – Мы с ним очень близки и скучаем друг по другу. Я часто пишу ему и рассказываю, что вижу. Но лучше бы показывал. - О, - сказал Джерси, потрясённый тем, что узнал. Шевалье оказался куда более важной персоной, чем он думал. И куда более скандальной. - Я ведь здесь в изгнании, - продолжал шевалье. – И чёрт знает, когда мне будет позволено вернуться. - О, - повторил Джерси. – Мне жаль, господин де Лоррен. Конечно, я с удовольствием нарисую для вас Пьяцца Навона. - Не для меня, - поправил шевалье. – Для Месье. Ему как будто доставляло удовольствие произносить "Месье". - Я стану рисовать для него всё, что попросите, - сказал Джерси, а затем добавил, смущаясь: - Могу и вас нарисовать. - Ненавижу позировать, - отозвался шевалье, глядя не на Джерси, а в окно, куда и кинул огрызок. Вечером, вернувшись в дом, где лежал больной Шарль, шевалье зашёл к нему, чтобы справиться о самочувствии. - Вдруг я навсегда останусь уродом? – спросил Марсан грустно. Ему не давали зеркало, но он догадывался, что его лицо также покрыто сыпью, как и тело. - Глупости, Шарль, - отозвался шевалье. – Скоро ваша физиономия очистится. Только не чешитесь. - Я стараюсь, - вздохнул Марсан. - Как вы сегодня, получше? - Кажется, да. Вот только… - Что? - Мне скучно. - Значит, идёте на поправку, - усмехнулся шевалье. Он оставил Шарля, чтобы узнать, есть ли письма от Месье. Когда получил утвердительный ответ, кинулся в спальню. Там, на столе, ждали и другие письма, но шевалье в первую очередь развернул письмо Месье и подошёл к окну, чтобы прочитать его при угасающем свете дня. Месье писал, что госпожа Колонна жаждет увидеть шевалье и что-нибудь для него сделать. Её муж очень влиятельный человек в Риме. Во дворце Колонна привечают всяких оригиналов и талантов, а потому шевалье больше не будет страдать от одиночества и скуки. Также компанию ему готовы составить герцогиня де Мазарини и герцог де Невер. Это всё было хорошо, но шевалье показалось, что тон письма Месье суховат. В чём же дело? О шевалье ходят какие-то лживые слухи? Вот бы оказаться сейчас подле Месье и расспросить его самого, а потом впиться в его губы, убеждая, что любовь шевалье до сих пор крепка, как и его член. Но это было невозможно. Шевалье оставалось только запустить руку в кюлоты и ласкать себя, представляя, что это делает Месье.