История без морали об изгнании и возвращении шевалье де Лоррена

Жизнь шевалье в Генуе протекала очень приятно. Вместе с Шарлем он осмотрел город и его окрестности. Морель же занялся осмотром иных достопримечательностей и с сожалением обнаружил, что напрасно содомию во Франции называли итальянским грехом. Проституток женского пола здесь было множество. С голой грудью и в ярких платьях они прохаживались по улицам и без всякого стыда предлагали себя мужчинам. К услугам тех, у кого водились деньги, были дамы иного толка. Утончённые и образованные они зачастую превосходили своих покровителей умом. Но Морель искал бордели с парнями. Такие здесь тоже были, но довольным мог остаться только человек невзыскательный. Морель любил блондинов, а ему предлагали брюнетов да рыжих. С чёрными глазищами и непокорными кудрями они словно сошли с полотен Караваджо. За не имением лучшего Морель, конечно, пользовался их услугами, но продолжал заинтересованно поглядывать в сторону шевалье. Вскоре он сменил место поисков и стал посещать театры, потому что некоторые актёры предлагали определённые услуги. Шевалье с братом пока не составляли ему компанию, но Морель мог поспорить, что такой день скоро наступит. Было забавно видеть, что Лоррен, которого все обвиняли в распутстве, трогательно пытается обуздать свою плоть. Судя по всему, он только лишь рукоблудил, глядя на портрет герцога Орлеанского. Однако в посещении игорного дома шевалье себе не отказывал. Были ночи, которые они трое проводили за карточным столом, проигрывая и даже иногда выигрывая крупные суммы. Но выигрывать время от времени для Мореля было недостаточным. Он ещё в Марселе начал постигать искусство шулерства, а здесь продолжил. Однажды Мореля раскусил некий вспыльчивый граф, которого он собирался обобрать до нитки. Друзья графа, такие же забияки, выхватили шпаги и вознамерились понаделать в Мореле дыр, но на выручку пришли Лоррен и Марсан. То была весёлая ночь. Кровь, которая должна была пролиться, не пролилась, разве что самую малость, зато вино потом текло рекой. Марсан на утро головой не мог пошевелить, так она трещала. Иногда они просто оставались дома и ужинали на террасе. Шевалье рассказывал о своей жизни при французском дворе и, главным образом, о герцоге Орлеанском. Он скучал и не пытался этого скрыть. Марсан слушал его с грустным видом. А для Мореля это было нечто вроде сказок. Хотелось, конечно, хоть одним глазком глянуть на дивный мир, но и реальный тоже был неплох. Достаточно было повернуть голову в сторону моря, чтобы в этом убедиться. С их террасы была видна портовая гавань и маяк Лантерна, который стоял здесь с древних времён. Дух захватывало во время рассветов и закатов, разных всякий раз, и когда звёзды загорались в великом множестве. Одним из таких вечеров, когда небо окрасилось в нежный розовый свет, а тёплый ветер трепал волосы, шевалье вдруг сказал: - И всё же здесь скучно. Марсан и Морель посмотрели на него с удивлением. - Меня нигде не принимают, - пояснил шевалье. – Не могу сказать, что горю желанием подружиться с кем-либо, однако я осмотрел все соборы, все древности. Я был на всех спектаклях. Что теперь прикажете мне делать? - Вы знаете что, - с намёком сказал Морель. - Допустим, я стану ходить к шлюхам, - поморщился шевалье, - но они также быстро наскучат. - Кажется, вы что-то придумали, – понял Марсан. - Отправимся в Рим. - Рим? Как угодно, - невозмутимо пожал плечами Морель. – Мне всюду хорошо. Марсан тоже не возражал. Рим так Рим. Там должно быть интересно. Было немного жаль покидать их дворец, но и в Риме наверняка найдётся столь же прекрасный, если не лучше. Из-за путешествия Месье с опозданием получал письма, поэтому о намерении