История без морали об изгнании и возвращении шевалье де Лоррена

Шевалье везли в Пьер-Сиз*, замок в окрестностях Лиона. Более всего в дороге он страдал от скуки. Хорошо, что карета была его собственная, то есть максимально комфортная. Внутри за ним присматривал юный граф д’Айен, а снаружи несколько десятков гвардейцев, как будто шевалье был опасным преступником. Поначалу граф старался говорить с арестантом мало, хоть и был неизменно любезен, отвечая на вопросы, но под конец путешествия уже болтал без умолку. Шевалье не знал, куда от него деться. Выходить из кареты разрешалось только, чтобы отлить. При этом шевалье всегда сопровождали гвардейцы. - Я справляю нужду, как король, - сказал он Айену, подразумевая, что Людовик XIV даже в столь интимный момент не остаётся в одиночестве. Юноша усмехнулся и тут же этому устыдился. Он должен такое пропускать мимо ушей, но Лоррен ему нравился. Он был красивый и остроумный, и как будто даже не боялся того, что едет в тюрьму. Шевалье в самом деле принял своё новое положение спокойно. Возможно, ещё не поверил до конца в то, что происходит. Но ему отчаянно не хватало Месье. Он постоянно вёл с принцем мысленный диалог. Рассказывал, что видит и воображал его ответы. - Смотрите! Замок! – однажды прервал один из таких диалогов Айен. Шевалье как раз не без остроумия жаловался Месье на убогость своих обедов и ужинов. Но он выглянул в окно и увидел громаду, с высокой скалы смотрящую на город и на своё отражение в Соне. Карета загромыхала по мосту через реку и шевалье вдруг сделалось страшно. В этом замке в железной клетке держали Жака д’Арманяка, также эти стены дали последний приют маркизу де Сен-Мару и Жаку де Ту, а после их отправили на плаху. - Неплохая компания, - пробормотал шевалье. – Может, и я войду в историю, а? - Что вы сказали? – спросил Айен. - Не обращайте внимания, - усмехнулся шевалье. – Привыкаю говорить с самим собой. Однако он говорил с Месье. Когда карета остановилась во внутреннем дворе замка, там уже ждал архиепископ Лиона, Камиль де Нёфвиль де Вильруа, который всем тут заправлял. На его губах играла ласковая улыбка, какой обычно не встречают арестанта. Но архиепископ был дядей маркиза де Вильруа. А тот успел отправить несколько писем, в которых просил обойтись с шевалье хорошо, ведь Лоррен не только друг Вильруа, он также объект горячий привязанности Месье и заключение этого не изменит. - Франсуа о вас самого лучшего мнения, - сказал архиепископ, когда гвардейцы уехали, передав шевалье местной страже. - Как и я о нём, - ответил шевалье. - Полагаю, вы умираете с голоду, - сказал архиепископ. – Вы окажете мне честь, если разделите со мной скудный ужин. По счастью, архиепископ скромничал. Ужин был выше всяких похвал. Или шевалье так показалось после еды, которую гвардейцы покупали у крестьян или в тавернах. За ужином шевалье пересказал архиепископу самые свежие придворные сплетни, а ещё заверил, что у короля нет лучшего друга, чем Вильруа. - Отрадно это слышать, господин де Лоррен, - архиепископ приятно улыбнулся. – Ну-ка, попробуйте этот пирог с мясом кролика и грибами. Из-за стола шевалье встал с полным животом. Архиепископ повёл его в камеру, непрестанно извиняясь, что шевалье придётся некоторое время провести в таком месте. Но без всякого сомнения он скоро вернётся ко двору. Тёмные лестницы и узкие коридоры угнетали. Но увидев своё обиталище, шевалье даже приободрился. Камеру явно готовили к его приезду. Здесь была кровать, а на ней чистые простыни. Здесь был стол и письменные принадлежности. Пара кресел. Сундук для одежды и белья шевалье. Ночной горшок. Таз и кувшин для умывания. Бритвы не было, но архиепископ пообещал, что к шевалье будет захаживать его цирюльник. Слугам отводилась соседняя камера, которая не будет запираться. Если шевалье что-нибудь понадобится, пусть крикнет стражнику и тот пустит к нему слугу. - Благодарю за тёплый приём, Ваше Преосвященство, - сказал шевалье. - Ах, не стоит, не стоит, - добродушно отозвался тот. Когда все вышли, слуги помогли шевалье раздеться и протёрли его давно немытое тело влажными полотенцами. Шевалье хотел перед сном написать Месье, чтобы рассказать обо всём случившемся, но кровать манила. С тех пор как его арестовали, он ел в карете и спал в ней, о кровати мог только мечтать, и вот, мечта сбылась. Какое это было блаженство вытянуться в полный рост. С приездом двора Месье в Виллер-Котре внимание всей Европы оказалось приковано к этому месту. Филипп Французский отказывается повиноваться своему брату. Вот это новость! Вот