шевалье переехать в Рим узнал тогда, когда тот был в пути. Шевалье шутил, что в Генуе местная знать не желает с ним знаться, словно боится о него замараться, точно также было в Марселе, и наверняка также будет в Риме, но там хотя бы развлечений больше. Как и негодяев, которые, верно, теперь должны составить круг его общения. Шевалье писал об этом легко, казалось, ситуация его забавляет, но Месье догадывался, что на самом деле шевалье оскорблён и злится. Хотелось ему помочь, но Месье никого не знал в Генуе, однако в Риме живёт его давняя подруга Мария Манчини. Ей-то Месье и написал. Мария замужем за Лоренцо Колонна*, у которого не счесть титулов и денег. Супруги имеют в Риме большое влияние и покровительствуют искусствам. К тому же Мария такая сумасбродка, что ей будет всё равно, если весь мир отвернётся от шевалье. Она открыла для него двери своего дома, только потому что так хотел Месье. Вот только… Между шевалье и ею может случиться интрижка. Скорее всего этого не избежать. А учитывая, что у Марии нашла приют её сестра Гортензия, сбежавшая от сумасшедшего мужа*, шевалье станет трудиться не покладая… Месье подумал грубое слово и нахмурился. День не задался с самого утра. По чьей-то неосторожности сундучок с его косметикой упал и всё в нём разбилось. Теперь Месье не мог даже нарумяниться. Эффиа это привело в великое расстройство, ведь он отвечал за вещи принца. Пришлось утешать маркиза и говорить, что всё пустяки. Однако это не пустяки. В глубине души Месье был в ярости. Всё в этом путешествии приводило его в ярость. И как всегда виновата Мадам. Из-за неё они все здесь! А шевалье там! Месье готов был расплакаться. Однако у него для себя даже минуты не было. Ему приходилось, как бы он себя не чувствовал, натягивать на лицо улыбку и, стоя рядом с королём, слушать приветственные речи очередного губернатора или почётных граждан. Людовик желал всем показать, что между ним и братом снова всё в порядке, а потому Месье должен был участвовать во всякой церемонии. А уж сегодня и вовсе важный день. Они наконец в Лилле. Король за обедом как бы невзначай скажет: "Мадам, Дюнкерк совсем рядом, вы можете оттуда отплыть в Дувр". Мадам скажет: "Сир?". А король: "Карл II мечтает увидеть вас". А Мадам: "Я буду счастлива, но только если у Месье нет возражений". Задача Месье произнести: "Никаких, Мадам". Очень хотелось ляпнуть "Ни за что" и посмотреть, как вытянутся их лица, но Мадам всё равно уедет, а Месье выходка может обойтись дорого. Его принудили к смирению, продемонстрировав, что бывает, если мешать планам короля. Утро он провёл, пытаясь прихорошиться. Щепал себя за щёки перед зеркалом, ведь его румяна разбились, кусал губы. Долго думал, какой костюм выбрать. А потом король захотел, чтобы Месье оказал любезность маркизе де Бельфон, жене губернатора Лилля, Дуэ и Орши, и поболтал с ней. Ведь маркизе пришлось временно покинуть свой дом, чтобы в нём с комфортном могла расположиться семья короля. Что ж, как угодно. Месье разговаривал с маркизой до самого обеда. К счастью, она не была столь же упряма и благочестива как её муж. Рассказала, что Лилль - сносное место для жизни. Но здесь всё ещё чувствуется влияние испанцев. Месье тоже мог бы кое-что рассказать маркизе Бельфон о Лилле. Здесь три года назад был ранен шевалье*. Месье так волновался за него, что велел перенести в свой шатёр. Так все узнали, что между ними любовная связь. Но вряд ли милой маркизе это могло быть интересно. А Месье воспоминание причинило лишнюю боль. Он отчаянно захотел увидеть шевалье, но вместо этого пришлось слушать, какие чудесные ярмарки бывают в городе. Когда пришло время обеда, Месье почувствовал волнение. Ему показалось, что язык его одеревенел, он