это скандал! Союзники Франции обеспокоились. Уж не назревает ли новая Фронда? Её враги обрадовались. Голландцы и вовсе стали думать, как можно будет использовать Месье. Даже при французском дворе вельможи, недовольные политикой Людовика, стали шептаться на схожую тему. Сам Месье никаких действий не предпринимал. Он ежедневно писал шевалье, который писал ему столь же часто. Их разделяло огромное расстояние, но каждый о другом знал всякие мелочи. Только это Месье и поддерживало. Он скучал безумно. Ему не доставало даже запаха шевалье. Он велел забрать в Виллер-Котре оставшиеся вещи шевалье и теперь частенько зарывался лицом в его сорочки. Но как назло они все были выстираны. Эффиа и Беврона беспокоило то, что Месье стал плохо есть и спать. Он был в одном шаге от болезни. Однажды Эффиа проснулся от того, что кто-то залез к нему под одеяло. Поначалу он решил, что это какой-то воспылавший страстью безумец, но тот позвал его по имени и Эффиа узнал Месье. - Антуан, это невыносимо, - прошептал принц. - Я знаю, ваше высочество, - в ответ прошептал маркиз. – Но постарайтесь вынести. Ради шевалье. Месье всхлипнул и Эффиа, притянув его к себе, ощутил, как сорочка пропитывается слезами. Эффиа поцеловал Месье в макушку и обнимал, пока тот не затих. Это случилось нескоро. Месье надо было выплакаться, он ведь не позволял себе этого с момента ареста шевалье. С тех пор Месье каждую ночь проводил с Эффиа. Секса между ними не было. Месье просто нужно было тепло маркиза и его участие, и возможность поговорить с ним о шевалье. Но Беврон этого не знал, а потому очень возмущался, когда Эффиа затворял за собой двери спальни Месье и оставался там до утра. До поры до времени он возмущался только про себя, но однажды не выдержал и подкараулил маркиза, чтобы всё высказать. - Подло вот так пользоваться состоянием его высочества, - Беврон скрестил руки на груди и сурово глядел на маркиза. Они стояли в длинной галерее, которая сохранила убранство 16 века, а из окон лилось зимнее солнце. Жаль, думал практически каждый прибывший с Месье придворный, что в Виллер-Котре они оказались зимой. Летом здесь наверняка настоящий рай. Замок был окружён парком, а за парком простирался огромный лес. - О чём вы говорите, мой дорогой? – притворно удивился Эффиа. - Вы надеетесь вернуть себе былое положение, - сказал Беврон. - Вернуть? – заморгал Эффиа. – Разве я его утратил? Мне кажется, вы что-то попутали. Может быть, вам приснился сон, а вы приняли его за явь? - Все в курсе, что вы снова спите с Месье, - Беврона уже тошнило от двуличности маркиза. Не будь этот несносный Беврон человеком шевалье, Эффиа отбил бы у него всякую охоту вмешиваться в дела, которые его не касаются, но Беврон вполне мог нажаловаться шевалье, а тот по возвращении устроил бы Эффиа головомойку. Поэтому приходилось терпеть невежу и быть с ним притворно любезным, благо сарказм он не улавливал. - Мой дорогой, спать – не значит трахаться, - улыбнулся маркиз. – Не отрицаю, мы с его высочеством лежим в одной постели, но всё настолько невинно, что даже праведник не сумел бы придраться. Месье плачет каждую ночь, а я убеждаю его, что шевалье обязательно вернётся. Вот чем мы занимаемся в темноте. Беврон не знал верить ему или нет. Он продолжал смотреть на Эффиа, словно надеясь, что у того на лбу появится ответ. - Вы извините меня, я должен идти, - сказал маркиз, - хотя молчать в вашей компании одно удовольствие. Да и галерея такая красивая. Столько удовольствий разом: и глазам, и ушам. И Эффиа направился прочь, скорчив гримасу. То, с кем спит Месье, волновало не только Беврона. Это также волновало иностранных послов, которые съезжались в Виллер-Котре, чтобы убедиться, что Мадам жива и здорова. Мадам каждому жаловалась, что Месье с ней отказывается разговаривать и спать. Это было правдой. Месье даже смотреть на жену не мог, не говоря уже про остальное. Он был убеждён, что к аресту шевалье привели её интриги, хотя Мадам продолжала всё отрицать. - Я очень хочу, чтобы шевалье вернулся, - говорила она послу Венецианской республики. – И было бы неплохо, чтобы король дал моему мужу место в королевском совете. Мои собственные дела перестали меня заботить. Месье так страдает, только каменное сердце может остаться равнодушным. - Ваше сердце, безусловно, самое чувствительное из всех, - любезно сказал посол, но даже на секунду не поверил Мадам. Вскоре приехал Кольбер. Его задачей было убедить Месье вернуться. Король порядком устал оправдываться перед другими государями, а прежде всего перед Карлом II, и уверять, что Месье просто так дуется. Мадам в порядке. Договор между Францией и Англией будет подписан. Франции не грозит новая смута. Власть Людовика сильна как никогда. А Месье… По складу характера он не интриган и скоро заскучает в провинции. - Ваше высочество, прошу вернитесь, - сказал Кольбер, когда уединился с принцем в его кабинете. – Это я говорю вам не как посланник короля, а как ваш друг. - Я вернусь, если мне вернут шевалье, - сухо ответил Месье. – Только в этом случае. - Его величество охотнее пойдёт на это, если вы проявите покорность. - Господин Кольбер, вы можете не тратить слова и время, мой ответ останется неизменным. - Поймите, вы только вредите себе… - всё равно пытался Кольбер, ведь у него был приказ короля. - Господин Кольбер, вижу, никто не воспринимает меня всерьёз, - начал закипать Месье. – А потому придётся идти на крайние меры. Я запрещаю Мадам ехать в Англию. Этот дурацкий договор меня не волнует. Меня всегда держали подальше от политики, а потому я не в силах понять, насколько он важен. Кольберу хотелось схватиться за голову, но он только вздохнул. Похоже, ему придётся поселиться в карете. Ещё очень долго он будет ездить из Сен-Жермен-ан-Ле в Виллер-Котре и обратно. - Ваше высочество… - Полагаю, до скорой встречи, господин Кольбер. Месье, не глядя на министра, вышел из кабинета. Ещё свежо в памяти было то, как он, почти скуля от отчаяния, писал Кольберу. Молил заступиться за шевалье. Но министр отделался вежливыми фразами. "Мне так жаль… Его величество вас любит… Поведение шевалье было несколько дерзким…". Людовик XIV невозмутимо слушал доклад Кольбера. При этом присутствовал и маркиз де Лувуа. - Что ж, - сказал король, - иногда доброта бывает напрасной. Господин де Лоррен скорее гостит у архиепископа Лиона, нежели отбывает заключение. Без всякого сомнения это он внушил моему брату подобное упрямство. - Но в их письмах об этом ни слова, сир, - заметил Лувуа. - Возможно, есть некий шифр, - сказал Кольбер, чем заслужил неприязненный взгляд маркиза. - Пусть господина де Лоррена переведут в замок Иф, где ему и подобает быть, - проигнорировал их король. – Отныне ему запрещается держать слуг, а также получать и отправлять письма. Лувуа мысленно чертыхнулся. Но спорить с королём сейчас себе дороже. По нему не скажешь, но он в ярости. - Будет исполнено, сир, - ответил Лувуа. Тем же днём гвардейцы, которые только-только вернулись из Лиона, снова отбыли туда. В их числе был граф д’Айен. Он грустил, что свидание с возлюбленной дамой снова переносится на неопределённый срок. Несмотря на ссору короля и его брата, жизнь при дворе шла своим чередом. Людовику как будто было всё равно, что Месье злится на него. В Старом дворце устраивались лотереи, состоялась премьера балета "Блистательные любовники", играли в карты. Однако в душе короля поселилось беспокойство. Он не знал, какие у Месье замыслы. Вскрывалась вся переписка принца, а также его кавалеров, но в письмах ничего особенного не было. Однако это ничего не значило. Месье в оборот могли взять умелые интриганы, которые знали, как сообщаться, чтобы никто ничего не заподозрил. Людовик просыпался с этой мыслью и засыпал с ней. Она подтачивала его изнутри медленно, но верно. Более всего он сейчас желал, чтобы Месье вернулся и между ними всё стало как прежде. Но возможно ли это после того, как Людовик велел перевезти шевалье де Лоррена в замок Иф? Филипп ведь не захочет понять, что король вынужден был поступить именно так. Поддайся он шантажу брата, заговорили бы о его слабости. Такие мысли не позволяли королю сосредоточиться на репетиции. Завтра он вновь танцует в "Блистательных любовниках" и всё должно пройти идеально, как и в первый раз, но король ошибался и падал, будто впервые исполнял эти движения. - Господа, - сказал он маркизу де Вильруа и графу д’Арманьяку, которые помогли ему подняться после очередного падения, - прошу вас заменить меня завтра. Разделите между собой роли Нептуна и Аполлона*. Вильруа и Арманьяк переглянулись. Король не лишил их своей дружбы, хотя Арманьяк приходился шевалье братом, а Вильруа – хорошим приятелем. Вот и сейчас он оказывает им честь. Но странность ситуации бросалась в глаза. Людовик был одним из лучших танцоров при дворе. Ему по силам было то, с чем другие не могли справиться. Если сейчас король так сдал, как же сильно он страдает? Арманьяк тоже себе места не находил от беспокойства за шевалье, как и Вильруа, но они продолжали танцевать без особого усилия. Король высвободился из их рук и с достоинством покинул репетиционный зал.