не может даже шептать. Но то себя проявляли расстроенные нервы. Надо забыть хотя бы на час, как он ненавидит Мадам, как обижен на брата и что более всего хотел бы помешать их планам. По счастью, у него это получилось. Он дал своё согласие, как и было условлено. Людовик едва заметно кивнул ему в знак одобрения. После Месье получил от него новый сундучок с косметикой. Дамы во главе с мадам де Монтеспан прочесали город и купили всё, что только может принцу понадобиться. - Полагаю, качество оставляет желать лучшего, ведь это не Париж, - закатила глаза Монтеспан. – Но торговцы уверяли, что их кремы и помады помогают сохранить красоту до ста лет. Надо приглядеться к местным старухам. - Благодарю, дорогая Атенаис, - сказал Месье. - И поблагодарите за меня короля. - Нет-нет, непременно сделайте это сами, - возразила Монтеспан. Они были в спальне маркизы де Бельфон, отданной в распоряжение Месье и Мадам, но поскольку Мадам отбывает в Англию, она проведёт здесь только одну ночь – эту. - Не хочу его отвлекать, - стал отнекиваться Месье. - Мой друг, послушайте, - сказала Монтеспан, - вы только оказываете Мадам услугу, дуясь на короля. Ваша сила в его любви к вам. Месье мог бы возразить, что не очень-то король его любит, раз обрёк на разлуку с шевалье, но какой смысл в сотый раз говорить об одном и том же? Поэтому он просто перевёл разговор на другую тему. Ночью ему удалось сесть за письмо. Преодолевая себя, Месье благодарил госпожу Колонна за тёплый приём, оказанный шевалье. Очень мило, что она взяла шевалье под своё крылышко, потому что всюду его принимают крайне холодно. А ведь он самый близкий друг принца. Обожаемый, драгоценный, единственный, его сердце, его жизнь, его свет, его радость… Месье покраснел и разорвал бумагу. И начал писать заново. Мадам, лёжа в кровати, смотрела, как муж в порыве что-то строчит, а потом в другом порыве рвёт написанное. Наверняка пишет своему шевалье. Но сейчас Мадам не было до того дела. Скоро она увидит братьев, Карла и Джеймса. А также наверняка глупышку Монмута и принца Руперта. Скорее бы, скорее. Мысленно она уже была с ними. Жаль, не доведётся побывать в Лондоне. А, может, и не жаль. Мадам не увидит своими глазами те разрушения, которые причинил пожар*. Да и не была она уверена, что Лондон ей мил. Её отца обезглавили там, а после в городе бесчинствовал этот дьявол Кромвель. В любом случае она едет повидать не город, а людей, которых любит и которые любят её. Неважно, в каком месте они соберутся. Когда Мадам проснулась ранним утром, хоть это было неправильным словом, потому что она не спала, Месье лежал на другом краю постели, повернувшись спиной. Он явно собирался игнорировать сборы жены. Не пожелал ей хорошего путешествия и вообще не заговорил. Даже не спустился её провожать. Но Месье и не принуждали. В путь Мадам отправилась со свитой, включавшей в себя более двухсот человек. В Дюнкерке ждут корабли, которые доставят их в Дувр. Поскольку поездка для всех выглядела внезапной, к ней нельзя было начать готовиться заранее. Но Мадам пошла на хитрость, велев не распаковывать свои вещи, за исключением необходимых, ведь в Лилле двор пробудет недолго. Людовик, прощаясь, был очень мил с ней. Дал на расходы двести тысяч экю и шепнул, что позволяет ей задержаться в Англии дольше, чем условились. Наверняка Месье будет в ярости, ну и чёрт с ним. Королева и герцогиня де Монпансье тоже сказали много сердечных слов. Мадам, обняв их, села в карету. - Ах, Луиза, не верю, что всё взаправду, - сказала она мадемуазель де Керуаль*, ехавшей с ней вместе. Фрейлина улыбнулась в ответ и почесала за ухом спаниеля принцессы, которого держала на коленях. Месье велел его одевать, только когда всё успокоилось. От него ждали дурного настроения, но принц всех удивил. Даже не пытался вредничать. За ночь он пришёл к выводу, что довольно глупо с его стороны переживать из-за выдуманных им же измен шевалье. Но даже если шевалье побывает во всех койках Рима, это не имело значения. Он на свободе, его здоровье не вызывает опасений, он обеспечен деньгами – вот, что важно. Месье продолжит любить его в любом случае и сделает всё, чтобы вернуть во Францию. Кавалеры принца, набившись в спальню губернаторши, отметили, что Месье сегодня выглядит… почти весёлым. А вскоре выяснилось, что он не против поболтать, как в старые добрые времена. - Марсийяк, что с вами такое? – спросил Месье, заметив, что костюм маркиза в беспорядке. - Мне пришлось спать в телеге с сеном, ваше высочество, - мрачно ответил тот. – Иного пристанища я не нашёл. Кавалеры согласно закивали. В Лилле не хватало съёмного жилья для стольких придворных. Кому повезло, теснились на постоялых дворах. Сарай воспринимался как дворец. А те придворные, которые были менее расторопными, ночевали в каретах или прямо под небом, как Марсийяк. Хорошо, что в конце мая погода установилась тёплая и сухая. - Зато вы могли любоваться звёздами, - заметил Фуа. - Я бы предпочёл любоваться потолочными балками, - сухо ответил Марсийяк, которого проклятое сено всего искололо. Беврон слушал их с самодовольным видом. Капитан гвардии Месье всегда должен быть под одной с ним крышей. Поэтому Беврон не знал проблем с жильём. В столь же завидном положении был Эффиа. Он вообще ночевал в соседней с Месье комнате, на случай, если вдруг понадобится посреди ночи. - К счастью, скоро мы возвращаемся в Париж, - сказал Месье, надевая кольца из шкатулки. – Но досадно, что дорога назад будет столь же длинной. Иногда мне кажется, что я умру в пути и меня похоронят во Фландрии. - Это вряд ли, ваше высочество, - возразил Марсийяк. – Ваше тело доставят в Париж и захоронят в аббатстве Сен-Дени. Все поглядели на него как на идиота. - Внесу свою лепту в ваши жалобы, - сменил тему Эффиа. – Меня искусали комары. Неужели только меня? Кавалеры заявили, что не только его и принялись обсуждать ненасытность местных комаров. Эти твари, казалось, готовы выпить всю кровь до последней капли. Тема была пустячная, но Месье улыбался, а такого не было со дня ареста шевалье. Перед тем как повернуть назад, двор побывал в Сен-Венане, Берге, Дюнкерке и напоследок в Кале. Здесь короля поджидал маркиз де Круасси, французский посол в Англии. Также ему повезло быть младшим братом Кольбера. От Круасси все узнали удивительную новость. Карл II собирается разводиться со своей женой, которая не может иметь детей. У герцогини де Монпансье снова появился шанс стать королевой Англии*. Наверняка Карл будет просить её руки, ведь Монпансье невероятно богата, а ему всегда нужны деньги. Герцогиня не слишком-то радовалась. Всем королям и принцам она бы предпочла графа де Лозена. Оставалось надеяться, что Круасси ошибся в своих предположениях и бедняжка Екатерина Брагансская останется на своём месте. Месье сказал герцогине де Монпансье, что был бы рад за неё, это ведь чудесно герцогскую корону сменить на королевскую. Однако его главным образом заинтересовало слово "развод". Потому что без всякого сомнения для них с Мадам это единственный возможный вариант. Но она вряд ли согласится, а потому Месье хотел знать, по какой причине мог бы развестись с ней без её согласия. Но даже спрашивать о таком нужно осторожно. Какого французского аббата или епископа не спроси, тайну он хранить не будет, про кардиналов и говорить нечего, ибо дело слишком серьёзно. А ведь Людовик ничего не должен знать. Пусть думает, что Месье похоронил всякие мысли о разводе.